Я смотрела, как хрупкий синий дымок медленно поднимается к хрустальной люстре, и пыталась привести мысли в порядок.
Бывают младенцы, которых ангел целует в лоб при рождении, и из них получаются впоследствии великие люди: писатели, артисты, художники, гениальные ученые. Но в тот момент, когда я появилась на свет, божий посланец, очевидно, задремал от усталости, и мне не досталось никаких особых качеств. Как ни печально признавать, но я, к сожалению, не представляю из себя ничего интересного. Все вокруг нашли себя, сделали успешную карьеру, добились признания… Зайка обрела немыслимую популярность, вещая каждый день с экрана ТВ о результатах футбольных и хоккейных матчей… По-моему, дурное занятие, но Ольга счастлива. Правда, по городу ей приходится теперь пробираться в черных очках. Болельщики легко вычисляют ее в толпе и накидываются с требованием дать автограф. Аркашка стал хорошим адвокатом. Прошли те времена, когда сын радостно хватался за любое предлагаемое дело. Теперь выбирает самые интересные и получает настоящее наслаждение, готовясь к процессу. Наташка пишет любовные романы. Я не говорю о гонорарах, которые выплачивает ей парижское издательство, но подруга призналась, что писала бы, даже не получая за свой труд ни копейки, настолько захватывает ее процесс творчества. Как-то раз жарким июньским днем Наталья спустилась к обеду в теплом шерстяном костюме. Зябко кутаясь в шарф, она пощупала батареи и поинтересовалась, почему мы отключили отопление… Аркашка с изумлением поглядел на нее.
– Ты заболела? На улице почти сорок градусов жары!
Наталья задумчиво глянула в окно и протянула:
– Действительно, на дворе июль, это у меня в романе декабрь в Сибири…
Бывшие мужья тоже вполне довольны. Костик пишет жуткие картины, которые отчего-то раскупают, как горячие блинчики; Макс стал более чем удачливым бизнесменом и ворочает миллионными сделками; Кирилл издал потрясающий учебник по истории, переведенный чуть ли не в тридцати странах. Даже Генка, алкоголик Генка, с которым я развелась из-за его безудержной страсти к горячительным напиткам, бросил пьянствовать, эмигрировал в Америку и открыл там клинику для больных детей! Да что взрослые! Машенька и та увлечена ветеринарией и почти все вечера пропадает в академии.
И только я абсолютно бесполезное существо, что-то вроде стрекозы! Поэтому домашние обращаются со мной слегка свысока, снисходительно роняя:
– Привет! Чего такая скучная? Новых детективчиков не нашла?
Конечно, мне тоже хочется добиться успеха, достичь высот, но вот беда – совершенно не представляю, чем заняться!
Все чаще в голову приходит мысль о создании собственного детективного агентства. В конце концов, «Пинкертон» начинался с крохотной комнатушки и одного-единственного, но жутко работоспособного сотрудника. Чем я хуже? Только тем, что женщина? А мисс Марпл? Как бы она стала рассуждать в моем положении? И вообще, сначала найду убийцу Клюкина, потом займусь взрывом харитоновского «Мерседеса», а после раскрою дела Листьева и Холодова, доберусь до международной мафии… Да обо мне весь мир заговорит, а Интерпол пришлет своего представителя с нижайшей просьбой о сотрудничестве! Вот тогда и узнаем, кто растяпа и неумеха!
Прогнав мысли о «тридцати тысячах курьеров», я аккуратно спустила окурок в туалет. Ну кому мог помешать пьяница Ванька? Дегтярев проговорился, будто стрихнин несчастный проглотил где-то около часа ночи. К тому моменту основная масса гостей отправилась восвояси, осталась только наша бывшая группа – Зоя Лазарева, Никита Павлов, Татьяна, я и Рая Скоркина. Правда, был еще и Олег Андреевич, но его исключим сразу. Насколько знаю, они с Клюкиным впервые встретились только на вечеринке.
