Рэмбо улыбнулся ребенку, которого ему довелось спасти. Малышка заговорила.
— О чем это она, Мишель?
— Да так, ни о чем.
— Скажи мне.
— Ты же знаешь, что такое дети. Сначала скажут, а потом подумают. Она сама не соображает, о чем говорит.
Рэмбо ждал.
— Ну ладно, — произнесла Мишель. — Она надеется, что скоро тебя ранят и тогда она сможет за тобой ухаживать.
— Может быть, ей и повезет.
ЧАСТЬ VII
1
Рэмбо изучал нарисованную Андреевым карту до тех пор, пока не выучил наизусть каждую относящуюся к крепости мелочь. Он поднялся со своего места в углу лазарета, где сидел рядом с керосиновой лампой, откинул одеяло и вышел в темноту.
В эту ночь повстанцы не зажигали огней. Лагерь полностью был погружен во тьму. Если вертолеты прилетят в предгорья, чтобы отомстить за дневное нападение, они откроют огонь, заметив малейшее движение. Прошло несколько секунд, прежде чем глаза Рэмбо привыкли к темноте. Светомаскировка палаток была идеальной — они не выделялись среди ночных теней. Только редкие всхрапы да чмоканье копыт в грязи выдавали место, где среди деревьев были спрятаны кони. Даже погода сегодня была союзником, небо затянули плотные облака и скрыли свет звезд.
Совсем рядом, справа от стены обрыва, отделился неясный контур человека, до этого полностью сливавшийся с камнями.
— Муса, мне надо, чтобы ты попереводил.
Они зашагали к палатке прямо перед ними. Негромкий разговор оборвался, едва они вошли внутрь. Пламя свечи выхватило встревоженные лица Халида, Рахима и Мосаада.
— Этот советский рассказал тебе что нужно? — спросил Халид.
Рэмбо развернул перед ними карту.
— Но как проверить, правда ли это? — спросил Рэмбо.
— Я показал ее вашему шпиону, тому солдату, который вчера прискакал предупреждать о колонне. Он сказал, что подразделение афганцев, в котором он служил, размещалось не в самой крепости, а рядом. Однако он дважды бывал внутри и на карте показано все то, что он успел там рассмотреть.
— А как насчет того, что он рассмотреть не успел? — не успокоился Мосаад.
— Это я скоро узнаю.
— Скоро? — нахмурился Мосаад. — А как скоро? Когда ты собираешься уйти?
— Сегодня ночью.
— Этой ночью? Но тебе нужно время приготовиться.
— Нет у меня времени. Пленный сказал, что они пытают моего друга. Боюсь, они могут убить его. Я должен его выручить как можно скорее.
— Мне это не нравится, — заявил Мосаад.
— Я и сам не в восторге.
Мосаад с восхищением посмотрел на Рэмбо.
— Я обещал помочь тебе и хочу выполнить обещанное. Сколько тебе нужно людей?
— Муса и еще пятеро, чтобы постеречь лошадей.
— Но как же можно атаковать крепость такими слабыми силами?
— Я не буду атаковать. По крайней мере так, как привыкли вы. У нас это называлось набегом. «Проныра Питер».
— Проныра Питер? Это что за…
— Засунуть и тут же слинять.
Перевод Мусы вызвал веселое оживление вождей.
— Тогда я буду молить Аллаха и за твою задницу, — сказал Халид.
Однако следующая фраза Рэмбо заставила их посерьезнеть.
— Я возьму с собой пленника.
— Неужели ты ему веришь? — спросил Мосаад.
— Нет. Но мне приходиться рисковать. Он говорит, что вокруг крепости — минные поля. Нужно, чтобы он меня через них провел.
— Но что если он закричит и даст знать часовым? Он может предать тебя.
— Обещаю, если он позовет часовых, то умрет первым.
— Но вторым можешь оказаться ты сам, — заметил Мосаад.
— В таком случае вам потом не придется объяснять, каким дураком я оказался.
Мосаад сжал плечо Рэмбо.
— Мне бы не хотелось, чтобы такой прекрасный игрок в бузкаши не дожил до следующей победы.
— Следующий раз победа будет твоя.
— Что ж, пусть нам выпадет случай это проверить. Они улыбнулись и вышли из палатки. Оказавшись в темноте, Мосаад посмотрел на небо. Голос его был суров.
— Аллах лишает тебя своего благословения.
— Не понимаю, о чем ты.
Вождь показал на клубящиеся облака. Они надвигались, пряча далекие звезды.
— Будет буря.
Пульс Рэмбо стал чаще.
— В таком случае, ты ошибаешься, — сказал он возбужденно. — На самом деле Аллах благословил меня!
