Через мегафон начали что-то орать. От крика Иншалла сержант поморщился. Отдал телефон чернокожему сержанту, который теперь был CO здесь.
– Тебе позвонят, как только парни приземлятся здесь. Капитан Аллен или полковник Герцог. Доложишь им, что здесь происходит.
– Сэр, я должен идти с вами.
– Ни хрена ты не должен идти, сынок. Твой долг – командовать этими людьми.
– Проклятье, я не могу допустить, чтобы вы шли на смерть!
Ганнери-сержант покачал головой.
– Это не смерть, парень. Если о тебе помнят люди, которых ты спас, – это не смерть. Это – бессмертие.
…Белый флаг сделали из остатков белой рубашки, оторвав залитые кровью части. Самодельное взрывное устройство с детонатором от гранаты сержант спрятал в… ботинке. В каждом из ботинок они специально выдолбили, сколько могли, пространства, положили туда взрывчатку и детонатор от гранаты. Самый обычный, с кольцом. Если снять ботинок и дернуть кольцо – ботинок превратится в гранату, которую можно будет забросить в боевое отделение танка. Сержант хорошо знал, что у советского «Т-72» – снаряды находятся в автоматизированной укладке и взрыв в боевом отделении, очень вероятно, приведет к взрыву боекомплекта. Тогда танк не будет угрожать посольству, да и все эти бородатые десять раз подумают перед тем, как подгонять другой.
Уважение, утраченное за все эти двадцать безумных лет, надо восстанавливать. И нет никакого пути, кроме этого.
На руке сержант Брезер прикрепил клейкой лентой «Глок-26», самый маленький пистолет из тех, что нашелся в посольстве.
* * *Как только они вышли на улицу, сержант и его переводчик, молодой парень из визового отдела, обостренным чутьем Брезер понял, что дело неладно. Что-то изменилось – у грузовика-самосвала совещались десятка два человек, причем совещались нервно, размахивая руками и что-то крича. Чуть в сторонке стоял внедорожник, старая «Тойота Ленд Крузер», из окна которого торчал черный флаг, и около него тоже стоял бородач и что-то говорил по сотовому телефону. Напряжение буквально скопилось в воздухе, вися грозовой тучей.
– Кто будет со мной говорить? – спросил сержант.
Сначала на него даже не обратили внимания. Потом от грузовика подбежали двое.
– Ти, кяфир. Не хочешь по-хорошему, по-плохому сделаем. Танком земля сровняем!
– Позови амира, – сказал сержант, – я не буду с тобой разговаривать. Только с амиром.
Бандиты могли не купиться, но купились. На Востоке очень много внимания придают старшинству, и если позвали старшего – надо звать. Иначе может получиться так, что за старшего ты выставляешь себя, а вот за это уже придется отвечать…
Подошел тот самый бородач от «Тойоты».
– Ты кто? – спросил он.
– Ганнери-сержант Корпуса морской пехоты США Ричард Брезер, – представился Брезер. – Назови свое имя.
– Мое имя тебе ни к чему. У тебя десять минут, чтобы сдать эту… – бородач махнул рукой в сторону посольства, – иначе мы тут раз… все. Танк видел? Десять минут – и он от вас камня на камне не оставит.
– Придется отвечать, – возразил сержант.
– Мы вас больше не боимся. Время куфра прошло, все больше и больше людей принимают шариат и присоединяются к нам в джихаде. Вы слабые. А мы сильные. Если хочешь, чтобы женщины остались в живых, – сдай здание. Если нет – всех принесем Аллаху.
– Тебе придется отвечать перед Аллахом Всевышним за то, что ты тут творишь.
Бородач нахмурился.
– Что ты знаешь об Аллахе, кяфир? Ты недостоин даже произносить Его имя.
– … А если вы заключили договор с неверными, то исполните его до срока, поистине, Аллах не любит преступающих.
Сержант посмотрел на часы.
– У меня есть еще пятнадцать минут. Или ты правоверный только на словах?
Но пятнадцати минут не потребовалось – не потребовалось даже минуты. Справа ударила пулеметная очередь, затем еще одна.
– Русские! – заорал кто-то.
Ганнери-сержант сдернул пистолет вместе с кожей и открыл огонь. Пистолет уступает автомату во всем, но не расстоянии в два фута. Первым получил пулю в грудь бородач, сержант успел схватить его и дернуть вперед.
Замерев как мышь, ганнери-сержант Брезер ждал, пока над ним грохотала перестрелка. Он учился у спецов, мастеров своего дела, и те учили его: попал в мясорубку, притворись мертвым. По мертвым никто не стреляет. Стреляют по живым.
