Такие визиты были нередки, и сеньор Гуттьерес их не боялся или почти не боялся.
Пиканс в эту минуту далеко не все знал. И тем не менее волновался. Из полученной инструкции, Пиканс хорошо помнил, что нужно быть вежливым, не допускать насилия, конечно, если не случится чего-то непредвиденного. Впрочем, все, что нужно было сделать, было написано в инструкции. Ее-то и вручил милисиано сеньору Гуттьересу, предварительно сказав "Доброй ночи" и вежливо осведомившись, как дела.
Содержание документа не сразу дошло до хозяина финки. Мельком взглянув на него, он пригласил Пиканса и его спутника сесть. Пиканс решительно отказался.
- Мы лучше сразу начнем, сеньор, - сказал он. - Сейчас ровно два часа ночи.
- Что начнем? - не понял хозяин.
- Вы вот что, сеньор Гуттьерес, читайте бумагу.
Хозяин подошел ближе к свету. В бумаге было сказано о решении правительства провести вторую аграрную реформу и национализировать всю оставшуюся у помещиков землю.
Сеньор Гуттьерес сел, ещё раз внимательно перечитал бумагу и только теперь до конца осознал, что пришла та беда, которую он, по крайней мере сегодня, не ожидал.
- Мы должны все осмотреть и переписать, - донесся до него голос милисиано. - Национализация земель проводится в два часа ночи по всей стране, и ничто не должно этому помешать.
"Так вот почему все милисиано уезжали за город!" - вспомнил хозяин поместья.
В это время из спальни вышел Косой. Положение "двоюродного брата" хозяина дома и поддельные документы гарантировали ему безопасность. Но сейчас ему было достаточно одного взгляда на растерянное лицо Гуттьереса, чтобы понять: на этот раз выпутаться будет нелегко.
- Это кто? - спросил боец, поднимая автомат.
Вместо того чтобы бойко изложить версию о "двоюродном брате", хозяин запнулся. Его молчание оказалось долгим, достаточно долгим, чтобы боец заставил Косого поднять руки, а Пиканс вытащил из кармана "двоюродного брата" пистолет. Шпиона связали, посадили на тахту в углу гостиной и приступили к осмотру и описи имущества. Нужно было торопиться, чтобы к утру сделать все. Вести шпиона в город сейчас было бесполезно, все были заняты проведением земельной реформы.
При осмотре финки милисиано нашли склад оружия: автоматы, пистолеты, патроны, ножи, а также портативный радиопередатчик. Склад был заделан очень небрежно. Его не только было легко обнаружить, но и понять, что им недавно пользовались.
Пока возились, не заметили, как на дворе засвистел ветер, потом начался тропический ливень. Вопреки обыкновению он не прекратился и через час. Ветер крепчал. Затрещала крыша, со двора полетели мелкие вещи, мусор, ветки деревьев. Стихия бушевала.
Финка сеньора Гуттьереса стояла на высоком холме, и её обитателям серьезная опасность не грозила. Лишь один Пиканс беспокоился. Он встал и подошел к окну. И когда милисиано повернулся, все увидели взволнованное и расстроенное его лицо.
Косой, что-то сообразив, стал буравить взглядом хозяина дома. Наконец тот поднял на него глаза. Косой взглядом указал ему на милисиано.
В подобной обстановке мысль работала быстро. Сеньор Гуттьерес придвинулся к Пикансу, в голосе его зазвучало неподдельное участие:
- Что случилось?
Пиканс поежился, как от холода, хотя в комнате было влажно и душно: ему явно было не по себе.
- Вы же знаете, сеньор, у меня там, в низине, дом, семья.
Косой и хозяин снова переглянулись. Но Гуттьерес не спешил. Это был их последний шанс.
Включили радио. Взволнованным голосом диктор сообщал: река Кауто вышла из берегов, число мест затопления катастрофически растет.
Все обернулись в сторону Пиканса.
Сеньор Гуттьерес ждал. Ему хотелось, чтобы помощником в осуществлении его плана невольно стал молодой боец. Молчание становилось невыносимым. И первым его нарушил боец:
- Послушай, друг, иди за семьей, я справлюсь один.
В ответ он услышал хриплый вздох:
- Не надо...
Финка сеньора Гуттьереса сотрясалась от мощных ударов урагана. Косого заперли в невере - небольшом изолированном, но прочном помещении, где до покупки холодильника держали лед.
Мануэль Пиканс прислушивался к каждому звуку снаружи, как бы пытаясь услышать что-нибудь утешительное для себя. Сеньор Гуттьерес несколько раз принимался убеждать его оставить все и бежать спасать свою семью. Уже когда было переписано имущество, в дверь дома второй раз за ночь постучали. Стук был торопливый и едва слышимый за ревом ветра.
