Но госпожа де Трусбуа была дома. Поначалу она не узнала дочери в этой жалко одетой, худой и бледной женщине. А когда убедилась, что перед ней на самом деле ее дочь Арманда, у нее хватило жестокости отправить ее обратно в ледяную мансарду, дав, как нищенке, всего лишь несколько су.
Она объяснила свою жестокость тем, что с минуты на минуту должен вернуться муж. Арманда допустила большую неосторожность, придя сюда, она рисковала встретиться с отцом. Сейчас его не было, но он должен был вот-вот вернуться! Поэтому ей нужно было как можно скорее уходить. Разумеется, речи о будущих встречах не было. Разве только если она расстанется с Бельсизом. В этом случае она может остаться дома, двери для нее всегда открыты. Она может жить в своей девичьей комнатке, в тепле и удобстве, и в еде они себе не отказывают…
Арманда будто видела дурной сон: мать шантажирует собственную дочь, изнемогающую под тяжким грузом самой черной нищеты…
У бедной Арманды достало мужества отказаться, но, когда она вновь оказалась на ледяной улице и побрела к своему жалкому гнездышку, ее душили слезы.
Нищеты, в которой прозябала дочь, оказалось мало для маркиза де Трусбуа, он по-прежнему жаждал отмщения. Революционный суд по-своему отозвался на его требование справедливости, маркиз был арестован, посажен в тюрьму Ла Форс и приговорен к смертной казни. Перед смертью маркиз, вместо того чтобы примириться с Богом, донес на своего зятя как на эмигранта, который тайно вернулся во Францию…
На следующий день бедные молодые люди были вынуждены покинуть свою мансарду на улице Шартр, спасаясь от преследований. Арманда нашла пристанище у соседки, которая отнеслась к ней по-дружески, а Шарль растворился на парижских улицах, надеясь затеряться.
К сожалению, лютой зимой без крова и хлеба долго не побегаешь. В скором времени молодого человека арестовали и препроводили в Консьержери, поскольку, само собой разумеется, его ожидала гильотина. Думая лишь о своей любимой и пытаясь облегчить ее горе, все время, пока он был в тюрьме, и всю ночь перед казнью он писал ей письма и ставил числа будущих недель. Письма, полные любви. Душераздирающие письма… Смертник рассказывал о своих приключениях, о своей бродяжнической жизни, тревожился о здоровье любимой… Он надеялся постепенно подготовить свою дорогую Арманду к мысли об их неизбежной разлуке. В последнее письмо он вложил прядь своих волос.
Привратник тюрьмы, растроганный любовью, какую не часто в жизни встретишь, согласился отсылать письма по указанному адресу. Шарль де Бельсиз, успокоенный мыслью, что может и после смерти согревать своей любовью ненаглядную жену, поднялся на эшафот и мужественно принял смерть.
Арманда стала получать от него письма. Они приходили с завидной регулярностью. Так прошел месяц, но вот однажды утром глашатай пробудил в душе молодой женщины страшную тревогу. Конвент только что принял закон о смертной казни для тех аристократов, которые еще находились в Париже. Список их вывесили во Дворце правосудия.
Не зная, где находится ее Шарль, Арманда побежала во Дворец правосудия. Ее бедная, как у работниц, одежда не вызвала ни у кого подозрений. Она разыскала там добродушного писаря, и он согласился доставить ей сведения о том, кого она искала. Арманда назвалась служанкой, которая ищет своего бывшего хозяина, и ее горестный вид растрогал бы даже камень.
Писарь посмотрел списки и вернулся в некотором недоумении. В списках не было графа де Бельсиза, да и быть не могло, потому что графа казнили месяц тому назад.
Арманда приняла удар не дрогнув. Она сразу разгадала благородный обман мужа. Значит, эти полные любви и нежности письма… Но ей так хотелось обманываться и дальше.
– Ты уверен, гражданин, что речь идет о том самом Бельсизе?
– Можно подумать, что Бельсизов пруд пруди. Написано ясно: граф Шарль де Бельсиз, двадцати шести лет, бывший аристократ, бывший военный, эмигрант, вернувшийся тайком на родину.
Арманда опустила голову. Надеяться было не на что. Кровавые злодеи убили ее Шарля. Мир рухнул для Арманды, люди вокруг внушали страх и ужас. Писаря она поблагодарила.
– Спасибо тебе, гражданин писарь. Ты отнесся ко мне по-доброму.
– Не за что, малютка, не за что. А как могло быть иначе? Думаю, ты теперь довольна, что не встретишь больше тирана в этом мире!
С блуждающей улыбкой на лице Арманда вышла из Дворца правосудия. На другом берегу Сены она увидела здание мэрии. Там заседала Коммуна, но эти люди кое в чем могли ей помочь. И Арманда поспешила туда.
