На случай, если бой переместится в том направлении. Или если повстанцам придется уходить через гребень и нужно будет задержать вражескую погоню. На всякий случай… Всегда надо быть готовым к неожиданностям.
Этому его научил Траутмэн.
Траутмэн…
Рэмбо установил шкалу на нужном номере и нажал на кнопку.
Первый взрыв подкинул вертолет. Но машина продолжала полет.
Второй взрыв чуть было не опрокинул вертолет набок. Но он сумел набрать скорость.
Третий взрыв все-таки перевернул вертолет вверх тормашками. Его вращающиеся лопасти, которые теперь оказались снизу, не могли удержать давящего на них веса машины.
Крылатая коробка умудрилась продержаться в воздухе еще некоторое время, а затем начала падать, как при замедленной съемке. Огненная вспышка последовала сразу же за ударом. Широченный язык пламени опалил скалу. Тряхнуло так, что Рэмбо вздрогнул.
Что если Муса у той скалы? Неужели я его убил?
Рэмбо вздрогнул снова, на этот раз от грохота пушки БТРа. Снаряд разорвался в двадцати ярдах позади него. Повстанцы прекратили отступление и с криками снова бросились в атаку. БТР двинулся им навстречу.
Взрыв прямо под ним оторвал одну гусеницу и разворотил днище машины. Показалось пламя. Раздались вопли.
Этот взрыв мог вызвать только заряд, который подорвал Муса. Значит Муса жив!
У повстанцев был всего один РПГ-7; это оружие они добыли, разбирая обломки после успешной атаки два месяца назад. Им дорожили и держали в запасе до последней минуты, стрелок использовал его только когда был уверен, что цель будет поражена. И вот сейчас афганец с РПГ выстрелил, и прошившая металл ракета уничтожила второй БТР. Его покореженный корпус разорвало, когда вспыхнуло горючее и сдетонировал боезапас.
Оставшиеся в живых советские солдаты бросились спасаться бегством через заваленный перевал. Повстанцы с криками погнались за ними.
Однако танк по-прежнему оставался на месте, и его пулеметы, не переставая, строчили, а пушка продолжала вести прицельный огонь. Афганцы, неосторожно высунувшиеся из укрытия, чтобы отпраздновать победу, очень быстро получали возможность умереть смертью мученика, о которой столько мечтали.
Танк устремился вперед, стреляя на ходу и круша гусеницами все на своем пути. Еще несколько повстанцев упали на камни.
Раненый афганец попытался в предсмертном броске подорвать танк. Взрывчатка с дымящимся запалом упала в пяти шагах от бросавшего. Танк приближался, но слишком медленно, чтобы попасть под взрыв. Повстанцы в отчаянии поливали приближающуюся махину автоматными очередями. Ствол пушки начал разворачиваться в их сторону.
Рэмбо вскочил на ноги и помчался к дымящемуся взрывпакету. Он подхватил пакет на бегу и метнулся навстречу танку. Шквал пулеметных очередей заставил его броситься на землю. Падая, Рэмбо кинул пакет; тот угодил на турель пулемета. Танк был уже рядом, его тень накрыла Рэмбо, прижавшегося к земле, чтобы не быть раздавленным днищем машины. Справа и слева злобно скрежетали гусеницы. Увидев наконец дневной свет, Рэмбо вскочил на ноги и изо всех сил бросился бежать. Легкие саднило, ноги пронзила боль. Взрыв швырнул его на землю. Горячий ветер обжег шею.
Переведя дыхание, Рэмбо оглянулся. Пулеметная турель покосилась, ствол смотрел в землю. Из развороченных внутренностей машины рвался огонь.
Рэмбо обессилевший лежал на песке.
Его накрыла тень. Он полез за ножом.
И остановился, увидев улыбающегося Мосаада, протянувшего руку, чтобы помочь ему встать.
5
Со стороны перевала еще раздавалась редкая беспорядочная стрельба — уже не автоматные очереди, а отдельные выстрелы из винтовок. Повстанцы охотились за советскими военными, прячущимися в завалах по ущелью. Рэмбо почувствовал отвращение, догадавшись, что пойманных солдат афганцы тут же убивают.
Если не считать этой стрельбы, то бой окончился. Пыль улеглась. Среди обломков и трупов бродили повстанцы, собирая трофейное оружие и боеприпасы.
Афганец перерезал горло раненому советскому солдату.
Рэмбо отвернулся.
Эта война не моя!
Эти люди едва в состоянии прокормить самих себя, не говоря уж о пленных. У них слишком много своих раненых, чтобы тратить медикаменты на раненых врагов. Если они позволят пленным уйти, эти советские снова вернутся и опять будут убивать повстанцев. У повстанцев нет выбора. Им приходится убивать пленных.
