В поликлинику мы пришли вместе с Виктором – моим старым приятелем-коллегой-юзом, с которым мы вместе поступили в Союз. В регистратуре нам сказали, что мы для начала должны пройти общее обследование у пяти врачей. Но нам повезло – группа молодых людей из Академии наук проходила в эти дни ежегодные профилактические обследования, мы могли к ним присоединиться. Нам дали бегунки. Процедура эта была очень морочливая. Настоящие больные, сидевшие на стульчиках в коридоре, или стоявшие у дверей кабинетов, защищая эти двери от резвых посетителей, встречали нас крайне неприветливо.
То и дело слышались заискивающие голоса:
– Я на медосмотр. Мне буквально на пять минут.
– Всем на пять минут. И так уже два часа торчим. Два доктора наук пролезли без очереди.
Тут оживился пожилой лысый мужичок:
– Я тоже доктор наук. Мине положено тоже на прием без очереди.
– Мине, мине, – прошипел со злобой типичный замученный кандидат, закрывая своей хилой грудью двери и сразу переходя на ты. – Сразу видно, какой ты сильно ученый. На прием без очереди будешь ходить к своим приятелям, а здесь люди лечиться пришли. А ну-ка покажи бумагу – какой ты доктор.
– Дык что я с собой все дипломы должон носить?
– Должон, должон! А если нету диплома, сиди в уголочке тихо и не кашляй, в смысле не выступай. А то вообще в конце очереди поставим. Мы по лысине в академики не принимаем.
Конец этой острой научной дискуссии я так и не услышал, потому что подбежал Виктор.
– Я тебе занял очередь к урологу в двадцать седьмой кабинет. Она уже подходит.
Через десять минут я оказался в кабинете уролога. Он производил впечатление мягкого обходительного человека.
– А, здравствуйте, здравствуйте. На что жалуетесь?
– Ни на что. Мне, собственно, нужно пройти медосмотр.
– Чудесно. Ну а как вообще ваши успехи?
– Спасибо. Все в порядке. Проектирую различные здания, занимаюсь научной работой.
– Хорошо. Рад слышать. Ну а как вы писаете?
– С большим увлечением.
– Чудесно. Тогда мы только потрогаем вашу простату и все. Это совсем не больно. Опустите брюки и все, что под ними, и станьте на коленки на эту кушетку. Так сказать, в позу инфлягранти. Нагнитесь, – лопотал он, натягивая резиновую перчатку. – Чудесно. Сейчас я слегка потревожу ваш анус, но это совсем не больно, – сказал он вводя палец.
В это время открылась дверь, вошла полная дама с тетрадкой в одной руке и ручкой в другой и спокойно воззрилась на наши упражнения.
– Софья Михайловна, – заверещал мой лекарь. – Почему вы вошли без стука?
– Это вы мне? Интересно! Если я к каждому буду стучать да разрешения просить, то вы все здесь с голоду поумираете. Лучше слушайте сюда внимательней. Есть два разных пайка. Набор номер один: кура потрошенная второй категории, полужирная бройлерная мороженная, мука пшеничная второго сорта один килограмм, крупа перловая – один килограмм. Консервы овощные ассорти – одна банка.
– Доктор! Может быть вы вытащите палец?
– Молодой человек, не мешайте. Паек номер два: свиная тушенка – одна банка, макароны – один килограмм, рыба мороженная – один килограмм, крупа перловая – один килограмм, кабачки консервированные – одна банка.
– Доктор, может быть хватит меня мучить?
– Молодой человек, не встревайте, я сказала. Да что это вообще за вид? Да как вы смеете при женщине? Постыдились бы. А ну, немедленно оденьте штаны. А вам, доктор, я даю на размышление десять минут. Паек номер один – сто двадцать четыре двадцать, паек номер два – сто тридцать восемь сорок.
– Номер один, – пропищал посрамленный доктор.
– Чтоб деньги были через полчаса. Вот здесь распишитесь. Да не этой рукой берите тетрадь, а то мне неприятно. А вы, молодой человек постыдились бы. Еще лыбится. Наверное, кандидат наук. Не забудьте, доктор, занести деньги, – и дама гордой походкой покинула кабинет.
Я оделся.
– Ну и как, доктор, все это понимать?
– Понимаете ли, Софья Михайловна человек, конечно, грубый, но мы стараемся этого не замечать. Она очень полезная и практичная женщина. Вот она нам пайки достает, дефицитные товары.
– И кто же сия благородная дама, хозяйственник?
– Вообще-то она числится стоматологом, но у нас она увлекается другим. Она очень энергичная дама. Вот маршрутное такси пробила для нашей поликлиники, она много для нас делает. А у вас, молодой человек, кажется все в порядке. Но, если хотите, я могу еще раз проверить.
