– Нет… Никто не приезжал.
– Вот и замечательно. Целую тебя. До вечера…
– Да… Целую…
Послышался шорох. Анна обернулась. Перед ней стояла Маша. Одетая, умытая, подкрашенная, с сияющими глазами.
– Ну что, поехали? Вот только по дороге заправиться не помешало бы…
Через сорок минут они вышли из машины возле метро «Маяковская» и зашагали в сторону Старопименовского переулка. Затем свернули во двор и остановились возле крыльца недавно отремонтированного и еще пахнувшего краской старого дома, каждая квартира в котором стоила, по мнению Анны, сотни тысяч долларов. В двух шагах от Тверской! Анна даже присвистнула от удивления. И первая мысль, которая посетила ее, была связана с мошенничеством в отношении именно квартиры в этом доме. Машу просто-напросто могли напоить или уколоть наркотиками, чтобы она подписала доверенность на право совершения сделки, а потом ее попытались убить…
– Как, ты говоришь, зовут консьержку?
– Их на самом деле две. Одну зовут Зина, другую – Валя. Милые женщины. И обе вяжут. Жильцы иногда заказывают им связать носки или шарф.
– И ты тоже заказывала?
– Да. Носки из пуха.
С этими словами Маша толкнула перед собой дверь, и они с Анной вошли в прохладный подъезд со светящейся внутри застекленной комнатой консьержки.
– Валя. Это Валя. Она носит очки.
Маша стремительно поднялась на несколько ступенек и замерла возле окна, за которым, как в аквариуме, плавала толстая, с розовым лицом консьержка Валя в красной кофте. Кажется, она подметала пол в комнатке.
– Валя, привет!
– Ты? Ну наконец-то! А мы все думаем, куда наш воробышек делся? Ты, я вижу, похудела. С кем можно поздравить? Мальчик или девочка?
Маша оглянулась и растерянно посмотрела на стоящую рядом с ней Анну. Она явно не понимала, о чем идет речь. Валентина, перехватив взгляд, поняла его, вероятно, по-своему, по-женски, и скорее всего предположила, что роды закончились для их «воробышка» трагически. Иначе как можно было объяснить ту паузу, которая повисла в воздухе, и красноречивый бабий жест: она прикрыла рот ладонью, точно сморозила глупость, проговорилась, невольно доставив кому-то боль. Досада и жалость отразились на ее большом и плоском розовом лице.
– Я ключи потеряла, – неожиданно сказала Маша, обращаясь к Валентине. – Уже неделю я в Москве… У меня сумочку украли.
– Ты уезжала?
– Да.
– Подлечиться?
– Да… Меня тут никто не искал?
– Да как же не искал?! Герман твой приходил. Потом еще какой-то парень тебя спрашивал. Сказал, что ты ему очень нужна.
– Герман?..
– Ну да, фотограф твой. Он волосы себе отрастил, бороду. Я его сначала и не узнала. Ты не сказала ему, что уезжаешь?
– Нет…
– Может, это и правильно. Одной как-то легче справляться с такой бедой… Ты уж извини меня, Диночка… Но если ты потеряла ключи, я могу позвонить Николаю, дворнику. Я понимаю, что у тебя там замки дорогие, дверь жалко. Но не можешь же ты все время жить у чужих… – И она покосилась на молчавшую и даже онемевшую на время Анну.
– Правильно, – теперь уже очнулась и Анна. – Я тоже тебе об этом говорила. Взломаем замки. Больше делать нечего. А потом вставим новые. Этого же Николая позовешь.
– Хорошо, Валя, звоните Николаю. Пусть он поднимется ко мне. Мы подождем его на лестнице.
И она, словно испугавшись, что ее о чем-то станут расспрашивать, чего она не знает, почти бегом бросилась к лифту. Анна едва поспевала за ней.
– Ты молодец, – подбодрила ее Анна уже в лифте. – Не растерялась. Действительно, другого пути нет, как взломать дверь. Увидишь свою квартиру, вещи, мебель, все вспомнишь… Мне даже не верится… Но это точно твой дом, твоя квартира?
