– Так надо, Влодек…
Глава 1
Пир для «крыши»
– Каждый раз во время еды вы подвергаетесь воздействию чудовищных бактерий, – бормотал Фокин, пытаясь вылезти из-под стола, куда его непостижимым образом закатила судьба-злодейка. – П-поэтому пользуйтесь шампунем «Орбит с кли… кли… он защитит ваши пейсы от кариеса и даст вам ощущение сухости… в-в-в… на Муррромской дорррожке ста-а-аяли тррры сосны-ы-ы!!
Впрочем, эта монологово-вокальная партия продолжалась недолго, поскольку Афанасий Сергеевич находился в худшем из двух своих обычных состояний.
А эти два состояния были: во-первых, тотальное алкогольное опьянение, периодически включающее в себя демонтаж элементов окружающей среды и нанесение телесных повреждений гражданскому населению и работникам ППС, то бишь милицейских патрулей; и во-вторых – жестокий и коварный абстинентный синдром, в просторечии – бодун.
Третьего состояния Фокину было не дано. Как говорили еще древние римляне: tertium non datum. …В данный момент он находился во втором и худшем из двух этих состояний и, несмотря на то, что пытался держаться бодрячком, чувствовал себя прескверно.
– Что, колбасит, Афоня? – проговорил Владимир Свиридов, на физиономии которого тоже наличествовала зеленоватая похмельная бледность, но несравненно менее колоритная, чем на оплывшей морде его друга.
– К-колбасит. Что-то я не пойму… у меня третий день такой бодун проклевывается, что хоть топись. Не пойму я что-то. А что это вчера за сдобная бабенка тебя искала, а, Свиридов?
– Много их тут, этих бабенок… – неопределенно отмахнулся Владимир, но потом все-таки уточнил:
– А как она хоть выглядела?
– Отпадно выглядела! – оживился все еще никак не выпадающий из похмельного столбняка Афанасий. – Рыжая такая, фигуристая… забористая баба, ничего не скажешь. На белом «мерине»-кабриолете приезжала. Классная тачка! Помнишь, мы примерно на такой же парковались у «Негреско» в Ницце. Э-эх, ведь жили же… не то, что сейчас!
Упомянув название едва ли не самого дорогого отеля Французской Ривьеры, Фокин тяжко вздохнул.
– Рыжая? На белом «мерине»-кабриолете? Лет тридцать пять и молодится под девочку, шалава? Так это Анжела, – презрительно сказал Владимир.
– Анжела, Памела, Маша, Даша… какая разница, если такая телка! Везет тебе на баб, Володька! Так она тут нарезала, тебя разыскивая! Глаза так и горели… лакомый кусочек, ничего не скажешь! Ты уже успел ее натянуть или как? Что молчишь?
– Да пошла она, проститутка…
Фокин недоуменно пожал плечами:
– Как это «пошла»? Как это «пошла»? Такая отпадная соска, и ты ее, значится, посылать… Не понимаю я тебя что-то, Свиридов. …В последнее время в жизни Владимира Свиридова и Афанасия Фокина в самом деле появилось много непонятного. И таинственная сила фокинского бодуна, и свиридовское пренебрежение к «сдобным бабенкам» по значимости были отнюдь не на первом месте этих «непоняток».
Судьба, вертевшая этими людьми, как самый свирепый шторм не крутит утлым суденышком, забросила их в самый западный город России – Калининград.
Нажив немерено проблем в обеих столицах – Москве и Питере, – друзья прибыли в экс-Кенигсберг, чтобы стать на мертвые якоря.
И они стали на них в самом прямом смысле.
Дело в том, что вследствие тотального безденежья, удивительно совпадавшего по временным рамкам с запоями, они устроились на работу в ресторан, находившийся на старом корабле, стоявшем на приколе в Калининградском порту. Корабль был недавно списан из Балтийского пароходства, хотя находился в довольно приличном состоянии, и теперь благополучно отдан в частные – и не очень чистые – руки.
Новые владельцы отреставрировали посудину и сделали из нее если не конфетку, так вполне приличное заведение. Не люкс, но для братвы средней руки – вполне подходяще.
На трех палубах корабля-ресторана располагался целый увеселительный комплекс с разнокалиберными саунами, бильярдными, стрип-клабом, мини-закусочными, казино, ну и так далее.
Главное помещение корабля – огромный зал первой палубы, созданный посредством демонтажа перегородок десятка люксовых кают – был отдан под ресторан «Лисс».
Непонятно, кто дал ему такое название – то ли человек, в детстве начитавшийся Александра Грина и запомнивший оттуда красивые названия портовых городов – Лисс, Зурбаган, – то ли поклонник известного продюсера Сергея Лисовского и его фирмы «ЛИС'С»…
Но тем не менее именно в этом ресторане работали Владимир Свиридов и Афанасий Фокин. Кем только не приходилось работать им на своем веку, особенно Фокину: и сельским, и городским священником, и охранником, и руководителем службы безопасности видного бизнесмена, и тренером, и вышибалой в лондонском кабаке в Вест-Энде, и частным детективом, и даже порноактером и киллером.