– Нет, спасибо. Я получил массу удовольствия от этой процедуры в первый раз и особенно – от комментариев продуктово-стоматологической дамы.
После всех этих обследований я получил доступ к корифеям медицины в поликлинике ученых и право вызывать своего участкового ученого врача.
FAMILY DOCTORS
В Америке с этим делом все обстоит совсем не так. Никаких участковых врачей, скитающихся от одного больного к другому, тут нет. Здесь действует система family doctors (семейных докторов), причем каждый сам себе выбирает доктора. На первых порах мы не очень себе представляли как это сделать. Знакомые порекомендовали нам врача, офис которого размещался очень далеко. Но без family doctor здесь не обойтись, так как без его рецептов не получишь ни одного лекарства, и даже permit и license на вождение автомобиля без его справки не дают. Мы побыли у него недолго, так как не только license на вождение автомобиля, но и самого автомобиля, чтобы добираться к нему, у нас не было.
Наконец мы нашли врача, офис которого размещался в двух кварталах от нашего дома, и у которого (что немаловажно) была не очень большая клиентура. Это была хрупкая, сухонькая женщина неопределенного возраста. Когда мы попытались вдвоем с супругой войти в ее кабинет, она заявила, что осмотр проводит только индивидуально. Первой зашла моя супруга, пробыла там недолго, и наступила моя очередь. Поскольку все анкеты мы заполнили предварительно, особых вопросов у нее не было, и она предложила мне раздеться для осмотра. Я снял рубашку и майку, она меня послушала и предложила тут же снять все остальное, то-есть брюки и трусы.
– С какой целью? – удивился я. – Вы же не уролог и не дерматолог.
– Я ваш family doctor и поэтому я должна знать все о своих пациентах.
Следует отметить, что вторую часть осмотра она провела намного медленнее и тщательнее, чем первую. Слава Б-гу, ее внешние данные не вызывали больших эмоций, так что эта процедура прошла более-менее спокойно. После этого она посмотрела список лекарств, прописанных нам ее предшественником, и сократила его до минимума, убрав все необходимое. Она всего боялась: она боялась выписывать лекарства, она боялась подписывать справки, она боялась давать направления в случае необходимости к другим врачам. Единственное, чего она не боялась, это производить осмотры всего чего надо и чего не надо. Это было очень неудобно. Выпрашивание утомляло. И мы отправились на поиски нового врача.
Офис нового нашего врача размещался не так близко, но у нас были уже и license и машина. Давидович был пожилым, весьма симпатичным мужчиной и опытным врачом. Его офис занимал в старом моле длинное узкое помещение. Офис был аккуратно оформлен и имел необычную планировку. Вначале размещалась приемная, где сидела секретарша. Вслед за этим помещением слева шел коридор, а справа был нарезан ряд помещений: администрация, смотровая, кабинет врача, еще одна смотровая, процедурная и т. д. Но перегородки, разделявшие эти помещения, не доходили до потолка, они были высотой два метра. Поэтому акустика его офиса была похожа на акустику общежития им. монаха Бертольда Шварца, то-есть все произносимое в одном из пеналов легко можно было услышать в другом. Это создавало оригинальный эффект.
Например, во время одного из посещений мы, ожидая врача в его кабинете, стали свидетелями такой беседы.
Пациент: Доктор, у меня началась аритмия.
Доктор: Я не слышу сейчас у вас аритмии. Но раз вы так говорите, то мы поставим вам монитор на сутки, чтобы более четко определить картину.
Женский голос: Зачем мониторить? Дай ему направление к Штерну – он хороший кардиолог, а пока выпиши ему метопролол пятьдесят.
Доктор: Не мешайте работать! Но вам действительно нужно обратиться к кардиологу, я дам вам направление, а пока попринимать метопролол два раза в день по 25.
Женский голос принадлежал его супруге – Розалии Семеновне. Она сидела в комнате администрации и вела денежные дела, но параллельно принимала активное участие в лечении. Следующий больной был в дальней смотровой и оттуда мы услышали еще более увлекательный диалог.
Доктор: Вы пользовались мазью, которую я вам приписал?
Пациент: Да, я мазался две недели, но сейчас прекратил.
Д: Почему?
П: Потому что у меня член стал голубым.
Д: Как, голубым?
П: Так, голубым. Совсем голубым, как небо.
Розалия Семеновна: Я тебе говорила. Перестань рекомендовать эти пальметные-шмальметные и прочие мази. Выпиши ему фломакс ноль четыре и все. У него же простатные проблемы.
Доктор: Вы пользовались мазью, которую я вам приписал?