– Я графиня де Бельсиз, – холодно объявила она стражнику, который преградил ей дорогу. – Я хочу видеть чудовищ, которые заседают наверху.
И добавила так громко, как только могла:
– Да здравствует король! Смерть тиранам и их кровавой республике!
Арманда получила то, чего хотела. На следующий день графиня де Бельсиз с улыбкой на губах и сияющими глазами поднималась по ступеням эшафота. Пройдет минута, и людская злоба ничего больше не будет значить для нее. Пройдет минута, и рядом с ней окажется ее Шарль… Их любовь будет длиться вечность.
Глава 18 «Графиня» де Брешар
Простак
В семье Брешаров, одной из самых знатных в Ниверне, графа Луи-Франсуа привыкли считать немного не в себе. В самом деле, в то время как мальчики младшей ветви стремились добиться чести послужить королю или по крайней мере оказаться при дворе, единственный представитель старшей ветви упрямо отказывался покинуть свой замок д’Ашюн, стоявший примерно в пяти лье от замка Шинон, возле деревни Сарди. Самым долгим путешествием, которое когда-либо совершил Луи-Франсуа, была поездка в Ниверне, где он чему-то с грехом пополам учился у святых отцов, что было в век Просвещения делом весьма непочетным.
Луи-Франсуа был ласковым застенчивым мальчиком, любил деревенскую жизнь, охоту, животных и общество крестьян. Пока был жив его отец, никто в семье не удивлялся, что сын ведет такую скромную и смиренную жизнь. Но вот он стал самостоятельным, и все подумали, что, обретя свободу, Луи-Франсуа немедленно поскачет в Версаль, вступит в какой-нибудь блестящий полк или по крайней мере объедет все соседние замки, чтобы найти себе достойную для продолжения старинного рода супругу.
Но Луи-Франсуа и не подумал делать ничего подобного. Он по-прежнему жил у себя в замке, заботился о своих землях, травил зайцев, охотился на куропаток, веселился на свадьбах своих крестьян и чокался с фермерами. Ужасаясь, родовитая родня говорила шепотом, что в Ашюне хозяин никогда не обедает в столовой, предпочитая трапезничать в большой кухне вместе со слугами. И обеды эти имели мало общего с изысканными блюдами, какие положено вкушать принцам. Окружение у графа было под стать обедам. Главной в его свите была Мари Перо, его доверенное лицо в юбке, деревенская девушка из Сарди двадцати шести лет, не боявшаяся никакой работы, затем служанка-судомойка Жанетта, паренек на посылках и два мужичка, Дюплесси и Гоше, которые были скорее егерями и занимались охотничьими угодьями, не интересуясь остальным хозяйством.
Мари Перо – а на ней, безусловно, нужно остановиться – была довольно хорошенькой, свежей и крепкой девушкой, которая всем сердцем была предана своему хозяину. Он, хотя и был старше ее на два года, вызывал у нее что-то вроде материнской нежности, но жила она в постоянной тревоге. Мари представить себе не могла того ужасного дня, когда граф женится и привезет в Ашюн молодую жену, которой придется отдать вместе с ключами управление домом и хозяйством. У жены этой может оказаться еще и наглая горничная, и она сравняет бедняжку Мари с судомойкой Жанеттой. Мари страшно пугалась, когда Луи-Франсуа входил в гостиную и смотрел на пустующее кресло у окна и на рабочий столик: они были для него неразрывно связаны с его любимой покойной матушкой. Однажды он даже сказал:
– Хорошо бы у нас тут все оживить. Дому нужна женщина, детские голоса…
Женщина? Мари считала, что в этом доме уже есть женщина, и не видела ничего дурного в том, чтобы до ее хозяина дошла наконец эта простая мысль. Она делала все, чтобы хозяин уразумел, что холостая жизнь рядом с хорошенькой и преданной служанкой куда приятнее, чем жизнь под каблуком властной супруги. Супруга выкажет ему недовольство, когда он мокрый и грязный придет с охоты, а служанка встанет на колени на кухонном полу, стащит грязные сапоги и принесет, улыбаясь, домашние туфли.
Вместе с тем Мари прекрасно знала, что знатная фамилия накладывает на ее господина особые обязательства, у его рода должен быть наследник, и поэтому вздыхала и молила Господа, чтобы он приступил к исполнению своего долга как можно позже. Бог, надо сказать, самым необычным образом отозвался на ее молитвы. Раздались первые раскаты революции, и окрестные замки как по мановению волшебной палочки опустели. Все возможные будущие графини де Брешар поспешили избрать нелегкие пути эмиграции.
