– Тебе можно, ты волхв и ничего во вред обществу не сделаешь. А нашли мы не простое нарушение, а нарушение второго принципа мирного сосуществования систем с разным магическим строем. То есть, проще говоря, знаем мы, что того, чужого волхва, о котором Жар-птица говорила, привёл на Новоградчину купчина Филипп. И даже человек есть – свидетель этому.
– Ну так что? Я сам об этом знаю.
– Человека того Филипп взаперти держит, говорит, что пока посадника не закричат на Вече, его не выпустит. И ещё сказал тот человек, что очень хочет уйти от Филиппа обратно к Докуке.
– Так что ж ты, бесово отродье, сразу не сказал, что нам тут песни поёшь? – закричал Докука, до этого внимательно слушавший домового.
– Прошу прощения, – смутился тот, – но я не бесово отродье, я домовой, а это, знаете ли, две большие разницы.
– Что за человек, как зовут, где его Филька держит?
– Сильный очень человек. Пантелеймону Авессаломовичу Пыхтяркину, тамошнему домовому, чуть голову щелбаном не пробил. А у нас у всех в дурака столько раз выиграл, что мы теперь, получается, кругом ему должны. Он даже у Библиофила в шахматы выиграл, а он уже лет пятьдесят не может найти себе достойного соперника. А зовут его Вася.
– Наш! – сказал Простомир и даже прослезился от избытка чувств.
– Наш, – повторил Докука, – можно даже имени не спрашивать. Раз уж весь маленький народец в карты и шахматы обыграл – значит, он. Очень уж ушлый.
– А чего вы его сразу сюда не привели? По закону, если хозяин дома чужого волхва привёл, вы от его обязанностей освобождаетесь.
– Думали мы об этом, для нас ведь выпустить его из дома – дело простое, ты ведь знаешь. А потом что? За домом наша власть кончается, а до Новограда далеко. Мало ли что в дороге случится, вдруг перехватят его Филипповы люди? Что тогда? Вот мы и решили сообща, что надо тебе, Михайло Докука, и батяне Простомиру всё рассказать, вы и решите, что и как лучше сделать.
– Где, где его держат?!!
– Да верстах в двадцати от Новограда. Там лет десять как деревушку построили. Новые Портянки назвали. Там у Филиппа тайный терем и построен. Ну, то есть был тайный.
Простомир встал.
– Благодарю за службу, братцы!
Домовые вытянулись перед ним, как молодые воины перед суровым ветераном:
– Рады стараться!
– А теперь ступайте, куда сами пожелаете, дальше без вас справимся.
Домовые, не говоря лишних слов, подошли к стене и исчезли в ней.
– Михайло, поднимай своих бойцов, дело предстоит нешуточное. Хорошо, если Филька на тайность своего терема понадеялся да охрану добрую не выставил. Я сам с ними поеду, мало ли что, вдруг Хитрый Песец попадётся.
– Федя! – загремел по терему голос Докуки. – Собирай всех. Пять человек оставляй в тереме, остальные со всем оружием по коням. Где Киря? Где этот недоучка?
Прибежал Федя Пасть Порву.
– Так ведь, боярин, эта… Ты же его сам со двора отослал, чтобы глаза не мозолил. В сердцах ты был очень.
– А, ладно, не до него сейчас, сами управимся. Пойдёте с Простомиром, куда скажет. Я здесь остаюсь. Луки возьмите – бесшумное оружие пригодится. Выполняйте!
Федя убежал, топая тяжёлыми сапожищами.
