– Обойдите здание с торца, – пояснила приветливая, похожая на печеное яблочко старушка. – Мы с ними всю жизнь соседи, в одном доме помещаемся.
Я глубоко вздохнула и села на скамейку. Надо собраться с мыслями, чтобы не навалять глупостей.
На соседней лавочке сидела обнявшись молодая пара.
– Ну не плачь, Юленька, – тихо бормотал мужчина, – не надо, успокойся.
– Тебе хорошо говорить, – всхлипывала Юля, – ребенок-то мой.
– И мой тоже, – возмутился муж.
– Но я его шесть месяцев носила, а теперь убить?!
– Так ведь краснухой ты заболела. Слышала, что доктор говорил? Стопроцентно идиот может получиться, бревно без разума, под себя ходить станет и мычать. Плод погиб, это точно.
– Нет, – горько рыдала Юля, – все равно любить буду. Он внутри меня живет, толкается, поворачивается, и убить? Он жив!
– У нас еще дети будут, – пытался вразумить муж жену. – А этот умер.
– Но его же убьют! – нелогично возразила Юля, рыдая. – Ой, не могу, господи, за что? Почему именно со мной такое?
В глубине холла открылась небольшая дверка и выглянул мужчина в зеленой хирургической шапочке.
– Ну готова? Пошли.
– Ой, – в голос завопила женщина, – не пойду, нет, и точка.
Врач подошел к паре и ласково сказал:
– Не дури. Ты перенесла краснуху, плод погиб.
– Но он шевелится.
– Тебе кажется, это перистальтика.
– Но…
– Молодой человек, – повернулся доктор к мужу, – ваша жена находится в шоковом состоянии, у нее стресс, но вы-то вполне нормальны? Вы-то понимаете, что ей грозит смерть?
Муж начал подталкивать слабо сопротивляюшуюся Юлечку к входу в роддом. Женщина сначала упиралась, но потом неожиданно пошла. В дверях она обернулась и сказала:
– Никогда тебе этого не прощу.
Доктор и Юля исчезли. Муж достал носовой платок, промокнул потный лоб, глянул на меня и растерянно сказал:
– Видали? Краснухой заболела, а теперь меня ненавидит за то, что искусственные роды вызывать приходится.
Я с пониманием вздохнула. У нас на кафедре когда-то работала Женя Неуёмова. Будучи беременной вторым ребенком, она подхватила от семилетней дочери краснуху, и ей пришлось идти на аборт. Я помню, как Женька плакала, а мы все утешали ее. Но краснуха – это серьезно. На девяносто процентов вы получаете ребенка с пораженным головным мозгом.
– Она потом придет в себя, – сказала я, – и поймет, что ошибалась, не обращайте внимания.
– Дай-то бог, – вздохнул муж, – а то прямо жуть берет. Была жена как жена, вдруг, бац – и фурия.
– Это пройдет, вы только потерпите.
Мужчина хмыкнул и ушел. Я поднялась и двинулась обходить здание с торца. На душе было гадко. Бедная женщина, представляю, каково ей сейчас!
В отделе кадров пожилая женщина со старомодной «халой» на голове не выразила никакого удивления, поглядев на липовую трудовую книжку.
– Звонила вам, – быстро сказала я, – разрешили приехать, сказали, место есть.
– Отчего уволились? – равнодушно спросила она.
Я была готова к подобному вопросу.
– Наш НИИ приказал долго жить. Сотрудников отправили в бессрочный отпуск.
– Да уж, – вздохнула кадровичка, – загубили науку. У нас тоже три калеки остались, кто помоложе, те давно слиняли. Стыдно сказать, докторам наук, заведующим отделами и лабораториями по три тысячи платят. Это же сто долларов!
