Эверард считал, что годы службы в Патруле дали ему достаточную закалку и готовность воспринимать все чужое, но сейчас он почувствовал острое желание сбежать в свой собственный век, к своему народу, скрыться там и все позабыть. Он осторожно сказал:
— Я должен посоветоваться кое с кем. Придется детально проверить весь период — вдруг появится какая-нибудь зацепка… Я недостаточно компетентен, чтобы справиться с этим в одиночку, Кейт. Мне надо вернуться обратно к себе и все обговорить. Если мы что-нибудь придумаем, я вернусь… в эту же ночь.
— Где твой скуттер? — спросил Денисон.
Эверард махнул рукой.
— Там, в холмах.
Денисон погладил бороду.
— Точнее ты мне не скажешь, а? Что ж, это разумно. Я не уверен, что доверил бы себе самому, если знал, где машина времени.
— Я имел в виду вовсе не это! — вскрикнул Эверард.
— А, неважно. Не будем ссориться еще и по этому поводу.
Денисон вздохнул.
— Конечно, отправляйся домой и посмотри, что можно сделать. Тебе нужна охрана?
— Лучше не надо. Это ведь не обязательно?
— Нет. У нас здесь безопаснее, чем в Центральном парке в Нью-Йорке.
— Ну, это еще ни о чем не говорит.
Эверард протянул руку.
— Только верни мне патрульную лошадь. Она специально обучена, и мне бы не хотелось ее потерять.
Их взгляды встретились.
— Я вернусь, Кейт. Сам. Каково бы ни было решение.
— Ладно, Мэнс, — сказал Денисон.
Они вместе покинули беседку, чтобы беспрепятственно пройти мимо застывших при появлении царя стражников и часовых у ворот. Денисон указал на дворцовую спальню и сказал, что будет ждать Эверарда там всю неделю каждый вечер.
Затем Эверард облобызал ногу Кира и, когда великий царь удалился, сел на лошадь и медленно выехал из ворот дворца.
Он чувствовал себя усталым и совершенно опустошенным. Сделать было ничего нельзя, а он обещал вернуться самолично и сообщить царю его приговор.
8
Эверард ехал среди холмов, где над бурными холодными ручьями хмурились кедры, и боковая дорога, на которую он свернул, вела вверх и была хорошо наезжена. В засушливом Иране в те времена еще попадались такие леса. День близился к концу. Его лошадь явно устала и ступала тяжело. Хорошо бы найти какую-нибудь хижину пастуха и попросить пристанища, чтобы дать животному отдохнуть, Но тогда уже будет поздно. Нет! Сейчас полнолуние, и, если потребуется, он лучше пойдет пешком, лишь бы добраться до скуттера к восходу солнца. Ему было не до сна.
Лужайка, покрытая высокой, уже пожелтевшей травой и спелыми ягодами, так и манила отдохнуть. Последний раз он ел рано утром, но в седельных сумках у него была еда и мех с вином. Он сдавил бока лошади и свернул с дороги.
Неожиданно что-то привлекло его внимание. Вдалеке, на дороге, низкое солнце осветило облако пыли. Оно становилось все больше, росло прямо на глазах. Несколько всадников, решил он, изо всех сил гнавших коней. Царские вестники? Но почему они спешили в этом направлении? Ему стало не по себе. Он надел подшлемник, пристегнул шлем, повесил на руку щит и высвободил из ножен короткий меч. Скорее всего всадники просто проскачут мимо, и все же…
Сейчас он хорошо рассмотрел, что их было восемь. Кони были хорошие, а последний всадник вел на поводу еще свежих лошадей. Коней успели загнать: видно, скакали они давно — пот стекал струйками по их запыленным бокам, гривы прилипли к шеям. Всадники были одеты в широкие белые штаны, рубахи, сапоги, плащи и высокие шляпы без полей — явно не приближенные царя, не профессиональные воины, но и не бандиты. Они были вооружены мечами, луками и арканами.
