Около шести вечера затрезвонил телефон. Рита сняла трубку. Тогда мобильные имели редкие граждане, поэтому Маргарита блокировала в своем заведении «восьмерку», так, на всякий случай. Представьте удивление хозяйки харчевни, когда из трубки донесся холодно-официальный голос:
– Отдел расчетов беспокоит. С вашего номера седьмого декабря звонили в Алехино.
– Ошибка вышла, – бойко ответила Шпынь, – восьмерка отключена.
– Девушка, – процедила сотрудница телефонной станции, – по талону звонили.
– И какие ко мне претензии? – обозлилась Рита. – Сами небось знаете, талон с заранее оплаченным временем берут. Или решили два раза поживиться? Больно расторопные, сначала вам за талончик заплати, затем еще и за сам разговор?
– Неча жульничать! – взвилась собеседница. – Думали, мы не заметим? Талон срок действия имеет, вы воспользовались им, когда он в пустую бумажку превратился!
– Еще чего! Заплатил и говорил, – обозлилась Рита, она сразу сообразила, что услугой воспользовался Богдан.
Сама Маргарита в Алехино не звонила, а из посторонних на второй этаж мог подняться лишь Ломейко. Наверное, пока она таскала пакеты с посудой, жених с кем-то болтал.
– Полаялись мы крепко, – вздыхала сейчас Рита, – я на бабу наорала! Больно она меня завела. И Богдан хорош! За чертом тренькать в Алехино, оно тут в двух шагах, поезжай по дороге и встречайся с нужным человеком! Все равно ему в ту сторону ехать. Да я бы этот разговор с телефонисткой давно забыла, но только швырнула трубку, а она снова на рычаге трясется!
Рита решила, что ее опять беспокоит настырная операторша, схватила телефон и заорала:
– Отстань, надоела!
– Маргоша, – прозвучал в ухе голос матери Ломейко, – горе у нас. Богдашу избили, он в больнице, очень тяжелый.
Глава 26
– Вы дружили с матерью Ломейко? – спросила я.
Рита пожала плечами.
– Мы не дуры, было понятно, что скоро с Богданом поженимся, зачем нам гавкаться? Елизавета Андреевна делала вид, что в восторге от выбора сына, а я с ней никогда не сварилась. Худой мир лучше доброй ссоры.
– Вы и сейчас перезваниваетесь?
Рита помотала головой.
– Нет, после похорон мы не виделись. Елизавета Андреевна за поминальным столом на меня налетела чуть ли не с кулаками, дескать, из-за меня Богдаша погиб, я у него денег на кафе клянчила, вот он и пошел в долг брать! Пришлось на место бабу поставить! Я ей заявила: «Не надо грязи! Ни копейки из вашей семьи я не увела, наоборот, помогала, кормила Богдашу бесплатно, ни рубля он за обеды не платил, а ел каждый день. И не он в долг брал, а ему деньги вернули». Не успела я договорить, как Елизавету Андреевну переклинило! Кинулась ко мне, облила водкой из стакана, завизжала: «Убийца!» Ну я и ушла! Сама понимаешь, после такого охота чай вместе пить отпала. И с чего она опсихела! В больнице нормально держалась!
– Богдан не сразу умер?
– Через сутки.
– Что-нибудь говорил перед смертью?
Рита грустно глянула в сторону окна.
– Хочется думать, что он меня узнал, да только это неправда. Глаза он открыл, я обрадовалась, схватила его за руку, талдычу: «Богдаша, Богдаша, любимый». А он вдруг сказал очень четко: «Морозко!»
– Тебе холодно? – засуетилась Маргарита. – Еще одеяло принести?
– Меня… убили… – по-прежнему четко сказал Богдан.
– Кто? – затряслась Рита. – Ты видел его?
– Морозко, – повторил Ломейко и замолчал.
– Милый, говори, – стала умолять Шпынь, – еще хоть словечко.