Послужной список Владимира был не меньше.
Так, последним его местом работы была служба безопасности одного из воротил московского бизнеса. Он был шефом киллерской структуры – группы прекрасно обученных, опытнейших специалистов, сплошь бывших сотрудников спецслужб.
И вот теперь – работнички ресторана…
В ресторане «Лисс» они работали уже около десяти дней. А на исходе второй недели их призвал к себе директор ресторана Семен Аркадьевич Вейсман по прозвищу Пейсатыч и важно сказал:
– Вот что, братцы. Сегодня у нас большой день. «Крыша» хавать будет. Так что надо подготовиться до вечера основательно.
– Подготовиться так подготовиться, – сказал Фокин, который уже успел хватить пива и закусить икоркой, а теперь меланхолично пережевывал «Orbit». – «Крыша» так «крыша». Хоть подвал.
Пейсатыч назидательно потряс в воздухе указательным пальцем и проговорил:
– Вот именно этого я и предлагаю тебе и твоему дружку остерегаться – расхоложенности. Так что, Фокин, нечего мне тут пудрить мозги бодренькими восклицаниями. У тебя же на лбу написано, что ты уже успел похмелиться. О… черрт! Подъехали уже эти… бойцы. Наверно, сейчас указания по подготовке к банкету будут давать. Иди, Володя, прими у них всякие там цеу.
Свиридов, посмотрев через перила верхней палубы, увидел, что на пристани «пришвартовался» здоровенный синий джип, из которого один за другим вылезли носители упомянутых Пейсатычем цеу – то бишь «ценных указаний». …Как оказалось впоследствии, ценны эти указания оказались только в одном пункте – в стоимости их гипотетического осуществления.
Первым из салона джипа извлек свои массивные телеса добрый молодец, чья внешность никак не выбивалась из стандарта «гоблинария» средней руки. Вне всякого сомнения, никому не составит труда представить себе перекормленную собаку породы питбуль, важно расхаживающую на задних лапах, с золотой цепурой на шее – для балансировки, время от времени поскребывающую в массивном бритом затылке и то и дело отряжающую в окружающую атмосферу однообразный матерный лай.
Косая сажень в плечах, несколько пообвисшее пивное брюхо и уж совсем запущенная отвислая задница довершали калоритный портрет молодого человека из «крыши».
Второй гоблин был точной копией первого – эдакий модифицированный Полиграф Полиграфович Шариков начала двухтысячных годов, умело примененный к насущным веяниям времени. То бишь разросшийся до двух метров и обзаведшийся дыневидными кулаками.
Зато третий ростом не вышел, на фоне своих рослых собратьев он выглядел откровенным недомерком. Плюгавая редковолосая мелочь.
Зато, как уяснил себе Свиридов, когда дело дошло до непосредственного общения, отмочился он другим: понтами и «гнилым базаром».
Двое здоровых амбалов успели еще только пробубнить пожелание насчет «мяса там, типа, побольше», а мелкий бодро рассек воздух фронтальной и горизонтальной пальцовкой и гнусаво, через нос, откинул следующее:
– Ну, ты чисто выставь тама, чтобы типа фрукты там с канар-манар… там типа киви, манго, ананасов подкинь на закусон…
Огромный потомок Шарикова, сильно смахивающий на монументального толстяка из клипа «Дискотеки "Аварии", который густейшим басом выбухивает: "Пей пиввво!!! Ешь мясссо!!!" – покосился на мелкого шпендрика, которого продолжало распальцовывать и кидать в гнилые базары, неодобрительно. А тот не унимался: – Ну, чтобы бананы типа розовые были… осетрины там, балыку… я еще кокосовые орехи незрелые уважаю… ими после водяры закидываться в цвет. Пером надрезал верхарус… и там типа скальпировал и как из баклаги жабать можно. Это я так типа с пацанами сращивал на Багамах.
Говоря все это, шпендрик бегал вдоль стеллажей, на которых, собственно, и было уложено кое-что из перечисленной им провизии. На последнем вираже его занесло куда-то вдаль, и он начал орать с расстояния около пятидесяти метров, не глядя на своих братков и угрюмо безмолвствующего Владимира Свиридова:
– Думаю, ты в тему въехал, мужик? Так шо мне… нам надо организовать…
– Думаю, ты в тему въехал, мужик? Так шо мне… нам надо организовать…
Голос его совсем заглох вдалеке, и Свиридов было двинулся за мелким гоблинарием, чтобы не выпадать из этого замечательного инструктажа, но был остановлен рыком одного из «больших»:
– Ты че, мужик, в натуре, совсем страх потерял? Куда когти рвешь?