Он слышал грохот пулеметов и автоматов, отрывистый стук автоматической пушки где-то справа – как отбойным молотком, только громче. Дикие крики «Аллах акбар!» и что-то на местном – обрывавшиеся в грохоте очередей. Что-то взорвалось, и его окатило жаром. Потом еще что-то взорвалось. Осколки били по асфальту и по телу бородатого ублюдка, которым он прикрывался. Это была настоящая бойня.
Через несколько минут бой утих, перемещаясь дальше, послышался рокот моторов, царапающий звук гусениц по асфальту. С грохотом и свистом над ними прошел вертолет. Потом по асфальту застучали сапоги, снова загремели очереди – очевидно, солдаты рассредоточивались по периметру.
– Ведите бээмдэшку за танк! – заорал кто-то. – Сожгут нахрен!
Гусеницы были совсем рядом, и Дик Брезер решил, что не стоит ждать, пока ему не отпилит ими ноги.
– Движение!
Топот ног, рывок, опаленное автоматное дуло, смотрящее прямо в лицо.
– Я свой… – сказал ганнери-сержант по-русски одно из того немногого, что знал, – я друг. Я – друг…
– По-русски базарит, товарищ старший сержант.
– Давай его за машину, разберемся. Руки связать…
* * *– Сэр! Сэр!
Сэммел, который обыскивал карманы трупа, лежа рядом с ним и им прикрываясь от возможного огня с улицы, повернул голову.
Французский парень, буровик по имени Жан, с победным видом показывал ему автомат «АКМС», который он извлек из-под трупа. Упав, боевик навалился на автомат – и его не забрали, и труп вытащить тоже не смогли.
Сэммел показал большой палец:
– Продолжай в том же духе.
– Так точно…
– Угроза справа! – крикнул Шульце, прикрывавший их на правом фланге с автоматом, в котором еще что-то оставалось.
– Залечь! Не шевелиться!
Они залегли, прячась за трупами, за брошенными и сгоревшими машинами, за чем попало, только бы выжить. Никто из них не поднимал голову и не видел драмы, разыгрывающейся на улице. Там появились два большегрузных трака, «КамАЗ» и какой-то китайский, они шли на большой скорости в сторону отеля, и белых флагов с черной шахадой на них не было. Водитель головного с грохотом снес преграждавшую ему путь сгоревшую микролитражку – и в этот момент грузовик, в кузове которого было полтора десятка вооруженных людей, догнала ракета комплекса «Вихрь». Грузовик вспыхнул, катясь по инерции, второй врезался в него, водитель, крича от ужаса, пытался отвернуть и не смог. Вторая ракета попала во второй грузовик, а несколько очередей «ОФЗ» завершили дело.
Оставшиеся в живых – а таких было очень немного – бросились бежать. Вертолеты с рокотом прошли над проспектом, щедро разбрасывая тепловые ловушки. Это были не «Ми-24», легендарные «крокодилы», а какие-то другие, похожие на «Апачи». Самим своим появлением они громко заявляли всем о том, что власть в городе в очередной раз сменилась.
Потом они услышали рокот моторов и лязг гусениц. Небольшие, юркие машины с развернутыми «елочкой» стволами автоматических пушек шли по городу, облепленные десантом. На головной машине был незнакомый, синий с зеленой полосой и золотистым парашютом в центре, флаг.
Мятежа хватило только на четверо суток.
По согласованию с штаб-квартирой НАТО в Брюсселе Россия «взяла» этот конфликт на себя. Утром на третьи сутки мятежа в Душанбе началась высадка частей девяносто восьмой дивизии ВДВ. Уже к концу четвертого дня сопротивление в городе было подавлено, ваххабитские банды и перешедшие на сторону ваххабитов части таджикской армии, полиции и Министерства безопасности отступили на юго-восток по направлению к Горному Бадахшану и в Каратегинскую долину. С баз в Кыргызстане и Казахстане по отступающим боевикам наносились ракетно-бомбовые удары.
Силами МЧС и как-то сорганизованных местных жителей начали разбирать завалы и собирать трупы. Несмотря на то что боевикам удалось продержаться в городе всего четыре дня, совершенные ими зверства не имели никакого разумного объяснения. Ворвавшись в достаточно цивилизованный город, с современным жильем, больницами, школами, высшими учебными заведениями, террористы, в основном из Афганистана, с присоединившимися к ним уголовниками, наркоманами, деклассированными элементами, не имеющей работы молодежью из сельских районов с сатанинской жестокостью стали уничтожать все, что хоть отдаленно напоминает о цивилизации. Убили всех учителей, которых смогли найти, за то, что учили не шариату. Убивали врачей – этих меньше, потому что бандиты тоже болеют, но тоже убивали. Убивали парикмахеров, чтобы не брили бороды. С особой жестокостью убивали всех, кто не носил бороду, был одет по-европейски, не мог навскидку продемонстрировать свое знание Корана. На улицах останавливали мужчин и требовали снять штаны, кто не был обрезан – зверски убивали на месте. Массово насиловали женщин, детей, что по местным меркам служило основанием для кровной мести и изничтожения рода обидчиков под корень. По свидетельствам выживших, в бандах большинство из тех, кто отдавал приказания, не говорили по-таджикски вообще. Как только пришли русские, некоторых из боевиков, не успевших скрыться, разорвали местные жители, прямо на улице.