Через пять минут из ворот Докукина терема выехал отряд в тридцать вооружённых людей. Все с саблями, ножами для рукопашной схватки, десять – с луками. У каждого – кистень – очень удобное и надёжное оружие ближнего боя – для тех, кто понимает, конечно. Все в плотных рубахах, под которыми позвякивали тонкие, но прочные кольчуги. На головах – суконные шапки, на первый взгляд – ничего особенного, самые обычные. Но между слоями ткани в них были вшиты железные пластины, предохраняющие голову от удара. В центре отряда скакал на резвом сером жеребце старик в плаще с капюшоном. Несмотря на возраст, в седле он держался очень уверенно. Видно было, что опыт в части верховой езды он имеет большой, да и силёнкой не обижен. Всадники выехали из города через южные ворота и пропали в лесу, ведя в поводу одного пустого коня… Куда они направились – никто не видел.
Через некоторое время они появились около деревни Новые Портянки, которую построили выходцы из деревни Портянки. Жили в ней скорняки и портные, но деревня разрасталась, места на всех не хватало, и вот несколько семей решили отделиться и перейти на новое место. Получив разрешение и благословение общины, построили на давно присмотренном месте деревушку из двенадцати изб. Новое селение было решено назвать Новые Портянки – в память об отчизне. После этого прежнюю деревню стали называть Старые Портянки. Чтобы не путаться в названиях.
Место было глухое, лесной тупик, дороги дальше не было, посторонних людей – тоже. И вот ещё через пару лет на окраине Новых Портянок построен был терем-теремок. Он, как и положено, был не низок не высок. А так, средненький. Кто там жил – селяне не знали. Видели только, что человек не бедный. Так и решили – какой-то богатей новоградский. Мало, что ли, там богатеев! Забор высокий, крепкий, ворота тяжёлые. Терем в два этажа, крыша крыта не тёсом, а железом. Во дворе никто из деревенских и не бывал. Посудачили-посудачили портные и скорняки, да и забыли. Нам жить не мешают – и то ладно!
Появившиеся у Новых Портянок всадники шуму не поднимали и внимание к себе старались не привлекать. Спешились за полверсты от деревни, одного человека оставили с лошадьми и всей гурьбой пошли к новому терему. Вернее, «всей гурьбой» – не совсем так. Шли они в затылок один одному, старик – в середине. Шли чутко, неслышно, сторожко. Ни веточки нигде не обломили, ни птицу не вспугнули. Сразу видно – люди привычны к лесному хождению. Так незамеченными и дошли до терема. Остановились недалеко, двое обошли вокруг, ища слабые места. Таких не оказалось.
– Что делать будем? – спросил Федя Простомира. – Не зная броду сунемся – как бы в омут не затянуло. Может, мальца какого поспрашать – кто здесь живёт да чем дышит. Всё не наобум.
– Времени нельзя терять, – ответил Простомир, – Филька со своим шаманом не дураки, могут что-то заподозрить. Понаедет сюда Филькиной дворни – втихую не управимся. Нет, надо сейчас всё спроворить. Да и – чувствую я – волхва самоедского здесь нету, да и охраны немного. Даже без моей помощи управитесь.
– Ну коли так, то я пошёл, – сказал Федя и направился к воротам. – Ребята, хату берём на арапа.
Простомир не успел ничего сказать, как Федя подошёл к воротам и, крякнув, просто навалился на них плечом. Толстые дубовые створки ввалились внутрь двора. Массивные кованые петли на четвертных гвоздях были вырваны с мясом. Федя прошёл во двор, легонько пнув здоровенного кобеля, так некстати для себя выскочившего из конуры. Оглушённый пёс отлетел под крыльцо и в дальнейших событиях участия не принимал. Другого кобеля пристрелил из лука второй из вбежавших в усадьбу. Больше живности там не оказалось.
Дверь в терем оказалась запертой изнутри на засов, но после ворот это было для Феди мелочью. Внутри дома оказалось пятеро сторожей. Докукины молодцы, не говоря им худого слова, просто перестреляли их из луков и перерезали ножами. Те и сообразить-то ничего не успели – так стремительна была атака. Двое спали после бессонной ночи, ещё двое присматривали за пленником да лузгали семечки. Пятый – тот, кого минувшей ночью усыпил Авессаломыч – бродил по терему, мучаясь головной болью. Наведённый сон – он ведь хуже водки. Голова с него трещит – ой-ёй-ёй!