С одной стороны, их исчезнование порадовало Мари, но с другой – всеобщий исход ее напугал, и она спросила Луи-Франсуа, не собирается ли он тоже пуститься в путь. Графу такая мысль и в голову не приходила, ему было так хорошо у себя дома! Именно так он и ответил своим двоюродным братьям: Полю-Огюсту, офицеру Гиенского полка, и Пьеру Франсуа, офицеру Лимузенского, когда они приехали к нему в октябре 1791 года попрощаться. Напрасно они убеждали кузена, что долг истинного Брешара встать под знамена принца де Конде, Луи-Франсуа и слушать их не пожелал. По его мнению, лучшей службой королю будет сохранение порядка на землях предков.
Он хотел бы еще добавить, что преданность королю лучше всего было бы доказывать в Париже, став вокруг него тесным кольцом и оберегая его, а не нападая на революционеров с другого края земли. Но не сказал, потому что в таком случае могло показаться, что сам он намерен скакать в Париж.
Кузены уехали, и жизнь потекла привычной колеей, мирно и тихо. Луи-Франсуа и в голову не могло прийти, что жители его деревни, которых он звал по именам и на «ты», могут в один прекрасный день превратиться в оголтелую орущую банду, которая потребует от него расплаты за грехи предков. Даже казнь Людовика XVI не подвигла его на мысль об опасности. Он просто стал молиться о спасении его души.
Но на его беду мирные дни были сочтены.
Конвент счел, что в провинциях недостает республиканского рвения, и решил подстегнуть провинции, разослав в них своих эмиссаров с речами о равенстве и братстве. Колло д’Эрбуа и Лапланш с трехцветными кокардами на шляпах прибыли в Невер, чтобы настроить город на парижский лад. Приехали они не просто так, а привезли с собой устрашающее орудие и установили его на площади, дабы внушить спасительный страх тем, кто не обладал душой праведного санкюлота. Будем справедливы, при власти двух этих проконсулов гильотина за отсутствием осужденных бездействовала, обезглавив лишь пять манекенов, чтобы показать, какую она умеет приносить пользу.
Может быть, все и обошлось бы для провинции Ниверне, но первые два проконсула были отозваны для других нужд республики, а на их место Конвент прислал человека куда более опасного.
Гражданин Фуше любил революционные торжества, а еще больше любил трепещущие перед ним толпы народа. Во время его правления вся провинция вернулась во времена Римской империи. Солдаты были переодеты ликторами[23], процессии девушек в белых платьях возлагали лавровые и пальмовые венки на алтари, где «горел священный огонь Весты», проводились сельские празднества и шествия Свободы. Он надумал также устраивать «революционные крестины», и Пьеры, Поли и Жаки становились Сцеволами, Регулами и Эпоминондами. Деревни тоже не избежали участи своих жителей и получили новые названия. Например, Сен-Пьер-ле-Мутье именовалась теперь Брут Великолепный. Затеи Фуше обходились недешево, и правитель в самом скором времени обнаружил, что ему очень нужны деньги.
Между тем оборот, который приняли революционные события, наконец-то взволновал и Луи-Франсуа в Ашюне. Он надумал как-то уберечь хоть часть своего богатства. И начал с того, что назначил Мари пожизненную ренту в тысячу двести ливров в год и еще дал бумагу на признание долга в пятнадцать тысяч. Затем снял маленькую квартирку в Ньевре, свез туда самую драгоценную мебель и серебро и попросил Мари жить там как у себя дома и приглядывать за добром. Сам он остался в замке, оставив себе только самое необходимое. Таким образом граф понадеялся избежать «праведного гнева» проконсула Фуше. Но совершил, как мы увидим, большую ошибку…
Мари сбрасывает маску
В округе Шато-Шинон Фуше назначил главным своим помощником некоего Гранжье, бывшего ораторианца[24], каким был и он сам и который целиком и полностью разделял его мнение относительно необходимости реквизировать добро знати и церковников.
Гранжье приехал в замок Ашюн, и голые стены комнат и пустые сундуки возбудили у него подозрение. На стенах было слишком много темных пятен, говоривших, что здесь висели картины и зеркала. К тому же ему уже доносили о гражданине Брешаре как о «патриотически пассивном элементе, страдающем капиталистическим эгоизмом». Гранжье мгновенно принял решение: вышеозначенный гражданин должен быть немедленно отправлен в тюрьму в Невер. И выйдет он из тюрьмы только тогда, когда раздобудет солидную сумму денег, чтобы вернуть ее народу, доведенному им до нищеты. Гранжье намекнул, что лучше бы графу найти эту сумму поскорее, если он хочет остаться в живых.
