Второй, молодой плотогонщик, в какую-то долю секунды колебнулся испугался направленного на него пистолета и, вместо того чтобы броситься на Хоакина и в прыжке попробовать смять его, повернул к борту плота. Это его и погубило. Первая пуля попала ему в шею, вторая хлестнула по правой ноге, и он свалился в воду. Дети услышали крик и шумный всплеск воды от человеческого тела, упавшего с плота.
Хоакин, пока стрелял в людей, чувствовал себя как бы вне времени и пространства. Когда первое напряжение прошло, он услышал протяжный крик сестры:
- Хо-о-а-а-кин!
Он оглянулся и увидел, что она сидит на плоту, закрыв лицо руками, рыдает и кричит.
Какое-то движение впереди заставило его посмотреть туда, где корчился со своими ранами пожилой плотогонщик. Тот наклонился вперед, и то ли он собирался ползти вперед прямо на Хоакина, то ли это было просто подергивание раненого тела, но Хоакин не стал ждать инициатив со стороны раненого. Он поднял пистолет и поддержав его другой рукой, выстрелил ему прямо в голову. Тот откинулся навзничь, у него подвернулась одна нога, и рухнул на палубу плота.
Воцарилась тишина. Хоакин посмотрел на сестру. Та, зажав рот рукой, смотрела на него. Посидев так несколько минут молча, они услышали лишь слабый плеск совсем крошечных волн о борта плота. Ветра почти не было, но плот продолжал плыть вперед.
ДОПРОС ХУАНЕЛО
...Перед допросом Хуанело Брэдли прочитал последние телеграммы информационных агентств, они не содержали ничего нового. Сообщалось примерно следующее:
"Редакциям газет. Ждите сенсацию о кубинских рыбаках, разоблачения режима на Кубе. Готовится суд над экипажами 4 кубинских рыболовецких судов, задержанных в американских водах. Ждите заявлений кубинских учеников-практикантов. Оставьте место для фото".
- Твое имя Хуанело? - приступил к делу Брэдли, когда ввели к нему кубинского подростка.
- Да, Хуанело.
- Ты хочешь остаться здесь?
- Нет.
- Товарищи тебя покинут, если ты будешь настаивать на возвращении домой.
- Неправда.
- Ты давно знаешь капитана своей "Ламбды"?
- Несколько дней, с тех пор как попал на это судно.
- А раньше не знал?
- Нет.
- Ну, что-то слышал о нем? Раньше он рыбачил?
Хуанело посмотрел на Брэдли и подумал: "Что ему надо от меня? Какое мне дело до капитана, рыбачил он раньше или нет?".
- Не знаю.
Брэдли нужно было узнать все, что можно, об этом капитане. Подозрение вызывал тот факт, что этот капитан высадил ночью одного подростка - Хоакина - на другое судно. Но на других судах его не оказалось. Куда же высадил Хоакина ночью капитан? Совсем на другое судно, и оно ушло совсем к другим берегам? Не связано ли это с наркотиками? Эти и другие вопросы интересовали Брэдли. Но практиканты были чистосердечны и искренни на допросах, и американскому агенту ничего больше выяснить не удалось.
...Возбужденные перипетиями дня, ребята в ту ночь уснули поздно. Не спал один Армандо. Он понимал, что все складывается неблагоприятно, и он, самый сильный и решительный из ребят, ничего не мог предпринять.
Армандо ворочался, вставал, ходил. Вспоминал свою жизнь, думал о старшем брате, о сестре, о том, как она погибла.
Жили они в Сантьяго-де-Куба, на одной из кривых улочек, спускавшыхся круто с холма к широкой, богатой улице Троче.
Солнца на улицах Сантьяго-де-Куба много, так много, что люди предпочитают прятаться в тени. Воздух чистый. И его тоже много. Есть и вода, напиться можно бесплатно. А вот кусок хлеба, даже маленький, стоит денег. А ведь маленький кусок хлеба может утолить голод. Но чтобы его получить, нужно иметь работу, а работы не хватает не только для женщин, но и для мужчин.
Иоланда - так звали сестру Армандо - была хрупкой девушкой с тонким бледным лицом. Киоск, где она работала в последнее время, находился в холле гостиницы "Каса гранде". Иоланда продавала изделия местного кустарного промысла. Редко-редко подходил к ней гость отеля и покупал какую-либо безделушку. Сестра получала небольшой процент с проданной вещицы. Этого было, конечно, очень мало. Братья вовсе месяцами почти ничего не могли заработать. Приходилось голодать.
Иоланда совсем отчаялась. Стала встречаться с матросами. Это её и погубило: она заболела венерической болезнью. С каждым днем на душе у неё становилось все тяжелее.
