Джузеппе Сизый Нос, которого прозвали так за пристрастие к особо крепким напиткам, запрещенным к продаже в Городе, сенатор-республиканец третьего срока избрания, остановился у приемной секции морга. Сделал пару внушительных и гулких глотков коньяка из плоской фляги. «Вшитая» автономная биопрограмма моментально повысила концентрацию алкоголь-дегидрогеназы, стимулировала выброс в кровь гликокортикоидов. И блокировала разрушительное действие алкоголя на другие биопрограммы организма.
Джузеппе икнул, отер со лба пот и приложил имплантированный в запястье персональный «правительственный» чип к дверному замку. В тот же миг холодный женский голос сообщил дежурному дроиду: «Господин сенатор Джузеппе Гольдони».
Дроид, существо, во всем похожее на человека, по стандарту-21 – на сорокалетнюю женщину, уставился шалым взглядом на Сизого Носа. У дроидов никогда не менялось настроение. Главная эмоция, активизированная из макроматрицы, владела ими безраздельно весь срок их функционирования.
– Дроид Эмма Синее Море. Чем могу услужить господину сенатору? – низким голосом осведомился дроид.
– Как обычно. Давай, прокрути свежую партию. Сколько сегодня чурбачков?
– Пятеро, господин сенатор.
Дроид пробежал пальцами по сенсорам пульта, ворота покойницкой распахнулись, выдвинулась лента транспортера. Джузеппе потер руки и принялся изучать появившийся на ленте материал. Обнаружились там три старухи с бессмысленно выкаченными глазами, у одной на подбородке блестела подмерзшая струйка слюны. Старик благообразной внешности, с гладко забранными назад седыми волосами. И еще один, неопределенного возраста. Курносый и в веснушках.
– Небось, остаточный метаболизм? – поинтересовался Джузеппе, тыча пальцем в эти веснушки. – Вот у него?
Дроид развернул на голоэкране генную карту «полена».
– Врожденный эффект, господин сенатор.
Сизый Нос хмыкнул, приложился к фляге, задумчиво сощурился.
– Полный возраст? – наконец сказал он.
– Сто тридцать пять, господин…
Джузеппе развернулся, хватил Эмму Синее Море по плечу:
– Джузи. И без господ.
– Джузи, – стрельнув шалым взглядом, поправился дроид.
– Каков же биоэлектрический потенциал мозга?
– Сто семьдесят единиц, Джузи.
– Он что тут у вас, спать собрался? Ты мне еще скажи, что у него там альфа-ритмы…
– Никак нет, Джузи. Хаос допороговых сигналов.
– Значит, «полено», – глубокомысленно изрек сенатор. – Но какое!
– Говорящее! – слабо пропищало что-то в сыром воздухе мертвецкой.
Джузеппе остолбенел и хмуро уставился на дроида.
– Остаточная речевая функция, – отчеканил дроид, получив данные с мнемосканера.
– Что-то я за свои двести с гаком лет не слышал, чтобы полено, чурбак, – и разговаривал.
– Старый паршивый козел! – По комариному звонко разнеслось в мертвецкой.
Джузеппе с нескрываемым довольством хлопнул в ладоши.
– Вот так паршивец! Ну, Карло, будет тебе работа. Я забираю это бревно. Готовь капсулу и транспорт.
– Слушаюсь, Джузи.
Сенатор передает говорящее полено вольному генетику Карло по прозвищу Шаманщик
Под уровнем зеро располагались несколько технологических этажей Города. Самый нижний из них предназначался для самого последнего из самых необходимых дел – утилизации того, в чем Город уже не имел нужды. Здесь сжигалось, превращалось в энергию и элементный состав все, что «стекало» сверху. Если на уровне зеро люди были непрошеными гостями, то здесь им уж совсем было нечего делать.
Неподалеку от Камина, гигантской плазменной печи-инвертора, прямо в скальном граните и создал Сизый Нос тайную лабораторию для старинного своего друга – Шаманщика Карло. Дружбу вели они еще с детской поры, когда на пятидесятом уровне, что сразу под пятьдесят первым, самым верхним, родильным, строили планы на будущее. В ту далекую пору Карло мечтал изменить природу домашних животных – кошек и собак, повысить их интеллект до уровня дроидов и научить человеческой речи. А Джузеппе клялся, что будет помогать ему в гениальных трудах.
Много воды с тех пор утекло. Много открытий совершил Карло. Но закон Сената об обязательной государственной службе ген-реконструкторов перечеркнул его надежды на свободное творчество. Животным запретили разговаривать. Тех из них, кто уже был генетически модифицирован в говорящих, безжалостно подвергли утилизации. И тогда Карло пустился во все тяжкие. Творения Шаманщика были признаны представляющими угрозу национальной безопасности. Трижды покровительство Сизого Носа, симпатичного, подающего надежды политика, уберегало вольного генетика от суровых санкций Службы Генетического Контроля.
