Американская фантастика в четырнадцати томах Том 11 Пол Андерсон Роберт Силверберг
Пол Андерсон
На страже времен
1
На высокооплачиваемую работу с заграничн. командировками требуются мужчины: возраст — 21–40 лет, желательно холост., с военным или, техн. образ., в хорошем физич. состоянии.
Обращаться: Компания технологических исследований 305 Е., 45, с 9 до 10 и с 14 до 18 ч.
— Работа, как вы понимаете, несколько необычная, — сказал Гордон. — И строго секретная. Надеюсь, вы умеете хранить тайны?
— Как правило, да, — сказал Мэнс Эверард. — Впрочем, смотря по обстоятельствам.
Гордон улыбнулся — странная это была улыбка. Эверард не представлял, что можно так улыбаться — не разжимая губ.
Гордон свободно говорил по-английски с обычным американским акцентом, носил общепринятый деловой костюм, но было в нем что-то от иностранца, и не только смуглый цвет лица с гладкими, без намека на бороду щеками и узкие раскосые глаза, совершенно не вязавшиеся с прямым носом. Трудно было понять, откуда он родом.
— Мы отнюдь не шпионы, если именно эта мысль пришла вам в голову, — сказал он.
Эверард усмехнулся.
— Простите. Только, пожалуйста, не подумайте, что я поддался всеобщей шпиономании. К тому же у меня никогда не было доступа к секретным данным. Но в вашем объявлении говорится о заграничных командировках, а при теперешней ситуации… Словом, я не хотел бы лишиться своего заграничного паспорта.
Эверард был высокого роста, широкоплечий. В коротко подстриженных волосах не было и намека на седину, но на лице уже проступали следы пережитого.
Он выложил на стол документы: свидетельство об увольнении из армии, справки о работе в различных фирмах в качестве инженера-механика. Гордон, казалось, и внимания не обратил на эти бумаги.
Кабинет был похож на все другие помещения такого рода: стол, несколько стульев, бюро и дверь, ведущая, по-видимому, в другую комнату. Из окна открывался вид на забитую автомобилями нью-йоркскую улицу.
— Вы независимы, — сказал человек, сидящий за столом. — Мне это нравится. Многие из тех, кто к нам приходят, чуть ли не ползут на брюхе и готовы благодарить даже за пинок в зад. Конечно, с вашими данными вы еще не потеряли надежду и можете получить работу и в другом месте. Кажется, это теперь называется «в порядке временного трудоустройства».
— Меня интересует работа у вас, — сказал Эверард. — Я много раз бывал за границей, как вы можете видеть по документам, и хотел бы еще поездить, хотя, по правде говоря, все еще не понимаю, чем вы занимаетесь.
— Мы занимаемся многими вещами. Позвольте, позвольте… Вы ведь воевали во Франции и Германии.
Эверард вздрогнул: в документах упоминались все его ордена и медали, но он готов был поклясться, что Гордон не успел прочитать ни строчки.
— Гм… Будьте любезны, положите руки на подлокотники вашего кресла. Благодарю. Скажите, как вы реагируете на физическую опасность?
Эверард напрягся.
— Послушайте…
Глаза Гордона были прикованы к какому-то прибору на столе: это была простая пластмассовая коробка с индикаторной стрелкой и двумя циферблатами.
— Впрочем, неважно. Можете не отвечать. Скажите, каковы ваши взгляды на международную солидарность?
— Послушайте, я…
— Коммунизм? Фашизм? Как относитесь к женщинам? Чем еще интересуетесь?.. Все. Можете не отвечать.
— Какого черта? Что все это значит? — взорвался Эверард.
— Небольшой психологический тест. Забудьте об этом. Меня не интересуют ваши взгляды, разве только с точки зрения основных эмоциональных рефлексов.
Гордон откинулся на спинку кресла и сомкнул перед собой кончики пальцев.
— Пока все идет отлично. Теперь я объясню вам, в чем дело. Как я уже говорил, мы занимаемся работой особой секретности. Мы… гм… собираемся устроить небольшой сюрприз нашим конкурентам. — Он усмехнулся. — При желании можете прямиком отсюда отправиться в ФБР. Но предупреждаю, нас уже проверяли и выдали нам, так сказать, полное отпущение грехов. Там вам сообщат, что мы действительно ведем финансовые операции и занимаемся технологическими исследованиями во всех странах мира. Но существует еще один аспект нашей работы, и вот для него-то нам нужны люди. Я заплачу вам сто долларов, если вы пройдете вон в ту комнату и разрешите себя обследовать. Это отнимет у вас три часа. Если вы нам не подойдете, тем дело и кончится. Если подойдете, мы подпишем с вами контракт, расскажем о работе и начнем вас обучать. Ну как, годится?