Братья проводили в порту целые дни в поисках работы. Однажды им повезло. Они получили работу на погрузке японского парохода. Работали день и остались ещё на ночь, чтобы принести домой больше денег и вылечить Иоланду.
В ту ночь в доме Иоланда осталась одна.
Но утром, когда братья, уставшие, но довольные тем, что им удалось заработаь, подошли к дому, из него соседи выносили тело Иоланды. Их сестры. Она покончила с собой...
После гибели сестры братья решили помогать друг другу во всем. Армандо до боли в глазах смотрел на решетку в окне, сквозь которую были видны звезды, и перебирал в памяти события последних дней...
Армандо резко поднялся с пола: в полуметре от него прямо по ногам спящих товарищей спокойно прошествовала большая серая крыса.
- Мерзкая тварь! - с негодованием прошептал Армандо, не решаясь крикнуть или запустить чем-нибудь в крысу, чтобы не разбудить товарищей.
Крыса прошуршала по полу, ловко вспрыгнула на стену и исчезла в окне.
Армандо долго не мог уснуть. А когда заснул, увидел кошмарный сон. На другой день он пытался вспомнить, что ему снилось, но так и не смог.
И ВСЕ-ТАКИ
Время шло медленно, и все, что происходило, оборачивалось против ребят. В ожидании своей дальнейшей судьбы они сутками валялись на матрацах. Спать никому не хотелось. Хуже всего неизвестность! Когда что-то делаешь, не так тяжело. А что делать здесь? Сидеть? Лежать? Разговаривать? О чем? Только о том, что надо держаться и настаивать на своем, не сдаваться, что бы ни случилось, а случится, видно, может ещё много плохого. Так думали все.
Наконец тишину нарушил Эмилио и предложил рассказать о себе, о своей прежней жизни.
Живет он в провинции Пинар-дель-Рио, на самом краю кубинской земли, там, где берег круто уходит в океан. Здесь и пейзаж иной, чем в центральной Кубе.
Исчезают пальмы. Позади остаются нависшие над горизонтом скалы далеких предгорий. Здесь выращивают самые лучшие сорта кубинского табака. Пропадает колючая проволока, ограждающая пастбище. Вместо проволоки - высокие шесты, на которых на многие сотни метров растянуты белые полотнища.
Это ограждение плантаций табака от знойных ветров и солнца. Их так много, что кажется, вся местность окрест плывет куда-то, поскрипывают шесты, полощется на ветру белая ткань. И пристанищем этого буйного разгона вдруг становится лобастый взгорок с разноцветными крышами домов, с рубиновыми бусами ярких цветов у каждого дома, а чуть поодаль высится единственный великан этих мест - лавровое дерево - причудливое переплетение мощных корней, дающих жизнь трехметровому стволу в обхвате. В краски природы здесь удачно привнесены другие, созданные человеком: голубые, белые, розовые, кремовые стены одноэтажных и двухэтажных коттеджей. Это поселок для крестьян и рабочих местного хозяйства...
Рассказ Эмилио прерван. Раздается лязг ключей в замочной скважине.
В дверях появляется тюремщик. Он останавливается в дверном проеме и равнодушно смотрит, затем поворачивает голову назад и смотрит вдоль коридора: кого-то ждет. Слышны приближающиеся к камере шаги. Тюремщик отходит в сторону. В дверях появляется человек.
Радостные возгласы ребят:
- Капитан?! Это вы?!
- Да, это я! - Капитан устремляется к ребятам. - Как вы себя чувствуете? Все ли здесь?
- Все! - отвечает Хуанело.
- Я пришел сообщить вам радостную весть: мы свободны! Янки разыграли комедию суда, взяли штраф с капитанов судов. Штраф ни за что: им хочется как-то оправдаться, сделать хорошую мину при плохой игре. Нас отпускают!
Покидая тюрьму, ребята невольно оглядывались. До железных ворот их провожал тюремщик.
Через два часа после освобождения они снова были на "Ламбде". Никто не повернулся и не помахал на прощанье негостеприимному берегу. У всех было одно желание: скорее в море, скорее домой!
Берег стал медленно-медленно удаляться от кормы, все дальше и дальше. Вот и открытое море. На "Ламбде" идет приборка. На палубу выходит капитан. К нему подбегает возбужденный Армандо.
- Капитан, все вещи пропали!
- И рацию испортили, - добавляет капитан, - но мы получили свободу.
...Капитан сообщает ещё одну радостную весть: рацию удалось восстановить.
...Скоро Гавана. Где же она? Когда покажутся её небоскребы? Когда они, безликие вдали, как бы застывшие среди безбрежного океана, вдруг начнут расти на глазах и город появится весь, как в сказке?
Первым увидал Гавану Маноло.
- Смотрите! Смотрите! - кричит он. - Гавана!
Проходят томительные сорок минут, пока судно приближается к городу, идет узким проливом мимо крепости Морро в акваторию порта и подходит к причалу, заполненному встречающими.