Не одна лишь дружба двигала Джузеппе в его покровительстве вольному генетику. Без эксклюзивных биологических программ, встроенных приятелем в его хромосомный набор, не стать бы Сизому Носу сенатором. Эти чудесные программы, даже без помощи ген-коррекций, вылепили столь привлекательный для «ботвы», так в Городе называли избирателей, облик сенатора: представительного сорокапятилетнего по стандарту-21 мужчины с небольшим солидным брюшком, подкупающе искренней улыбкой, точными жестами, убедительной интонацией, правильной мимикой. Джузеппе не пришлось брать уроки у профессиональных репетиторов, чтобы научиться управлять мимикой и овладеть ораторским искусством. Все было задано кодирующими последовательностями нуклеотидов. Почему такому чуду и не произойти, если даже собачек и кошечек Карло играючи «разгонял» до интеллекта шестилетнего ребенка?
Но однажды не смог помочь и влиятельный друг. Очередной созданный Шаманщиком генетический код был признан Службой Контроля метавирусом, а вирусы во всех Городах считались самой страшной угрозой национальной безопасности. Кроме тех, конечно, которые государственные генетики синтезировали для «заквасок» в рамках разрешенных научных программ.
Толкая перед собой левитирующую транспортную платформу, Джузеппе миновал Камин; там суетилась дежурная смена дроидов и непрерывно текли ленты конвейеров. Он задыхался от непривычно горячего воздуха, утратившего под лучами огромных титановых ламп всяческий запах, кроме запаха горячего металла. Но, пройдя сквозь шлюз, Сизый Нос оказался в прохладном помещении, наполненном ароматами хвои и лесных цветов. Здесь действовала замкнутая биосистема, закупленная, как и все в лаборатории, самим Джузеппе. В скале, за рукотворным водопадом имелся небольшой грот, жилой отсек, отчего-то нареченный Шаманщиком старинным словом «каморка».
Движением руки Джузеппе отправил капсулу с «поленом» плыть к двери лабораторного бокса. Приложился к своей любимой фляжке. Отер со лба пот. И, зная, что микрофоны донесут его слова до приятеля, произнес в пространство:
– Старина, привет! Кажется, у нас есть то, что нам нужно. Мировая заготовка!
То, что эта мировая заготовка еще и разговаривает, Джузеппе Сизый Нос до времени решил утаить.
Тюрьма не красит человека. Там невозможны ни ген-коррекции, ни даже клон-модификации органов, то есть то, на чем зиждется миропорядок Города. За каждую инъекцию виталина, переданную с воли, идет жестокая конкурентная борьба. Двадцать лет, проведенные в заточении, преобразили Карло. Он потерял не менее половины стандарта внешности. Лицо сделалось худым и изможденным, а в глазах, словно у какого-нибудь дроида, навсегда поселился печальный блеск.
Карло стянул резиновые перчатки, швырнул на пол. Расторопный киберубощик-сверчок уволок их в утилизатор. Шаманщик тут же достал из кармана упаковку новых, надел их и вскрыл капсулу.
– И в самом деле, замечательное «полено». Но, конечно, ничего не выйдет.
– Дружище Шаманщик, у тебя непременно выйдет, – произнес Сизый Нос нарочито бодрым тоном, сопроводив свои слова решительным взмахом руки.
Карло усмехнулся: вшитые бионавыки большого политика работали, опережая мысли сенатора.
– Растения принес?
– Непременно, старик, – обрадовался Джузеппе и принялся выворачивать карманы пиджака. – Сосна итальянская, не генно-модифицированная, семя льна, все стерильно. Держи.
Он протянул генетику два вакуум-пакета. И пока Карло рассматривал пакеты, задал вопрос, который, видно, давно не давал ему покоя:
– Одного не возьму в толк, Карло. Ты, ясное дело, гений, только зачем тебе эти растения? Мы же создаем человеческое существо?
– Попробуем… – пропустил мимо ушей реплику приятеля Карло. – Есть идеи.
– Обязательно попробуй, дружище! – с предельной убедительностью воскликнул Сизый Нос. – А то, знаешь ли, очень уж не хочется туда…
Он указал было на серый гранит пола, спохватился и поднял палец к потолку.
И то верно – кому охота закончить свой земной путь «поленом». А потом превратиться в дроида – существо как бы живое, но, в целом, совершенно мертвое и оттого смерти не подверженное. Уж лучше сгореть в печи. Но это, увы, было невозможно. Закон о посмертном гражданском долге строго запрещал разрушение макроматриц. Только исключительный случай, если тление охватывало тело, позволял надеяться на кремацию. Но сперва тело должно было умереть окончательно, а до этого оно пребывало в долгой метаболической коме. И чем богаче был человек, чем больше недешевых ген-коррекций он себе делал, оттягивая неизбежный финал, тем дольше была фаза комы. У людей бедных, неустроенных жизнь была короткой. Но и смерть бывала настоящей.