Но водитель больше не раскрыл рта.
– Бредил он, – завершила разговор Рита, – невесть что ему чудилось! При чем тут Дед Мороз? Хотя декабрь был очень холодный, Новый год подкатывал.
– Так он о Деде Морозе вспоминал? – решила уточнить я.
– Ну да!
– Пять минут назад вы говорили про Морозко.
– Это же одно и то же, – улыбнулась Рита.
– Не совсем, – покачала я головой.
– Да какая теперь разница, – махнула рукой Маргарита, – Богдаша давно в могиле, уже кости истлели, а я три раза замужем неудачно побывала!
– Скажите, Рита, Алехино отсюда недалеко?
– Летом да!
– А зимой? – удивилась я. – Разве дорога от времени года зависит?
Маргарита оперлась локтями о стол.
– Алехино на той стороне реки, за свалкой. Если по шоссе ехать, то это крюк в двадцать пять километров. Но можно пешком добежать, от моего кафе быстрым ходом полчаса напрямик. Только зимой не дойти. Надо через лес плюхать, а он густой, сугробов до неба навалено, да и речка до конца не замерзает, она быстрая слишком, а морозов теперь нет. Вот летом просто, по тропочке до оврага, а затем вброд. Раньше, когда химзавода не было, алехинцы так на рынок шастали, а потом городок вымер, немец фабрику построил, и людей на автобусе возить стали по шоссе. Мало кто про тропку помнит.
– Значит, зимой не пройти?
– Если снег лежит, то тяжело, впрочем, можно пробраться, да зачем? – пожала плечами Рита.
– Спасибо вам, – с чувством сказала я.
– Не за что, – ответила Маргарита.
– И последнее, не продадите мне ведро?
– Вот уж глупость придумала! – подпрыгнула Маргарита.
– Рита, вы хотите знать, кто убил Богдана?
– Ну… в принципе да, – осторожно согласилась Шпынь.
– Тогда продайте мне мусорку!
Маргарита встала и молча вышла, через пару минут она вернулась назад, грохнула на пол ярко начищенное ведро и сказала:
– Бери!
Я вынула кошелек.
– Сколько?
– Даром увози!
– Неудобно!
– На фиг оно мне, – нервно воскликнула Рита, – отпала охота его в туалете держать. И как я не догадалась! Несчастливое оно! Стоило сюда его принести – беды посыпались! Сначала Богдашу убили, потом замуж я неудачно выходила. На неудачу железка заговоренная, увози ее от меня!
Дом в Ложкине сверкал огнями, словно новогодняя елка. Не успела я войти внутрь, как Маруська выскочила в холл и зашептала:
– Муся, как ты долго! Все готово.
– Что? – изумилась я.
Маруська поманила меня пальцем.
– Иди сюда!
С загадочным видом Манюня привела меня в маленькую гостиную, расположенную в дальнем конце коридора, и спросила:
– Нравится?
– Замечательно, – покривила я душой, так и не понимая, почему должна испытывать восторг.
– Как живая, да? – ликовала Маня.
– Кто? – я перестала притворяться.
– Ничего не видишь?
– Нет.
Маруська принялась демонстративно кашлять.
– Кха, кха, кха…
На пятом приступе фальшивого коклюша занавеска зашевелилась, из-под нее выползла большая улитка и медленно двинулась в противоположный угол комнаты.
– Нашла брюхоногую! – возликовала я.
– М-да, – кивнула Маруся, – супер? Назвали ее Брунгильда! Мне имя понравилось, прикольное!
Внезапно улитка остановилась и упала на бок.
– Умерла! – испугалась я.
– Ира! – возмутилась Маруська, – сколько раз тебе говорить, не дергай леску.
– Она сама заваливается, – донесся голос домработницы.
Я завертела головой: где Ирка? Отчего ее не видно?
Драпировки на втором окне заколыхались, высунулась растрепанная голова Иры.