Проходят томительные сорок минут, пока судно приближается к городу, идет узким проливом мимо крепости Морро в акваторию порта и подходит к причалу, заполненному встречающими.
ВСТРЕЧА В НОЧЬ
УРАГАНА
Маноло не задержался в Гаване. Его направили на сафру - уборку сахарного тростника в хозяйство, расположенное недалеко от города Байямо в восточной провинции Кубы Ориенте. Здесь он подружился с девушкой по имени Паула.
Работы оказалось много. Необходимо было налаживать ремонт сельскохозяйственных машин, создавать ремонтную базу. За запасными частями приходилось ездить в город Ольгин.
Однажды Маноло и Паула возвращались из Ольгина в Байямо ночью. Друзья предпочитали ночную езду: не было такого палящего и влажного зноя, как днем. Ольгин - Байямо не дальняя дорога. Обычно часам к двум-трем ночи они были на месте и, поспав пару-тройку часов, вновь принимались за работу.
На этот раз их путешествие осложнилось. За сутолокой дел они забыли об урагане, о приближении которого их предупреждали в Ольгине. Вскоре ураган напомнил им о себе.
Еще задолго до моста, перекинутого через реку Кауто, дождь плотной пеленой закрыл лобовое стекло кабины грузовой машины, из-под его колес заструились фонтаны воды.
Маноло, сидевший за рулем, заметил, что в отдельных местах дорога покрыта водой на полметра и больше. Вскоре они остановили машину: фары выхватили из темноты обрыв. Ливень продолжался. Ветер бешено кружил вокруг. Радио у ребят не было, и они не могли знать, что находятся почти в центре урагана. Но, несмотря на все это, Маноло осторожно преодолел опасный участок дороги и сказал Пауле, что они остановятся у поселка Охо де Агуа. Здесь находился родник, и вода в нем была вкусной и на редкость холодной, а вкусную питьевую воду на Кубе встретить трудно. Это знал Маноло. Он знал, где брали воду. Охо де Агуа - глаз воды, т.е. родничок.
Уже у самого поселка Охо де Агуа, на дороге, заливаемой потоками воды, мелькнул силуэт человека с поднятой рукой. Маноло затормозил, Паула с трудом открыла дверь. Ветер забросил в кабину потоки воды. Спрыгнув прямо в воду, Маноло ушел в темноту. Через минуту он снова открыл дверь и помог насквозь промокшей испуганной женщине влезть в машину. Впрочем, и Маноло промок до нитки.
Женщина была беременна. Она едва держалась на сиденье и с трудом переводила дыхание. Видно было, что последние несколько часов ей приходилось туго.
- Ты бы поговорила с ней, Паула, - вытерев лицо, сказал Маноло.
Но женщина и без расспросов, немного успокоившись, показывала на левое стекло и повторяла несколько раз:
- Там дети, мои дети...
Маноло снова выпрыгнул из машины, но тут же вернулся и развернул грузовик так, чтобы фарами осветить левую обочину. По ней с большой силой несся темный поток воды, а дальше лишь угадывались водовороты и белела стена дома.
- Там дети! - повторяла женщина, указывая на это белесое пятно, и, увидев, что Маноло намерен спуститься в воду, закричала: - Осторожно, проволока!
До Маноло не сразу дошел смысл предупреждения. Лишь наткнувшись грудью на какое-то препятствие и почувствовав острую боль, он вспомнил, что почти вдоль всей центральной дороги на Кубе пастбища ограждены колючей проволокой. В этот момент его рванул поток и протащил вдоль проволоки.
Переждав порыв бешеного ветра, Маноло стал медленно, на ощупь искать проход, но провалился в какую-то яму. Грязная вода попала в нос и рот. Его стошнило. Побродив ещё немного по потоку, он нащупал откос, уходивший вверх. По этому откосу почти ползком, задыхаясь и отплевываясь, Маноло пробрался к дому. Дверь искать не пришлось - её смыло. Уцепившись за косяк и друг за дружку, по колено в воде стояли две девочки и дрожали от страха. Увидев Маноло, они бросились к нему. Он подхватил их на руки, но в первые мгновения потерял ориентировку.
Случайно, уже стоя по грудь в воде, Маноло оказался в проходе. Но тут его снова закрутил водоворот. В эту минуту подоспела Паула. Вдвоем они дотащили детей до машины...
Однако после этого счастливо окончившегося приключения в ту ночь друзьям отдыхать так и не пришлось. Они и не подозревали, что закончат свое путешествие на финке (поместье) сеньора Гуттьереса.
...До того как настала эта ураганная ночь, сеньор Гуттьерес, живший на улице Сеспедес в Байямо, проснулся ранним утром, но не стал залеживаться: предстояло сделать много дел.