Он указал было на серый гранит пола, спохватился и поднял палец к потолку.
И то верно – кому охота закончить свой земной путь «поленом». А потом превратиться в дроида – существо как бы живое, но, в целом, совершенно мертвое и оттого смерти не подверженное. Уж лучше сгореть в печи. Но это, увы, было невозможно. Закон о посмертном гражданском долге строго запрещал разрушение макроматриц. Только исключительный случай, если тление охватывало тело, позволял надеяться на кремацию. Но сперва тело должно было умереть окончательно, а до этого оно пребывало в долгой метаболической коме. И чем богаче был человек, чем больше недешевых ген-коррекций он себе делал, оттягивая неизбежный финал, тем дольше была фаза комы. У людей бедных, неустроенных жизнь была короткой. Но и смерть бывала настоящей.
Этот конфликт смертной жизни и бессмертной смерти мучил Сизого Носа с младых лет. Потому тратил он безумные деньги на самые модные и дорогие коррекции, что тешил себя надеждой дожить до того времени, когда друг Карло откроет секрет вечной жизни.
Карло собирался уже было капсулу захлопнуть, как раздался тоненький голос:
– Обязательно попробуй!
Карло в изумлении вскинул брови: даже напившись до обездвижения, что, прямо скажем, нередко случалось с Сизым Носом до прошивки антиалкогольным кодом, приятель никогда не дурачился и не разговаривал писклявым голосом.
– Это оно, – понизив не без театральности голос, произнес Сизый Нос. – Это удивительное полено.
– Микрочип забыли дезактивировать, что тут удивительного.
– Я тебе правду говорю – никаких микрочипов. Оно такое само по себе.
– Вот я сейчас его просканирую, и увидим. – Карло толкнул платформу в бокс.
Вскоре он вернулся, с каким-то отсутствующим взглядом подошел к приятелю, поправил ему съехавший набок галстук и сухо обронил:
– Ты иди. Я поработаю.
Сизый нос вышел в воняющий перегретым металлом туннель, приложился к заветной фляге. Широко и радостно улыбнулся:
– Узнаю прежнего Карло! Что-то будет!
Шаманщик Карло берется за старое и создает Буратино
Давно уже Шаманщик Карло написал удивительную программу генетического морфинга. Но еще ни разу не использовалась она, потому что для этого необходима была совершенно необычная макроматрица.
И вот сейчас Карло сидел за пультом, перед огромным голографическим экраном. На нем трехмерными образами лениво кувыркались разлохмаченные участки РНК. Предстояло сшить их в тройную, как у всех дроидов, спираль. Третья спираль компенсировала ошибки транскрипции, выключала мутагенез и обеспечивала дроида практическим бессмертием. Полено было помещено в автоклав, и к автоклаву уже присосались шарообразные емкости с нуклеотидным киселем. В одной из них помещался кисель с хромосомным набором итальянской сосны и льна. Из этого растительного материала и предстояло Шаманщику скроить третью, «бессмертную» цепочку. Вернее, кроили нанороботы, своими наноножами и наносваркой нарезая и подклеивая нужные участки ДНК в каждом ядре каждой клетки макроматрицы. Долгий труд, а ведь предстояло еще отдельно кроить митохондриальную ДНК. Получившийся андроид – именно андроид, Карло не сомневался, что очередное произведение его рук окажется ничем не отличимо от человека – будет, разве что, обладать смешанным растительно-животным обменом веществ. Но это пойдет ему только на пользу.
«Как бы мне его назвать? – раздумывал Карло, подклеивая очередной ген к растущей цепочке. – Назову-ка я его Буратино. Это имя принесет мне счастье. Я знал одно счастливое семейство – всех их звали Буратино: отец – Буратино, мать – Буратино, дети – тоже Буратино… Все они жили весело и беспечно».
Так трудился Карло много дней и ночей. И еще много дней дозревал в автоклаве перепрошитый андроид. Шло перерождение клеток согласно новым кодирующим последовательностям, заложенным в клеточные ядра.
Однажды утром, условным утром, ибо в подземелье, да и во всем остальном Городе, не было ни дней, ни ночей, Карло зашел в лабораторию. Наконец-то на приборной панели автоклава все индикаторы отблескивали приятным зеленым цветом, а энцефалограф рисовал уверенные альфа-ритмы. Буратино крепко спал.
«Что ж, пора взглянуть на мое творение», – подумал Шаманщик и дал команду на разгерметизацию.