И все же…
Эта война не моя!
Шум заставил его обернуться. Слева, в отдалении от поля боя, образовался кружок возбужденных повстанцев, которые бросали куда-то камнями.
У Мосаада загорелись глаза. Он побежал к гогочущей толпе. Халид и Рахим тут же к нему присоединились и начали расталкивать всех, чтобы прорваться в центр.
Смущенный и недовольный, Рэмбо поспешил за ними. Когда он увидел, что служило мишенью для повстанцев, ему стало нехорошо. Русский солдат — парень не старше лет двадцати — лежал на песке, обхватив руками голову и пытаясь защититься от камней, которыми афганцы забрасывали его.
Один из моджахедов оторвал руки русского от его головы. Парень бросил вверх испуганный взгляд. Он напомнил Рэмбо забитого и несчастного щенка. Светловолосый, голубоглазый, совсем еще мальчишка, с мягкими чертами лица, которые выдавали в нем жертву, а не насильника.
Повстанцы схватили пленного за плечи и закрутили его как волчок. Парень рухнул на песок, и в него снова полетели камни. Один из афганцев достал нож, схватил парня за волосы, рывком запрокинул ему голову, чтобы удобнее перерезать обнажившуюся шею…
Рэмбо метнулся через толпу и перехватил кисть афганца за мгновение до того, как лезвие коснулось тела. Сверкающий клинок дрожал в миллиметрах от вздувшейся на шее вены; афганец пытался высвободиться из рук Рэмбо, а тот изо всех сил старался отвести нож в сторону.
Афганец зарычал. Рэмбо вывернул ему руку и перехватил нож.
Афганец отскочил и направил свою винтовку в грудь Рэмбо.
Из толпы выбежал Халид и, схватившись за ствол, опустил его в землю. Он рявкнул на афганца и тут же обратился к Рэмбо с еще большим гневом.
— Он говорит, что спас тебе жизнь, а теперь вы квиты за то, что ты спас жизнь его дочери. Тебе не надо было вмешиваться.
Рэмбо обернулся. И увидел Мусу.
Но у него не было времени сказать ему: «Слава Богу, ты жив! Слава Богу, тебя не было на скале, когда я подорвал там заряды!»
Афганцы сгрудились плотнее, их позы стали напряженнее. Рахим заговорил с яростью в голосе. Муса начал переводить.
— Ты отнял у этого человека нож. Ты обесчестил его. За оскорбление полагаться месть.
— Я не хотел его оскорбить! Я просто пытался… Афганец никогда не нападает на афганца.
— Но я же не один из вас! — настаивал Рэмбо. — Я не знаю ваших правил!
— Говори спокойнее, — произнес Муса. — Афганец никогда не кричать. Пусть сила будет в твоих словах. Крик — тоже оскорбление.
Рэмбо собрал всю силу воли, чтобы заставить голос звучать спокойно.
— Переведи ему, что я не хотел оскорбить его честь. Я уважаю его отвагу. Он великий воин. Но я не могу ему позволить убить пленника. Я не стал бы вмешиваться без веской причины. Пусть он выслушает…
Афганец, чей нож отнял Рэмбо, дрожал от ярости, и взгляд его стал бешеным.
— Скажи ему, что я приношу извинения. Вот каким ничтожным я чувствую себя перед ним.
Рэмбо прижал нож к своему плечу и медленно провел им, разрезая тело. Хлынула кровь.
Афганец выпрямился. Рэмбо подал ему нож рукояткой вперед.
— Я глубоко сожалею о том, что произошло. Но твоя честь не пострадала. Ты не зря вынимал нож. Он испил крови.
Афганец замер в нерешительности.
— Прости меня, и я стану твоим должником, — сказал Рэмбо.
Кровь капала с его руки. Воин заколебался, недовольно повел плечами и взял свой нож.
— Благодарю тебя, — сказал Рэмбо. Афганцы одобрительно зашептались. Рэмбо расслабил плечи.
Мосаад ворчливо сказал что-то, Муса перевел:
— Он сказал, что надо поступить иначе. Так, как учит Коран. — Устроить суд. Вынести приговор. Проявить справедливость и уж потом убить пленника. Рахим возразил:
— Нет. Коран требует суда только над мусульманами. Неверных наш закон не охраняет. Этот солдат — хуже неверного. Он атеист. И к тому же трус. Когда мы напали, он убежал в камни и спрятался. Он не заслужил чести быть судимым. Палач должен увести эту паршивую собаку долой с наших глаз и обезглавить!
Афганцы закивали. Худой палач вышел вперед со своим топором.