Так, я Клюкину ничего не подсыпала, Харитонову с Татьяной он ничем не мешал. Остаются Зоя, Никита и Раиса.
Подумав немного, вычеркнула из списка и Скоркину. Конечно, постоянно пьющий и таскающий из дома вещи муж не приносил Раисе никаких радостных эмоций. Вполне верю, что она втихаря мечтала о его кончине. Но мечтать о чьей-то смерти и убить человека на самом деле – «две большие разницы». Да и зачем устраивать это прилюдно? Намного проще подсыпать отраву в бутылку, а потом, вызвав милицию, со слезами на глазах сообщить о безвременной кончине муженька. Алкоголик, отбросивший коньки от некачественной выпивки, не вызывает никаких подозрений. Скорей всего, его и вскрывать бы не стали. Отдали бы жене, и дело с концом. А тут! Убийство в доме известного адвоката, депутата… Надо быть полной дурой, чтобы пойти на такое. Нет, Рая явно ни при чем. Тогда кто? Никита или Зоя? Завтра же поеду к Лазаревой. Сдается мне, что она все про всех знает.
Утром мы с Танюшей столкнулись в столовой. Подруга опять оказалась при полном параде и с безукоризненно сделанной прической. Мы выпили кофе и вышли в сад.
– Чудесная погода, – вздохнула Таня, – скоро лето, поедете куда-нибудь?
Я пожала плечами:
– Не знаю. Ольга с Аркашкой хотели в Тунис, но для меня там слишком жарко.
– Фу, – закричала Таня, хватая Мулю, – а ну, выплюнь немедленно!
Мопс не собирался разжимать пасть.
– Отдай, – злилась хозяйка, – ну что за дрянь! Дома корм не ест, а на улице всякую гадость подбирает и тут же глотает. Завтра же позову инструктора и начну учить дурочку.
Я вздохнула. Когда купили ротвейлера и пита, столкнулись с той же проблемой. Щенки воротили нос от заботливо приготовленной каши, сдобренной необходимыми витаминами и минералами. Аркашка буквально впихивал им в пасть геркулес, сваренный на свежайшем телячьем бульоне. Зато стоило ему чуть-чуть зазеваться во время прогулки, как Банди и Снап неслись к помойке. Из мусорной кучи тут же вытаскивались ароматные отбросы, и, пока хозяин, размахивая поводком, бежал к гурманам, «деликатесы» проглатывались без длительного разжевывания. И вообще, в юном возрасте и пит, и ротвейлер питали страсть к несъедобным предметам. Не счесть погибших тапочек, носков и колготок, а изгрызенными пледами можно, наверное, укрыть полнаселения Европы. Особую страсть псы испытывали к косметике.
Стоило оставить в ванной открытую банку с кремом или бросить на столике губную помаду, как все это моментально исчезало в их пастях. Однажды, придя домой, Зайка обнаружила в холле странные темно-зеленые лужи. Цепочка блестящих капель вела в гостиную. Ольга пошла по следу и наткнулась на Банди, мирно доедавшего трехлитровую пластиковую бутыль с дезинфицирующим средством для туалета.
– Кошмар! – завопила невестка, выдирая из клыкастой пасти сжеванную добычу. – Содержит едкий натр! Немедленно едем в больницу.
Но желудок Банди, очевидно, сделан из огне-упорного стекла, потому что отрава никак не повлияла на него. Пес, даже не чихнув, переварил… туалетного «утенка»! Впрочем, Ирка высказала свое мнение на этот счет.
– Всегда была уверена, – бормотала домработница, намывая холл, – их бытовая химия один обман и реклама. Вот выпил бы нашу «Белизну», точно бы в собачий рай отправился.
На семейном совете решили учить собак, и в доме появился инструктор – молодой и чрезвычайно серьезный Вадим. Месяц спустя псов было невозможно узнать. Они послушно садились, давали лапы, лаяли, ползали на животе и прыгали через различные препятствия.
Потом Вадим приказал нам:
– Готовьте падаль!