Пиканс и боец после всех событий, казалось, были готовы ко всяким неожиданностям. Открыв дверь они навели автомат и пистолет на её темный проем. В проеме, освещенном колеблющимся светом свечи, появился подросток в изорванной клетчатой рубахе, с лицом в кровоточащих ссадинах и царапинах. С него ручьями текла вода.
Это был Маноло. Он сказал:
- Вот, приютите пока! - И сделал знак Пауле, державшей за руки детей. Он провел их за собой в дом и дал дорогу женщине. Та остановилась посреди комнаты, судорожно пытаясь подобрать юбку, чтобы не натекло на пол. Пиканс, первым разглядевший её, бросился к ней.
- Мариа-Элена!
Из слов женщины Маноло понял, кого она встретила: Пиканс был её мужем.
Женщина одновременно говорила, плакала, гладила детей.
Мануэль Пиканс шагнул к Маноло.
Маноло почувствовал крепкие объятия милисиано.
- Ладно, потом. Нужно спешить! - сказал Маноло, дружески похлопал по плечу Пиканса, ласково потрепал детей и, улыбнувшись женщине, повернулся к Пауле.
- Что будем делать теперь?
В это время боец привел из неверы Косого. Встретившись с ним взглядом, Маноло на мгновенье опешил:
- Это он! Это Косой! - вырвался у него крик. Косой отшатнулся, как от удара молнии. Боец крепко держал его.
- Это он нас допрашивал в Майами!
СНОВА НА ПЛОТУ
В это время плот, на котором находился Хоакин с сестрой, продолжал плыть по Мексиканскому заливу.
Хоакин, успокоив сестру, спрятал пистолет в куклу и отдал её сестре, а сам пошел заглянуть в палатку.
Долго стоял он перед пологом палатки, не решаясь зайти вовнутрь.
- Может, они ещё живы, - услышал он голос сестры, и тогда просунул голову, откинув полог палатки пошире, чтобы свет проник туда.
В палатке все вещи были разбросаны и находились в большом беспорядке. Родители лежали навзничь, из ран ещё сочилась кровь. Глаза остекленели и застыли, как бы устремив свои последние взоры в потолок.
Хоакин в одно мгновение увидел белизну лиц, неподвижность и неестественность положения рук и ног убитых. Он отпрянул наружу из проема палатки, посмотрел на сестру, та расширенными глазами смотрела внутрь. Хоакин сел на настил плота и разрыдался. При этом у него мелькнула мысль: "А ведь они и сестру хотели убить", - о себе он не думал.
Плот продолжал плыть, а дети сидели на нем безмерно одинокие и несчастные.
Уже начинало темнеть, когда сестра перебралась к Хоакину и, обняв его за плечи, прижалась к нему.
- Что будем делать, Хоакин?
- Не знаю, - Хоакин встряхнул головой и огляделся вокруг. От неожиданности он вздрогнул: прямо на их плот шло небольшое судно. Он указал на него сестре.
- Они спасут нас!
На палубе судна стояли люди и махали им руками.
Вскоре плот оказался рядом с судном. Оно совсем на малой скорости подошло вплотную и на плот спрыгнули два человека.
Ребятам показалось, что пришло спасение. Но они не знали и не могли знать, что владельцем судна был известный контрабандист наркотиков, наркобарон по прозвищу Тибурон - Акула. Теперь он как раз пытался доставить значительную партию наркотиков во Флориду - американский штат на юге страны.
- Шеф! - закричал один из подручных Тибурона, спрыгнувший на плот. Здесь что-то не ладно!
- А что?
- Трое убитых и двое ребят живых... Один подросток, другая - девочка лет двенадцати... Что, сестра? ...Парень говорит, что это его сестра... Двое убиты, что в палатке - это его отец и мать... Третий - плотогонщик... Доставлял их в Майами.
- Сам "скис" и родители ребят тоже?
- Да, шеф, "скисли" до смерти.
- Как ты думаешь, кто их так?
- Сейчас спрошу, - говорящий обращается к детям, те молчат.
- Шеф?
- Да?
- Дело темное, судя по всему, это семья, бежавшая с Кубы.
- И трое убитых, - откликается Тибурон, - нам надо уходить отсюда быстрее, если нас здесь обнаружит американский корабль береговой охраны, нас обвинят в убийстве, и электрического стула не избежать.
- Что делать, шеф?
- Детей снять с плота, все вещи сюда на борт, плот с трупами поджечь, чтобы следов не осталось.
Детей обыскали. Когда нашли пистолет, Тибурон обнаружил, что из него стреляли и в нем ещё остались патроны. Он присвистнул и внимательно посмотрел на Хоакина. Тот выдержал взгляд, но ничего не сказал.
