В несколько стволов заговорили автоматы и пулеметы, никто не видел вспышки, не слышал выстрелов, стреляли наугад. Разнокалиберный грохот перекрыло солидное "ду-ду-ду" автоматической пушки с бронетранспортера, потом к ней присоединилась еще одна. Трассеры распарывали ночь, били по деревьям, фейерверками взлетали в небо. Кто-то начал стрелять из автоматического гранатомета, султаны разрывов встали в деревьях, нашпиговывая лес осколками.
— Что произошло?! — генерал выскочил из машины — и тут же тяжело рухнул на асфальт, сильно ушибшись. Один из офицеров охраны сбил его подножкой.
— Лежите, господин генерал, не поднимайтесь. Снайпер!
Генерал заворочался. Он сильно ушибся
— Лежите, не вставайте.
— Что с этим… полковником?
— Он убит, господин генерал. Наповал…
Кто-то догадался бросить дымовую шашку, потом бросили еще одну и еще. Густой, белый дым плыл над дорогой, взревели двигатели машин, создавая дополнительное задымление — для этого была сделана специальная система задымления, в выхлоп впрыскивалась соляра.
Генерала буквально на руках втащили обратно, в бронированный кузов мобильного штаба, здесь можно было не опасаться пуль снайпера. Следом под прикрытие брони зашли еще несколько офицеров, все держали оружие на изготовку, как будто сербы могли вот-вот ворваться в штаб.
— Мы должны идти на прочесывание!
Генерал раздраженно посмотрел на говорившего.
— Вы кто? Я вас не знаю.
— Я капитан Маркович, из Специального бюро государственной охраны. Вы должны немедленно приказать приступить к прочесыванию.
Рука болела сильно, не успокаивалась. Возможно вывих, а возможно и что похуже. Хорошего настроения генералу это не добавляло.
— Капитан Маркач, вы здесь?
— Я здесь, господин генерал!
— Здесь слишком опасно. Мы уезжаем отсюда, распорядитесь. И подберите лично новое место для штаба.
— Но вы должны…
Генерал предупреждающе поднял руку
— Капитан… я никому и ничего не должен, кроме как подавить мятеж. У меня недостаточно людей и все по вине игр, которые творятся в Вене. Если у вас есть желание идти и разыскивать ночью по всему лесу сербского снайпера — я не могу запретить вам это сделать. Но я намерен сделать то, что сказал — сменить место дислокации и продолжить работу. Штабные работники не будут участвовать в поисках снайпера, а в роте охраны нет ни одного лишнего человека, я и так отправил в лес всех, кого мог. Извините…
09 июля 2002 года Афганистан, Кабул Дворец Тадж-Бек
Время пришло. И посеявший ветер — да пожнет бурю.
Только последние два года он жил. Жил, будучи в ладу с самим с собой, с людьми и с Аллахом. Остальное время он не жил — просто существовал в жутком, полном боли и гнева пространстве, отделенный стенами лютой ненависти от всех людей, от правоверных, от соотечественников. Стены были сломана, хоть соотечественники не знали об этом. Но остались грехи. Много грехов, таких грехов, после которых ты даже не почувствуешь запах рая — а ведь священный Коран гласит, что запах рая ты почувствуешь, когда до него — сорок лет пути. И эти грехи, пусть он и стал обращенным — все равно нуждаются в искуплении, они вопиют, и голос их не заглушить ничем. Ничем кроме крови. Своей крови, но главное — крови поработившего страну и правоверных тирана.
Человек в форме полковника Королевской гвардии Афганистана неподвижно стоял на ступенях главной лестницы королевского дворца на холме и думал. Мысли — вот то последнее убежище, куда еще не смогли проникнуть грязными руками ищейки КАМ[28]. Мысли ведомы лишь всепрощающему Аллаху — и он различит праведников по делам их!
Дело Махди грядет!
Полковник думал о короле. О тиране. О диктаторе, чья кровь нечиста[29], но еще более нечисты его помыслы.
Как уберечься? Как удержаться на троне, под который мечтает подложить бомбу каждый первый? Как уцелеть и продолжить династию?