– Тама на паркете вмятина, – сообщила она.
– Пол ровный, – сердилась Маша, – ты просто резко леску подсекаешь, а надо плавно, нежно, не по-медвежьи!
– Если я Топтыгин, то сама ее тащи, – обиделась домработница.
– Брунгильда неживая, – с разочарованием отметила я.
– Плюшевая, – деловито уточнила Маня, – но если Ира аккуратно за леску потянет, Дегтярев примет ее за самую всамделишную улитку!
– Не прокатит, – скривилась я, – полковник не дурак!
Маруся прищурилась.
– Муся! Если мы не станем зажигать верхний свет, включим торшер, то классно получится. Ты сначала в Брунгильде не засомневалась!
– Пока она не свалилась!
– Вот! Очки Дегтярев потерял!
– Это я их спрятала, – призналась я.
– Классно! – одобрила Машка. – Полюбуется он на улитку и выгонит Марину.
– Она еще здесь?
– Ага, – с раздражением ответила Маня, – наглее никого не встречала! Прямым текстом ей сказала: «Убирайся прочь!» А она глазом не моргнула, развернулась и пошла наверх, как у себя дома. Ира! Лезь за занавеску, а ты, муся, тащи сюда полковника.
– Мы практически не пользуемся малой гостиной, под каким предлогом привести сюда Александра Михайловича?
– Придумай!
– Может, перенесем спектакль в столовую?
– Нет, – отказалась Маня, – там высокие подоконники и свет очень яркий. Мусечка, ты умная, сообразишь!
Как большинство людей, я легко становлюсь объектом манипуляций. Если кто-то начинает хвалить меня: «Ты храбрая, ловкая, смелая», то я готова выпрыгнуть из самолета без парашюта исключительно ради оправдания чужих ожиданий. Вот и сейчас, услыхав про свой редкостный ум, я помчалась в спальню к Дегтяреву и толкнула дверь.
Но, невиданное дело, она оказалась запертой, я удивилась – в Ложкине не принято закрываться.
– У тебя все в порядке? – крикнула я, дергая ручку. – Чего затаился? Ау? Отзовись! Сим-сим, откройся!
Дубовая створка слегка отошла от косяка, показалось востроносое личико Марины.
– Вы зачем шумите? – сделала мне замечание нахалка. – Саша отдыхает! Врач ему велел соблюдать полный покой!
В первую минуту я даже не поняла, о ком ведет речь медсестра. Никаких Саш в Ложкине нет, но тут до меня дошло, что столь фамильярно медсестра именует Дегтярева, который всегда был, есть и будет Александром Михайловичем.
Приступ злобы придал мне сил, я распахнула дверь и влетела в спальню Дегтярева. Полковник сидел в кресле, укутанный до подбородка в плед, все форточки оказались закрыты, в комнате царила неимоверная духота.
– Ты задохнешься! – констатировала я и живо распахнула окно.
– Ой, ой, – запричитала Марина, – она вас убить хочет! Петр Ильич прописал вам тепло.
Не обращая внимания на кудахтающую медсестру, я стянула с толстяка плед и не удержалась от нового замечания:
– С ума сойти, зачем ты нацепил лыжный костюм?
– Пар костей не ломит! – влезла с комментариями нахалка. – Больному человеку надо много есть и находиться в тепле.
– Жил такой врач, – язвительно сказала я, вытягивая полковника из кресла, – по имени Гиппократ, так он придерживался иного мнения и всегда повторял: «Холод, голод и покой – вот что ведет к выздоровлению».
– Я с ним не знакома, – заявила Марина, – он у нас в училище не преподавал!
– Гиппократ жил в древности, он давно умер, – язвительно заметила я.
– Я помладше вас буду, – заявила Марина, – вот и не застала его! О чем не знаю, о том спорить не стану. Может, в начале двадцатого века, ну в тысяча девятьсот первом году, когда вы родились, наука так и считала, но теперь медицина развилась, нынче иные принципы!