Я сочувственно закивала головой, но в глубине души изумилась. Интересно, однако, получается. Роза Андреевна говорила, что Владимир Сергеевич Плешков, директорствующий в данном забытом богом месте, и его заместитель Леонид Георгиевич Рамин отлично зарабатывают. Я видела мужиков всего один раз. На них были надеты великолепные смокинги, и уезжали они на больших сверкающих иномарках. Вряд ли все это было куплено на оклад. Хотя, ничего удивительного – сейчас народ зарабатывает где и как может.
– Пойдете в лабораторию к Туманову Оресту Львовичу, – принялась объяснять кадровичка, – второй этаж, комната 29…
Она не успела закончить фразу. В комнату влетела с неподобающей для ее солидного возраста прытью женщина.
– Анна Константиновна, – заорала она так, что у меня заложило уши, – горе-то, горе-то какое! Господи, несчастье!
– Что случилось, Елена Глебовна? – испугалась кадровичка.
– Вы не знаете?
– Нет.
– Владимир Сергеевич погиб!
Из рук Анны Константиновны выпала ручка.
– Не городите чушь! Что за бред?
– Господи, – заломила руки Елена Глебовна, – только что Верочке сообщили! Вот горе, вот горе.
– Подождите в коридоре, – велела мне Анна Константиновна.
Я послушно села на обшарпанный стул и стала наблюдать за происходящим. Из всех комнат начали выходить люди. Понеслись охи, вздохи, некоторые женщины держали в руках носовые платки. Наконец вернулась Анна Константиновна, хмурая, с плотно сжатыми губами.
– Заходите, – обронила она.
Я проскользнула в дверь и тихо спросила:
– Может, мне лучше завтра прийти?
– Почему? – ответила вопросом на вопрос Анна Константиновна.
– У вас горе…
– Директор умер, – сухо ответила кадровичка.
– Очень жаль, – вежливо сказала я, – но он, наверное, был совсем пожилым.
– Отнюдь нет, – кратко отреагировала кадровичка, заполняя какие-то бумаги. – Только что пятидесятилетие справил.
– Надо же, – покачала я головой, – что же случилось?
Анна Константиновна хмуро посмотрела на меня, вытащила пачку сигарет и сообщила:
– Инфаркт. Восхождение на вершину Олимпа часто отнимает у мужчин здоровье. Ступайте, вас ждут в лаборатории, вот направление.
Я взяла бумажку, пошла к выходу и, закрывая дверь, оглянулась. Анна Константиновна, очевидно, не ожидала, что новая лаборантка обернется. На ее лице играла счастливая улыбка, а в глазах плескалось глубокое удовлетворение. Казалось, дама только что узнала не о смерти директора института, а о чем-то необычайно приятном, например, рождении внука или о повышении зарплаты. С таким лицом Зайка смотрит на весы, когда те показывают на два кило меньше, чем обычно. Поймав на себе мой взгляд, Анна Константиновна нахмурилась, но глаза ее продолжали сиять.
Глава 11
Я медленно пошла вверх по оббитым ступенькам. Интерьер института совсем не радовал глаз. Очевидно, данное исследовательское учреждение находится в этом месте с незапамятных времен. Здание казалось старым, если не сказать ветхим. В принципе, оно было когда-то красивым и удобным. Огромные окна, потолки высотой не менее четырех метров, дубовый паркет в коридоре, мраморные ступени на лестнице, а в нише лестничной клетки между первым и вторым этажом стояла белая статуя, стилизованная под античную. Очевидно, она имела какое-то отношение к науке. Но если вглядеться в окружающий пейзаж внимательно, сразу становится понятно, что большие стекла очень грязные, рамы и подоконники облупленные, с потолка сыплется побелка, из пола выпадают паркетины, ступени разбиты, а на статуе кое-где заметны сколы. Да и огромная деревянная дверь, которую я с трудом распахнула, была исцарапана. В институте много лет не делали ремонта.
Моему взору открылась небольшая комната, забитая столами, на которых толпились штативы с пробирками. Светловолосая девушка подняла глаза от каких-то бумаг и довольно сурово поинтересовалась:
– Вам кого?