— Теперь я ничего не понимаю, — произнес Мосаад.
— Нет времени сейчас объяснять. Муса, нам надо уйти до начала бури.
Рэмбо поспешил мимо еле различимых палаток и вошел в ту, где афганцы держали под стражей Андреева.
— Ты идешь со мной, — сказал Рэмбо. — Быстрее!
— Вы даете мне шанс проявить себя?
— Если ты сбежишь с поля боя, как тогда…
— Я не трус. За то, во что я верю, я буду сражаться.
— Ты поверь, что если мне что-то покажется подозрительным, то… — Рэмбо вытащил свой длинный изогнутый нож, — то я доведу до конца игру, которую воины начали сегодня утром. Я тебе глотку перережу.
2
Ветер крепчал. Пока Рэмбо вел своего коня вниз по каменистому склону, стараясь попасть в лощину, летящий песок жалил его в лицо. В нарастающем хаосе бури трудно было находить дорогу. Спасибо и на том, подумал Рэмбо, что хоть до этого места мы добрались до начала бури.
И все равно путь был тяжелым. Хотя группа и шла знакомыми тропами, часто приходилось искать объезд вокруг свалившихся камней и поваленных деревьев. Если бы не прекрасное знание местности афганцами, им ни за что не удалось бы добраться сюда до рассвета. Зато теперь буря кстати, подумал Рэмбо.
Вместе с темнотой она обеспечивала прекрасное прикрытие и вдобавок должна была отвлечь внимание часовых. Да, Мосаад наверняка ошибался. Аллах вовсе не оставил нас своей милостью.
Аллах? — Рэмбо удивился собственным мыслям. Вот что значит слишком долго прожить среди мусульман. Начинаешь и сам думать, как они.
Рассуждения о судьбе никогда его не занимали. Он верил в то, что сам распоряжается своей судьбой, а не наоборот. Но эта налетевшая буря, словно ниспосланная самим провидением, заставила его задуматься.
Нет, решил он наконец. Просто мне везет. Или, может статься, везеньем по незнанию называют Божий промысел. Неожиданно ему вспомнились слова Траутмэна, произнесенные им в литейной в Бангкоке в их последнюю встречу.
— Джон, ты должен смириться со своей судьбой. Я не верю в судьбу!
— Да. И в этом твоя беда. Ты должен принять себя таким, какой ты есть.
— Принять то, что ненавижу?
Ну что ж, и сейчас его работа была ему ненавистна, но он делал то, что получалось у него лучше всего и в чем ему не было равных.
Конь впереди замедлил шаг и встал. Рэмбо почувствовал, что животное обернулось. К нему подошел Андреев. Муса и остальные воины подвели своих коней к лощине и присоединились к ним.
Голос Андреева был еле слышен за воем ветра.
— Лошадей оставим здесь. Склоны хоть немного их прикроют.
— До крепости еще далеко?
Андреев поднес к глазам светящийся циферблат компаса и показал рукой на северо-запад.
— Сотни три метров вон в том направлении.
— Ты уверен? В этой буре недолго и ошибиться.
— Я здесь провел целый год. Поверьте, я хорошо знаю, где крепость.
— Тут рядом пройдешь и не заметишь.
— Она большая, заметите. Но запомните: они держат пленников в северной части, в подвале, — сказал Андреев. К ним подошел Муса.
— Намажься этим, — он открыл какую-то жестяную банку.
— Что это?
— Жир леопарда, смешанный с сажей.
— В такую бурю? Маскировка нам не нужна.
— Здесь, — да, — сказал Муса. — А в крепости?
— Согласен, — кивнул Рэмбо.
— Сторожевые собаки боятся запаха леопарда. Учуяв его, они убегают, поджав хвост.
Рэмбо растер жир по лицу и по тыльной стороне ладоней. Кисти он вытер о рубаху — ему совершенно не хотелось, чтобы они скользили. Он должен быть готов крепко держать оружие.
Летящий песок налипал теперь на лицо и делал человека совершенно неразличимым в буре.
Пока Муса и Андреев мазали жиром друг друга, Рэмбо лишний раз проверил, что нож надежно укреплен на поясе, а вместе с ним — чехол для лука и стрел. Он подтянул лямки рюкзака и вскинул на плечо автомат-гранатомет. Муса и Андреев проверили свои винтовки.
— И последнее, — Рэмбо отвязал от своего седла свернутую веревку и перекинул ее через руку. На одном из концов веревки был привязан крюк.
— Все готовы?
Готовы были все.
Рэмбо перевел дыхание, успокаивая нервы… Подумал о Траутмэне… И крепко ухватился за гимнастерку Андреева.
— Пошли.