Угроза была серьезной, и Брешару захотелось исполнить пожелание гражданина Гранжье, потому что тому ничего не стоило привести ее в исполнение. Граф предупредил Мари, она кое-что распродала и собрала требуемую сумму, что, конечно, случилось не скоро. Граф все это время сидел в тюрьме. Наконец деньги были вручены Гранжье, и тот великодушно отпустил графа де Брешара на волю. Граф мог вернуться в свой замок, что он и сделал с большой радостью.
Но за несколько месяцев, что Брешар провел в тюрьме, все изменилось в этом мирном и патриархальном крае. В Сарди теперь тоже заседал революционный комитет, хозяйничали санкюлоты и секционеры.
Люди, которым вино свободы ударило в голову, к величайшему изумлению Луи-Франсуа, неведомо каким колдовством превратились в жестоких инквизиторов. Мирная жизнь с веселыми попойками и приятными посиделками после охоты превратилась отныне в ад. Никто больше не желал знать и помнить, что Луи-Франсуа – безобидный негордый малый, который и мухи не обидит. Теперь его обвиняли в самых страшных преступлениях и грехах. Он был кровососом, он был язвой на истощенном теле народа. Не проходило и дня, чтобы за любой чих ему не вменяли иск.
Преследуемый со всех сторон, бедняга стал подумывать, не отправиться ли ему в Невер, не забрать ли добро, которое осталось, и не направиться ли к границе вместе с верной Мари, как вдруг вечером сама Мари примчалась в замок, перепуганная насмерть. Было это 19 марта 1794 года. Новости, с которыми она прибежала, были невеселыми. Квартирку графа навестили представители власти и забрали все бумаги, в том числе и признание долга. После их посещения Мари поспешила в замок.
Брешар ее успокоил. Ничего опасного в бумагах не было, но она правильно сделала, что вернулась, потому что в замке она будет в большей безопасности, хотя сам он намеревается его покинуть и даже подумывает об эмиграции. Мари была очень удивлена. Тогда Луи-Франсуа в нескольких словах описал ей свое бедственное положение: в самом скором времени у него не будет даже корки хлеба, а он-то думал, что живет среди друзей…
Эта новость обрадовала Мари еще меньше. Подумать только, собирается уехать… А уж то, что без нее, и вовсе ни в какие ворота не лезло. Но графу она ничего не сказала и отправилась в деревню за покупками.
На следующий день Луи-Франсуа занимался делами, приводя их в порядок перед отъездом, и тут вдруг увидел четырех секционеров в красных колпаках. Они вошли к нему в дом и объявили, что хватит ему жить эгоистом и у него есть ровно двадцать четыре часа на то, чтобы жениться на настоящей санкюлотке.
Граф сначала решил, что это глупая шутка, и начал было смеяться, но веселился он в одиночестве. Секционеры в красных колпаках объявили, что женитьба – это гражданский долг каждого, а ему тем более необходимо связать себя союзом с самой верной частью нации.
– Где я, по-вашему, могу найти себе жену, тем более за один день?
– Нас это не касается. Но завтра ты должен жениться или предстанешь перед революционным трибуналом как подозрительное лицо. А ты знаешь, чем это кончается.
Разумеется, граф это знал. Знал он и о страсти Фуше и его приспешников к заключению гражданских браков. Они уже переженили множество монахинь, священников, солдат, гулящих девиц, слабоумных стариков и старух, которые понять не могли, что с ними происходит. Но все же граф попытался отбояриться от женитьбы, сказав, что дело это серьезное и нельзя жениться неведомо на ком. И тут же получил ответ, против которого возразить ему было нечего.
– А ты женись на той, кого прекрасно знаешь. Рядом с тобой находится прекрасная девушка. Женись на Мари Перо, и нация будет довольна твоим послушанием.
На другой день четверо сограждан снова появились в замке. И графу пришлось исполнить то, что от него требовали. Мари и Луи-Франсуа были препровождены в мэрию, где собралась не только их деревня, но и все окрестные. В первом ряду стояли родители невесты, они пришли, чтобы дать свое согласие. На столе лежали две открытые книги, одна из них – для записи гражданских актов. Во второй был список подозрительных лиц, подлежащих отправлению в революционный трибунал. Кто бы усомнился в том, что брак состоится?
Из мэрии молодых проводили в замок под смех и соленые шуточки.
Первый вечер прошел в сумрачном молчании. Само собой разумеется, Луи-Филипп не собирался по-настоящему вступать в брак. Он надеялся, что минует революционная гроза и он этот брак расторгнет. Но его мучители не собирались оставлять его в покое, их не устраивал формальный брак на бумаге. Граф должен был стать мужем своей жены.