Тибурон приказал выбросить пистолет за борт. Он снова присвистнул, когда в вещах кубинской семьи нашли драгоценности на большую сумму. Но он больше не смотрел на Хоакина, а велел отнести драгоценности в свою каюту.
Тибурон приказал выбросить пистолет за борт. Он снова присвистнул, когда в вещах кубинской семьи нашли драгоценности на большую сумму. Но он больше не смотрел на Хоакина, а велел отнести драгоценности в свою каюту.
Тибурон умел быть осторожным. Он не убил детей, потому что боялся попасть на электрический стул. Наркотики, это ещё не убийство. Можно попасть за них в тюрьму лет на 15, но остаться в живых, а потом можно и откупиться, - главное быть богатым.
БУДЕШЬ МОЛЧАТЬ!
После всего случившегося у Хоакина как-то притупилось сознание. Он сидел у борта судна и смотрел в одну точку. Тела он своего не чувствовал, а перед глазами стояли кровавые сцены недавних событий.
Из прострации его вывел окрик Тибурона:
- Эй, малый, пойди сюда!
Хоакин посмотрел в сторону, откуда долетел голос, и увидел, что Тибурон стоит в открытой дверце рубки, и рукой подзывает его к себе.
Между ними состоялся неутешительный для Хоакина разговор.
Первое, что он услышал от наркодельца, - это было обвинение его в двойном убийстве.
- Я защищался! - пытался оправдаться Хоакин. - Они ведь убили наших родителей!
- Ты этого никогда не докажешь, - был ответ.
Хоакин смолчал, он не знал, что сказать, да и вообще не знал, как ему быть дальше и что делать.
- За убийство в Америке полагается электрический стул!
Хоакин продолжал молчать.
- Вот что, малый, - продолжал Тибурон, - ты полностью в моих руках. Я мог бы убить тебя и твою сестру, и концы в воду! Но я никогда не пойду на мокрое дело. Хватит с меня и того, что уже есть на мне...
Хоакин отвел взгляд от наркодельца и не стал смотреть в его глаза.
Тот сказал, что доставит Хоакина в Майами, выдаст ему на первое время двести долларов. Пусть найдет там родственников или какое-либо дело.
- А как же наши драгоценности? - спросил Хоакин. - Они стоят десятки тысяч долларов!
- А были ли эти драгоценности? - усмехнулся Тибурон. - Ты видел, как я их брал? У тебя есть доказательства?
- Доказательства? Разве они нужны? Драгоценности были в вещах...
- Послушай! - грубо прервал Хоакина Тибурон. - Ты будешь молчать! Да, будешь молчать обо всем. Все "концы" уже в воде или сгорели, там, на море. Тебе деваться некуда... Я могу тебя и твою сестру выбросить в море... Если вас там и найдут на лодке, ты даже не сможешь доказать, кто же ты такой... Понял?.. Потому-то ты будешь молчать... Будешь молчать, черт побери!
Хоакин молчал, отвернувшись от Тибурона.
Тот не выдержал этой его позы и резко развернул его к себе лицом.
- Ну, ладно! За драгоценности я тебе помогу, в Майами устрою к хорошим людям, они дадут тебе работу, а сестру оставлю у себя, её ведь кормить надо и заботиться о ней, а у тебя ничего пока нет...
Хоакин не понял, хорошо это или нет, когда их разлучали с сестрой, в то время он многое не знал, не понимал и не мог предвидеть - слишком большие потрясения ему пришлось пережить, и сознание его было как бы под каким-то прессом, из-под которого ему было трудно выбраться.
Тибурон умел хорошо считать деньги, и поэтому он, доставив наркотики, продал сестру Хоакина в публичный дом на острове Пуэрто-Рико. Этот остров когда-то добровольно присоединился к Соединенным Штатам Америки.
Хоакин после многих передряг добрался до города Майами в штате Флорида, США, где надеялся найти родственников.
В МАЙАМИ
После глубокого сна на новом месте в Майами Хоакин выглянул в окно. Оно находилось на первом этаже давно неремонтированного дома с сильно облупившейся краской на щербатых стенах.
На улице стояла жара. Из окна просматривалась набережная: широкая асфальтированная полоса дороги с редкими прохожими, опущенными метелками пальм, быстро снующими машинами. На всем этом взгляд не задерживался. Хотелось смотреть дальше, туда, где раскинулась необъятная синь моря, смотреть и воображать его прохладу.
Только вчера Хоакин попал в этот дом. В порту, куда зашло легально судно Тибурона, его встретил небольшого роста человечек с испуганным лицом. Уже около часу он ожидал на пирсе их прихода. Пока проходили таможенный досмотр, человечек нервно расхаживал по настилу пирса, обмахиваясь шляпой, сделанной из панамской соломки.
