— Сухофрукты у меня есть.
— А я флотский борщ и флотские макароны никогда не варил, — сказал я. — Подскажете?
Матвеич подсказал — это все оказалось не сложно: обыкновенные щи и макароны с тушенкой.
Тут спустился из рубки Сеня Бернар, поклонился, как на сцене («Не буду вам мешать»), и пошел к дверям, помахивая пустым пакетом и постукивая тростью. Но мне почему-то показалось, что пакет не пустой — что-то в нем есть.
Алешка тем временем подвигал стулья, переставил веник из одного угла в другой и тяжело вздохнул: убрался. Можно отдохнуть. И увязался за мной на кухню. Помогать.
Там он опять уселся на табуретку, опять стал на ней раскачиваться и выдвигать свои фантастические версии. На этот раз я слушал его более внимательно.
— И вот, Дим, я все понял… Когда тушеночку откроешь, про младшего брата не забудь. И вот я все понял: наш Матвеич находится…
— Я знаю, где он находится, — я резво шинковал капусту для флотского борща.
— Он находится, Дим, в смертельной опасности… Ну чего ты тушенку не открываешь? Фиг с ней, с твоей капустой, успеешь еще. Сто раз. И вот, Дим, я догадался, кто живет в пещере и бродит вокруг дома по ночам. — Алешка долго молчал, ожидая моих расспросов. Не до-ждавшись, ляпнул: — Это Окаянный Ганс! Он приехал отомстить Матвеичу. И выбирает удобный момент. Он ждет, Дим, когда Матвеич потеряет бдительность и повернется к нему спиной. Тут он на него и набросится!
Я призадумался. И чуть не порезал палец. Похоже, Алешка угадал. И я сказал:
— Ты молодец. Разобрался. Вот приедет папа…
— А если он опоздает? — Алешка опять чуть не «сыграл» с табуретки. — Кто будет виноват?
— А что делать-то?
— Я уже придумал. Будем рыбку ловить. На суше.
Во дает! Слова в простоте не скажет, как мама про него говорит.
— Сейчас довариваем морские щи, берем лодку — и к Лодочнику. Он дядька не жадный. Не то что ты со своей тушенкой. Он нам даст свою сеть. Понял?
— Понял. Будем ловить сетью зайцев в лесу, — вспомнил я старинную сказку, — и развешивать блины по кустам.
Алешка усмехнулся. Либо моей неудачной шутке, либо моей недогадливости. Но то, что он задумал, — об этом я бы никогда не догадался.
— Мы с тобой, Дим, вернадские — ребята хватские. Мы, Дим, берем сеть, подкрадываемся к пещере. Ставим сеть у входа. А потом как заорем! Он выскочит и запутается в ней, как рыбка. А мы тогда опять как заорем: «Попался, Ганс Окаянный!»
— А дальше? — Мне стало смешно.
— Закатаем его поплотнее и отнесем в милицию.
— А кто понесет? — спросил я.
Алешка посмотрел на меня с таким удивлением, будто я спросил, как меня зовут. Я промолчал. Я думал. Думал, как свернуть его с пути этой дурацкой затеи. «Как заорем! Как закатаем! Как ты его в милицию отнесешь!» То-то в милиции будут рады. Прямо медаль дадут.
— Вот что, — сказал я, надеясь, что добрый Лодочник сеть нам все-таки не даст, — смотаемся за сетью, а там будет видно. — В глубине души я рассчитывал, что, пока мы раскинем свои сети, приедет папа и возьмет в свои руки эти разборки.
Приготовив обед, мы доложили об этом «по команде» и сказали, что немного порыбачим с лодки.
— Да у нас этой рыбы, — проворчал Матвеич, — впору торговую точку открывать.