Первый и самый главный вопрос — как разъединить врагов. От этого, от того будут враги разобщены или они будут едины — зависит твое будущее и как монарха и просто как человека — живого человека. Король Гази-шах проводил хитрую и тонкую политику: в стране было две параллельные армии — собственно армия и Королевская гвардия, было министерство внутренних дел и была КАМ — служба безопасности. Из армии были выделены войска коммандос — один из спецбатальонов коммандос располагался совсем рядом — в старинной крепости Бала-Хиссар. Все эти силовые структуры возглавляли люди из пяти разных племен, самых сильных племен в Афганистане. Милиция например была отдана бывшим правителям — дуррани, армия возглавлялась человеком из племени джадран, КАМ до того как его убили возглавлял генерал Абад — презренный шиит, которому ни один уважающий себя афганец и пуштун не подаст руки. Все они воевали друг против друга десятилетиями и испытывали друг к другу как минимум глубокое недоверие, а то и ненависть. Ни один из них не понимал и не хотел понимать, что прежде всего все они — и даже покойный генерал Абад — мусульмане, правоверные и братья в вере своей, и только потом — афганцы и сыновья своих племен. Рука Гази-шаха, ведомая самим Иблисом, непрерывно сеяла вражду среди них, король приближал то одного, то другого, одаривал их землями и привилегиями — и другие тотчас становились злейшими врагами приближенного, мечтая увидеть его падение, как только что наблюдали его возвышение.
Воистину, сам Иблис не мог придумать ничего лучше, чтобы смущать рабов Аллаха и сбивать их с ведущей к Аллаху дороги!
Вторым кольцом безопасности была Королевская гвардия. Как найти истинно преданных людей в окружающем тебя море ненависти? Король Гази-шах решил и эту проблему. Он подбирал мальчиков из мелких, разоренных более богатыми соседями пуштунских племен — а то и вовсе покупал на базаре в британской Индии, когда таковых не хватало. Этих мальчиков — возрастом от семи до девяти лет — отдавали в Королевский военный колледж, где они жили на полном пансионе за счет Короля и учились военному делу. Здесь, в Королевском колледже преподавали британцы, розгами и хлыстами они внушали повиновение и страх. Каждое утро, во время утреней пробежки они прославляли короля, напевая песню, которую, как поговаривали, сочинил сам Гази-шах.
В четырнадцать лет каждого ждало посвящение. Каждый из них во время посвящения должен был убить человека. Преступника. Их привозили на базарную площадь, это был базар Шар-шатта, располагавшийся неподалеку от мечети Иджах, главной мечети Кабула. Туда, на базарную площадь сгоняли правоверных после намаза, сгоняли штыками — а многие, из тех, кто торговал на базаре шли сами, ибо люди любят кровавые зрелища. Из тайной спецтюрьмы КАМ, располагавшейся где то в Кабуле на площадь привозили приговоренных — люди знали, что вся вина этих приговоренных лишь в том, что они почитали Аллаха и осмелились назвать вслух Гази-шаха вероотступником. Там же строили виселицы — и каждый из будущих офицеров королевской Гвардии должен был повесить человека. Они исполняли приговор без масок, чтобы люди видели их лица и запоминали. И каждый раз, когда свершался приговор — умирал не один человек, умирали двое. Просто для одного из них смерть была отсроченной.
Полковник помнил своего приговоренного — до сих пор. Это был пожилой человек, с убеленными сединами волосами, более того — это был мулла. Он окормлял народ в одной из мечетей Джелалабада, пока не осмелился публично бросить слова обвинения в лицо брату короля, принцу Акмалю. Прямо в мечети его схватили и бросили в багажник машины принца его нукеры, боевики наркомафии. Потом его привезли сюда на казнь.
Он взошел на эшафот, оглядел мертво молчащую толпу. Посмотрел в сторону навеса — там, на плоской крыше одного из домов, окружающих базарную площадь, расположился наблюдающий за казнью король с наложницами и наблюдатели из британской миссии — они тоже любили смотреть на казни, эти бледнолицые дьяволы. Потом посмотрел на четырнадцатилетнего мальчишку, который должен был надеть ему петлю на шею и открыть люк под ногами, увидел его дрожащие руки и сказал, сказал тихо, чтобы никто не слышал: "Не бойся. Не ты убиваешь, а они убивают. Делай свое дело, и да помилует тебя всепрощающий Аллах".
Полковник помнил это до сих пор.
Третьей мерой предосторожности были британцы. Британский экспедиционный корпус — сейчас его возглавлял рыжий, бородатый гигант МакМиллан — они стояли базами в Джелалабаде, Кабуле, Баграме и Кандагаре — он был последним рубежом обороны афганского монарха, именно в расположение британцев он собирался бежать в случае чего — несколько раз отрабатывалась срочная эвакуация. Британцы обладали самолетами и вертолетами — эти небесные колесницы, мечущие огонь и смерть с неба, которые не достать меткими пулями пуштунов. Британцы держали Кабул — эту цитадель власти и подобия порядка в стране. Британцы были хозяевами в этой стране — и король соглашался с этим.
