– Как Оля из седьмой палаты? – дрожащим фальцетом спросила Настя.
– Еще хуже, – успокоила ее добрая маменька, – как баба Клава из шестнадцатой.
– Не хочу!
– Тогда слушайся! И заживем богато! Пошли домой. Я тебя люблю!
– Ма-а-ама-а! Не бросай меня!
– Я никогда тебя не оставлю, – заверила Зоя, – солнышко, птенчик мой, ну, побежали, хочешь мороженого?
Глава 21
Эвелина Лазаревна бросила на стол пачку сигарет.
– Мне тогда захотелось подойти к Зое и сказать: «Что же ты над ребенком издеваешься! Пугаешь невесть чем!»
Но какое право имела директор на подобное заявление? Настя не живет в интернате, у нее есть родная мать!
Напуганная словами о таблетках, Эвелина Лазаревна проверила лекарства и успокоилась, похоже, ни одна пилюля из строго подотчетного фонда психотропных средств не ушла на сторону. Если Зоя и таскала лекарства, то это были анальгин, аспирин или но-шпа! Но ведь они особого вреда не нанесут.
– И вы разрешили Карине поехать в семью, где творились странные вещи?
Эвелина занервничала.
– Опеку оформил суд.
– Ладно, – отмахнулась я, – понятно, просто представился случай избавиться от инвалида.
– У Кары в интернате не было никаких шансов, – пробормотала Казакова, – на воле она могла получить образование, ну, допустим, овладеть компьютером. Ой, все…
Не договорив, директриса упала головой на сложенные руки и зарыдала.
– Вам плохо? – вскочила я.
Эвелина подняла лицо.
– Нет, очень хорошо! Хватит меня мучить! Я все поняла, когда вы Килькиной интересоваться стали. Иван Иванович как-то узнал про Настин приход. Теперь меня проверяете. Передайте шефу, что… о боже!
Казакова снова зарыдала, я вытащила из сумки бутылку минералки и протянула директрисе.
– Выпейте и попытайтесь успокоиться. Я не знаю никакого Ивана Ивановича.
– Врете, – прошептала Казакова, – зачем тогда телик привезли и беседу затеяли. Это он вас прислал!
– Кто такой Иван Иванович?
– Милосердный человек, благодетель!
– Почему тогда вы его боитесь?
Эвелина Лазаревна прижала руки к груди.
– Я очень перед ним виновата! А он! Слава богу, ничего не узнал! Это все Настя! Она пролезла! Тихая, тихая, да пройда! Впрочем, я думаю, ее Кара подучила! Зачем? В толк не возьму! Я и подумала, здорово, что Карину забирают, они уедут и… О боже!
Я стукнула кулаком по столу.
– Прекратите истерику!
Эвелина замерла с открытым ртом.
– Теперь послушайте, да, я приехала неспроста, но с Иваном Ивановичем незнакома…
Казакова молча слушала, а я изложила ей лишь часть фактов, но и их хватило, чтобы директрису затрясло в ознобе.
– Настя назвалась дочерью Медведева? Почему?
– Вот это я и хочу выяснить!
– У нас никакой Михаил не появлялся! Речи не было о том, что Настя приемная дочь Зои. Тут какая-то ошибка, путаница.
– Кто такой Иван Иванович и как он связан с отъездом Килькиной и Авдеевой?
– Это совсем другая история, она не имеет к Насте отношения, – зачастила Эвелина.
Я усмехнулась:
– Уважаемая госпожа Казакова, если мы сейчас с вами не договоримся, завтра сюда явится полковник Дегтярев, один из ответственных сотрудников уголовного розыска. Подумайте, вам комфортнее побеседовать со мной или давать показания под протокол?
– Я не сделала ничего противозаконного!
– Тем более!
– У вас есть дети? – неожиданно спросила Эвелина.
– Двое, – не вдаваясь в подробности, ответила я.
– Здоровые?
– Нормальные люди.
– Тогда вам меня не понять!
– Вы расскажите, я попытаюсь!
Эвелина сгорбилась в кресле.
– Когда я принимала этот интернат, тут была беда! Да по всей стране разруха царила, предприятия стояли, продукты только из гуманитарной помощи, лекарств нет. До психоневрологического интерната никому дела не было! Господи, вы бы посмотрели, что творилось здесь. Канализация не работала, электричество отключили, персонал разбежался, батареи разорвало, и я одна со стариками и детьми-инвалидами. Впору было руки на себя наложить. К кому ни побегу – вон гонят! И тут пришел мужчина!
Вернее, он приехал, поразив Эвелину невиданной ранее дорогой иномаркой. Посетитель представился секретарем богатого человека по имени Иван Иванович. Себя посланец велел величать Сергеем.
– Иван Иванович имеет свободные средства и готов помочь интернату, – заявил Сергей.