– Я ваша новая лаборантка.
– Первый раз слышу, что нам нужна лаборантка.
– Прислали из отдела кадров. Анна Константиновна сказала, что следует обратиться к Оресту Львовичу.
– Коли сама Анна Константиновна сообщила, – усмехнулась девица, – тогда конечно. Орест явится в четыре часа.
– Что же мне делать?
– Погуляйте до 16.00, потом приходите, – пожала плечами неприветливая девица.
Я вышла во двор. Хоть на улице и апрель, но тепла особого нет, а часы между тем показывают полдень. Ладно, поеду в Ложкино, а к четырем вернусь сюда. Не шататься же мне по улицам в ожидании начальства. Какая, однако, неприятная девушка, просто выставила меня вон.
Я медленно пошла вдоль здания. Надо же, директора института Владимира Сергеевича Плешкова разбил инфаркт. Надеюсь, что это не он украл яйцо Фаберже. А если он, то найти семейную реликвию будет уже практически невозможно. Вспомнив плачущую Амалию Густавовну, я вздохнула. Бедная старушка. Впрочем, какое странное совпадение: вчера умерла Роза Андреевна, сегодня – Владимир Сергеевич. Ни косметолог, ни директор института не выглядели больными. Роза Андреевна была просто цветущей женщиной. У смертельно больного человека не может быть такой нежно-розовой кожи, блестящих глаз и задорного смеха. А Шилова, сидя за столом в гостях у Рыкова, все время хохотала. Владимир Сергеевич рассказывал анекдоты, на мой взгляд, довольно примитивные и плоские, а Роза Андреевна просто покатывалась и восклицала:
– Ой, не могу, перестань, уже желудок болит.
Кстати, и Владимир Сергеевич вел себя как абсолютно здоровый человек. Он съел много закусок, среди которых были салаты с майонезом и копченая колбаса, потом преспокойно отведал довольно жирной свинины с картошкой, а в самом конце с видимым удовольствием выпил кофе с мороженым. Причем, учтите, что в течение обеда Владимир Сергеевич принял на грудь грамм триста коньяка. Согласитесь, что больной человек не станет позволять себе такое…
Кстати, и Владимир Сергеевич вел себя как абсолютно здоровый человек. Он съел много закусок, среди которых были салаты с майонезом и копченая колбаса, потом преспокойно отведал довольно жирной свинины с картошкой, а в самом конце с видимым удовольствием выпил кофе с мороженым. Причем, учтите, что в течение обеда Владимир Сергеевич принял на грудь грамм триста коньяка. Согласитесь, что больной человек не станет позволять себе такое…
Я не успела до конца продумать ситуацию, потому что глаза наткнулись на необычную картину.
Как раз возле того места, где я стояла, распахнулось неширокое окно, замазанное белой краской, и показалась фигура, одетая в тонкую ночную сорочку. Не успела я удивиться, как женщина с растрепанными волосами перекинула через подоконник ноги, обутые в коричневые тапки из кожзаменителя, и оказалась во дворе. В ее взгляде сквозило безумие.
– Эй, эй, – попятилась я, – ты что? Лезь назад – холодно, простудишься.
Беглянка кинулась ко мне:
– Помогите!
В ту же секунду я узнала Юлечку, беременную женщину, только что рыдавшую возле роддома.
– Помогите!
– Что случилось?
– Они хотят убить моего ребенка. Умоляю, отведите меня к маме, скорей, пожалуйста! Я попросилась в туалет.
Глаза ее лихорадочно метались по моему лицу, на лбу блестели капли пота.
– Лучше идите назад и позвоните мужу, – посоветовала я.
Юля разрыдалась.
– Он с ними заодно: очень рад, что решили вызвать искусственные роды.
Понимая, что бедняжка находится в истерическом состоянии и что никакие доводы рассудка на нее не подействуют, я взяла ее за руку.