Владимир, обернувшись, невозмутимо произнес:
– Так вашего товарища не слыхать. А старшего…
– Какой старший? – рявкнул второй громила. – Этот недомерок с нами без году неделя в команде трется! Эй, Мосек… иди сюда, падло пучеглазое!
Мелкий брателло со смешной кличкой Мосек, вероятно, переиначенной из Моськи, которая лает на слона в крыловской басне, появился немедленно.
Даже непонятно было, как он сумел так быстро преодолеть отделявшее его от Свиридова и братков расстояние.
– Еще раз будешь забазаривать этот борзой гниляк, сам на балык пойдешь, чмо! – внушительно проговорил здоровяк номер один.
– Да какой из него балык? – после гроссмейстерской паузы сказал здоровяк номер два. – Только на консервы… типа килька в томатном соусе.
Мосек сдулся прямо на глазах.
– Да пацаны, я… – начал было он. Но тут же был втоптан в палубу безапелляционным:
– Завали табло, Мосек. В общем, так, земляк, – повернулись громилы к Владимиру, – подготовьте нам там типа мяса побольше, солянку… водку. Водку… типа только «Абсолют». Вник?
Свиридов мрачно кивнул. Предложение выставить на стол не меньше ста бутылок «Абсолюта» его совершенно не вдохновило, так как было чревато плачевными последствиями.
Дело в том, что так называемый «Абсолют», так опрометчиво затребованный господами бандитами, в большинстве своем производился тут же, на борту корабля: в огромном трюме стояло несколько цистерн – с водой, спиртом – и хитроумный аппарат для смешивания вышеуказанных компонентов в коктейль. Все это бодяжил Фокин, а потом несколько его подручных заливали полученное пойло в тару из-под «Абсолюта», «Финляндии» и так далее.
Продукт предлагался клиентуре, которая уже накушалась приличной водочки и не могла «Абсолют» не то чтобы от разведенного спирта отличить, но даже от фекальных вод – тех самых, что бултыхаются в канализационных трубах.
Так Семен Аркадьевич Вейсман по прозвищу Пейсатыч, человек редкой доброты и щедрости, способный продавать снег якутам и телогрейки неграм на экваторе, экономил большие средства. …Но тара из-под «Абсолюта», как назло, закончилась. Нужно было спасать положение.
– Я думаю, к мясу стоит взять вино, – важно проговорил он.
Тут Мосек опять проявил свою мерзкую сущность.
– Че-о-о-о? – протянул несносный недомерок. – Вино-о-о? Вино ваще беспонтово пить, как и пиво! Да ты че, мужик…
– Задрай грызло! – снова прикрикнул на него один из здоровяков, а потом обратился к Свиридову:
– А почему вино?
– Вино к мясу – это аристократично, – внушительно проговорил Владимир и сделал значительное лицо.
Амбалы переглянулись, а Мосек снова заверещал:
– Че мы, телки, что ли, чтобы нас винищем накачивать, бля?
Свиридов пожал плечами со скучающей миной на лице: дескать, заглушите мелкого, ребята, что-то он откровенный порожняк гонит.
Один из здоровяков снова одернул не в меру прыткого шпендрика, а потом оценивающе посмотрел на Владимира и проговорил:
– А че, типа… это мысль. Можа, в натуре, а, Колян?
– Покатит, – сказал Колян басом. – Будем, типа, как интеллигентные люди. Вино к мясу, а потом водочкой полирнем, и покатит.
Свиридов кивнул, с трудом подавив облегченный вздох.
Дело в том, что и вино у Пейсатыча было особенное. Хранящиеся в огромной цистерне необъятные винные запасы имели одну примечательную особенность: несколько недель назад один из клиентов во время омоновской облавы сбросил в трюм пакет с героином, а тот провалился в упомянутую цистерну и в полном соответствии с законами химии растворился.
Нет надобности добавлять, что экономный Семен Аркадьевич не стал сливать в Балтийское море такое ценное вино. Просто перед подачей на стол героиновое пойло сильно охлаждали, потому что иначе вкус и запах выдавали несанкционированную добавку.
Зато прибыли ресторана возросли многократно. Человек, продегустировавший такой букет, мог пить самопальный «Абсолют», как воду, а мог и похлебать бензину, наивно предположив, что это «Martini Rosa».
– Ну че, договорились, – сказал Колян и, видя, что Мосек снова раскрыл было рот, в качестве превентивной меры оделил его здоровенным подзатыльником.
Тот густо икнул и едва не врезался в стеллажи.