– Ну хватит, – вскипела я, – девушка, уезжайте, мы больше в ваших услугах не нуждаемся.
Марина шлепнулась в кресло, положила ногу на ногу и вдруг спросила:
– Мы – это кто?
– Обитатели этого дома, – сквозь зубы процедила я. – Если сейчас же не покинете особняк, я позову охрану!
Медсестра прищурилась.
– Полковник вам кто?
– Друг, – машинально ответила я.
– Документ имеете?
– Какой?
– Подтверждающий факт ваших отношений!
– Деточка, – снисходительно ответила я, – дружба не брак, свидетельств приятелям не выдают.
– Значит, вы для него пустое место, – гадко улыбнулась Марина, – вот сами и уходите из чужой комнаты. Саша прописан здесь, он имеет право на квадратные метры.
На долю секунды я растерялась, мы никогда не задумывались о юридических формальностях. Александр Михайлович просто живет вместе с нами. Да, он прописан в Ложкине, но должен же человек где-то быть зарегистрирован.
– А у меня имеется нужная бумага, – заявила Марина, – ознакомьтесь!
Я уставилась на подсунутый под нос листок.
«Дегтярев Александр Михайлович, именуемый далее Клиент, и Вострикова Марина Евгеньевна, именуемая далее Медсестра, заключили данный договор. Вострикова М.Е. обязуется оказывать патронажные услуги Клиенту в течение года за вознаграждение. Сумма указывается в приложении».
Поражаясь все больше и больше, я изучила документ до конца и решила проверить, правильно ли поняла его суть.
– Александр Михайлович нанял вас в качестве сиделки?
– Да, – кивнула Марина, – в отличие от вас, человека постороннего, я нахожусь в комнате Саши на законных основаниях, слежу за его самочувствием. Выгонять меня вон вы не имеете права! Спальня является суверенной территорией владельца, в ней распоряжается только он сам.
– Вам заплатили за услуги?
– Сполна!
Я изумилась еще больше. Конечно, Дегтярев достиг определенного положения, он полковник, его уважают коллеги и начальство, но вот маленькая деталь: денег у Александра Михайловича практически нет. Получив зарплату, приятель торжественно отдает ее Ирке со словами:
– Это на хозяйство.
К слову сказать, он не представляет, какие суммы надо вносить за коммунальные услуги, телефон, Интернет, электричество, охрану, чистку крыши от снега. И слава богу, что суровая правда жизни скрыта от толстяка, пусть он лучше пребывает в наивной уверенности, что его доход полностью покрывает расходы в Ложкине. Я не хочу будить в приятеле комплексы и не желаю, чтобы он чувствовал себя нищим. Но из какого кошелька Александр Михайлович заплатил Марине? Насколько я знаю, личная сиделка стоит дорого!
– Назовите свою цену, – потребовала я.
Марина поджала губы.
– Доллар в день, – наконец выдавила она, – еда и постельное белье за ваш счет. Саша рассчитался за год, отдал триста шестьдесят пять гринов, естественно, в рублевом эквиваленте! И нечего меня сверлить взглядом, я законы знаю, валютой не пользуюсь!
– Почему так дешево? – оторопела я.
– Грех дороже брать, – опустила бесстыжие глаза нахалка, – надо помогать людям бескорыстно.
И тут до меня дошла информация про постельное белье.
– Вы у нас поселитесь на целый год?
– Конечно, – закивала Марина, – Саше необходим уход, у него видения, глюки, всякая дрянь мерещится. А вы, хороша подруга, бросаете несчастного одного, голодного, холодного, отняли у Саши вкусную еду.
– Да, – неожиданно согласился с медсестрой полковник, – куска масла не выпросишь!
– Бедняжечка, – засюсюкала Марина, – не волнуйся! Принесу тебе сейчас сдобные тостики, положу на них по хорошему куску ветчины!