Эверард заколебался. Ему не нравилась такая поспешность. Обычный кабинет, но этот странноватый человек… За всем этим явно что-то скрывается…
— Я подпишу с вами контракт только после того, как узнаю, в чем заключается работа, — наконец сказал он.
— Как угодно. — Гордон пожал плечами. — Тесты покажут, подходите ли вы нам. Мы пользуемся самой совершенной аппаратурой.
Во всяком случае, здесь он не покривил душой. Эверард довольно сносно разбирался в методах современной психологии: знал об энцефалографии, ассоциативных тестах. Но ему никогда прежде не доводилось видеть ни одного из тех зачехленных приборов, которые жужжали и мигали вокруг. Вопросы, которые ему задавал ассистент — лысый мужчина неопределенного возраста с белым, ничего не выражающим лицом, — казались ему беспредметными. А что это за металлический колпак, который ему надели на голову? Куда ведут эти бесчисленные провода?
Эверард украдкой бросал взгляды на шкалы различных приборов, но таких букв и цифр он раньше никогда не видел. Не похожи они ни на латинские, ни на славянские, ни на греческие буквы, ни на китайские иероглифы. Такие буквы и цифры вообще не могли существовать в году 1954-м от Рождества Христова. Возможно, уже тогда Эверард начал подозревать истину.
Он с удивлением отметил, что в ходе испытаний лучше узнал самого себя: Мэнсон Эммерт Эверард, 30 лет, лейтенант в отставке, служил в инженерном корпусе вооруженных сил США; работал проектировщиком и производственником на родине, в Швеции, на Ближнем Востоке; холостяк, с каждым годом все больше завидующий своим женатым друзьям; не имеет возлюбленной; в некоторой степени библиофил; превосходно играет в покер, любит лошадей, оружие и парусный спорт; на отдыхе увлекается рыбалкой и туризмом. Все это, разумеется, он знал о себе и раньше, но только в качестве отдельных фактов. Сейчас же он вдруг ощутил себя единым организмом, каждая отдельная его черточка стала частью чего-то целого.
Он вышел из комнаты, почти шатаясь от усталости, насквозь мокрый от пота. Гордон предложил ему сигарету и торопливо пробежал глазами закодированные листки, которые протянул ассистент. Время от времени он бормотал вслух:
— «Зета-20 кортикальная… здесь недифференцированная оценка… психическая реакция на антитоксин… ослабление центральной координации…
В разговоре с ассистентом он перешел на незнакомый язык с такими интонацией и чередованием гласных и согласных, каких Эверард, знавший разнообразнейшие английские сленги и диалекты, прежде не слышал.
Прошло еще полчаса. Эверарда охватило беспокойство, его так и подмывало встать и уйти, но любопытство одержало верх. Наконец Гордон обнажил невероятно белые зубы в широкой улыбке:
— Наконец-то! Знаете ли вы, что мне пришлось отклонить уже двадцать четыре кандидатуры? Но вы подойдете. Вы определенно подойдете.
— Подойду — для чего?
Эверард подался вперед, чувствуя, как учащается его пульс.
— Для Патруля. Вы будете своего рода полицейским.
— Где именно?
— Везде. И во все времена. Приготовьтесь, сейчас вам предстоит услышать нечто невероятное. Наша компания, хоть и вполне легальная, всего лишь ширма, предназначенная для добывания необходимых средств. Настоящее же наше дело — патрулирование времени.
2
Академия была основана еще в те времена, когда среди лесов и поросших травой полян жалкие предки человека в страхе скрывались, заслыша поступь гигантских млекопитающих. Она находилась на западе Американского континента в теплом олигоценовом периоде и должна была просуществовать еще добрых полмиллиона лет — срок вполне достаточный для того, чтобы обучить и выпустить столько патрульных, сколько потребуется Патрулю времени, — после чего ей предстояло быть бесследно уничтоженной. Позже настанет ледниковый период, и появятся люди, и в году 19352 (7841 год Моренианской Победы) откроют способ путешествий во времени и вернутся в олигоценовый период, чтобы основать Академию.