– Хорошо, давай скорей, у ворот стоит машина, отвезу тебя, куда скажешь.
Юлечка всхлипнула и побежала со мной. В «Пежо» я спросила:
– Адрес давай.
– Чей? – пробормотала Юля.
Все понятно, у несчастной совсем помутился рассудок. Случается такое с беременными дамами.
– Твоей мамы.
– Астрахань, улица Октябрьская, – пробормотала Юля.
Я отпустила руль.
– Где?
– Астрахань, – безнадежно повторила Юля, – я не москвичка.
– Надеюсь, ты понимаешь, что нам туда за полчаса в автомобиле, даже в таком хорошем, как «Пежо», не доехать?
– Да, – прошептала Юля, – конечно. Отвезите меня на вокзал, сяду в поезд.
– В ночной рубашке и тапках?
Девушка разрыдалась.
– Господи, что делать? Что?
– Накинь на плечи плед, – попросила я, – и постарайся спокойно объяснить, что случилось.
Внезапно Юля сказала:
– Хорошо, только давайте отъедем от роддома. Вдруг меня искать начнут?
Однако она совсем не сумасшедшая. Я перегнала «Пежо» на другую улицу и велела ей:
– Рассказывай!
Юлечка принялась выплескивать накопившееся. Она вышла замуж за Колю семь лет тому назад, совсем молоденькой, едва восемнадцать исполнилось. Приехала в Москву из Астрахани, поступила в институт и сразу познакомилась в Николашей. Тот москвич, вполне обеспеченный, имеет квартиру, машину – одним словом, далеко не всем девочкам из провинции везет так, как Юле. Сыграли свадьбу, началась семейная жизнь. Юлечка девочка неизбалованная, кроме нее, у мамы было еще две дочери. С ранних лет она умело управлялась с домашним хозяйством, поэтому тягот семейной жизни не ощутила. Готовка, стирка, уборка – все это она делала быстро и весело. Николай оказался хорошим супругом – заботливым, внимательным, ласковым. Он не забывал покупать жене цветы и шоколадки. Было только одно «но». Коля не хотел детей. Впрочем, вначале он лукавил, говорил:
– Мы еще слишком молоды, тебе надо получить образование.
Юлечка соглашалась с мужем. Но когда они оба получили по диплому, Коля завел иную песню:
– У ребенка должно быть все. Зачем плодить нищету? Подкопим деньжат, тогда и родим.
Но Юле очень хотелось ребеночка. Она стала давить на мужа, и тот наконец поведал ей истинную причину своего активного нежелания иметь потомство.
– Когда мне исполнилось тринадцать лет, – объяснял он жене, – моя мать второй раз вышла замуж и родила Петю. Все ее внимание, любовь и нежность теперь доставались младшему сыну. Меня отодвинули в сторонку. Более того, мне все время говорили: ты уже взрослый. Поэтому, я уверен, что, как только у нас появится ребенок, ты переключишься на него, а меня забросишь.
Юлечка только улыбалась. Бедный Николаша! Но она-то точно знает, что, став матерью, будет заботиться о супруге в два раза больше, чем прежде. Тайком от мужа Юля перестала пить противозачаточные таблетки.
Когда Коля узнал о беременности, он только вздохнул:
– Что ж поделать, рожай.
Юлечка ликовала. Ничего, все обойдется. Многих мужчин перспектива отцовства вначале страшит, зато потом они самозабвенно возятся с малышами. Юля встала на учет в женскую консультацию, но Николай сообщил, что нашел более хорошего врача. Можно прикрепиться к роддому при НИИ тонких исследований.
– Дорого небось, – вздохнула Юля.
– Нет, – покачал головой Коля, – совсем бесплатно, просто этот роддом считается учебной базой какого-то мединститута. Все врачи в институте кандидаты и доктора наук, но там проходят практику студенты, а далеко не всем женщинам хочется, чтобы на них учились.