Последним в терем вошёл Простомир. Как он и угадал, волшебной защиты в тереме не было, а с немногочисленным гарнизоном прекрасно подготовленные бойцы справились быстро и без шума. Федя, не озадачивая себя поиском ключа, без труда взломал дверь кельи, где томился Вася. Гигант так расчувствовался, что даже прослезился, увидев Васю живым и невредимым. Простодушный и прямой силач успел привязаться к этому странному чужаку, который был так не похож на жителей Новограда. И говорил не так, и умел многое, чего никто больше здесь не умел. Да и зря, что ли, его сам Простомир привечает!
Вася был обрадован и удивлён, с какой быстротой и эффективностью действовал Докука и его люди. А Федя между тем не собирался задерживаться в тереме:
– Всё, ребята, уходим.
Бойцы, не задавая вопросов и спокойно, без суеты, быстро вышли из дома и скрылись в лесу. Через десять минут конный отряд, увеличившийся на одного человека, лесными дорогами уходил в сторону Новограда.
Филипп был вне себя от ярости: как так – пленник исчез! Охрана перебита, ворота и двери взломаны и никто ничего не видел и не слышал! А тут ещё этот… Песец окаянный опять пьяный спит. Толку-то от него… Хитрый Песец одному ему известным способом находил где-то вино и каждый день ходил навеселе. Сильно не напивался, помня угрозу Филиппа лишить его платы за работу.
Филипп велел привести Песца. Слуги едва растолкали обленившегося самоеда. Когда шаман явился, Филипп сказал:
– В Новых Портянках терем разорили, охрану перебили, пленник исчез. Что думаешь по этому случаю?
– В Новых Портянках терем разорили, охрану перебили, пленник исчез. Что думаешь по этому случаю?
– А что тут думать, боярин, смотреть надо, однако. Говорил я тебе – шаманскую защиту ставить надо, ты не захотел.
Филипп промолчал. Ничего ведь не возразишь этому блохастому и вонючему самоеду. Действительно, от волшебной охраны он отказался, помня слова Песца, что такую защиту трудно пройти, но легко обнаружить. Не человеку, конечно, а волхву. А Филипп очень боялся, что его тайный терем найдёт Простомир. Он – сила известная, а этот Песец, хоть и показал себя с хорошей стороны при пленении Докукина советника, Васи Зуба, да кто его знает, как он себя поведёт, когда в борьбу Простомир вступит? Тот ведь на своей земле, а Песец здесь – чужак.
– Пошли в Новые Портянки сходим, я гляну. Потом и скажу, кто там был.
– Не надо туда ходить, – ответил Филипп, – и так понятно, что Докукины люди налёт сделали и советники увели.
– Э, начальник! А как он это место нашёл? Может, у тебя предатель, а ты и не знаешь. Нет, надо идти.
Филипп согласился. Тут же велел седлать коней, взял с собой пятерых из дворни, посадили на коня Песца и выехали. Песец на коне ездить не умел. В тундре попривык на нартах с собачьей упряжкой да на оленях. Лошадь казалась ему слишком высокой, он всё время наклонял голову и прижимался к шее, чтобы было пониже. Вернее – чтобы казалось пониже. Ехать быстро он, конечно, не мог. Поэтому до Новых Портянок добрались только к вечеру. Разбитые ворота всё так же лежали посреди двора, дверь в терем тоже была выбита и висела на одной петле. Тела погибших уже увезли отпевать. Хитрого Песца за недолгое путешествие верхом, уже проклявшего всё на свете, вынули из седла едва живого. Филипп, видя, что от него сейчас толку немного, велел принести воды и окатить сомлевшего ведуна.
После водной процедуры Песец пришёл в себя и даже что-то замурлыкал по-своему.
– Не время сейчас песни петь, – сказал Филипп, – ступай в дом да глянь, может, узнаешь, как они это место нашли.