— Муса, скажи им «нет», — стараясь придать голосу убедительность и при этом не повысить тона, проговорил Рэмбо. — Скажи им, что они должны меня выслушать. Скажи им, что мне нужен этот человек. Я думаю, он может помочь мне спасти моего друга.
— Мы обсудим это на совете, — ответил Мосаад.
— Тогда заодно обсудите и еще кое-что, — сказал Рэмбо. — С тех самых пор, как я здесь появился, мне все время приходится оказывать кому-то услуги. Теперь пришло время оказать услугу мне. Вы обещали помочь мне найти друга. Вы все время говорите о чести. Я ловлю вас на слове. Выполните свое обещание. Если этот человек окажется в силах помочь мне, оставьте его в живых.
Афганцы, казалось, были шокированы этой речью.
— Плохо! — сказал Муса. — Тебе не надо было сомневаться в их слова. Теперь у них единственная выбор — убить тебя или выполнить просьбу.
Затаив дыхание, Рэмбо ждал решения.
Вперед вышел Мосаад.
— Ты заявляешь, что не смогу выполнить свое обещание?
— Будешь считать, я тебе о нем напоминаю.
— Знаешь ли ты, чем рискуешь, когда так говоришь?
— Знаю.
Мосаад бросил на Рэмбо изучающий взгляд.
— Должно быть, твой друг и впрямь для тебя много значит.
— Он для меня как отец.
Мосаад помолчал несколько секунд.
— Ты хранишь верность, как афганец. В тебе есть страсть и мужество. Мы отдадим тебе этого человека. Но если он тебе не поможет, — Мосаад взял у палача топор, — если он попытается нас предать, тогда его голову ты отрубишь сам.
6
Траутмэн поднял голову из кровавой лужи. Он зажмурился от слепящего света, который заливал его камеру, и взглянул в сторону маленького зарешеченного оконца на двери.
Послышались шаги.
Но не уверенная поступь полковника Зейсана и прапорщика Каурова, возвращающихся продолжить допрос и снова пытать его.
Нет, на этот раз шаги были шаркающие.
Множество ног. Кто-то упал. Удар дубинки по телу. Человеческий стон. Чья-то просьба. Новые удары дубинкой. Грубые команды охранников. Снова шарканье ног.
Помогая себе руками, Траумэн встал на колени и оперся о стенку. Он нашел силы подняться и, спотыкаясь, доковылял до окошка на двери.
Через прутья решетки Траутмэн увидел бредущих мимо камеры афганцев, подгоняемых охраной. Хотя все плыло у него перед глазами, он насчитал с десяток узников, и несмотря на полный беспорядок мыслей, у него хватило догадливости понять, что эти пленные в тюрьме уже давно. Их толкали не в сторону камер. Охрана гнала людей в том направлении, откуда всегда появлялся полковник Зейсан.
К той двери, в которую сюда привели самого Траутмэна. В сторону внутреннего двора.
Ноги Траутмэна отказались его держать. Он соскользнул вниз от окна, оставляя на металле кровавый след от разбитых губ.
У него возникло тошнотворное предчувствие.
Он сообразил, оседая на пол, что если бы советские собирались освободить пленных, то охрана обращалась бы с ними иначе. И сами пленники не молили бы о чем-то, не упрашивали солдат.
Маловероятно было и то, чтобы десятерых пленных вместе стали бы допрашивать.
Предчувствие Траутмэна окрепло, и он не смог сдержать стона.
7
Майор Азов разглядывал двор крепости из окна кабинета полковника Зейсана. Заходящее солнце отбрасывало тень от стены на шеренгу солдат, замерших по команде смирно.
Азов с отвращением покачал головой. Ему было сорок лет, и с его огрубелым лицом солдата удивительным образом контрастировали живые, полные чувства глаза. Ему страстно хотелось, чтобы он никогда не знал этой неуправляемой страны, и уж тем более не воевал здесь.
Азов повернулся к своему начальнику.
— Товарищ полковник, при всем моем уважении я должен заметить, что это была ваша идея отправить колонну вместо того, чтобы подождать, пока мы выясним, где прячутся эти бандиты.
— Вы хотите сказать, что случившееся было моей ошибкой? — переспросил Зейсан.
— Ну что вы, конечно, нет. Мы должны захватить инициативу. Однако мы не всегда можем предвидеть последствия, даже если тактически все спланировано прекрасно.
— Вы называете потерю трех вертолетов, двух танков, шести БТРов и свыше сотни солдат в течение двух дней хорошим планированием?!
Азов не решился еще раз напомнить, что идея отправки колонны принадлежала полковнику.
— Повстанцам следует преподать урок, — сказал Зейсан. — Они прячутся вблизи места нападения. Я в этом уверен. Завтра я отдам приказ о полномасштабной операции по их выявлению и уничтожению.