– И чаю с вареньем, – по-детски обрадовался полковник.
– Может, сгущеночки хочешь? – вскочила Марина.
– Муся, – раздался снизу голос Маши, – бегите скорей сюда! К нам пришла улитка! Прикольная! Больше Хуча!
Я схватила Дегтярева за руку.
– Слышал? Пошли вниз, сейчас от глюков и следа не останется.
Глава 27
Не обращая внимания на недовольное шипение Марины, я дотолкала Александра Михайловича до малой гостиной. В комнате был предусмотрительно погашен верхний свет.
– Глядите, глядите! – ажитированно закричала Маня. – Вон она!
– Действительно! – с фальшивым изумлением подхватила я. – Гигантская улитка! Она ползет! Эй, Дегтярев, не молчи!
Полковник издал странный звук, похожий одновременно на хрюканье и кудахтанье.
– Значит, она существует? – спросил он. – Я здоров?
– Да! – заорали мы с Маней хором.
– Галлюцинаций не было? – медленно осознавал происходящее полковник.
– Нет, она живая, – возвестила из-за занавески Ирка.
Приятель вздрогнул.
– Это кто сказал?
– Я, – в унисон поторопились мы с Марусей.
– Голос знакомый, но вроде другой, – засомневался толстяк.
– Странная она, – звонко возвестила Марина и зажгла верхний свет.
Многорожковая люстра вспыхнула всего на пару секунд, Маруся ухитрилась ловко выключить освещение, но медсестра уже заподозрила неладное. С воплем:
– Не обманете, – она ринулась вперед и попыталась сцапать плюшевую Брунгильду.
Ирка проявила чудеса ловкости, не успела Марина скакнуть к подоконнику, как улитка понеслась ко второму окну. Бойко пролетев пару метров, Брунгильда упала на бок и продолжила движение вперед.
– Она фальшивая! – взвилась Марина. – Там человек стоит! Саша, нас дурят!
– Сама ты обманщица, – зашипела Ирка, не забывая дергать за веревку.
Медсестра попыталась раздвинуть шторы, Ирка изо всех сил сопротивлялась нападению. Маша вцепилась в Марину, я схватила девочку за плечи… Ситуация стала напоминать бессмертную сказку «Репка», один Дегтярев пребывал в растерянности, он мялся у стены, не принимая участия в битве.
– Что здесь происходит? – изумилась Зайка, входя в гостиную. – Чем вы занимаетесь?
– Врешь, – завизжала Марина, изо всех сил дергая гардины, – вылезай, б…!
Ольга притихла, и тут большой дубовый карниз с затейливой резьбой начал медленно съезжать со стены. Я моментально оценила размер бедствия.
Когда мы отделывали дом, дизайнером была Зайка, она выбрала светло-кремовые двери и легкие пластиковые карнизы. Ольге хотелось, как она выразилась, «сделать пространство воздушным». Я не спорила. Во-первых, переубедить Ольгу в задуманном нереально, с таким же успехом можно уговаривать пирамиду Хеопса переместиться в Индию. А во-вторых, мне глубоко наплевать на колер дверей и карнизов. Маня и моя подруга Наташа были солидарны со мной. Первая молча кивнула, услыхав про кремовый цвет, а вторая даже не поняла, о чем речь.
– По-моему, великолепная идея! – рассеянно произнесла Наташа после пламенной речи Зайки о «воздушности» гостиных. Она в это время правила свой новый роман. – Очень хорошо!
Ольга решила, что получила карт-бланш на все действия, и мимоходом сообщила мужу о своих планах. От кого, от кого, но от Кеши она не ждала сопротивления.
Как же фатально ошиблась Зайка! Наш адвокат, безропотно переживший пол из розовой акации, дурацкую лепнину с розетками на потолке, холодильник из сверкающей нержавейки и табуретки на одной ноге, просто разъярился при упоминании о кремовых дверях и карнизах.