Лифт остановился, Маша вышла и подошла к двери с номером 20. Высокая дверь, дорогая, обшитая деревом, с золоченой ручкой. Замков много, и все они скрываются за круглыми подвижными металлическими медальонами. Трудно будет вскрывать такую дверь. И тогда Анна решилась.
– Маша… вернее… Дина… Ведь тебя зовут Дина?
– Да вроде… во всяком случае, Валя так меня назвала.
– У меня есть к тебе одно предложение. Может, не стоит дверь ломать? Вон замков сколько! Ключи, я думаю, можно найти…
– Это как?
– Мы с Максимом нашли больницу, где тебя оперировали.
– Вы? И что?..
– Сегодня вечером мы поедем туда, чтобы выяснить, где твои вещи. Когда пациент поступает в больницу, его вещи складывают в специальный мешок и хранят в камере хранения. Это общий порядок. Если выяснится, что ты вышла из больницы сама, то вещей там, конечно, не окажется. Но если тебя оттуда… как бы это помягче сказать… выкрали, что ли, вот тогда твои вещи должны находиться там. И среди вещей должны быть ключи. Это во-первых. Во-вторых, Герман. Твой друг – фотограф, как мы и предполагали. И зовут его Герман. Наверно, вы были с ним в близких или в дружеских отношениях… Словом, запасные ключи могли быть у него. Ты, возможно, сама дала ему ключи от своей квартиры. Вы с ним даже могли жить вместе.
– Но я не знаю, где он живет. И кто он…
– Мы попросим консьержек, чтобы они дали ему мой телефон. И как только Герман придет, он нам позвонит. Представь себе, что твоя память дала крен, и это вовсе и не твоя квартира, а, скажем, твоих родственников или… Понимаешь, ты могла жить здесь на птичьих правах.
– Но почему? Это моя квартира!
– Ты знаешь, сколько может стоит эта квартира?
– А при чем здесь это?
– А то, что сейчас придет дворник, взломает замки, мы войдем в квартиру, а потом окажется, что ты здесь, предположим, работала домработницей или приходила сюда в качестве массажистки. Это дом, в котором живут не простые люди, как мы. Это очень дорогой дом. И если окажется, что мы с тобой вломились в чужую квартиру, то нам не поздоровится. Мне страшно даже подумать о том, что мы попали не к тебе, а к какому-нибудь политическому деятелю, артисту или банкиру.
– Но ведь Валя сама предложила вызвать дворника, чтобы он взломал дверь. Может, спросить ее, на самом ли деле это моя квартира… А то я и сама что-то начинаю сомневаться.
– И правильно делаешь. Давай подождем. Мы хотя бы узнали, что тебя зовут Дина. А если мы сейчас начнем расспрашивать Валентину, кто ты, как твоя фамилия и какое отношение имеешь ты к этой квартире, то что она подумает обо всем этом?
– Что?
– Она догадается, что у тебя что-то с головой. А меня будет воспринимать как злодейку, пытающуюся воспользоваться твоей доверчивостью и беспомощным состоянием. А если выяснится, что эта квартира на самом деле принадлежит тебе, тогда тем более обо мне подумают как о мошеннице…
Она верила в то, что говорила. Григорий учил ее всегда и во всем сомневаться. Он считал, что так жить проще и меньше риска быть обманутым. Вот и сейчас она словно услышала его голос. И сразу же вспомнила подслушанный ею ночной разговор.
– Маша… Извини, – она тряхнула головой, – Дина…
– Лучше будет, если ты по-прежнему будешь звать меня Машей. Я уже привыкла…
– Хорошо, Маша. У меня к тебе есть один серьезный разговор. Давай сейчас вернемся домой, забудем на время об этой квартире, и я задам тебе несколько вопросов…
Но Маша не успела ответить. Они услышали громкие и быстро приближающиеся шаги. Кто-то бежал по лестнице, так что гул стоял на весь подъезд.