— Мы этого достойны, — сказал Алешка. — Но для этого надо запасы увеличить. Повадятся к нам местные жители за рыбой ходить, а она вдруг кончится. И наша фирма лопнет. А если второй раз начинать, никто нам не поверит. Скажут: «Мы к вам за рыбой, а вас дома нет». Лучше уж наловить побольше, чтобы на годик или два хватило…
— Мне уже хватило, — сказал Матвеич, зажимая уши. — Идите. Делайте рыбные запасы на годик или два. А я пока объявление повешу: «Свежая рыба в любое время суток».
Алешка развалился на корме, я сел за весла. Озеро было совершенно гладкое и синее, как небо. Даже легкий ветерок не морщил его глади. Только иногда пускали пузыри непойманные рыбы. Над нами вились и кружили чайки, вода легонько плескалась за бортом и стекала по веслам, когда я заносил их для гребка. Лодка шла хорошо, легко и послушно. Я даже не заметил, как мы пересекли озеро и лодка стукнулась носом в причал.
— Эй! — крикнул Алешка. — Лодочник!
В ответ была тишина. Мы осмотрелись. Причал был сделан из бревен, заросших зеленой слизью. Возле него толкались бортами небольшие весельные лодки с номерами на бортах. Дюральки с мотором здесь не было, видно, Лодочник куда-то уплыл по своим делам.
— Пошли, Дим, посмотрим, — сказал Алешка, — может, у него сеть где-нибудь валяется. Мы ее сначала заберем, а потом обратно вернем.
— Ничего мы забирать не будем, — сурово ответил я. — Просто походим и посмотрим. А он, может, вернется.
Папа, кажется, говорил, что здесь когда-то был пионерский лагерь, а потом что-то вроде пансионата для родителей с детьми.
Когда мы взобрались на причал, нам открылась невзрачная, даже, я бы сказал, грустная картина. Вдали стояли одноэтажные длинные здания с выбитыми стеклами и с разобранными крышами. Между зданиями, там и сям (так в старых романах пишут), на подставочках из облезлых кирпичей виднелись белые гипсовые фигурки в виде дяди-пионера с барабаном и тети-пионерки с горном. У них у всех, как правило, было по одной руке и не было ни одной головы.
Поближе к причалу имелся довольно приличный домик, на двери которого висел запертый замок.
— Там живет Лодочник, — уверенно сказал Алешка. — А вон там, — он показал на сарайчик рядом с домом, — там он прячет свою сеть. Пошли посмотрим.
Мы заглянули в сарайчик. Сети там не было. Прислоненные к стене, стояли ровными рядами весла, висели повсюду красно-белые спасательные круги.
Но не это главное. Мы увидели в этом сарайчике еще такое, что навело нас на всякие мысли…
Глава X «А где пистолет?»
Уголок в этом сарае, с паутиной по стенам и на окошке, был занят чем-то вроде мастерской народного умельца. Небольшой верстак и много полок. А на полках стояли всякие красивые поделки. Чего тут только не было. Фигурки людей и животных, домики, лодочки и кораблики, ангелочки, колокольчики. Некоторые фигурки были откровенно деревянные, а некоторые выглядели как из какого-нибудь металла или мрамора и даже будто из стекла.
— Ни фига! — восхитился Алешка. — Вот тебе и Лодочник! А это что? Гляди, Дим! Классная фишка!
На верстаке, зажатый в тисочки, красовался пистолет совершенно как настоящий. Точная копия «макарова». Только из дерева. Покрасить его черной краской — от настоящего не отличишь.
Алешка повертел пистолет в руках и снова закрепил его в тисочках. С большим сожалением.
Мы еще полюбовались на поделки, поискали по углам сеть. К моему удовольствию, мы ее не обнаружили.
— Ладно, — сказал я, — поехали домой, скоро родители приедут.
— Ты все-таки, Дим, папе про этого песчаного жителя пока не рассказывай. А то вдруг мы что-нибудь напутали. Может, он вполне хороший человек.