Эвелина Лазаревна испугалась. Ну у кого в девяностых годах прошлого века имелись лишние деньги? Ясно, что не у академиков. Но надо было спасать несчастных больных, впереди маячила зима, а она, без отопления и электричества, могла стать последней для инвалидов.
– И что вам от меня надо? – осторожно осведомилась директриса.
– Самую малость, – пояснил Сергей. – У Ивана Ивановича есть сестра, у бедняги нелады с головой. Не спрашивайте причин, просто примите это как факт. Иван Иванович поможет вам с ремонтом, а вы поселите у себя несчастную и приглядите за ней. Основное пожелание – с ней никто не должен встречаться. Анна, так зовут больную, имеет дочь, Иван Иванович боится, что сообщение о безумной матери сильно ранит его племянницу. Короче, Анну объявят умершей и привезут к вам!
– Но, – робко заикнулась Эвелина, – паспорт… документы.
– Не бойтесь, все при ней! – успокоил ее Сергей. – Главное, изоляция, и поменьше вашего медперсонала. За Анной станет ухаживать одна женщина, отличный специалист, она приедет вместе с сумасшедшей.
Казакова согласилась, Иван Иванович оказался человеком дела, зиму обитатели интерната встретили во всеоружии, в тепле, при свете, с горячей едой.
Анну поселили в маленьком домике, стоящем отдельно от основного корпуса. Очевидно, Иван Иванович очень любил сестру, потому что помещение для нее отделал шикарно и приставил к ней медсестру, Елизавету Ломейко.
– Кого? – подскочила я.
– Елизавету Ломейко, – повторила Казакова, – хорошую сиделку, очень положительную, прям монашку. Глаза в пол, на голове платок, слова из нее не выдавить.
Несколько лет Ломейко безотрывно бдила за Анной, брала лишь один выходной в месяц и уезжала в Москву. Тогда в домике сидел кто-нибудь из местных сестер. Но Елизавета перед отъездом непременно делала подопечной укол и говорила сменщице:
– Анна спит, не будите ее, греха не оберетесь. Если, не дай бог, она очнется, звоните мне, вот номер телефона.
Но больная ни разу не доставила никому хлопот. Иван Иванович никогда не появлялся в интернате, он не звонил Казаковой, все проблемы решал Сергей. Он появлялся раз в год, отдавал деньги вперед сразу за двенадцать месяцев и более не беспокоил директрису.
Потом вдруг Елизавета не вернулась после выходного, и Анна осталась без присмотра. Вот тогда Эвелина впервые воспользовалась телефоном, который дала ей сиделка. Трубку сняла незнакомая женщина, представилась соседкой и сказала:
– Она сломала ногу, упала на улице. Вот не везет ей! Знаете, Богдана-то убили!
– Кого? – не поняла Эвелина.
– Сына Лизы, – словоохотливо пояснила соседка, – пришла беда, отворяй ворота. Осталась она одна, кто ухаживать за ней станет?
Через час после этой беседы в интернате неожиданно появился Сергей.
– Елизавета попала в больницу, она рекомендовала на свое место Зою Андреевну Килькину, – с порога сказал он, – как вам эта кандидатура?
Эвелина удивилась. И когда только ни с кем не разговаривавшая Елизавета ухитрилась сдружиться с молчаливой Зоей? Но ответила искренне:
– Килькина подходит! По образованию она врач, но обстоятельства вынуждают ее работать медсестрой, и она неболтлива.
– Отлично, – кивнул Сергей, – проведите инструктаж – и за дело.
– А если Зоя откажется? – поинтересовалась Эвелина. – У нее дочь не слишком взрослая, а с Анной надо неотлучно сидеть.
– Не беспокойтесь, – ответил Сергей, – думаю, медсестра согласится, вы проведите беседу.
Естественно, директор не могла отказать секретарю никогда не виданного благодетеля. Иван Иванович сделал для интерната много хорошего. Именно он сумел выбить для привлечения людей тот самый дом, в котором сейчас проживала Зоя, а сколько раз спонсор давал деньги! Ясное дело, Эвелина вызвала Килькину и сказала:
– С сегодняшнего дня предлагаю тебе работать в спецотделении, занимаешься только одной больной, находишься при ней неотлучно. Выходной один день в месяц, но зарплата прибавится.
Директриса полагала, что Зоя начнет задавать вопросы, но та сухо ответила:
– Понятно.
– Тебя проинструктируют в отношении лекарств, – перешла к делу Эвелина.
– Я в курсе назначений, – как ни в чем не бывало сказала Килькина.
– Откуда? – изумилась Эвелина, которая сама не знала, что дают Анне.
– Последние месяцы именно я заменяла Елизавету Андреевну, когда та уезжала на выходной, – как всегда бесстрастно пояснила Зоя, – Анна ко мне привыкла. Вы не волнуйтесь, я справлюсь!