– К лифту, быстро… Это за тобой! – Анна нажала на кнопку лифта, он, на их счастье, раскрылся, они успели в него заскочить, и последнее, что увидела Анна перед тем, как створки закрылись, это огромного парня, бросившегося к лифту. Кабинка плавно опускалась вниз, а парень колотил в двери лифта и что-то кричал.
– Ты видела его? Видела? Ты узнала его? Кто это был?
– Нет… – Маша осипла от страха. – Мне плохо… Меня сейчас вырвет… Мне так плохо…
Анна почти на руках выволокла ее из лифта, и, когда они проходили мимо Валентины, консьержка закричала:
– Диночка! Там я к тебе парня пустила. Он ходит сюда уже неделю, все спрашивает о тебе… что? Я не должна была его пускать? Ну извини… Вроде парень-то ничего… Черт бы вас всех подрал, молодых. Сами не знаете, чего хотите… К ним со всей душой, а они…
Анна помогла Маше забраться в машину, и, прежде чем на крыльце показался этот парень (под два метра ростом, в джинсах и зеленой водолазке), машина выехала со двора и слилась с потоком машин на Садово-Триумфальной.
– Что с тобой? Почему тебя тошнит?
– Голова заболела…
– Это все сотрясение. Успокойся, сейчас будем дома. Ты мне только скажи, признайся, я тебя очень прошу… Ты знала моего мужа, Григория, до того, как мы встретились с тобой?
– Откуда… – простонала Маша, борясь с тошнотой.
– Может, остановимся? Или тебе дать платок?
– Да нет, сейчас все пройдет… просто испугалась. Но я не видела этого парня раньше, никогда. Незнакомое лицо. Чего ему надо было от нас?
– Маша… Прошлой ночью вы разговаривали с Григорием на кухне. Мне это не приснилось?
– Маша… Прошлой ночью вы разговаривали с Григорием на кухне. Мне это не приснилось?
– Да… Он хотел, чтобы я поскорее оставила тебя в покое. Да, он говорил мне что-то такое, я помню… Воспитывал, нес, честно говоря, всякую ахинею.
– Правильно, я это слышала… А что было потом? Потом, когда вы думали, что меня в передней нет и я не слышу вашего разговора?.. Он сказал тебе, чтобы ты продолжала притворяться сумасшедшей. Зачем? Что вы против меня затеваете?
– Мы? Да ты что, Аня! Я ничего такого не помню! Этого не было!
– Ты лжешь…
– Я не лгу!
– Он еще угрожал тебе, что если посмеешь недопустимым образом выйти из игры, то тебе же не поздоровится… Было такое?
– Я не помню…
– Вы все лжете, лжете… И что это за квартира? Ты хотя бы представляешь, сколько она может стоить? Сотни тысяч долларов! Это без ремонта. Сколько там комнат?
– Четыре, – не задумываясь, ответила Маша.
– Вот именно! Откуда у тебя, простой девчонки, такие деньги?
– Не в деньгах счастье, – отмахнулась Маша, откинулась на сиденье и закрыла глаза. – Все это пустое. А ты – садистка. Видишь же, что человеку плохо, и говоришь всякие глупости. Да в гробу я видела твоего мужа. Он – эгоист… Давно хотела тебе сказать…
– Глупо было надеяться, что ты признаешься… Надо было оставить тебя там на лестнице, на растерзание этому парню, и все…
– Ну и оставила бы. Я и сама уже устала от тебя, твоей опеки и твоих подозрений. Я не просила, чтобы ты подбирала меня на дороге. Ты сама сделала это. А за лечение я деньги верну. У меня есть деньги. Вот открою квартиру, возьму свою карточку, сниму со счета и расплачусь. Это не проблема.
Анне захотелось плакать от обиды. Мало того, что эта девчонка затевает против нее что-то вместе с Григорием, так она же еще, неблагодарная, сознательно делает ей больно, унижает ее и сводит на нет все усилия, направленные на то, чтобы помочь ей. Что может быть обиднее, чем услышать, что она собирается вернуть деньги за лечение?..