Проблема была в том, что ничто из этого – ни мятеж, ни его подавление – не улучшило жизнь местных ни на йоту. И не могло улучшить. А что надо было делать для того, чтобы жизнь хоть немного улучшалась, никто не знал…
* * *За действия в Душанбе Сэммел, Брезер и еще полтора десятка контрактников и гражданских получили награды. Их наградили медалью гражданской службы в Глобальной войне с терроризмом. Военной медали им не полагалось – они не были военными. Впрочем, у Сэммела военная медаль за GWOT уже была…
Россия, Югра. Сургут. 11 мая 2020 года
Железнодорожный мост южнее города восстановили только вчера, он сильно пострадал от взрыва зимой. Поезда шли один за другим – железнодорожный путь был самым дешевым здесь, и транспортные операторы старались завезти как можно больше грузов до того, как мост опять взорвут. Крайний взрыв моста был пятым по счету, террористы рассчитывали на то, что город невозможно будет снабжать и он обезлюдеет сам по себе. Расчет был ошибочным – они не учли то, что Северный морской путь теперь работал круглый год и перевозки можно было делать и по морю, разгружаясь в северных портах. Возможно, именно ту группу, взорвавшую мост, уничтожил с воздуха тяжелый штурмовик, когда та попыталась от отчаяния напасть на крупный и хорошо прикрываемый конвой, идущий по зимникам от северных портов. Отчаяние и злоба – вот то, что двигало обеими сторонами в затянувшейся войне, когда те из последних сил, забыв даже о подобии правил, наносили друг по другу удары. В этот раз повезло «белым». Двадцать два человека, в их числе двое особо разыскиваемых за терроризм. Еще несколько лет назад это был бы отличный результат – сейчас его никто отличным не считал. Будут новые акции, мост снова взорвут, вопрос в том, когда именно. А пока не взорвали, надо было успеть, поэтому поезда шли в ускоренном порядке…
В числе прочих – на первом пути – разгружался пассажирский поезд. Он был старым, темно-зеленым, а не красно-белым, как новые поезда, побитым временем и дорогами. Восемнадцать плацкартных вагонов, прицепленных к «быку», то есть к грузовому локомотиву, – сейчас на это всем было плевать, лишь бы вез. Устало вздохнув после долгой дороги, лязгнув всеми своими стальными сочленениями, поезд встал напротив вокзала, и сотрудники служб безопасности, одетые в одинаковые, сине-красные, хорошо заметные спецовки, с резиновыми палками в руках и пистолетами в кобурах, бросились к своим вагонам.
– Выходим! Б… выходим! Становись!
Отстающих подгоняли тычками дубинок. Дубинками же подравнивали одинаковую, черную, вонючую людскую массу у вагонов. Не хватало только собак – а так картина маслом: «Встреча железнодорожного этапа». Никто из тех, кто работал на разгрузке многочисленных составов, не обращал на сие действо никакого внимания – уже привыкли…
Путь этого состава – далеко не первого, и уж точно не последнего – начинался в Караганде. Этот город в Северном Казахстане был последней точкой, где еще сохранялось некое подобие порядка, дальше была зона чернейшего беспредела. В Карагандинской области были многочисленные лагеря беженцев, и там же был крупнейший в СНГ рынок живой силы. Такие рынки были характерны для многих независимых стран бывшего СССР… они были в Кыргызстане, в Узбекистане, в Таджикистане… нищие и безработные люди собирались в определенных парках или на определенных пустырях города, чтобы наняться хоть за сколько-то. К тем, у кого были деньги, на любую работу.[29] Сейчас денег не было ни у кого, чтобы нанимать, люди существовали на гуманитарке и на том, что удавалось вырастить в продуваемой жестокими ветрами казахской степи. Но деньги были у нефтяных компаний – и в своем стремлении сократить операционные расходы и порадовать акционеров отличными цифрами в квартальных рапортах менеджеры нанимали на черные работы не местных жителей, а «черную силу». Их так и звали «черные», работа для них была «черная», и каждый менеджер, скажи ему «вот эта работа – черная, а здесь – белая», отлично понимал, на какую работу кого ставить. Эти люди жили на казарменном положении, в построенных из быстровозводимых материалов бараках, они подсыпали дороги, выполняли примитивные работы по строительству, самых смышленых иногда ставили на святое – на добычу. Если на юге резали людей только из-за их национальности, то здесь национальность «черных» никого не интересовала, у них не было даже имени – только бирка на спецовке с порядковым номером, который любой черный должен был знать наизусть. Кормили их самым примитивным образом, впрочем, для тех, кто голодал в лагере беженцев, пятилетней давности мороженая кенгурятина была настоящим лакомством. Поскольку все в той или иной мере знали русский язык, разговаривали с ними на русском и отвечать они обязаны были только на русском. Их мнение по этому поводу никого не интересовало – кто протестовал, тот лишался всего заработанного и получал лишь билет в обратный путь. Сроки вахты были по шесть и по двенадцать месяцев, соответственно – длинная и короткая вахта. Тот, кто соглашался на длинную, имел право переводить деньги семье раз в квартал. На короткой – деньги выплачивались в самом конце вахты. Наличкой деньги не выплачивались – впрочем, и покупать было особо нечего. Кое-какие продукты и вещи выдавались за усердие в работе бесплатно.