Это был комплекс больших низких зданий с округлыми линиями, окрашенных в мягкие цвета и расположенных на травянистых полянах между гигантскими древними деревьями на фоне холмов и лугов, опускавшихся к большой коричневой реке. По ночам временами слышался рев тираннозавров и далекий рык саблезубого тигра.
Эверард вышел из машины времени — громоздкой металлической коробки неопределенной формы. В горле у него пересохло. Он чувствовал себя так же, как и в первый день в армии — двенадцать лет назад или, если угодно, пятнадцать-двадцать миллионов лет в будущем: одиноким и беспомощным. Как и тогда, им владела одна только мысль — найти достаточно благовидный предлог, чтобы удрать домой. Его немного утешило, что из других машин времени вышло около полусотни молодых мужчин и женщин. Вновь прибывшие сбились в кучу, видимо, чувствуя себя очень неуютно. Первое время все молчали и только глазели друг на друга. Эверард заметил на одном из новичков воротничок и котелок времен президента Гувера; моды и прически, насколько он понял, доходили до середины двадцатого столетия, а вот из какого времени взялась, например, девица в узких переливчатых, облегающих брюках, с зеленой помадой на губах и фантастически взбитыми желтыми волосами?
Рядом с Эверардом очутился мужчина лет двадцати пяти; судя по худощавому лицу и потертым твидовым брюкам — англичанин. Вид у него был такой, что казалось, под изысканными манерами он скрывает глубокое горе.
— Привет, — сказал Эверард. — Давайте знакомиться.
И он назвал себя.
— Чарлз Уитком, Лондон, 1947, — смущенно ответил молодой человек. — Только что демобилизовался из Королевского воздушного флота — и решил податься сюда. Теперь не знаю, может и зря.
— Вполне понятно, — отозвался Эверард, думая о предложенной ему зарплате. Пятнадцать тысяч в год для начала! Интересно, как они исчисляют время. Очевидно, исходя из срока жизни каждого.
К ним подошел приятного вида молодой человек в ладно сидящей форме, поверх которой был накинут темно-синий жемчужно переливающийся плащ. У него было открытое улыбающееся лицо, говорил он без акцента.
— Привет, ребята! — сказал он приветливо. — Добро пожаловать в Академию. Полагаю, все тут говорят по-английски?
Эверард заметил поблизости мужчину в потрепанной нацистской форме, индийца в национальной одежде и еще нескольких человек из разных стран.
— В таком случае будем говорить по-английски, пока вы не выучите темпоральный. — Мужчина в форме встал поудобнее, упершись руками в бока. — Меня зовут Дард Келм. Я родился… минуту… да, в 9573 году от Рождества Христова, но специализировался как раз на вашем периоде. Кстати, этот период охватывает годы с 1850 по 1975, и каждый из вас родился где-то в промежутке между этими датами. Можете, когда вздумается, поплакаться мне в жилетку, если что не так. Я здесь специально для этого. В нашей Академии учат не совсем так, как вы, может быть, думаете. У нас не принято обучать большое количество людей одновременно, и мы не требуем школьной или военной дисциплины. Каждый из вас пройдет как индивидуальное, так и общее обучение. За неуспеваемость здесь не наказывают, так как предварительное обследование каждого из вас исключило всякую ее возможность и предопределило почти полную гарантию успеха в вашей будущей работе. Все вы обладаете высоким умственным потенциалом, исходя из критериев своей эпохи. Однако различие в ваших способностях требует индивидуального подхода, только таким способом можно будет добиться максимума от каждого. Никаких формальностей у нас не существует, если не считать правил обычной вежливости. Помимо занятий у вас, естественно, будет и время для отдыха. Мы не собираемся требовать от вас более того, на что вы способны. Мне остается только добавить, что рыбалка и охота здесь недурны даже в двух шагах от зданий Академии, а если отъехать подальше, то вообще сплошная фантастика. Если нет вопросов, следуйте за мной, и я размещу вас по комнатам.
Дард Келм показал им технические приспособления в каждой из стандартных комнат для занятий и отдыха. Таким техническим новинкам предстояло войти в повседневный обиход примерно в 2000 году: мебель, послушно принимающая формы того, кто на нее садится, кондиционеры, экраны, способные воспроизводить любую видеозапись из большой коллекции. Впрочем ничего необычайного. Каждый учащийся имел свою комнату в спальном корпусе. Общая столовая помещалась в другом здании, но при желании еду можно было заказать в комнату, если предстояла какая-нибудь вечеринка. Эверард почувствовал, как напряжение постепенно отпускает его.