Собираясь сегодня провести ночь в своей загородной усадьбе, сеньор Гуттьерес увидел, что к особняку совсем некстати подкатил на своем "ольдсмобиле" старый приятель Хорхе. Очевидно, у того были веские основания для несвоевременного визита.
Хорхе бросили наследники, удравшие под крылышко американцев в Майами. Расчет был прост: старика не тронут, а за добром он как-нибудь "пока" присмотрит.
Сеньор привез большую новость. Торопливо переступив порог гостиной, он возбужденно, но, понизив голос до шепота, заговорил:
- Вы, наверно, видели сами...
Сеньор Гуттьерес поднял глаза и внимательно посмотрел на своего гостя.
- Они бегут! Милисиано бегут в глубь страны! Садятся на грузовики!
- Ну и что же?
- Высадка, сегодня высадка! Ну вот, наконец-то!
Наклонившись ближе, Хорхе изложил подробности своих наблюдений. В ответ на все сказанное сеньор Гуттьерес, сопоставив лишь ему известные факты, изрек одну фразу:
- Может быть...
Спустя немного он уехал в поместье, а сеньор Хорхе покатил по улицам города, скромно демонстрируя свою старость и покорность судьбе.
Вечером того же дня, как только наступила темнота, вблизи побережья Кубы, в условленном месте неглубоко под водой замерла на несколько мгновений подводная лодка.
Из специального люка, осторожно и мягко разводя руками, выскользнул человек в снаряжении аквалангиста. За собой он вытащил похожий на большую лягушку плавательный аппарат. Захлопнув люк и включив мотор "лягушки", аквалангист, схватившись за ручки рулей, толкнул её перед собой. Через несколько минут "лягушка" увлекла его далеко от лодки, в сторону кубинского берега.
Это была рядовая, хорошо отработанная операция по заброске агента на кубинский берег. Агентом был уже знакомый нам Косой.
К этому времени на финке сеньор Гуттьерес заканчивал свои дела. Он заблаговременно включил холодильник, переговорил с прислугой, местными крестьянами, работавшими у него на сахарной плантации, отпустил домой кухарку-негритянку. Дверь во внутреннем дворе сеньор оставил незапертой и, взяв газеты, уселся под навесом.
Настроение у него было немного подавленное. Может быть, причиной явилась перемена погоды. Воздух был душный и влажный. С трудом дышалось. Нависшие тучи, казалось, вот-вот опустятся на землю и придавят все живое. Уже несколько раз Национальная обсерватория предупреждала население о надвигавшемся с Карибского моря урагане.
Раньше один вид поместья, уже заметного с поворота центрального шоссе, всегда приводил сеньора в хорошее настроение. Финка "Эсмеральда" "Изумруд", была хорошо известна далеко вокруг богатством хозяина, изящной планировкой и плодородием земель. К более ярким, чем сама тропическая природа этих мест, цветущим декоративным кустарникам справа примыкало огромное пастбище для скота, загоны которого терялись далеко за горизонтом. С другой стороны подступали зеленые квадраты плантаций сахарного тростника. Среди них вилась узкая пыльная полоска красной земли - полевая дорога, плохо ухоженная и разбитая карретами - воловьими упряжками. Ее пересекало крытое асфальтом ответвление с центрального шоссе, ведущее к поместью. Черную ленту асфальта сторожили с обеих сторон стройные королевские пальмы, посаженные ещё дедом нынешнего владельца "Эсмеральды".
Над всем этим великолепием старого, ещё живущего мира доминировали далеко видимые белые трубы сахарной сентрали - крупного завода, где перерабатывали тростник и получали сахар-сырец.
Сеньор Гуттьерес не прекратил своего мерного раскачивания даже тогда, когда на небе зажглись первые крупные звезды. Лишь газеты белой шуршащей охапкой сползли с колен и рассыпались у ног. Он раскачивался, равномерно поскрипывая качалкой до тех пор, пока из внутренних комнат не послышалось легкое покашливание.
Долгожданный гость пришел через заднюю дверь и осторожно вызывал хозяина. В случае опасности тот должен был остаться на месте. Но все было в порядке, и хозяин поднялся навстречу гостю.
Свет в окнах финки горел недолго. Гостю необходим был отдых. Но спавших крепким, хотя и не совсем спокойным, сном глубокой ночью разбудил настойчивый стук в дверь. Когда хозяин открыл, на пороге стояли двое. Одного из них сеньор Гуттьерес узнал сразу. Это был сосед, милисиано Мануэль Пиканс. Другой даже не угадывался - на него падала тень от пальмы.
На мгновение какое-то предчувствие заставило его задержать руку на замке двери, но закрыть дверь он уже не мог. Вместе с Пикансом вошел и тот, второй. Им оказался молодой боец революционных сил, вооруженный автоматом.