Я Алешку давно уже знаю, чуть больше десяти лет. Он, конечно, человек неожиданный. Но иногда его поступки можно предугадать. Он, разумеется, вместо сети уже что-нибудь другое придумал. Такое же не скучное. Например, вырыть у входа в пещеру яму и замаскировать ее ветками. Свалится туда песчаный житель, а мы тут как тут. Как заорем: «Ага! Попался!..»
Алешка сел за весла. Он тоже хорошо гребет. Но только все время отвлекается. На все, что видит вокруг. «Дим, рыбка плеснула. Дим, чайка тебе на голову капнула. Дим, слышишь, в лесу собака лает. Дим, красивые у меня шнурки, да? Мама от них ахнет».
И при каждой фразе ему почему-то нужно обязательно бросить весла и пожестикулировать. В конце концов я прогнал его на корму и взялся за греблю.
Из-за этих «Дим, а ты слышал? Дим, а ты видел? Дим, а ты знаешь?» мы добирались до своего берега довольно долго. И когда причалили, стало ясно, что наши родители уже приехали. Мы пошли к дому. Мама, наверное, уже что-нибудь готовила, а папа и Матвеич сидели на капитанском крыльце и о чем-то тихо разговаривали.
— Давай вокруг дома подкрадемся к ним, — шепнул мне Алешка.
— А зачем?
— Как заорем — они как подскочат!
Не знаю почему, но эта дурацкая идея мне понравилась. Мы обошли дом и притаились за углом, выбирая момент. И вдруг Алешка придержал меня за руку и приложил палец к губам. Мы замерли.
— Ну что ты, Сережа, — говорил Матвеич успокаивающим голосом, — у вас славные пацаны. Озорные, конечно, фантазеры, но честные. Они не могли это сделать.
— Тогда мне эта история, — тревожно проговорил папа, — еще больше не нравится. Я навел справки, Федор Матвеич. Ганс освободился несколько месяцев назад.
— Ерунда. Ты думаешь, он захочет снова оказаться за решеткой?
— Кто его знает? Он же неуправляемый.
— Но пистолет здесь ни при чем. И твои ребята тоже. Тем более что этот пистолет, ты же знаешь…
— Стоп! — сказал папа. — По-моему, нас подслушивают. И даже пишут на диктофон. — И папа указал на две падающие из-за угла тени на траве — одну побольше, другую поменьше. — Сдавайтесь! — крикнул папа. — Руки на капот!
Мы вышли из-за дома.
— Вы брали пистолет? — строго спросил папа.
— А что? — вопросом ответил Алешка.
— А то!
— Я два раза брал. И Димка один раз.
— А дальше?
— А дальше ничего. — Алешка невинно похлопал глазами.
Папа и Матвеич переглянулись. Папа снова хотел было что-то спросить, но тут на «мостик» выскочила сияющая мама. И радостно защебетала:
— Вот они! Все такие же! — Оглядела нас. — Боже мой, Алешка, что с твоими ногами? Куда ты дел шнурки? Дима, а ты вроде здорово поправился.
— Мы его заставляем пробу снимать на кухне. Чтобы он нас не отравил. Ты привезла для тетушки Тильды собачий корм, цветы и кофе? А то она всегда такая голодная.
— Она что, — удивилась мама, — цветы ест?
— Не знаю, — уклонился Алешка. — Она, кажется, все ест. Она тут для Димитрия песню такую пела, старинную. Романец называется. «Отвaри поскорее калитку!»
Не всегда поймешь — когда он всерьез тарахтит, а когда ехидничает.
— А я ей должен автопортрет нарисовать. В виде подсвечника. На полке. Она этого достойна. Вообще-то не ей, а ее Сене Бернару.
— Сенбернар — это ее собака?
— Верный друг. Но еще не череп.
— Все, — сказала мама. — Я спокойна. С вами все в порядке. Отварная калитка, автопортрет подсвечника, собачий череп на полке.
— И пропавший пистолет, — добавил папа.
Вот! Недаром же Сеня Бернар его облизывал! Недаром мне показалось, что в его пакете что-то есть!