И тут Эверард узнал седобородого человека, скакавшего впереди. Его как обухом по голове ударило: Гарпаг!
Сквозь летучее облако пыли он ясно видел всадников: даже для древних персов вид у них был устрашающий.
— Ого, — сказал Эверард вслух. — Все ясно.
Он даже не испугался — не было времени, надо было быстро обдумать положение и искать выход. У Гарпага не могло быть иной причины для бешеного галопа в горах, кроме поимки грека Меандра. Естественно, во дворце, полном доносчиков и болтунов, Гарпаг не позднее чем через час узнал, что царь говорил с чужеземцем, как с равным, на незнакомом языке, а потом отпустил его обратно на север. Немного больше времени хилиарху понадобилось, чтобы придумать причину, позволившую ему покинуть дворец, собрать воинов из своей личной охраны и броситься в погоню. Почему? Потому что «Кир» когда-то появился среди этих же холмов на какой-то неизвестной штуке, которую Гарпаг мечтал захватить. Мидиец был отнюдь не глуп и явно не поверил истории, которую тогда сплел для него Кейт. Он вполне допускал, что рано или поздно из страны царя явится другой волшебник, и уж на сей раз он, Гарпаг, не допустит, чтобы чудесная повозка так легко выскользнула из его рук.
Эверард более не медлил. Всадники были всего в сотне ярдов от него. Он видел глаза Гарпага, сверкавшие из-под кустистых бровей. Пришпорив лошадь, Эверард свернул с дороги и поскакал прямо через луг.
— Стой! — закричал позади него знакомый голос. — Остановись, грек!
Эверард погнал свою усталую лошадь рысью. Кедры бросали на него свои длинные тени.
— Стой или будем стрелять!.. Стой!.. Стреляйте! Только не убивать! Стреляйте по коню!
На опушке леса Эверард соскочил с седла. Сзади послышались зловещее жужжание стрелы и тяжелый топот. Лошадь заржала. Эверард оглянулся — бедное животное упало на колени. Черт побери, они заплатят за это! Но он был один, а их — восемь! Он поспешил под защиту деревьев. Стрела, просвистев мимо его левого плеча, вонзилась в ствол.
Он побежал, пригибаясь, петляя из стороны в сторону в холодных сгущающихся сумерках, напоенных запахом трав, радуясь, что мягкая, покрытая хвоей земля поглощала звук его шагов. Ветки деревьев хлестали его по лицу. Жаль, что кустарник рос очень редко, можно было бы воспользоваться каким-нибудь индейским приемом и укрыться в кустах. Персов не было видно. Почти наугад они пытались проехать за ним верхом. Треск ломающихся кустов и громкие ругательства за его спиной говорили о том, что это дается им нелегко.
Скоро они, по-видимому, спешились. Эверард прислушался. Где-то вдалеке журчала вода… Он двинулся в направлении этого журчания, вверх по крутому склону холма, покрытому большими валунами. Его преследовали не беспомощные новички-горожане, подумал он. По крайней мере некоторые из них были горцами, умеющими прочитать малейший его знак на земле. Ему нужно сбить их со следа — тогда можно будет спрятаться и переждать, пока Гарпаг не вынужден будет вернуться к своим дворцовым обязанностям. Эверард тяжело дышал. За его спиной слышались резкие голоса, вероятно, было принято какое-то решение, но персы находились слишком далеко, и он не мог расслышать, какое именно. К тому же кровь слишком громко стучала у него в висках.
Если Гарпаг посмел напасть на гостя самого царя, он, естественно, не рассчитывал, что тому удастся когда-нибудь пожаловаться на это царю. Плен и пытки — пока он не откроет им, где находится скуттер и как он действует, а в конце программы — в порядке милосердия — нож в горло.