Юлечка обрадовалась и оказалась в «Роддоме имени Олеко Дундича». Ее отправили к хорошему, очень внимательному доктору Олегу Игоревичу. Если в районной консультации гинекологи в основном пожилые тетки, грубили беременным и практически не осматривали их, то Олег Игоревич был сама любезность.
Он без конца отправлял Юлю на какие-то анализы и обследования. А один раз дал пластмассовый флакончик с розовыми пилюлями.
– Принимайте три раза в сутки. Тут на неделю, – пояснил заботливый доктор, – удивительное средство для укрепления иммунитета ребенка. Нам из Америки прислали для отделения патологии, вот я вам и отсыпал.
Страшно благодарная Юля выпила снадобье, а к вечеру внезапно покрылась мелкой красной сыпью. К тому же у нее начался насморк и резко подскочила температура. Олег Игоревич, услыхав о болезни, приехал на дом, взяв за визит всего триста рублей.
– Краснуха, – с озабоченным лицом сообщил он, – вот уж беда так беда!
Еще через неделю встал вопрос о прерывании беременности. Муж уговаривал женщину:
– Пойми, плод погиб, он разлагается внутри тебя, может начаться заражение крови.
Но Юлечка ощущала шевеление ребенка и категорически отказывалась от искусственно вызванных родов.
– Это перистальтика, – терпеливо объяснял Олег Игоревич, – деятельность кишечника, газы…
В конце концов несчастная женщина позволила убедить себя и оказалась в палате. Но в самый последний момент она почувствовала, как ее мальчик толкается ножками. Тогда она попросилась в туалет и вылезла на улицу.
– Они сговорились убить моего ребенка, – шептала Юлечка пересохшими губами.
– Не пори чушь, – строго сказала я, – зачем бы им это делать?
– Не знаю, – бормотала женщина, – только чувствую, что он жив.
Я подумала пару минут и сказала:
– Вот что, отвезу тебя сейчас к доктору. Она тебе понравится, потолкуешь с ней спокойно. Если Оксана скажет, что угрозы для твоей жизни нет, отправим тебя к маме в Астрахань. Надеюсь, что ты понимаешь, чем рискуешь. Ты действительно можешь родить слабоумного ребенка.
– Все равно буду любить его, – бормотала Юлечка с лихорадочным блеском в глазах.
Я вздохнула и завела мотор. Дитя, почти лишенное разума, – суровое испытание для родителей. Не зря медики в таком случае рекомендуют прервать беременность. Надеюсь, Оксана сумеет убедить несчастную. Жаль Юлечку, но она молода, и дети у нее еще будут.
Оксана выслушала меня и сказала:
– Мы пойдем наверх, а ты тут подожди.
Похоже, сегодня весь мой день пройдет в холлах и коридорах разных больниц. Ждать пришлось довольно долго. Наконец появилась Ксюта.
– Значит, так, – сообщила она, – я устроила Юлю в гинекологию. Знаешь, что странно?
– Нет.
– Она говорит, что ей не делали пункцию.
– Что? – не поняла я.
– В таких случаях, – разъяснила подруга, – берут на анализ околоплодную жидкость.
– И что?
– Почти со стопроцентной гарантией по результату этого анализа можно определить, какой получится ребенок, а Юле такого анализа не сделали.
– Вряд ли, – засомневалась я, – она говорила, что доктор был сверхвнимательным. Небось забыла…
– Вот это маловероятно, – вздохнула Оксана, – уж поверь мне, процедура неприятная, часто доставляющая беременным, несмотря на местное обезболивание, болезненные ощущения. Нет, забыть про пункцию невозможно, ее определенно не делали, и это вторая странность.
– А первая какая?
– Ей сейчас сделали УЗИ и обнаружили вполне жизнеспособного ребеночка с хорошим сердцебиением и без видимых на первый взгляд патологий.
Я так и села:
– Значит, она была права, когда уверяла, что ее ребенок жив?