Стараясь перекрыть голосом рев бури, Муса что-то прокричал пяти афганцам, остававшимся стеречь коней.
— Я им сказать: если мы не вернемся через час, пусть уходить.
— Я им сказать: если мы не вернемся через час, пусть уходить.
Муса вцепился в рубашку Рэмбо. Они вышли из лощины. Буря поглотила их.
3
Ветер толкал Рэмбо в спину и пригибал его к земле. Летящий песок драл голую кожу на шее, голове и руках, резал уши. Рэмбо потерял представление о времени и пространстве. Муса сказал афганцам, чтобы через час они уходили, но казалось, что прошло не меньше получаса. Непрестанная круговерть песка внушала Рэмбо мысль, что больше ничего, кроме бури, нет, что долина давно провалилась в тартарары и он падает в бесконечность, а его желудок комом подкатывает к горлу.
Идущий позади Муса все крепче сжимал рубаху Рэмбо, а сам Рэмбо сильнее держался за гимнастерку шедшею первым Андреева. Время от времени русский останавливался, наклонялся вперед и тщательно корректировал их курс по компасу. Они старались выдерживать ритм движения, идти с максимальной скоростью, которую позволяли буря и их собственная осторожность.
Казалось, прошло еще не меньше получаса, хотя Рэмбо старался уверить себя, что на самом-то деле они покинули лощину не более десяти минут назад.
Крепость. Мы должны были бы уже выйти к ней, подумал он. Наверное, Андреев где-то ошибся. Мы проскочили мимо. Она уже позади. И теперь мы будем идти, пока не упремся в противоположную сторону долины.
Дисциплинированность боролась в нем с опасениями. Разум подавлял разочарование. Решимость гнала его вперед.
Впереди замаячил рассеянный песком свет, и сомнения исчезли. Прожектор! Крепость! Рэмбо почувствовал прилив возбуждения, когда заметил второй, а затем и третий мутные источники света. Цепочка огней тянулась поперек их пути.
Прожектора не представляли опасности. Какими бы мощными они ни были, им не под силу справиться с пеленой гонимого ветром песка. Их размытый свет скорее помогал ориентироваться по ним как по маякам.
Андреев тоже их заметил. Так же, как и Муса. Быстро пригнувшись, они замедлили шаги и пошли крадучись.
Андреев остановился. Рэмбо не понял почему и постарался разглядеть, что же там впереди. Он различал какую-то тень перед русским, но не мог понять, что это.
Вдруг до него дошло.
Колючая проволока.
Она лежала петлями высотой по грудь прямо перед ними, словно огромная игрушка из смертельно острых пружинок, вытянутая во всю длину.
По пути в долину Андреев объяснял им:
— Я помогал минировать поле. Оно начинается сразу за колючкой. Так сделано специально, чтобы солдаты на него случайно не забрели и не подорвались.
Колючая проволока и впрямь служила скорее символической границей, чем серьезным препятствием, и Рэмбо с его двумя попутчиками достаточно было набросить на нее одеяло. Несколько шипов проткнули плотную ткань и поцарапали ноги Рэмбо, но боль была не сильной.
Теперь они стояли на границе минного поля, и хотя Андреев предупредил, что крепость расположена в пятидесяти метрах от проволоки, Рэмбо все еще не мог различить стену. Прожектора, два по углам крепости и один посередине стены, медленно вращались, прощупывая дно долины. Несмотря на то, что Рэмбо был совсем близко, он не боялся, что они его нащупают. В их свете не видны были лазутчики в песочного цвета одежде и с запорошенными песком лицами. По ним скользнул луч, и они залегли возле колючей проволоки. Прошло несколько напряженных секунд. Сирена не завыла.
Как объяснил Андреев, вертолеты, танки и БТРы хранились за щитами из рифленого железа, закрывавшими дальнюю часть крепости. Эта отведенная для техники территория была крытой, но вертолеты стояли под открытым небом, а во время бури машины зачехляли брезентом.
Впереди и с боков все было открыто, зато охрана постоянно патрулировала эту часть периметра, иногда даже с собаками. Вопрос в том, подумал Рэмбо, ходят ли патрули в такую бешеную погоду, как сейчас. Конечно, это еще не настоящая черная буря, но дует сильно. Насколько четко сработает караул ночью, когда непрерывно дует ветер с песком? Вряд ли они сейчас в хорошей форме. Они ведь рискуют. Лишние полчаса на таком ветру могут закончиться лазаретом. Вполне возможно, что начальство решит спрятать караул под прикрытием стен, рассчитывая, что взрывы на минном поле всегда предупредят караульных на вышках о приближении противника.
Авось.