Пациент: Да, я мазался две недели, но сейчас прекратил.
Д: Почему?
П: Потому что у меня член стал голубым.
Д: Как, голубым?
П: Так, голубым. Совсем голубым, как небо.
Розалия Семеновна: Я тебе говорила. Перестань рекомендовать эти пальметные-шмальметные и прочие мази. Выпиши ему фломакс ноль четыре и все. У него же простатные проблемы.
Д: Не мешайте работать. Но, наверное, так будет правильно. Я вам выпишу фломакс, а вы возьмите аппойнтмент у меня через две недели.
К сожалению, мы пробыли у Давидовича всего два года. У него начались проблемы с прокуратурой, связанные с лечением после аварий. Очевидно, Розалия Семеновна занималась этими делами тоже с большим увлечением. Офис им пришлось закрыть.
Наш новый доктор пользовалась большой популярностью. У нее было очень много пациентов, что нас немного смущало. Но мы решили, все-таки, остановиться на ней, так как у нее была проверенная репутация. У Анны Красовской всегда в офисе была масса народу. Она не ограничивала количество своих пациентов. Злые языки даже утверждали, что по четвергам к ней пациентов завозят автобусом. У нее работал дружный и малоуправляемый женский коллектив – пять помощниц: регистратор, менеджер, лаборантка и еще две сотрудницы. Это, наверное, и привлекало пожилых эмигрантов, так как очень напоминало районную советскую поликлинику. Все сотрудники офиса имели прямой доступ в кабинет врача независимо от того, что там происходило. Двери кабинета врача были постоянно открыты в приемную, а сам врач беседовал одновременно и с пациентом и со своими помощницами. В приемной всегда было много посетителей.
Когда мы открывали дверь в этот офис, мы сразу слышали:
– Где карточка Шнеерсона? Кто взял карточку Шнеерсона? Я же сегодня только ее видела. Почему ее нет на полке?
По непонятным причинам бесследно исчезали карточки того из пациентов, которые пришли на прием. Впрочем, через час карточка находилась и, как правило, у того работника, который ее так громогласно разыскивал.
Через открытую дверь кабинета виден был доктор и слышна его яркая речь:
– Марк! Что же это вы нас расстраиваете? Так что, вы говорите, у вас болит?
– У меня начались желудочные боли.
– Ай-яй-яй. Ну ничего – это мы вылечим. Таня! Принеси мне карточку мадам Кипнис. Почему она говорит, что ей выписали не ту дозировку? Соедините кто-нибудь меня с аптекой.
– Да, Марк, вы нас сильно огорчили. Так что вы говорите – поднялось давление?
– Нет, с давлением у меня ничего. А вот боли в желудке.
– Я вам выпишу лекарство.
– Вас к телефону (голос из приемной).
– Да, я вас слушаю. Как не покрывается лекарство? Сейчас разберемся. Марина, дай мне карточку Шмуклера.
– Она куда-то девалась.
– Как девалась? Он же вчера у меня был.
– Так, наверное, она у вас и осталась.
– Сейчас разберемся и поменяем лекарство. Да, Марк, вы нас огорчаете. Так какое лекарство вы просили выписать?
– У меня желудочные боли.
В это время врывается менеджер с криком:
– Подождите минутку, пациент. Какая у Штерна страховка? Вы знаете, меня совсем задолбал этот Штерн. За него не хотят платить, а он к нам ходит как в синагогу почти каждый день. Нужно выяснить.
– Валя, какая у Штерна страховка?
– Я уже выясняла, – кричит Валя из своей комнаты через приемную. – У него хорошая страховка – Медикер, но он почему-то ее до сих пор не активировал.
– Так позвоните ему! Я же не могу сама все делать.
Менеджер: Так кто же за него платить будет?
– Спросите у него. Кто платить будет? Пушкин? Дайте мне закончить с больным. Марк, вы нас сильно огорчили. Но ничего, мы вам поможем. Так на что вы жалуетесь?
– Я же уже говорил – боли в желудке…
А в это время в приемной идет обычная светская беседа, к которой пациенты привыкли в советских поликлиниках.
– Вы знаете, я пойду перед вами, так как вы пришел после меня. O’key?
– Это я пришел после тебя? Вы приехал на той же машине, что и я.
– Зато я раньше расписался.
– Твой сигнатур меня не интересует. Я просто не расписываюсь, как ветеран. А вошел я в офис раньше тебя. И бросьте свои одесские штучки.
– Это вы бы бросил свои кишиневские штучки!