«Черт побери, — подумал Эверард, слыша бешеный стук своего сердца, — я изгадил эту операцию до такой степени, что теперь ее можно включить в учебник в качестве примера, как не должен поступать патрульный. И все потому, что не надо столько думать о некой женщине, чужой женщине, чтобы эти мысли не заставили тебя забыть об элементарных предосторожностях».
Он вышел на высокий берег. Внизу, под его ногами, по направлению к долине протекала речушка. Они, конечно, увидят, что он здесь был, но им придется гадать, куда он пошел — вверх или вниз по течению… Кстати, куда же лучше? Сначала он пошел вниз по реке; тина и скользкая грязь холодили ноги. Нет, лучше все-таки идти вверх по течению. Во-первых, так будет ближе к скуттеру, а во-вторых, Гарпаг, вернее всего, подумает, что он отправился вниз по течению, чтобы вернуться назад, к царю.
Камни речушки ранили его ноги, и вода леденила их. Деревья стеной поднимались вдоль обоих берегов, наверху виднелась только быстро темневшая, узкая полоска неба. В вышине парил орел. Становилось все холоднее. Но ему повезло: речушка петляла, как змея в бреду, и Эверард почти сразу же, скользя и спотыкаясь, исчез за поворотом.
«Я пройду милю-другую, — подумал он, — может, там окажется ветка, за которую можно ухватиться. Если сумею вылезти, то окончательно запутаю следы».
Медленно текли минуты.
«Доберусь до скуттера, а потом обращусь в Главное управление и попрошу помощи. Черт побери, конечно, никакой помощи от них не будет. Почему бы не пожертвовать одним человеком, чтобы обеспечить собственное спокойное существование и благоденствие? Так что Кейт застрянет здесь еще на тринадцать лет, пока его не убьют варвары. Но через тринадцать Синтия все еще будет молода и, пережив все ужасы изгнания, точно зная дату смерти мужа, останется совсем одна в запрещенной для путешествия во времени эпохе, при запуганном дворе безумного Камбиса. Нет, необходимо скрыть от нее правду, удержать ее дома, сказать, что Кейт мертв. Он и сам хочет, чтобы я так поступил. А через год или два она опять будет счастлива, я сумею научить ее быть счастливой».
«Я пройду милю-другую, — подумал он, — может, там окажется ветка, за которую можно ухватиться. Если сумею вылезти, то окончательно запутаю следы».
Медленно текли минуты.
«Доберусь до скуттера, а потом обращусь в Главное управление и попрошу помощи. Черт побери, конечно, никакой помощи от них не будет. Почему бы не пожертвовать одним человеком, чтобы обеспечить собственное спокойное существование и благоденствие? Так что Кейт застрянет здесь еще на тринадцать лет, пока его не убьют варвары. Но через тринадцать Синтия все еще будет молода и, пережив все ужасы изгнания, точно зная дату смерти мужа, останется совсем одна в запрещенной для путешествия во времени эпохе, при запуганном дворе безумного Камбиса. Нет, необходимо скрыть от нее правду, удержать ее дома, сказать, что Кейт мертв. Он и сам хочет, чтобы я так поступил. А через год или два она опять будет счастлива, я сумею научить ее быть счастливой».
Он не замечал, как острые камни изранили его обутые в тонкие сандалии ноги, как неверен его шаг и как сильно шумит вода. Но вот он подошел к повороту речушки… и увидел персов.
Их было двое. Они брели вниз по течению. Видимо, его поимке придавали большое значение, коль скоро персы решились пренебречь религиозным запретом относительно осквернения речных вод. Сверху, по обоим берегам шли еще двое, прочесывая лес. В одном из них Эверард узнал Гарпага. Персы со свистом вытащили длинные мечи из ножен.
— Стой! — вскричал Гарпаг. — Стой, грек, сдавайся!