– Последние месяцы именно я заменяла Елизавету Андреевну, когда та уезжала на выходной, – как всегда бесстрастно пояснила Зоя, – Анна ко мне привыкла. Вы не волнуйтесь, я справлюсь!
И жизнь в интернате побежала по накатанной колее.
Потом к Эвелине Лазаревне приехала пожилая дама. Явилась она не в интернат, а к директору на квартиру. Правда, Казакова живет в том самом много раз упомянутом здании, и понятие «дом» давно слилось у нее со словом «служба».
Незнакомка приехала около девяти вечера в субботу. В Фолпине народ продолжал жить по старинке, многие не запирали замков. Эвелина тоже не думала о безопасности, поэтому просто удивилась, когда вдруг услышала из коридора незнакомый голос:
– Здравствуйте! Эвелина Лазаревна, вы где?
Директриса вышла на зов, увидела пожилую, хорошо одетую даму, хотела спросить: «Кто вы?» – но не успела.
Пенсионерка рухнула на колени, вытянула вперед руки и запричитала:
– Помогите, умоляю, сердце разрывается, извелась вся, устала, дайте на дочь взглянуть!
Эвелина Лазаревна кинулась поднимать старуху, но та упорно твердила:
– Разрешите с дочкой встретиться.
– Ваша дочь помещена в интернат? – решила выяснить директриса.
– Да, да, да, – затрясла головой старуха.
– Нет никаких препятствий к свиданию, – попыталась растолковать ей Эвелина, – завтра после двенадцати можете увидеть дочку. С утра у нас процедуры и занятия, а после полудня свободный график посещений.
– Нет, мне сейчас надо, – настаивала незнакомка.
– Время позднее, уже объявили отбой.
– Ради Христа, – заплакала старуха, – завтра никак не могу! Можно ее не будить, мне бы только взглянуть и убедиться, что она жива.
– Ладно, – после некоторого колебания согласилась директриса, – как зовут вашу дочь?
Старуха нервно оглянулась.
– Она у вас содержится в особых условиях, под присмотром, отдельно от остальных, как в тюрьме заперта.
– Анна! – отшатнулась Эвелина. – Нет, нет, и не просите, к ней нельзя.
– Мне одним глазком посмотреть, – рыдала дама.
Больше часа пенсионерка уговаривала директрису, буквально валялась в ногах у Казаковой и в конце концов уломала ее.
– Анна сейчас спит, – сказала Эвелина, – ее сиделка ушла домой, я отведу вас во флигель и покажу больную, но вы не должны пытаться ее разбудить, хорошо?
– Клянусь! – жарко воскликнула старуха.
И Эвелина Лазаревна из жалости к несчастной матери нарушила строжайший указ Ивана Ивановича, отвела старуху в особую палату.
Когда та увидела мирно спящую Анну, она сначала замерла, а потом с воплем: «Ларочка!» – ринулась к кровати.
Слава богу, Анна была под воздействием сильного лекарства и даже не вздрогнула, когда старуха начала тормошить ее.
– Вы с ума сошли! – возмутилась Эвелина, оттаскивая мать. – Обещали просто посмотреть!
И тут у старухи началась истерика, испуганная Эвелина выволокла гостью из флигеля, почти донесла до собственной квартиры и усадила на диван.
– Ларочка, – стучала зубами незнакомка, – Ларисочка!
– Вы ошибаетесь, – попыталась утешить ее директриса, – женщину зовут Анна! По паспорту она Анна Ивановна Сергеева!
И тут из уст посетительницы полился такой рассказ, что у Эвелины Лазаревны перехватило дыхание.
Старуха не назвала своего имени, но о судьбе дочери сообщила шокирующие подробности. Относительно молодую обитательницу интерната звали Ларисой, у нее нет братьев, богатый человек, именующий себя Иваном Ивановичем, является ее мужем. В свое время Лариса испытала огромный стресс, на ее глазах убили человека. Она побоялась идти в милицию, рассказала о произошедшем матери, и женщины решили, что лучше всего хранить молчание. Происшествие случилось за неделю до свадьбы Лары, невеста уже была беременна от жениха, мать подумала, что дочь, в жизни которой предстояли изменения в лучшую сторону, скоро забудет о том убийстве и станет спокойно воспитывать ребенка.
Но получилось иначе. Правда, первый год после рождения девочки Лариса вела себя относительно нормально, но чем старше становилась дочь, тем хуже делалась мать. Когда малышке исполнилось пять лет, Лара окончательно превратилась в сумасшедшую, и перед мужем встал вопрос: как поступить?
Иван Иванович обожал дочь, меньше всего на свете он хотел, чтобы девочка узнала о болезни матери. Ларису следовало поместить в психиатрическую клинику, она перестала быть адекватной, ею овладела параноидальная мысль: что то давнее убийство совершила она, Лариса. Она не свидетель, а главный преступник.