Она уже и подумать не могла, что Маша не имеет никакого отношения к Григорию и что ей на самом деле плохо и она страдает потерей памяти. Теперь она лишь себя ощущала жертвой интриги и страдала от этой мысли. Но ссориться окончательно с Машей или тем более выставлять ее на улицу сейчас, до того, как все разъяснится, она тоже не могла. Ей теперь не терпелось выяснить, какую роль во всем этом играет Григорий. Кроме того, в голове по-прежнему не укладывалось, как это могло случиться, что их встреча с Машей на трассе была кем-то спланирована. Но что еще можно было предположить после подслушанного ночью разговора? Что?
Они вернулись домой и сразу же разошлись по разным комнатам. Анна, видя, как за Машей закрывается дверь спальни, испытала чудовищный приступ одиночества, и теперь сидела, забравшись с ногами в кресло, потерянная, не зная, как ей дальше жить, как себя вести, и боясь даже предположить, что ждет ее в ближайшем будущем. Ее скоропалительный роман с Матайтисом именно сейчас почему-то приобрел налет вульгарности и ничем не оправданного легкомыслия. И ей снова, в который уже раз, захотелось, чтобы все поскорее закончилось, чтобы из ее жизни исчезли все, абсолютно все: и Маша, которая Дина, и Григорий, и Матайтис. Михаил, она была уверена, остался уже в прошлом. И это утешало. Одной проблемой меньше.
Закрыв глаза, она предалась мечтам о том, как же это будет замечательно, когда она снова будет просыпаться в полном одиночестве и тишине, долго плескаться под душем, не спеша и приятно завтракать, слушать музыку, вязать, совершать длительные прогулки по Ботаническому саду, ходить по магазинам и находиться в состоянии полного покоя. Как мертвец. Она вздрогнула от собственной же нелепой мысли. Или от телефона? Она взяла трубку. Голос Максима привел ее в чувство.
– Привет… Как дела? – Голос ее предательски дрожал. А как же иначе, ведь она только что предала его в мыслях.
– Нормально. Я освободился, так что могу прямо сейчас за тобой заехать. У меня есть адрес кастелянши, которая отвечает за камеру хранения. Кроме того, мы же запланировали с тобой сегодня навестить тех женщин-рожениц…
– Я помню.
– У тебя какой-то странный голос. Ты что, плачешь?
– Нет… – всхлипнула она. – Все нормально. Просто я устала… Кстати, напомни мне, как зовут этих женщин? Среди них есть Дина?
– Да, Дина Казарина. Это имя я хорошо запомнил. Оно яркое, звонкое. Ты хочешь сказать…
– Да, консьержка назвала ее Диночкой. Да и вообще, она вела себя так, словно эта Маша на самом деле живет в одной из тех шикарных квартир. Маша сказала ей, что потеряла ключи, что у нее будто бы сумочку украли, и Валентина, консьержка, предложила вызвать дворника, чтобы тот помог ей попасть в квартиру. И мы чуть было не поддались соблазну, представляешь?
И Анна со всеми подробностями рассказала Матайтису все, что произошло с ними в Старопименовском переулке, упомянув и парня, который бежал за ними…
– Валентина бросила нам вдогонку, когда мы убегали, что этот парень вроде бы приходил несколько раз к Дине, но тогда у нас не хватило ума остановиться. Мы испугались. Точнее, испугалась я, и мой страх передался Маше. Вернее, Дине…
– Значит, она его не узнала?
– У нее практически не было времени… – Говоря это, она пожалела, что в ту минуту рядом с ними не было Максима. Уж он бы не растерялся и погнался за этим парнем, чтобы только поскорее выяснить, кем он приходится Дине. – Зато мы узнали, как зовут ее парня. Герман. Он тоже, по словам Валентины, приходил к ней… Вот и получается, что Дина на самом деле там жила.