— Какой пистолет? — спросила мама.
— В виде подсвечника, — хмыкнул папа. — Какой же еще?
— Ничего не понимаю, — сказала мама. — Один пистолет я уже нашла. Так у вас еще один потерялся?
Папа с Матвеичем опять переглянулись. А Лешка тут же еще туману напустил:
— И мы с Димитрием один пистолет нашли. В тисках. Некрашеный.
— Федор Матвеич, дорогой, — сказала мама, — мы вам сочувствуем.
— Да ничего, не беспокойтесь, — ответил он. — У меня еще один пистолет есть.
— Некрашеный? — упавшим голосом спросила мама. — В тисках?
— В сейфе.
— А где он, — живо заинтересовался Алешка, — этот сейф?
— Фиг найдешь, — подмигнул ему Матвеич.
И тут Алешка вдруг тоже подмигнул и хитренько заявил:
— А я уже давно его нашел. И этот ваш сейф, и этот ваш пистолет в сейфе. И эту вашу обойму с патронами.
— А это что? — спросила мама и протянула нам ладонь, на которой лежал пистолетный патрон. — В кого вы стрелять собираетесь?
Я только хлопал глазами и вертел головой.
— А это чей автопортрет? — она развернула рисунки подошв. — Левый и правый профиль?
— Так, — сказал папа. — Пошли в дом. Будем разбираться. Проведем допросы и очные ставки. И определим меру наказания. В том числе и для Матвеича. За то, что распустил свой экипаж.
— Его уже кто-то до меня распустил, — проворчал Федор Матвеич.
Мама уже успела прибраться в доме и даже частично накрыла стол, разложив на тарелках всякие городские вкусности. И тут же прикрикнула на Алешку:
— Алексей, колбасу грязными руками не хватают!
— А чистыми хватают? — спросил Алешка.
— Колбасу хватают вилками, — серьезно пояснил папа.
— А флотский борщ чем хватают?
— Какой флотский борщ? — приятно удивился папа. — А ну-ка, тащите его сюда.
— Будешь его вилкой хватать? — хихикнул Алешка. И я понял, что если нам и попадет, то не очень круто.
Мы сели за стол. Папа спросил:
— С кого начнем?
— С меня, — сказал Алешка. В одной руке он держал ложку с борщом, а в другой кусок колбасы. — Я открыл страшную тайну.
И он рассказал, что в песчаном карьере скрывается в песчаной пещере Окаянный Ганс. Он днем варит себе на костре флотский борщ и мокрые ботинки, а ночью бродит вокруг дома, чтобы напасть на Матвеича и отомстить ему за свою загубленную жизнь.
— Мы уже приготовили с Димитрием рыбную сеть, чтобы его отловить, да не успели — вы уже приехали.
Папа слушал очень внимательно и все время переглядывался с Матвеичем. А Лешка сильно увлекся своим рассказом. Даже не заметил, что закусывает флотский борщ уже не колбасой, а сыром. Мама на это смотрела с ужасом.
— А как он выглядит? — спросил папа.
— Нормально, — сказал Алешка. — В ботинках, в штанах и в куртке. — И не заметил, что в левой руке у него уже не сыр, а сникерс.
— Это уж слишком! — воскликнула мама.
— Почему? — не понял ее возмущения Алешка. — Он же не может босиком и без штанов ходить.
— Особые приметы есть? — опять спросил папа.
— До фига! Патроны теряет, спит днем, курит ночью.
— Понятно, — вздохнул папа. — Спит с закрытыми глазами, а сигарету держит во рту. Очень особые приметы. Ладно, с этим мы разберемся. После обеда. Разбудим вашего Окаянного Ганса. Матвеич, наручники у тебя есть?
— Где-то валялись.
— Так, пойдем дальше. Куда вы пистолет девали?
— Никуда не девали, — Алешка пожал плечами с возмущением.