Иван Иванович богат, он спокойно мог устроить свихнувшуюся жену в лучшую московскую клинику, но тогда любимой дочке придется жить, зная, что мама в психушке. В нашем обществе бытует мнение: если у человека родные не дружат с головой, то и сам он с левой резьбой.
Иван Иванович знал, что жену вылечить нельзя, но физически-то Лариса была крепкой, жить она могла долго. Тем временем любимая дочка подрастает и скоро начнет задавать вопросы.
И он придумал план. Нашел небольшой подмосковный психоневрологический интернат и устроил туда жену под чужим именем. В курсе были всего двое: сам Иван Иванович и мать Ларисы, которая целиком и полностью поддерживала зятя.
Богатому человеку в России закон не писан, поэтому Иван Иванович легко выполнил задуманное. На момент появления в Фолпине старухи Лариса-Анна спокойно жила во флигеле, много лет в одном и том же состоянии, ей не делалось ни лучше, ни хуже. Два раза в год, весной и осенью, у пациентки начиналось обострение, но Иван Иванович никогда не забывал прислать необходимые медикаменты.
Мать сумасшедшей пыталась не думать о дочери, но сейчас, почувствовав приближение смерти, решила навестить Ларису и понять: дочь совсем плоха или способна узнать свою маму?
– Перед тем как уйти на тот свет, мне у нее прощения попросить надо, – стонала старуха.
– Вы ни в чем не виноваты, – попыталась утешить ее Эвелина, – болезнь не разбирает, молодого и старого косит.
– Нет, нет, – бубнила старуха, – мне бы с ней поговорить. Вы уж разрешите ее навещать изредка!
Директриса нахмурилась, а старуха вцепилась в Казакову мертвой хваткой и зашептала:
– Никто не узнает, я сама зятя боюсь! Он зверь! Ночами наезжать стану, сиделки не будет! Не гоните меня, поймите материнское сердце.
– И вы разрешили? – тихо спросила я.
Эвелина кивнула.
– Да. Поставила себя на ее место, подумала, что она много лет не видела своего ребенка, говорила всем: «Дочь умерла», но на самом деле хорошо знала – ее кровиночка живет взаперти, больная, несчастная. Авторитарный, богатый зять запрещает им видеться. Мрак!
– И что же случилось дальше? – поинтересовалась я.
Глава 22
– Незадолго до того, как закрутилась история с опекунством Карины и дарением квартиры Зое, – вздохнула Эвелина Лазаревна, – я заболела: язва обострилась.
Эвелина стала пить лекарства и потеряла сон. Поздно ночью она, маявшаяся в постели, поднялась, распахнула окно и стала смотреть на буйно цветущие астры. Стояла ранняя, очень красивая осень, пациенты давно спали, двери корпусов были хорошо заперты, и Казакова не ожидала никого увидеть.
Вдруг среди кустов промелькнула тень, а в полнейшей тишине послышался хруст гравия, которым были посыпаны дорожки.
Эвелина начала вглядываться вдаль, несколько раз за ночь территорию проверяют охранники, их всегда сопровождает собака. Секьюрити не таятся, они ходят открыто, более того, им не раз влетало от дежурных врачей за шум. Здоровенные юноши не только топали, как сытые слоны, они еще и громко хохотали, обсуждая свои дела, и порой будили обитателей интерната. Но сейчас тень мелькала, словно призрак, шмыганула к флигелю, где жила Анна, и юркнула за дверь.
Эвелина Лазаревна испугалась, на ночь привилегированная пациентка оставалась одна. Зоя, сделав ей укол, уходила спать, флигель тщательно запирался. Анна вела себя тихо, никаких дебошей не устраивала, крепко спала под воздействием лекарств, ее физическое состояние не внушало тревоги, поэтому директриса не волновалась о подопечной. Но сейчас кто-то влез во флигель!
Казакова живо оделась и побежала во двор.
Дверь домика оказалась заперта, но у Эвелины имелись свои ключи, она отперла замок и решительно сказала:
– Есть тут кто? Немедленно отвечайте! Иначе охрану вызову!
Раздались шаги, и из палаты в коридор вышла… Зоя.
– Что случилось, Эвелина Лазаревна? – удивилась она. – Вы не спите?
– Это ты? – поразилась директриса.
– А кто ж еще? – пожала плечами Килькина.
– Почему не ушла домой? – недоумевала Казакова.
– Анне не по себе весь день было, осень на дворе, обострение началось, – спокойно пояснила Зоя, – вот я и решила тут прилечь. Я иногда так делаю, если больная беспокоится.
– Не знала, что ты порой ночуешь на рабочем месте, – протянула Эвелина.