– Где мы ее возьмем? – удивилась я.
– Сами сделаете, – пояснил инструктор.
– Может, вытащить из помойки? – робко предложил Кеша.
– Ни в коем случае! – возмутился Вадим. – Только свежеприготовленная падаль!
– Как ее делать? – поинтересовалась Маня.
– Берете кусок первосортного мяса, кладете на пару деньков в теплое местечко, и всех делов, – пояснил инструктор.
– Я сделаю, – воодушевилась Маруся.
Вечером к нам в гости приехала одна из бывших моих свекровей, ныне покойная Элеонора, и я забыла про падаль. Прошли выходные. В понедельник Элеонора подергала носом и заявила:
– У вас в столовой запах, как в могильнике для скота.
– Действительно, – заметил Кеша, – воняет изрядно.
– Может, мышь под полом сдохла? – предположила Зайка.
Ясность внесла Маня:
– Падаль готовится!
– Что? – закричал старший брат. – Ты спрятала в столовой кусок протухшего мяса? Ну и вонища, есть невозможно. Немедленно убери.
– Здесь самая теплая комната, – оправдывалась Манюня, вытаскивая из-за батареи плотно перевязанный веревкой пакет, – кажется, в самый раз.
Девочка моментально развернула полиэтилен, и густая вонь проплыла по комнате.
– Ну и гадость! – с чувством воскликнула Зайка, оглядывая кусок черно-зелено-бордового филе.
Я промолчала. Осталось непонятно, зачем для приготовления данной пакости нужно было покупать на рынке кусок свежайшей телячьей вырезки.
И нструктор остался доволен: падаль, на его взгляд, выглядела и пахла восхитительно. К Новому году по дому ходили два неземных существа. Вадим получил гонорар и ушел. Собаки моментально перестали слушаться. Они не понимали команд и вновь самозабвенно охотились у мусорных бачков. Обозленная Зайка вызвала Вадима. Стоило дрессировщику переступить порог, как Банди и Снап превратились в ангелов. Их морды демонстрировали полнейшую покорность и послушание.
– И чего вы хотите? – поинтересовался инструктор, когда после команды «Фу», собаки отвернули носы от обожаемого сыра «Радамер».
Мы заверили Вадима, что абсолютно всем довольны. Дрессировщик уехал. Снап тут же отправился в спальню и недолго думая сожрал большой тюбик тонального крема. Никакие вопли «Фу!», издаваемые хором всей семьей, совершенно не подействовали на негодника.
В полном отчаянии мы снова вызвали Вадима. И собаки опять выказали абсолютное повиновение. Снап отворачивался от «Докторской» колбасы, Банди попеременно подавал лапы. Хоть в цирке выступай.
Ситуация повторилась трижды, пока мы наконец поняли: ум, примерное поведение и отличные манеры пит с ротвейлером демонстрируют лишь в присутствии дрессировщика. Стоит тому шагнуть за дверь, вся наука разом вылетает из собачьих голов.
Татьяне наконец удалось разжать маленькие, но удивительно крепкие челюсти мопсенка. На свет явилась пробка от бутылки минеральной воды.
– Ну, не дура ли ты, Муля! – с чувством воскликнула хозяйка. – Купили тебе кости из жил, специальные палочки, резиновые игрушки… Нет, пластмассу жрешь! Ведь так и подохнуть можно!
Муля молча смотрела на Таню круглыми блестящими глазками.
– Просто чудовище, – вздохнула вдова, – все время нужно на глазах держать! Чуть где затаилась, значит, безобразничает. Позавчера разгрызла подушку в спальне, вчера объела компьютерный стол в кабинете.
Ага, а еще поужинала Маруськиной тетрадкой по геометрии и закусила моим новым детективом, неосторожно оставленным на диване. Но сердиться на Мулю нет никакой возможности. Щенки очаровательны, а мопсята в особенности. И потом, наказывать существо размером с пачку соли как-то рука не поднимается. К тому же этот взгляд с поволокой и вечно несчастное выражение на морде…
– Смотри, – сказала Татьяна, наглаживая блестящую шкурку мопсенка, – абрикосовый отлив появляется. Мать у нее – бежевая, а отец – персикового цвета, вон, видишь рыжину.