Хоакин ещё раз посмотрел в окно. Мир, казалось, замер в солнечном мареве. Выходить не хотелось. Гостеприимство человечка, который встретил их в порту, простиралось до того, что он запер Хоакина в комнате, сам же куда-то исчез, а на окнах была решетка.
Вдруг на улице обстановка изменилась. Это произошло до того, как Хоакин ещё не успел принять решение, что делать дальше.
Раздались выстрелы. Приглушенные расстоянием, они не вызвали большого беспокойства у Хоакина. Но вот на асфальтированной дороге перед окном появились бегущие фигурки людей. Отсюда с далекого расстояния они казались небольшими. Казалось, что кто-то затеял детскую игру. Фигурки падали, некоторые из них поднимались и бежали дальше. Крови из окна не было видно. Можно было только предположить, что те, кто упал и не поднялся, лежали в лужах крови.
Через несколько мгновений перед окном пронеслись машины, в которых находились полицейские. Хоакину пришлось отойти от окна. Он заметил, как несколько шальных пуль прочертили борозды в кирпичной стене.
Хоакин воспринимал дальнейшие события по звукам, которые доносились с улицы. Вот снова раздались автоматные очереди.
Прошло несколько длительных минут тишины, и площадь взорвалась криками людей. Сразу трудно было понять, что кричат. Наконец ему удалось разобрать, что беснующаяся толпа негров выкрикивает ругательства и угрозы в адрес стражей порядка.
Теперь Хоакин стал разбиратся в обстановке. Еще вчера хозяин дома, где он находился, тот самый испуганный человечек, предупредил его, что в Майами негры затеяли беспорядки негритянских кварталах в связи с тем, что судья оправдал белого полицейского, застрелившего молодого негра. А так как дом, где находился Хоакин, граничил с негритянским кварталом, Хоакину было запрещено покидать его.
Хоакин уже понял, чем занимаются Тибурон и этот маленький человечек.
На пирсе они начали говорить на местном диалекте - диалекте жителей Антильских островов, расположенных в Карибском море. Они полагали, что Хоакин их не поймет.
Этот диалект состоит из смеси английского, испанского и голландского языков, в нем было немало и таких оборотов речи, которые трудно поддаются переводу. Но Хоакин знал этот язык. В их доме долго жила негритянка с острова Ямайка, она-то и обучила его этому диалекту.
Хоакин понял, что Тибурон поставляет нелегально крупные партии наркотиков в Майами, а человечек сообщил хозяину, что беспорядки в негритянских кварталах затрудняли в последнее время торговлю наркотиками, а одна из их оптовых баз поверглась даже разгрому беснующейся толпы. Это произошло случайно, но произошло.
В результате были потерянны немалые деньги...
Хоакину ничего не оставалось делать, как сидеть взаперти.
Человечка, национальность которого Хоакину не удалось определить, звали Майкл; он ушел, даже не попрощавшись. Только обернулся, когда уходил, и посмотрел внимательно на подростка, как бы чтобы получше разглядеть его и запомнить.
Хоакин за эти дни осунулся и выглядел плохо. Ему казалось, что все происходящее - это дурной сон, в котором он перестает быть самим собой. Да и был ли он когда-то самим собой, разве что в только в детстве, которое кончилось там, на море.
Начало жизни в Майами показалось Хоакину очень трудным. Для каждого человека в его положении кажется, что прежний его мир рухнул, а какой-то новый начинает зарождаться вокруг него. Ему очень не хотелось потерпеть поражение в этом новом мире. Но судьба распорядилась им так, как хотела она.
В раннем детстве он был счастливым ребенком: о нем заботились в семье, он хорошо учился, знал помимо родного испанского английский язык. Что же теперь ему делать, лишившись всего и прежде всего своих близких? Это положение сковывало волю, хотелось забыться или зарыться в глубокую нору, где можно было бы не встречаться с жестокой действительностью.
Что с ним будет в Майами, куда он впервые попал в качестве нелегального лица, да ещё с помощью торговца наркотиками? Нужно попытаться найти родственников, они, наверное, смогут помочь.
Подул горячий порывистый ветер. На улице стихло, но никто из его дома не отваживался выходить наружу.
После долгого затишья на улице снова появились люди и машины. Тошнотворный запах перевернутых и горящих машин проник и в комнату Хоакина.
Здесь, вдали от мест столкновения, полиция стала загонять закованных в наручники негров в полицейские машины. Многие из задержанных понимали, что даже если они будут драться кулаками, зубами, ногами за свои права, они все равно их не получат.
Брань и толчки полицейских заставляли негров двигаться быстрее. Они начали садиться в машины, стараясь держаться друг за друга.