В это время в приемной появляется медсестра, пожилая крашенная дама и, как всегда, начинает с накатанного монолога:
– Что интересно, все говорят, что у меня золотые руки. Я даже не знаю почему. Я ничего такого особенного не делаю. Только беру кровь на анализ и делаю уколы. Но они считают, что я это делаю великолепно, что у меня золотые руки. Здравствуйте, Тася. Ну как ваш муж?
– Его же забрали в госпиталь и сделали операцию.
– Да, да, конечно. Как только мы узнали, что его забрала амбуланс, я вместе с доктором созвонились с госпиталем и мы договорились, что его будет оперировать лучший хирург. Там их три, но нам удалось договориться с лучшим.
– Вы знакомы с хирургом?
– Мы же коллеги. Итак, кто следующий на флушат?
После этого бедная Тася будет говорить с большим восторгом, как продвинулась наша Ревека: «Всего десять лет назад мы с ней вместе ходили на курсы английского, а теперь она водит знакомство с крупными американскими врачами». А пока что ее собеседница повернулась к ней и заговорила шепотом:
– Те еще «золотые руки». Ты посмотри на мои руки. Она мне неделю назад брала кровь и колола раз десять – исколола всю руку до локтя, никак не могла попасть. После этого мне позвонила Марина и сказала: «Ой, вы сейчас смеяться будете, но ваш анализ крови оказался как у покойника. Придется вам прийти еще раз». Я уже приготовилась к тому, что и левую руку она мне покалечит.
И опять крики:
– Где карточка Смоленского? Научитесь класть карточки на место.
После нескольких лет длительных высиживаний в этом офисе, нам пришлось опять идти на поиски нового фэмили доктора. Может быть нам до этого просто не очень везло. На самом деле, в Америке много хороших врачей. Но мы все чаще вспоминали нашу Валентину Васильевну, которая и в дождь и в снег – в любую погоду приходила к нам домой по первому зову, и как могла помогала. Это был наш участковый доктор Визерина из поликлиники ученых, доступ к которой я получил в марте.
БЫЛ МЕСЯЦ МАРТ
Начало марта прошло в праздниках. 8 марта праздновали в Купе. Для них эта дата была юбилейной. На это мероприятие каждый из мужчин должен был приготовить блюдо своими руками (попытки использовать для этого кулинарный магазин строго карались). После застолья и дегустации проводился конкурс на приготовленное блюдо с призами. По рекомендации Надежды Алексеевны я изготовил салат оливье с яблоками и с сыром. Мне вручили первый приз – сиденье для унитаза. В то время, когда все мы жили в коммунальных квартирах и пользование этими предметами было сугубо индивидуальным, в этом был смысл. Света, которую я привел на это мероприятие, пригласила меня, Игоря и еще пару человек на жареного гуся.
В субботу вечером мы собрались у Светы, родители которой уехали на дачу с ночевкой. Гусь пах невероятно. Запахи неслись на подходе к дому. Гусь, правда, оказался большой курицей, но из уважения к Паниковскому, мы продолжали называть ее гусем, тем более, что место это было недалеко от того, где он начал свою творческую деятельность в качестве слепого.
Когда мы расправились с холодными закусками, мне поручили торжественно внести в столовую коронное блюдо. Должен признаться, что я не оправдал возложенных на меня надежд. Я споткнулся о порог. Блюдо я удержал, но весь жир выплеснулся на паркет. Света была в ужасе. После уборки на полу осталось большое темное пятно. И все мы бросились его скрести. К столу мы вернулись в два часа ночи. Естественно, наше застолье затянулось почти до утра. Оставшиеся пару часов мы подремали у Светы, и рано утром отправились домой. Когда Игорь подходил к своему дому, на балкон выскочил его папенька – человек весьма остроумный, и начал кричать: «Хорош гусь! Хорош гусь?…», то в вопросительной, то в восклицательной форме, так что было непонятно – относится ли это к прошедшему застолью, или к самому Игорю.
Об этом Игорь рассказал мне на следующий день в воскресенье. Мы обменялись впечатлениями, и я сообщил, что у меня много дел, что завтра начинается трудовая неделя, и поэтому от развлечений на сегодня я отказываюсь. С утра я накормил отца моим премированным салатом. Не имея опыта, я изготовил его много, так что дома еще осталось достаточно. Отец был поражен моими кулинарными способностями, так как он сам никогда не выходил на кухню. После этого я поспал пару часов и отправился на работу. Была хорошая весенняя погода. Перед входом в Софиевское подворье толпились туристы. В самом подворье их было еще больше, они бегали вокруг Софии и щелкали фотоаппаратами. Перед туалетом дамы выстроились в жиденькую очередь, и каждый раз нервно вздрагивали при громких криках экскурсоводов. В общем, было довольно оживленно.