Но даже с такими мерами предосторожности полковник не понимал — как Аллах до сих пор не покарал его, этого гнусного вероотступника, этого ренегата, каждый вздох которого является оскорблением Аллаха…
Король Гази-шах был не просто мунафиком — он был гораздо хуже. Все, буквально все, что он делал — несло на себе отпечаток рук Иблиса и обещало вечное пламя, в котором будут корчиться вероотступники. Король воровал из казны и переправлял это на свои тайные счета — полковник сам не раз сопровождал его в поездках в Швейцарию. Король имел гарем, в котором были как мальчики так и девочки — он любил помоложе, и иногда в гарем ему дарили восьмилетних! В гневе король убивал — он постоянно носил с собой пистолет, и полковнику дважды приходилось выбрасывать ночью трупы в реку Кабул — это только в его дежурство, а что было в другие? Король покровительствовал наркоторговле — этому бичу Афганистана, мерзкому и богопротивному делу, которое Раббани и его приспешники посмели объявить угодным Аллаху — как только язык повернулся объединить имя Всевышнего и этот мерзкий яд! Король приближал к себе откровенных негодяев — взять того же доктора Раббани[30], такого же как и он любителя маленьких детей, проклятого уммой[31]. Иногда королю было скучно — он ехал по Кабулу в одной из своих машин, видел идущего по тротуару ребенка и приказывал своим нукерам, в числе которых был и полковник — затащить ребенка в машину. Потом он развлекался с ребенком всю ночь, и если тот к утру еще был жив — отдавал его офицерам Королевской гвардии. Тело выбрасывали в ту же реку Кабул — а несчастная мать рвала на себе волосы и чернела от горя.
Воистину, такой преступник не имеет права на жизнь. Махди прав!
Но король, страшаясь гнева Аллаха и гнева людского, принимал и самые обычные меры предосторожности — полковник знал их как никто другой, потому что и его самого учили этим мерам в далекой, полной дождей и туманов стране. Кортеж короля состоял из десяти машин. Первыми двумя шли бронетранспортеры — британские Сарацины, устаревшие, но модернизированные, оснащенные скорострельными пушками от истребителей и очень надежные. Потом шли один за другим семь одинаковых Рейндж-Роверов без номеров — в который из них сядет король становилось известно только перед самым выездом и выбирал — лично король. Замыкал колонну такой же Сарацин. В любой поездке короля сопровождали не менее пятидесяти человек — отборных офицеров Королевской гвардии, прошедших подготовку в Великобритании на спецполигоне в Херефорде и каждые два года отправляемые в Великобританию на переподготовку. Возглавлял кортеж старший офицер в чине не ниже полковника. Опасаясь, король почти никогда не пользовался самолетами и вертолетами — хотя и тот и другой у него были. Если нужно было куда то лететь — он пользовался не своими вертолетами — а вертолетами британской миссии и два вертолета с королем на борту сопровождали два боевых вертолета, а все экипажи вертолетов были британскими.
Но сегодня дежурным офицером и руководителем группы охраны был он. Махди благословил его — и возмездие свершится.
Сегодня.
Один из офицеров, майор Нур Шаид приблизился к тяжело опершемуся на мраморные перила лестницы полковника
— Господин полковник, с вами все в порядке?
Полковник вернулся из мира кошмаров, в которых он пребывал. Да, так жить нельзя — только искупительная жертва положит конец всему этому.
— Какого черта!? Все в порядке!
Майор вздрогнул от рыка, но все же доложил.
— Господин полковник, Его Величество изволят одеваться. Скоро поедем.
— Проверь машины!
Слушаюсь…
После казни тех праведников их отвезли обратно в казармы и дали джинна — проклятого напитка неверных, валящего с ног. Тогда он напился до полного бесчувствия, чтобы забыть — хотя знал, что забыть не удастся. Наутро они узнали, что двоих из них забрал к себе Аллах — видимо, самых достойных из них, чтобы не дать им еще больше совершить злодеяний и заслужить еще более страшную кару. От остальных Аллах отвернулся…
Долгие годы он поднимался по служебной лестнице. В Гвардии царили волчьи законы — убей или будешь убит, донеси или донесут на тебя. Все казни офицеров гвардии поручались самим офицерам гвардии — один раз он вынужден был повесить своего лучшего друга, и вина его была всего лишь в том, что он по пьяни осмелился непочтительно высказаться о монархе. Это была самая омерзительная традиция — его кого-то нужно было пытать и убивать, то поручали это всегда лучшему другу, самому близкому человеку, делая так, чтобы они ненавидели не только весь мир, но и друг друга, чтобы никто никому не доверял. И он сделал это, и даже не потерял свою бессмертную душу, ибо нечего было терять. Он пил спиртное, он пытал, он убивал. Когда к ним в казармы спускали из королевских покоев изнасилованного ребенка — он тоже его насиловал, а один раз — по жребию — ему довелось добить ребенка. Все это он делал и в последние два года — но теперь он делал это не просто так, и все жертвы, павшие от его руки — были принесены Аллаху. Все они невинны и рай отныне будет им домом.