— А что, если они хотят внушить вам, будто прячутся в том районе? Слишком поспешными действиями вы можете как раз оправдать их надежды. Они могут опять расставить ловушку.
— Не перечьте мне, майор! Вы уже говорили о последствиях. То, что повстанцы устроили сегодня, должно действительно иметь последствия!
Азов снова посмотрел в окно на строй солдат в затененном дворе.
— А как с американским пленным?
— Что вы имете в виду?
— Его надо бы отправить в Кабул, прежде чем вы начнете объяснять местным насчет последствий. Если он узнает о… — Азов сделал жест в сторону окна.
— Американец останется тут, пока не скажет мне, где скрываются мятежники, и пока я не разберусь с этим недоразумением!
Кто-то постучал в дверь кабинета. Вошел прапорщик Кауров.
— Пленные мятежники доставлены во двор по вашему приказанию!
— Исполняйте приказ дальше.
Азов еще сильнее пожалел, что попал сюда.
8
Несмотря на толстые каменные стены камеры, Траутмэн расслышал глухие раскаты выстрелов во дворе. И далекие крики.
Голова его лежала в луже крови, а стоны перешли в проклятия.
9
Фамилия пленного была Андреев. Он сидел рядом с Рэмбо у входа в пещеру и смотрел, как солнце опускается за горы. Афганцы молились, встав на колени. Рэмбо уважительно подождал, пока молитва будет окончена, а потом по-русски объяснил Андрееву, что он от него хочет.
Голубые глаза солдата расширились: Вы так хорошо говорите по-русски!
— Это одна из моих военных специальностей. Еще я говорю по-тайски и по-вьетнамски.
— Вы солдат?
— Был когда-то, — Рэмбо задумался. — Пожалуй, можно сказать, что я в отставке. Я тебе задал вопрос. Ты знаешь, где прячут американца?
— Да, я видел вашего друга. Рэмбо наклонился ближе к пленному.
— Где?
— В крепости.
— Он жив?
— Кто знает, сколько он еще продержится? Они его здорово колотят. Каждый день.
Желваки заиграли на скулах у Рэмбо.
— Покажи мне, где они держат. Нарисуй карту.
— Все равно его нельзя выручить. Крепость защищена слишком хорошо. Даже все эти мятежники не возьмут ее.
— Они и не собираются туда идти. Я пойду сам.
— Вы? — изумился Андреев.
— Со своим другом. У двоих есть шанс проникнуть внутрь незамеченными.
— Но вокруг крепости минные поля! Даже если у вас есть карта, без проводника через них не пройти, — Андреев что-то прикинул про себя. — Вам придется взять с собой меня.
— Придется? Подумай как следует.
— Вы не уверены, можно ли мне доверять?
— Вот там стоит человек с топором, у которого нет сомнений по этому поводу. Почему ты бежал с поля боя?
— Вы думаете, я трус?
— Я ничего про тебя не знаю. И даю тебе шанс объясниться.
Андреев пригладил свои светлые волосы.
— То, что мы здесь делаем, неправильно. Я люблю свою страну, но эту войну ненавижу. Многие солдаты думают так же, как я. Некоторые даже бегут. Это плохая война. Как во Вьетнаме.
— Да, — сказал Рэмбо, — как во Вьетнаме. — Он почувствовал привкус во рту. — Ты хочешь сказать, что собирался дезертировать?
Андреев недоуменно огляделся.
— Похоже, я так и сделал.
— Если только эти люди тебя примут. Андреев опустил взгляд.
— Да. Конечно, если…
— Они захотят, чтобы ты сражался против своих. Ты способен на это?
— Солдаты в крепости для меня не свои. Я родом из очень большого города, Пермь называется. Там у меня свои. А те, кто живет в Москве, они и понятия не имеют, как у нас плохо. Военные забирают молодежь из деревни и посылают служить подальше от дома. А в Москве говорят, что мы здесь побеждаем. Это неправда. На войне никто не побеждает. Это война не моя. Плохая война. Если мне афганцы разрешат остаться, то они для меня и будут свои.
Рэмбо пристально на него посмотрел.
— Вы можете мне доверять. Андреев не подведет американца. А вот можно ли вам верить?
— Чтобы спасти тебя, я рисковал своей жизнью.
— А я теперь рискую своей, чтобы помочь вам.
— Ну хорошо. Я об этом подумаю. Рэмбо обернулся на звук шагов по камням.
К ним приближалась Мишель с дочкой Халида и с неизменной сигаретой в зубах.
— Я подумала, тебе интересно посмотреть, как поживает твоя подружка.
Рэмбо улыбнулся ребенку, которого ему довелось спасти. Малышка заговорила.