Она принялась ласково теребить золотистые коротенькие волоски, покрывающие маленькие кривоватенькие лапки, потом сказала что-то еще, но я уже ничего не воспринимала. Рыжие волосы! Рука, которую Костров протянул из ванной комнаты, была густо усеяна мелкими рыжими волосками. Но ведь он темный шатен! У человека с такими волосами растительность на руках тоже должна быть темной! Значит, мужчина в ванной был не Костров, а убийца, и я лично отдала ему захоронку несчастного шофера. Так куда подевался Володя? Вернее, где преступник спрятал тело? И кто знал, что Володя не погиб во время взрыва?
ГЛАВА 9
Дозвониться до Зойки Лазаревой оказалось не таким простым делом. Автоответчик безукоризненно вежливым голосом сообщал об отсутствии хозяев. Я оставила, наверное, штук пять сообщений с призывом связаться со мной, но Зоя не спешила откликаться. Перезвонила она только около одиннадцати вечера, и мы договорились о встрече на следующий день, ровно в час у нее дома.
Жила Зоя в огромной квартире на Старом Арбате. Низенький трехэтажный белый домик выглядел снаружи крайне непрезентабельно, но внутри скрывалась просто царская роскошь – мраморные полы и перила, ковровая дорожка на лестнице, огромные кадки с пальмами и крайне обходительный мужчина в милицейской форме, вежливо, но весьма настойчиво поинтересовавшийся:
– Вы к кому?
Услышав фамилию Лазаревой, он позвонил Зое и, удостоверившись, что меня действительно ждут, потребовал паспорт. Изучив документ, дежурный не успокоился и лично довел до нужной квартиры, не забыв, отходя от конторки, с угрожающим щелканьем запереть входную дверь.
– Ну и охрана у вас, – пробормотала я, пока Лазарева подыскивала тапочки.
– В самом центре живем, – вздохнула Зоя, – престижно, конечно, но страшно неудобно. Весь день шум, летом дышать нечем, вместо воздуха чистая отрава, и приезжие норовят в подъезде пописать. Жаль им рубль за туалет заплатить, вот и завели цепного пса.
Она протянула мне пластиковые тапки и велела:
– Надевай.
Я покорно влезла в предложенную обувь, и мы пошли по длинному коридору, выложенному наборным паркетом, мимо бесчисленных, совершенно одинаковых дверей из светлого дерева. В потолке торчали круглые светильники. Пейзаж сильно смахивал на дорогой офис или банк, на худой конец, на приемную модного стоматолога.
Наконец хозяйка притормозила у распахнутой двери и приветливо сказала:
– Прошу в гостиную.
Я вошла и онемела. Абсолютно белые стены украшены картинами с изображениями обнаженных негритянок. С потолка свисает огромный белый шар в хромированной паутине. Черная кожаная мебель и торшер, похожий на сломанную журавлиную ногу. На огромном окне покачивается многоярусная бархатная занавеска цвета ночного неба, пол застелен невероятно белоснежным ковром. По стенам, как солдаты на параде, выстроились шкафы со стеклянными витринами, внутри блестело что-то золотое…
– Недавно ремонт сделала, – пояснила Зоя, заметив, какой эффект произвел на меня весь этот антураж.
– Ты же вроде раньше в районе улицы Демьяна Бедного жила, – пробормотала я.
– Не в этой жизни, – ухмыльнулась хозяйка, – сколько мы с тобой не виделись?