Но он не мог рассчитывать на авось, и к тому же в данный момент им предстояло решить другую проблему — преодолеть минное поле. Андреев повернулся к торчащим кольцам колючей проволоки. Он стал осторожно нащупывать путь вдоль нее, пока не добрался до одного из поддерживающих колючку столбиков. Дойдя до него, он снова повернул в сторону крепости.
Очередной движущийся сноп света заставил их вжаться в землю. Прошло несколько напряженных секунд. И снова никто не поднял тревогу.
Рэмбо встал на колени и почувствовал, как рядом Муса и Андреев сделали то же самое. Андреев начал медленно продвигаться вперед.
— Мы закладывали взрывчатку, ориентируясь по столбам, — объяснил Андреев.
— То есть нет системы в минировании поля, — сказал Рэмбо.
— Да, если вы хотите превратить дорогу или поле в ловушку, на которой подорвется любой подошедший отряд или машины. Другое дело крепость. Предположим, повстанцы прорвутся через проволочное заграждение. Проволока — это помеха, а не препятствие. Допустим, они подорвутся на минах. Придется убирать все, что от них останется. Значит, на поле должны будут выйти солдаты и забрать трупы. Конечно, они пойдут с миноискателями, однако гораздо безопаснее, если солдаты заранее знают, где устанавливались мины. У нас была специальная система, как ставить мины по отношению к столбам; она основана на нечетных числах, один, три, пять и семь. Они означают число шагов в сторону крепости от столбов. На раз мы ставили мину в метре справа. На три, в метре слева. И так далее. После семи мы меняли направление.
— Довольно! — Рэмбо поднял руки. — Ты меня убедил. Без твоей помощи нам через мины не пробраться.
И Андреев их повел. Скрючившись под струями песка и воющим ветром, он осторожно ощупывал землю и мало-помалу продвигался вперед.
Рэмбо и Муса следовали за ним.
Если он ошибется, мы взлетим на воздух все вместе, подумал Рэмбо. Но мы не можем отставать. Мы должны идти по пятам, чтобы видеть, куда он наступает.
Через облепленный песком грим на лице Рэмбо начал сочиться пот. Андреев осторожно шел все дальше и дальше. Снова в их направлении протянулся мутный луч.
Если мы ляжем на землю, то можем подорваться. Но если мы не ляжем…
Рэмбо пригнулся и сжался в комок. Бледный конус подбирался все ближе. Рэмбо встал на колени. Луч был совсем рядом. Рэмбо распластался на песке. Луч прошел над головой, не останавливаясь, и продолжил свой поиск.
Расслабив сведенные мышцы, Рэмбо распрямился и снова зашагал. Впереди Андреев, по-прежнему прощупывая землю, продолжал углубляться в минное поле.
Чувство времени снова изменило Рэмбо. Мы слишком медлим! Люди, оставшиеся с лошадьми, уйдут прежде, чем мы доберемся до крепости!
Но Рэмбо не осмеливался подгонять Андреева. Если уж на то пошло, им стоило бы двигаться еще медленнее.
Андреев что-то прикинул в уме, сделал шаг, другой и остановился.
Рэмбо замер в тревожном ожидании. Должно быть, русский запутался и не знает, куда идти, подумал он. Ну давай же! Мы не можем оставаться в этой ловушке. Его пульс участился от волнения, когда он увидел, что они снова вышли к колючей проволоке.
Русский кинул на нее одеяло. Они быстро перебрались через препятствие.
Рэмбо поспешил к стене.
После второго ряда колючей проволоки мин нет, предупреждал Андреев. Там уже надо опасаться только караула.
Но будут ли вообще караульные вне крепости в такую погоду? Если да, то Рэмбо сможет увидеть их лишь под самым носом.
Но он не мог себе позволить об этом беспокоиться. У него хватало других проблем.
Например, как поступить с Андреевым. Советский солдат свое дело сделал. Он провел Рэмбо и Мусу через минное поле. И теперь от него вреда больше, чем пользы.
Можно ли доверять Андрееву? Этот вопрос донимал Рэмбо. Если позволить ему вместе с ними проникнуть в крепость, не побежит ли русский к часовым? Не поднимет ли он крик и не всполошит ли охрану? Какие у Рэмбо основания хоть немного ему верить?
Никаких.
И сколько угодно причин для подозрений. Андреев вполне мог притвориться перебежчиком, чтобы сохранить себе жизнь.
Я должен спасти Траутмэна! Я не имею права из-за кого-то сорвать операцию!
Еще в лагере, взяв Андреева с собой, Рэмбо хорошо представлял себе последствия этого шага, но подумал, что у него будет время все взвесить и принять окончательное решение по дороге к крепости.
Но теперь времени на размышления уже не оставалось. Он должен был решиться. Что же делать с Андреевым?!