Эверард остановился как вкопанный. Вода журчала по его ногам. Те двое, что шли по реке навстречу ему в этом колодце темноты, казались призраками: их лиц не было видно. Выделялись только белая одежда и мерцающие лезвия мечей. Эверард вздрогнул: он понял, что преследователи, видя, как он вошел в воду, разделились — одни направились вниз по реке, другие — вверх, передвигаясь по твердой земле быстрее, чем он по воде. Пробежав дальше, чем он мог дойти за это же время, они повернули назад и пошли медленнее, так как река петляла, зато уверенные, что добыча от них не ускользнет.
— Взять живым, — твердил Гарпаг. — Можете ранить его в ноги, если придется, но возьмите живым!
Эверард зарычал от ярости и повернулся лицом к берегу.
— Ну подожди же, негодяй! — по-английски сказал он. — Ты сам напросился!
Двое воинов, что брели по реке, с криком бросились вперед. Один поскользнулся и упал лицом в воду. Воин, двигавшийся вдоль берега, съехал вниз по склону.
Береговой склон был покрыт скользкой грязью. Эверард вонзил в нее нижний конец щита, оперся на него и с трудом выбрался из воды. Гарпаг, ожидавший этого момента, не торопясь двинулся вперед. Лезвие в руке мидийца сверкнуло, обрушиваясь на Эверарда сверху. Он наклонился, подставляя шлем, который погнулся, но выдержал удар. Меч соскользнул со шлема и задел правое плечо, к счастью, не очень сильно. Эверард почувствовал небольшое жжение, но уже через секунду ему стало некогда разбираться в своих ощущениях.
Он понимал, что не сумеет справиться со всеми нападавшими. Но они дорого заплатят за его смерть.
Эверард упал на траву и поднял щит как раз вовремя, чтобы парировать удар в лицо. Гарпаг сделал выпад, пытаясь достать его ноги. Эверард и этот удар парировал своим коротким мечом. Сталь мидийца со свистом рассекла воздух. Но при близком бое легко вооруженный перс не имел никакого шанса против греческого вооружения, что истории предстояло доказать двумя поколениями позже. «О господи, — подумал Эверард, — будь у меня панцирь и наколенники, я бы справился со всеми четырьмя!»
Он искусно прикрывался щитом, отражая выпады и удары и стараясь как можно ближе подойти к Гарпагу, чтобы тот не мог действовать своим длинным мечом и сам оказался не защищенным от меча Эверарда. Хилиарх усмехнулся в седую бороду и отскочил назад. Тянет время, конечно. Так и есть. Еще трое воинов вскарабкались на берег и с криком побежали к ним. Атака была беспорядочной. Умелые воины каждый по отдельности, персы никогда не могли научиться организованной массовой дисциплине европейцев, за что и поплатились при Марафоне и Гавгамелах. Но вчетвером против одного, да еще не одетого в латы они имели все шансы на успех.
Эверард прислонился спиной к дереву. К нему беспечно подбежал перс, и вот уже его меч зазвенел о щит Эверарда. Клинок американца сверкнул из-за бронзового овала щита и с трудом вошел во что-то мягкое. По прежнему опыту Эверард знал это ощущение. Он быстро вытащил клинок и отскочил в сторону. Истекающий кровью воин медленно осел на землю и застонав, обратил лицо к небу.
Остальные преследователи были уже рядом с Эверардом — по одному с каждой стороны. Нависающие кусты не давали персам возможности воспользоваться арканом. Придется им вступить в открытый бой. Патрульный отразил щитом нападение слева. Тем самым он приоткрыл правую сторону груди, но, так как был приказ взять его живым, он мог себе это позволить. Солдат справа пытался подсечь Эверарду ноги. Тот подпрыгнул, и меч просвистел под ним. Теперь воин слева ударил нииже. Эверард ощутил боль и увидел, что в ногу вонзилось лезвие. Он отдернул ногу. Луч заходящего солнца проник сквозь густую хвою и тронул лужу крови, она блеснула неправдоподобно алым цветом. Эверард почувствовал, как раненая нога начинает подгибаться.
— Так, так, — возбужденно выкрикивал Гарпаг, — рубите его!