Я призадумалась:
– Вроде после выпускного вечера ни разу не встречались…
– Это тебе так кажется, – продолжала ухмыляться Лазарева. – Сталкивались неоднократно на всяческих мероприятиях, только я к тебе не подходила. Все ждала, узнаешь меня или нет! Но ты на всех приемах с жутко несчастным видом выстаиваешь протокольные полчаса и убегаешь. Оно конечно! Занята очень, постоянно всякими делами занимаешься… Знаю, знаю про твою дружбу с Дегтяревым и про то, что ты у него во внештатных сотрудниках ходишь!
Я в обалдении уставилась на бывшую сокурсницу. Довольная произведенным эффектом, Зойка торжествующе вытащила «Мальборо» и со вкусом закурила сигарету.
– Вот ведь, – сказала она, – до чего сильны юношеские привычки. Помнишь, как мы в институте гонялись за «Мальборо»?
Я улыбнулась. Конечно, помню. Покупали вожделенные импортные товары в туалете возле магазина «Ванда». Там в семидесятых годах был просто магазин. Мои первые джинсы, красивое белье и туфли на умопомрачительной платформе пришли именно из этого сортира. Иметь в сумочке «Мальборо» считалось во времена моего студенчества большим шиком. Многие из девчонок носили красно-белую пачку месяцами, вынимая ее только по особым случаям, другие перекладывали в упаковку «Яву» или «Пегас», чтобы производить нужное впечатление. Американские сигареты разом поднимали ваш общественный рейтинг на недосягаемую высоту. Но я, к сожалению, никогда не могла их курить из-за кашля.
– Вроде бы сейчас покупай, что хочешь, – продолжала Зоя, – и проблем с финансами никаких, а руки прямо сами к «Мальборо» тянутся. Хотя уже давно следует переходить на «Парламент». А ты ведь только «Голуаз» употребляешь? Во Франции пристрастилась, да?
Я еще раз подивилась осведомленности Лазаревой.
– Все-то ты знаешь!
– Точно, – подтвердила хозяйка, – все и про всех.
– Ну, тогда скажи, кому мог помешать Ванька Клюкин?
– Абсолютно никому, – отчеканила Зоя, – безобидный, как бабочка, правда, бесполезный. Ты про него что знаешь?
– Практически ничего, – пожала я плечами, – двадцать лет не виделись, даже не знала, что он Скоркину уговорил за него замуж выйти. – Это Райка так рассказывала? – улыбнулась Зоя. – Конечно, стыдно признаваться, как за мужиком бегала. Хочешь, расскажу, что у них на самом деле вышло?
Отметив про себя, что Зойка не предложила кофе и даже не поставила на столик ради приличия каких-нибудь соленых орешков, я плотнее устроилась в удобном кресле и приготовилась слушать.
– Помнишь историю с Райкиным вороватым папашей? – со вкусом принялась выбалтывать сплетни Лазарева.
Я кивнула:
– Конечно.
После кончины отца Раиса первое время приуныла. Шел пятый курс, и ей, не слишком хорошо успевавшей, никакая аспирантура не светила. Вернее, перестала светить. Любящий папенька, безусловно, захотел бы сделать из дочурки кандидата наук и не постоял бы за ценой. Но его смерть перечеркнула все планы Скоркиной. Приближался диплом, а с ним и распределение, скорей всего, преподавательницей иностранного языка в школу, в какую-нибудь жуткую глушь. В столице оставляли только москвичей.
Единственный шанс зацепиться в Москве – получить постоянную прописку. Для этого следовало немедленно выйти замуж. Но на факультете училось не так много мальчиков, к тому же все они были давно разобраны более предприимчивыми студентками. Рая, надеясь на аспирантуру, слишком поздно начала охоту на женихов. Другие девушки из провинции предпринимали атаку чуть ли не на первом курсе. Конечно, можно было оформить фиктивный брак, но весь вопрос упирался в деньги. Когда посадили отца, его имущество таинственным образом куда-то испарилось. Раиса с изумлением узнала, что сберкнижки нет, квартира и дача казенные, в красивом бумажнике из крокодиловой кожи, лежавшем в письменном столе, нашлась всего лишь одна сиротливая десятка. Раечка осталась нищей.