Песец не сразу пошёл в терем. Сначала он постоял в центре двора, оглядываясь по сторонам, как будто что-то вынюхивая и выслушивая. Потом начал бродить по двору по спирали, расширяющимися кругами. Дойдя до терема он, не останавливаясь на пороге, вошёл внутрь и стал бродить внутри здания, обнюхивая, как ищейка, каждую стенку, каждую половицу. Филипп шёл следом, внимательно наблюдая за действиями шамана.
Временами тот бормотал что-то на непонятном языке. То ли сам с собой разговаривал, то ли заклинания какие-то читал. В конце концов вошёл в келью, где держали Васю. Здесь Песца что-то заинтересовало, он стал обнюхивать стены, потолок, каждый вершок пола. Особенно заинтересовала его печь, около неё он задержался дольше, чем в других местах. Обнюхивая её, он внезапно и быстро запустил руку в поддувало и вытащил оттуда какое-то маленькое отчаянно вырывающееся, дерущееся, царапающееся, кусающееся и плюющееся существо.
– Вот, начальник, – сказал шаман, – у него и надо бы спросить, как Докука узнал об этом месте.
Существо (а это был, конечно же, Авессаломыч) перестало трепыхаться. Песец держал его крепко, не вырвешься.
– Ты кто такой? – спросил Филипп. – Отвечай быстро и честно. А не то беда будет.
– Напугал, – презрительно фыркнул Авессаломыч, – ничего ты мне не сделаешь.
– Так кто же ты такой? – словно не слыша дерзости, повторил вопрос Филипп.
– Да домовой я твой, бывший, – ответил Авессаломыч, – вот, за вещами пришёл, а этот басурман меня и сцапал.
Под печкой послышалось слабое шуршание. Авессаломыч насторожился.
– Почему же бывший?
– Ухожу я отсюда, другое место мне предложили. Получше!
– Чем же тебе здесь не глянется?
– Нарушил ты второй принцип мирного сосуществования, вот чем.
– Что-что я нарушил?
– Ах да, ты же не в курсе. Пригласил ты сюда вот этого чумазика, что меня держит. Волхва басурманского, чужого. А это – запрет.
– Вот, значит, что. Так это, стало быть, ты Докуке сообщил, что человек его здесь находится?
– Нет, не я. Другие сообщили. Из наших. Ну ладно, бывший хозяин, пока, мне пора.
– Куда ты торопишься? – спросил Филипп, не понимая, почему пленник держится так смело и дерзко. – Тебе теперь торопиться некуда и незачем. Ты сделал мне очень большую гадость, а я такое не прощаю.
– Да плевать я на тебя хотел, – нагло сказал Авессаломыч, поглядывая на печку, под которой уже было заметно какое-то движение. Он очень сильно надеялся, что это кто-то из братьев-домовых пришёл его выручать.
– Вот как? – фальшиво изумился Филипп. – Сейчас ты пожалеешь о своих словах. Песец, сделай так, чтобы он пожалел.
Хитрый Песец кивнул, прикидывая, чем бы таким пострашнее огорчить наглого домового. Пока он раздумывал, из-под печки выбрался ещё один домовой. Вернее, не совсем домовой. Это был библиотечный, Библиофил. За собой он вытащил железный молоточек. Для человека он был невелик – вроде сапожного, но домовой тащил его с трудом. Быстро подскочив к Песцу, он с размаху ударил его молотком по коленке. Не ожидавший такого коварства шаман взвыл от боли, выпустил из рук Авессаломыча и повалился на пол, воя и корчась от боли.
Получивший свободу Авессаломыч юркнул под печь, куда за мгновение до него скрылся и Библиофил, таща за собой молоток (неча добру пропадать). Ещё через миг оба домовых мчались тайным ходом, недоступным для человека, в библиотеку, где обитал Библиофил. По пути Авессаломыч изливался в благодарностях:
– Ну ты молоток! Если б не ты, этот волхв басурманский меня бы… Ну ты молоток… Запомни, Библик! Если кто ещё будет тебя очкариком дразнить – ты мне говори. Я тому живо – по сопатке… Ну ты молоток!..