Уклоняясь от очередного удара и слегка опустив щит, Эверард крикнул в ответ:
— Рубите! Сам-то ты на это не решаешься, трусливый шакал! У вашего предводителя духу не хватает сразиться со мной самолично. Ведь он уже раз бежал от меня, поджав хвост!
Расчет оказался правильным, атака персов немедленно прекратилась. А Эверард продолжал, не давая им опомниться:
— Уж если вы, персы, должны быть собаками мидийца, неужели вы не могли найти такого, который хоть немного напоминал бы мужчину, а не этого шакала, который предал своего царя, а сейчас бежит от одного-единственного грека?
Даже в такой удаленности от Запада и в такое давнее время ни один человек Востока не мог решиться «потерять лицо» в подобных обстоятельствах. Гарпаг был далеко не трус: Эверард знал, сколь несправедливы его упреки. Но хилиарх уже кинулся к нему, осыпая его проклятиями. На какой-то миг Эверард увидел дикие, полные ненависти глаза на худом лице с ястребиным носом, но тут же повернулся боком и, подволакивая ногу, выступил вперед. Двое воинов на секунду заколебались; этого оказалось достаточно, чтобы Эверард и Гарпаг встретились. Меч мидийца взлетел и упал, отскочив от греческого щита и шлема Эверарда, и скользнул к его ноге. Перед глазами Эверарда мелькнула белая туника мидийца. Чуть подняв плечи, американец сделал выпад своим коротким мечом и вонзил его в грудь Гарпага.
Он вытащил меч, слегка повернув его привычным движением профессионала, обеспечивающим смертельную рану, затем развернулся на правой ступне и отразил щитом удар одного из воинов. Эверард и перс мгновение в ярости смотрели друг на друга. Потом Эверард краешком глаза увидел, что еще один воин пытается зайти ему за спину. «Что ж, — мелькнула у него смутная мысль, — по крайней мере одним опасным человеком для Синтии меньше…»
— Стой! Стойте!
Голос прозвучал слабо, тише журчания ручейка, но воины отступили и опустили мечи. Даже умирающий перс отвел неподвижный взгляд от неба.
Гарпаг пытался подняться и сесть в луже собственной крови. Его лицо посерело.
— Нет… постой… — прошептал он. — Подожди. В этом есть своя цель. Великий Митра не дал бы мне умереть, если бы…
Как ни был он слаб, Гарпаг сумел величественно подозвать Эверарда движением руки. Эверард отбросил меч, хромая подошел к Гарпагу и опустился рядом с ним на колено. Мидиец откинулся ему на руки.
— Ты из страны царя, — прошептал Гарпаг в окровавленную бороду. — Не отрицай, я знаю. Но знай и ты, что Аурвагауш, сын Кшаяварша, не предатель.
Мускулы его лица напряглись, как бы повелевая смерти подождать, пока он не совершит задуманного. — Я знаю, что есть силы и могущество — от богов ли, от дьявола, до сих пор не понимаю, — но они есть в стране царя. И только они сделали возможным его появление здесь. Я использовал их, использовал его; не для себя, но потому, что поклялся в верности своему царю Астиагу, а ему был нужен… Кир… чтобы государство не распалось. Потом из-за своей жестокости Астиаг не имел больше права на мою верность. Но я все еще оставался индийцем. Я видел в Кире единственную надежду, надежду на лучшее будущее Мидии. Потому что он был хорошим царем и для нас тоже — вторыми после персов почитались мидийцы в его государстве… Понимаешь ли ты это, человек из страны царя?
Мутнеющие глаза пытались поймать взгляд Эверарда, но тщетно.
— Я хотел взять тебя в плен, выпытать, где спрятана и как работает твоя повозка, а затем убить тебя… это правда… но не ради себя. Для блага государства. Я боялся, что ты заберешь царя в его страну, ведь я знал, что он этого хочет. И что тогда станет с нами? Будь милосерден, ведь и тебе когда-нибудь понадобится милосердие.