В нейлоновом ложе покоился Буратино – на вид юноша пятнадцати лет по стандарту-21. Внешностью он больше ничем не напоминал «полено». И это обрадовало Карло. Ведь обычные дроиды все же сохраняли едва уловимое сходство с макроматрицей.
Здесь же ничего подобного. Веснушки исчезли напрочь, телосложение сделалось атлетическим, кожа – безукоризненно-белой, а нос приобрел сильно вытянутую форму. Пожалуй, даже чересчур вытянутую, ведь андроида ожидал эксперимент по социальной адаптации. С такой приметой трудновато будет парню не выделяться среди людей.
«Сделаю-ка я ему пластику», – решил Шаманщик.
Но только он подступил со скальпелем к спящему андроиду, как глаза у того широко распахнулись. Срывающимся юношеским баском Буратино произнес, изумленно глядя на скальпель:
– Превед, хомячок! Че за девайс?
Сел и принялся ощупывать себя. Добрался до носа, пробормотал: «А что, фича».
Карло в замешательстве сунул скальпель в нагрудный карман.
– Доброе утро, Буратино, – наконец нашелся он с ответом.
– Убиццо об стену веником, – прокомментировало творение. – Ты кто вообще по жизни?
– Вообще, я твой создатель, – сообщил Карло.
– Ламер ты галимый. С носом вон налажал. Пойду проветрюся по реалу.
Он вскочил, отпихнул старого генетика и двинул к шлюзу.
– Постой, Буратино! Проветриться – это непременно, но осталась последняя операция!
– Нос юзать не дам! – отрезал Буратино, выкручивая вентиль гермозамка.
Карло бросился в каморку, схватил с полки станнер – придется обездвиживать – и устремился следом.
Голый Буратино вприпрыжку мчался туннелем прямо в сторону Камина.
– Держите его! – вопил Карло, на бегу размахивая станнером. – Держите!
Когда до лестницы, ведущей на верхние уровни, оставалось совсем рукой подать, перед Буратино вдруг возник кибернетический мусорщик. Его чуткие рецепторы провели экспресс-анализ источаемых дроидом феромонов. В базе данных дроид с таким спектром не числился, а значит, подлежал немедленной утилизации.
Шестью руками-захватами схватил он Буратино и со всей непреклонностью механизма поволок к инвертору.
К несчастью, Карло не имел при себе ни одного чипа дистанционного управления киберами. Оставалось надеяться на голосовое управление.
– Стоять, безмозглая железяка! – страшным голосом рявкнул он и продублировал понятным машинам голосовым кодом, которому его научил сокамерник-кибернетик: – Крекс-фекс-пекс! – Что означало команду «замереть в текущей позиции».
Кибер сделал еще несколько шагов по инерции, не в силах мгновенно остановить свою массивную ракоподобную тушу. Буратино сучил ногами, удерживаемый мощными захватами прямо над приемным лотком инвертора. Кровавый отблеск плазмы трепетал на его удивительном носу. Карло даже померещилось, что нос уже загорелся.
– Фекс-бекс! – Робот послушно попятился. – Крекс!
Тут Карло сообразил, что он не помнит остальных команд.
– Я сейчас вернусь, малыш Буратино, – сказал он и пошел за чипом.
Буратино разговаривает с киберсверчком, обнаруживает таинственное подземелье и получает от Карло настоящие человеческие документы
После случая с уборщиком Карло не решался оставлять Буратино одного. Он поправил ему биохимию, чтобы автоматы не умели больше различить в нем дроида, и провел три сеанса мнемопластики. В голову Буратино были закачаны все мыслимые сведения из разнообразных наук, искусств, базы данных всевозможного назначения.
Но когда наступило время выправить творению Шаманщика документы – настоящие человеческие документы, пришлось оставить Буратино одного. Уже верно оценивая его задатки, Карло установил в шлюзовой дактилозамок.
– Я скоро вернусь, – сообщил он андроиду, с аппетитом поглощавшему луковицу тюльпана, только что выковырянную с оранжерейной цветочной грядки у водопада.
Растущий организм постоянно требовал пищи. Но бурно отторгал животные белки, даже синтезированные, а запаса растительных у Карло оказалось мало. Андроид прикончил их за три дня.
– Вали, ботаник, – пробормотал он, не прекращая грызть луковицу.
Оставшись в одиночестве, Буратино стал искать, чего бы такого предпринять, и, не найдя, принялся слоняться туда-сюда, время от времени возвращаясь к оранжерее за очередной луковицей тюльпана.
Наконец внимание его привлек скрежещущий звук:
– Кри-кри-крри!
Это трещал уборщик-сверчок.
– Что за гаджет такой? – заинтересовался Буратино. – Ты кто?
– Я – Говорящий уборщик-сверчок, – голосом старого актера ответил автомат. – Я убираюсь здесь уже двести лет. Я здесь убирался еще тогда, когда только проложили этот тоннель.