В ответ Библиофил бурно восхищался геройским поведением Авессаломыча в плену и заверял, что как только кто-то обзовёт его очкариком, то он сразу же ему пожалуется. А по сопатке обидчику можно и вдвоём надавать. Так даже сподручнее будет.
А в келье в то же время побитый Песец, тихо подвывая, тёр ушибленное место, сидя посреди кельи. Филипп же, плюнув с досады, вышел во двор – дать распоряжения насчёт ремонта ворот и дверей.
Ушкуйники готовились в поход. Идти собирались на волжских булгар и дальше – вниз по Волге, на казанцев. Судовые мастера конопатили знаменитые ушкуи – большие лодки, вмещавшие по двадцать-тридцать бойцов. Для морского похода на ушкуй готовили косой парус, а спереди и сзади судна делались трюмы для лучшей устойчивости: морская волна – не речная. Сейчас же паруса ставили прямые – для речного похода. Кормовое весло делалось из крепкого морёного дуба, за его изготовлением следили специальные мастера – кормчие. Дело было важным, ведь крепость и надёжность руля в бою на воде или при проходе речных порогов может стоить жизни всех бойцов.
Гриша Рваное Ухо был весь в делах. В слободу везли из Новограда оружие: стрелы для бесшумного боя, огненное зелье – порох и свинец для пуль, а отливать их ушкуйники и сами умели. Да в походе это и сподручнее. Привезли на подводах десять пушек, а лафеты для них сейчас делают слободские умельцы. Везут и съестное: крупы и вяленое мясо, бочки с вином (какой же бой без вина? нет, без вина никак нельзя). Но много припасов не надо: отяжелеют ушкуи, подвижность потеряют, а это – смерть. Нет, съестное нужно только на первое время, пока не будет разграблен первый встречный городок или купеческий караван, а дальше – война сама себя кормит! Вместо съестного лучше взять побольше боевых припасов, ведь голод хоть и не тётка, но перетерпеть его можно, а вот смерть от вражеской стрелы или пули не перетерпишь. Так что, мешок крупы – долой, на его место – порох и свинец!
Но и это ещё не всё. В походе ведь не только оружие и еда нужны. В бою можно добыть многое, но не всё. То малое, без чего может сорваться любой, даже очень хорошо подготовленный набег, это лекарская помощь. В захваченном городе можно награбить одежду, еду, золото, оружие. А вот врача вы там найдёте вряд ли. Какой знахарь, даже самый лучший, согласится лечить людей, которые ограбили его дом и убили его близких? Он, скорее, затаится на время. А если принуждён будет силой лечить своих пленителей, то особого рвения в работе не покажет, при малейшей возможности будет стараться навредить или сбежать. С таким больше хлопот, чем пользы. А без хорошего лекаря порой бывает, что даже легко раненный боец не доживает до утра. В то время как при правильном уходе, глядь – через денёк оклемается, а через пару дней в строй встанет. Пусть на вёсла его сразу не посадишь, но стрельнуть из лука или пищали он сможет… Вот и приходится поэтому брать своих лекарей. Пусть бойцы они слабые, зато спасут после боя бойцов сильных, от которых пользы потом будет немало.
И всё это – и боевые припасы, и крупа-мясо-вино, и лекаря подыскать, да желательно не одного – всё на плечах старшего среди ушкуйников Гриши Рваное Ухо. Без помощников, конечно, не обойтись, и помощники есть, но последний спрос с него будет. И спрос будет по самому большому счёту. А на счету – жизни его товарищей. Оплошает он, недосмотрит что-то по лени или доверчивости – в походе и бою может это обернуться гибелью бойцов. Гибелью, которой можно было избежать…