– Становись! Встать! Встать! – охранники обрабатывали тех, кто выбивался из строя дубинками. – Мюллер, этап построен!
Мюллером звали бригадира охранников. Детина быковатого вида, он досиживал очень долгий срок по целому букету тяжких статей, когда страны вдруг не стало, а стало вместо нее то, что и было, когда он уходил на зону. Даже круче.
И он обнаружил, что такие, как он, нужны по-прежнему.
– Так…
Бандит прогуливался вдоль строя, держа в руках привычное помповое ружье.
– Салам алейкум…
Ответного приветствия не было. Бандит коротким, резким движением ударил ребром ботинка одного из стоящих гастарбайтеров по подъему ноги, а когда тот согнулся, добавил коленом в лицо. Гастер рухнул на снег.
– Значит, слушать сюда, чурки! – с нарочитой ленцой в голосе сказал он. – Я Мюллер. По понятиям – козырный фраер, но вас эти понятия не касаются.
Несмотря на то что Мюллер мог обозвать себя и вором, он не сделал этого. Власть воров, власть зоны – одна из тех немногих властей, что еще существовала здесь, в этом мерзлом краю. Но и она уже отступала под натиском фанатиков. Кровавой бойни, которая развернулась на выходе из зон, российский криминальный мир не знал с тех пор, как закончилась послевоенная «сучья война», когда на зону потоком пошли бывшие военные, не признающие прав воров, и бывшие воры, перекрасившиеся в «автоматчиков». Воры медленно отступали под натиском исламского безумия, взращенной на зонах новой поросли джихадистов, но позиции свои пока держали. И получить заточку в спину только из-за того, что короновал себя неположенным рангом, Мюллер не хотел.
– Правило только одно – пахать и не питюкать! Всем ясно? Кто не вышел на работу – не получит жраки, ясно? Кто будет возбухать на бригадира – получит прописку. Кто будет возбухать на меня… – Мюллер помолчал, чтобы было еще страшнее. – …кончим и на скоромогильнике закопаем. Рядом со свиньями. Ферштейн, чурки?!
Гастарбайтеры не отвечали. Мюллер шагнул к одному из них вплотную.
– Ферштейн? Писари фоиша.
Не получив ответа, Мюллер ударил гастарбайтера под дых и, решив, что достаточно, зашагал к своему Патрулю.
– В машину их! Черти…
* * *Дальнейший путь гастарбайтеров был хорошо известен.
Как и во всех республиках Средней Азии, в Югре появился мардикор-базар, нечто среднее между биржей труда и рынком рабов. Он находился на стоянке и в здании кафе «Кавказ», которое держали, естественно, кавказцы. Если раньше тут скапливались дорогие иномарки, то теперь было не продохнуть от вони тяжелых дизелей. Для перевозки гастарбайтеров использовались тяжелые самосвалы с наращенными бортами, в основном китайского производства. Покупать специальные машины и автобусы дорого, сойдет и так. Рынок перевозок кавказцы здесь держали и до того, как все это началось, – просто, как только началось, освоили новый вид бизнеса. Весь рынок гастарбайтеров без исключения держали кавказцы. Когда некоторые люди из Средней Азии попытались воспротивиться этому, их тупо убили. Убили и Нину Валерьевну, пожилую пенсионерку, помнившую еще, как по комсомольской путевке сюда приезжали молодые, осваивали этот край. Когда она попыталась возмутиться ревом моторов и облаками выхлопных газов днем и ночью, один из хозяев грузовиков, молодой подонок двадцати шести лет от роду, буднично шагнул вперед и ударил Нину Валерьевну гаечным ключом по голове. Когда старушка, не понявшая, что власть сейчас совсем другая, упала – остальные заржали…