В то же самое время Фокин, подвизавшийся в «Лиссе» в качестве вице-шеф-повара, то есть заместителя главного повара, мучительно искал, где бы достать грамм триста приличного коньяку, чтобы заправить им только что подоспевший торт. Главный повар, который был уже в стельку пьян, переложил все обязанности на Афанасия, и теперь многопрофильный «Гаврила» прикидывал, что «Хеннесси», конечно, подошел бы, да только выделит ли его Пейсатыч, этот «Хеннесси»?
И Фокин направился к директору «Лисса».
Тот сидел у себя и пил как раз коньяк. В ответ на просьбу Афанасия выделить искомый напиток проклятый скупердяй заявил:
– У тебя что, коньяка нет? Иди и возьми у себя в трюме.
– Но, Семен Аркадьич… вы же знаете, что в трюме тот же самый разведенный спирт, только еще с чаем для подкраски и со жженым сахаром. Там же никакого аромата нет! Весь торт таким коньяком можно коту под хвост…
Пейсатыч нахмурился.
– А тебе аромат нужен? – спросил он и выпил стопку коньяку. – Тогда черпни винца и залей.
И тут Фокин вспылил. Лицо его густо побагровело, и Афанасий, кучеряво выругавшись, прорычал:
– Винца-а-а? Да что же это за издевательство, мать твою! А потом, если что, в торец кто будет получать? Не ты, нет! А когда повар твой главный по пьянке вместо базилика анашу в суп-харчо сыпанул и не самый последний в «крыше» человек, Боря Муромец, напоровшись этого, с позволения сказать, супца, и на карусель в парке культуры и отдыха кидался, как Дон Кихот на мельницы… а теперь с черепно-мозговой в первой городской больнице кукует! Кто тогда отдувался?! Хорошо, хоть он этот фирменный супчик не внутривенно принимал! А этот героин в вине! Надо ресторан срочно переименовывать – из «Лисса» в какой-нибудь «Вмаз» и «Кумар»!
– Да ты что так разошелся, Афанасий? – попытался было утихомирить его Пейсатыч, но не тут-то было.
– Может, вместо соли кокаином будем блюда сдабривать? Он тоже белый, мать-перемать!!! – продолжал орать Афанасий.
Директор, единственным недостатком которого была чрезмерная алчность, заерзал на стуле и, подталкиваемый децибелами фокинского голоса, потянулся было к початой бутылке коньяка – но тут Афанасий громыхнул:
– Если торт запорем – учтите, Семен Аркадьевич, так и скажу братве: мол, директор наш, – симпатичнейший господин Вейсман, – порекомендовал мне заправить торт героиновым винцом или коньячком на чаю и жженом сахаре.
Аргументация Фокина была исчерпывающей: трясущимися руками директор отдал ему бутылку «Хеннесси».
У Семена Аркадьевича было живое воображение, и он мгновенно нарисовал себе мизансцены, предсказанные Фокиным, и решил, что в подобной ситуации одними восклицаниями типа «Ах ты, жидовская моррррда!», густо сдобренными матом, не обойдется.
А Фокин с чувством выполненного долга направился в поварскую, по пути половину содержимого бутылки молодецки препроводив в собственную глотку.
* * *
– Ну, чем воздух сотрясать, – сказал здоровенный лысый бандит с физиономией плохо воспитанной гориллы, которую только что исключили из зоопарка за аморальное поведение, – лучше ты давай базарь, Мосек.
«По всей видимости, – отметил стоявший неподалеку от прямоугольника банкетных столов Владимир, – этот маленький недомерок Мосек тут что-то вроде тамады и шута на пиру.
Ну что ж, и флаг ему в руки: в отличие от большинства присутствующих язык у парня подвешен куда как неплохо».
Мосек многозначительно почесал в гладко выбритом подбородке и заговорил:
– В общем, базар такой. Типа мужик не из самых последних пацанов на деревне, типа там подвязок куча с ментами, братанами и всякими там губернаторами. Ну, там по жизни отмазывал братву от всяких там наездов и проклевок из налоговой и таможни, с этого нехило кормится… тачка у него типа не фуиный там «мерсюк» с финтифлюшками, а типа «Ягуар» или, в натуре, ваще типа «Ламборджини» и «Бугатти»…
– Как? – переспросила вульгарного вида девица, накрашенная, как Чингачгук на тропе войны. Она сидела рядом с уже знакомым Владимиру Коляном. – «Бугай»?
– «Бугатти». На крайняк «Феррари берлинетта» или там, в натуре, «Ламборджини миура», – с видом знатока автомобильного бомонда пояснил Мосек. – Ну… в натуре, дача тама, коттедж всякий пропилейный, брулики, жена и две соски на стороне. От такой масляной жизни он не слабо зажирел, поскольку с обычными пацанами бицуху и прессняк подкачать в спортзал ему западло идти, а всякий гербалайф, в натуре, тоже пить западло… потому как по раскладу это, бля, чисто непристижно.