Для вновь прибывших был устроен банкет. Блюда за редкими исключениями были знакомые, но бесшумные машины, подающие их, были совершенно необычны. На столах появились вино, пиво, сигареты. Должно быть, в пищу было что-то подмешано, потому что Эверард, впрочем как и все другие, почувствовал приятное возбуждение. Дело кончилось тем, что он сел за рояль и принялся барабанить быстрый танец, в то время как группа молодых людей неподалеку сотрясала воздух, пытаясь спеть какую-то песню.
Только Чарлз Уитком молча сидел в стороне. Дард Келм, смаковавший в уголке вино, был достаточно тактичен и не пытался втянуть его в общее веселье.
Эверард решил, что ему здесь понравится. Но в чем заключается его работа и как она будет организована, каковы ее цели, все еще оставалось для него неясным.
— Принцип путешествия во времени был открыт, когда хоритская ересь почти распалась, — начал Келм, когда они сидели и лекционном зале. — Подробности вы узнаете позже, сейчас же скажу, что это был бурный век, когда гигантские концерны сражались не на жизнь, а на смерть за коммерческое и генетическое господство, а правительства были пешками в галактической игре. Эффект времени оказался побочным продуктом в поисках средств космического гиперперехода, который, как, очевидно, знают некоторые из нас, требует для своего описания тончайшего математического аппарата… впрочем как и путешествие в прошлое. Не стану вдаваться в теорию — кое-что об этом вы узнаете впоследствии на занятиях физикой, — скажу только, что речь идет о математических зависимостях, выраженных бесконечными величинами в континууме четырехмерного пространства — 4N, где N — общее число частиц во Вселенной. Естественно, группа, обнаружившая этот эффект, так называемая Группа девяти, четко представляла себе последствия своего открытия. Не только коммерческие — в таких отраслях, как торговля, добыча полезных ископаемых и тому подобное, — но и военные. Я имею в виду возможность нанесения противнику смертельного удара. Ведь время изменчиво, прошлое можно изменить.
— Разрешите вопрос?
Спросила девушка из 1972 года по имени Элизабет Грей, в своей эпохе — подающий надежды физик.
— Да? — вежливо отозвался Келм.
— Мне кажется, вы описываете логически невозможную ситуацию. Я, конечно, допускаю возможность путешествия во времени как таковую, коль скоро мы находимся здесь, но не может такого быть, чтобы одно событие и произошло, и не произошло. Это внутреннее противоречие.
— Только не тогда, когда в основе лежит логика Алеф-суб-Алеф, — сказал Келм. — А происходит вот что: допустим, я отправился в прошлое и предотвратил встречу вашего отца с вашей матерью. Случись так, вы бы не родились и этот, казалось бы, незначительный эпизод в истории Вселенной мог выглядеть совершенно иным. Оказалось бы, что он с самого начала был иным, и это несмотря на то, что в моей памяти сохранилось бы и исходное положение вещей.
— Допустим, вы правы. А как насчет вас самого? — не сдавалась Элизабет. — Вы бы перестали существовать?
— Нет, потому что я бы принадлежал к тому моменту истории, который предшествовал моему вмешательству. Попробуем снова обратиться к вам. Если бы вы вернулись, скажем, в 1946 год и предотвратили брак ваших родителей в 1947 году, вы все же существовали бы в этом году; вы не перестали бы существовать только потому, что повлияли на события того времени. То же произошло бы и в том случае, если бы вы пробыли в 1946 году хоть тысячную долю секунды до того, как убить человека, который, останься он в живых, стал бы вашим отцом.
— Но тогда бы я существовала, не будучи… не будучи рождена! — протестующе воскликнула Элизабет. — У меня была бы своя жизнь и воспоминания… и… всякое такое… хотя меня вовсе и не было бы на свете!
Келм пожал плечами.
— Что с того? Вы настаиваете на том, что закон случайности, точнее, закон сохранения энергии, справедлив только в отношении непрерывных функций. В действительности же вполне возможна и прерывность.
Келм рассмеялся и слегка подался вперед над кафедрой.
— Конечно, существуют и невозможные вещи, — сказал он. — Вы, например, не можете стать собственной матерью: этого не допускают законы генетики. Если бы вы вернулись в прошлое и вышли замуж за своего бывшего отца, у вас были бы другие дети, ни один из них не был бы вами, поскольку у каждого из них оказалась бы только половина ваших хромосом.