— Можно, я доложу? — Мама подняла руку, как примерная школьница. В глазах ее блестели веселые искорки. — Пистолет никуда не девался. Висит себе спокойно на своем месте.
Вот это фишка! Папа поднялся из-за стола, взбежал по лестнице в нашу рубку и вернулся растерянным.
— Матвеич, ты ничего не напутал?
— А чего тут путать? После завтрака пистолет исчез, а к обеду объявился.
— Погулял, — сказал Алешка. — Проголодался.
— Вообще, — начала мама, — в доме, где обитают такие сорванцы, держать оружие на видном месте нельзя.
— Леша, — попросил Матвеич, — принеси пистолет.
Алешка что-то дожевал, метнулся наверх, вернулся с пистолетом, положил его на стол перед Матвеичем.
— Вот это, — Матвеич взял пистолет в руку, — это не оружие. Макет. Все механизмы из него удалены, обойма наглухо закреплена в рукоятке. Так что не волнуйтесь, вещь не опасная. Храню как память. Выстрелить из него нельзя.
— Но по башке рукояткой дать можно, — поспешил Алешка.
Все это мило, здорово, но малопонятно. Пистолет оказался ненастоящим, это ладно. Но ведь куда-то исчез. И опять появился. Если его стащил Сеня Бернар, то как пистолет оказался на месте? Значит, актер пистолет не крал. А кто тогда? И почему вернул? А самое главное — при чем здесь наша мама? Она что, приехала из Москвы, чтобы убедиться, что пистолет мирно дремлет в кожаной кобуре, а не охотится с Алешкой по лесам на диких тигров?
Нет, все эти истории не по мне. Я люблю, чтобы все было понятно и ясно. Картошка, капуста, яички… Тут все просто и не перепутывается. Даже когда варится в одной кастрюле. И я вот не уверен, что на Алешкином огороде не вырастет вместо укропа какая-нибудь экзотика вроде баобаба или кенгуру.
— Ну хорошо, — сказала мама. — А когда вы пойдете за вашим Гансом?
— Никогда! — вдруг громко крикнул Алешка. — Он сам к нам пришел! — Схватил пистолет и направил его в окно.
Мы выглянули. За калиткой стоял человек в камуфляжных брюках и в рубчатых армейских ботинках…
— Попался! — злорадно выдохнул Алешка. — Сам пришел! Сдаваться! Совесть замучила!
Матвеич почему-то рассмеялся и сказал:
— Он испугался, Леша, что ты его в сеть поймаешь. Тем более что фамилия у него для этого подходящая — Рыбкин.
Матвеич высунулся в окно и крикнул:
— Заходи, Юрик! Ты как здесь оказался?
Юрик громко чихнул и «отварил» калитку.
— Ну вот, — пробормотал Алешка. — Одна все время сморкается, другой чихает… — Он был явно смущен тем, что песчаный человек оказался не злобным Гансом, а хорошим знакомым Матвеича — каким-то Юриком да еще Рыбкиным.
Юрик вошел в дом. Это был довольно симпатичный и довольно молодой человек. Но немного седоватый. И довольно смущенный, оттого что все время громко чихал.
— Вам надо согреться, — засуетилась мама. — Матвеич, у вас есть малиновое варенье или мед?
— Леш, — усмехнулся Матвеич, — малинка у нас еще есть?
— Немножко, — смутился Алешка. И стал постепенно сознаваться: — Полбаночки. Или на донышке. И Димитрий, кажется, банку уже вымыл. Зато мед еще есть.
— На донышке? — рассердилась мама.
Юрика поскорее усадили за стол, стали кормить и поить чаем с медом. Его было много — как раз хватило положить две ложки в чашку чая.
Во время разговора взрослых, прерываемого чиханием Юрика, мы кое-что поняли. Оказывается, этот Юрик когда-то, не так давно, попал по ошибке сначала в милицию, а потом в тюрьму. Матвеич поймал настоящего преступника и добился освобождения Юрика. И этот Юрик благодарен ему изо всех сил.