– А что же в этом удивительного?
– Не знаю… Но когда я представила себе, что мы с помощью дворника взламываем замки и входим в квартиру, а она, оказывается, принадлежит совсем другим людям, мне стало не по себе. Я подумала, что Дина могла там жить не в качестве хозяйки, а, скажем, домработницы, или гостьи, или просто родственницы…
– Но почему ты не допускаешь мысли, что это ее дом?
– Не знаю…
– А по-моему, тот факт, что Дина живет в Старопименовском переулке, в дорогом доме, и может являться зацепкой к тому, что с ней произошло. Может, она богатая наследница или что-нибудь в этом роде…
– Я тоже думала об этом…
– Значит, так. Я сейчас приеду, и мы поедем к кастелянше. И будет лучше даже, если мы возьмем с собой Машу. А вдруг эта женщина узнает ее и согласится проехать в больницу и выдать ей ее вещи? Представляешь, как это было бы кстати? Там могли бы оказаться ключи от квартиры, деньги, какие-то вещи и, быть может, документы!
– Хорошо, приезжай. А я постараюсь уговорить ее поехать с нами.
Анна отключила телефон и заглянула к Маше. Она нисколько не удивилась, увидев ее заплаканное лицо.
– Я вспомнила, – сказала она, – вспомнила ту ночь… Мне тогда не спалось. Я вышла на кухню, чтобы попить воды. И почти сразу же туда пришел твой бывший муж. Он испугал меня… просто я не ожидала и вздрогнула от звука его шагов… Он спросил, как я себя чувствую, не вспомнила ли я еще что-нибудь. Я сказала, что нет. Возможно, он почувствовал мое неприязненное к нему отношение. Я же и сегодня сказала тебе, что он не нравится мне, что я считаю его эгоистом… Но это лишь эмоции. И вообще, это не мое дело. Так вот…
– Но почему ты считаешь его эгоистом?
– Это же видно. Кроме того, он злой… Мне кажется, что ты его совсем не знаешь.
– Он приставал к тебе? – Анна после этих слов готова была предположить все самое худшее.
– Нет, хуже. Он ясно дал мне знать, что я мешаю вам. Точнее, ему. Ему что-то нужно от тебя, вот он и приходит сюда. Но он неискренен в своих чувствах к тебе…
– Так что он тебе говорил? Ты можешь вспомнить дословно?
– Да… Он начал с бирок. Сказал, что эти бирки, эти отвратительные бирки не имеют ко мне никакого отношения, что это недоразумение… А потом он посоветовал мне как можно скорее обратиться в милицию…
Здесь Маша сделала паузу и взглянула Анне прямо в глаза, ища, по всей вероятности, сочувствия.
– Он хотел сдать меня в лапы милиции и избавиться от меня таким образом. Но он и представить тогда себе не мог, как же мне было страшно. Как жутко при мысли, что меня кто-то может допрашивать, выяснять мою личность… А что, если я действительно натворила что-то такое, за что должна нести наказание? Или, наоборот, кто-то подставил меня? Он очень жестокий, твой бывший муж… Это человек с двойным дном, я просто уверена в этом.
– Может, ты и права… а что было потом?
Пока что Маша говорила правду.
– А потом он и вовсе понес такую ерунду, что мне даже стыдно стало за него. Представляешь, он сказал, что благодарен мне за то, что я помогла вам сблизиться… Глупо. И тут же стал говорить мне о своей любви к тебе… еще более глупо. С одной стороны, он явно намекал мне на то, что я мешаю ему, а тут вдруг такое…
– А что было потом?
– Мы говорили об амнезии, но все это были лишь пустые слова. А вот теперь я скажу тебе самое главное… Он бы, может, и дальше что-то говорил, лил мед мне в уши, если бы не раздался звонок. Очень тихий… Звонил не твой телефон, а его… понимаешь? Мобильный. Должно быть, где-то в кармане. Но он даже не пошелохнулся при мне, как будто никакого звонка и не было.