Полковник снова вернулся в реальный мир, когда на степенях уже раздавались шаги — шел король. Король был назначен полковником одного из британских полков — непонятно зачем — и он с тех пор очень часто надевал красную, шитую золотом, попугайскую форму чужого государства, чужой армии, чужого народа, пролившего столько афганской крови. О мудрейший Аллах, можно ли еще как то надругаться над этой бедной страной?!
Полковник успел принять стойку смирно и отдать честь королю, когда тот появился на самом верху мраморной парадной лестницы. Не обращая на него внимания, тяжело переваливаясь (в последнее время король очень пополнел) король прошествовал к дверям, которые ему открыл согнувшийся пополам в поклоне слуга.
Надо идти.
Проверив пистолет — он у него всегда лежал в кобуре на правом боку, и еще один, небольшой, в левом кармане, полковник поспешил за королем. Король уже сел в какой-то из РейнджРоверов, охрана спешно рассаживалась в остальные. Полковник вскочил в первую машину, поморщился от ужасающей вони выхлопных газов, издаваемых двигателем Сарацина.
— Первый всем — проверка!
Привычно зазвучали доклады о готовности. Полковник слушал их, пока не услышал искомое, то, что и было нужно.
— Их Величество приказывают ехать в британскую миссию.
Британская миссия! Там будет этот бледнолицый ублюдок, который сам не раз развлекался во дворце с бачами![32] Неужели Аллах улыбнулся ему?! Карающая десница Аллаха поразить не только муртада и мунафика — но и бледнолицего бачабоза!
Аллаху Акбар!
— Первый всем! Британская миссия! Отправление немедленно. Докладывать обо всех угрозах!
Окутавшись дымным облаком выхлопа, перед ними тронулся Сарацин — топливо в Афганистане было неважным, и двигатели из-за такого скверного топлива выходили из строя. Этот, судя по всему еще немного — и придется менять.
Британская военная миссия располагалась в международном аэропорту Кабула — это было доброй британской традицией, все их военные базы и миссии располагались на базе аэропортов. Помимо находящегося на поверхности смысла — британцы были сильны авиацией и им нужны были аэродромы, чтобы максимально эффективно использовать свои возможности в воздухе — был еще один смысл, который никогда и никем не озвучивался. Наличие британских гарнизонов в крупных аэропортах повышало стойкость местных элит и их готовность бороться с любыми беспорядками. Потому что они знали, что в случае мятежа воздушный путь — самый короткий и надежный путь, по которому можно сбежать из охваченной мятежом страны — контролируют британцы, и именно они будут решать, кому можно будет покинуть страну — а кто попадет в руки мятежников. И попавшие в капкан элиты, по сути заложники в собственных странах — были готовы на все.
Дорога к аэропорту — она была единственной и довольно длинной, аэропорт находился за городской чертой — хорошо охранялась британскими военными патрулями. На подходе — крупный чек-пойнт британцев, с бетонными постройками в два этажа высотой, с пулеметами, с легкими пушками — у британцев до сих пор не было надежного автоматического гранатомета, и они предпочитали в качестве усилителя огневой мощи мелких подразделений использовать легкие скорострельные пушки. Бронетранспортеры — такие же Сарацины, уставившиеся стволами своих авиационных скорострельных пушек на Кабул. Чуть дальше, обложенные бетонными блоками, в мощных капонирах — самоходные гаубицы последнего поколения, стреляющие на пятьдесят километров и накрывающие залпом всю кабульскую зону. Зона безопасности — с минными полями, защищенными от тайного разминирования заборами из колючей проволоки и патрулями на вооруженных двумя-тремя пулеметами Шерпах. Полковник знал, что дежурная пара боевых вертолетов находится на аэродроме в пятиминутной готовности, еще две патрулируют сектор — вокруг становилось все опаснее и опаснее, русские наращивали поставки, и теперь даже безопасно взлететь было нельзя.