Мстительно треснула его каблуком по ноге. Простонал, причем явно притворяется, сполз на колени, обнял, прижался головой к моей груди и снова простонал:
— Жестокая…
— И это ты тоже знал, — меланхолично ответила я.
Рассмеялся, а затем резко вскинул голову и, глядя в мои глаза совершенно серьезно, потребовал:
— Дай слово, что ты не будешь рисковать собой!
Одним словом — рыжий! Я, Катриона Ринавиэль Уитримана, принцесса Оитлонская, призналась в нежных чувствах этому… рыжему, а он?
— Динар, — не отказав себе в удовольствии, запустила пальцы в его волосы, — вот скажи мне, на любовные признания разве полагается реагировать какими-либо вздорными требованиями?
— Видишь ли, Кат, — он так и с колен поднялся, опять повторил свой маневр с удержанием моего подбородка и продолжил: — Менее всего я расположен слушать твои предсмертные признания. А ты, Кат, иногда умудряешься быть на редкость безголовой дурой!
— Слушай, рыжий!..
Я попыталась вырваться, но он не позволил. На какое-то мгновение лицо Динара исказила такая ярость, что я и вырываться перестала, испуганная подобным.
— Слушай меня внимательно, Катриона, — прорычал этот недоорк, — кесарь — твой муж. К сожалению, на данный момент я не могу этого изменить… И я бы тебя спрятал, но ты никогда не простишь мне уничтожения Оитлона… а кесарь пойдет на подобное, и теперь я это понимаю. А значит, ты будешь делать все, что прикажет супруг!
— Динар…
— Заткнись! — глухой гортанный рык. — Занимайся Прайдой, воскрешай былое величие Праера, но не смей перечить кесарю! Ни в чем. Даже если придется лечь с ним в постель, ты сделаешь это, Кат!
— Ди… — испуганно прошептала я.
— Ты сделаешь это и останешься живой! — зло прервал меня айсир Динар Эвейтис Грахсовен.
Нервно сглотнув, я промолчала. Разделить ложе с кесарем… теперь, когда я осознала свои чувства к Динару? Когда я четко знаю, что он тот единственный, с кем мне хотелось бы делить и ложе, и всю свою жизнь? Я не желаю принадлежать кесарю!
— Ты должна просто выжить, Катенок, любой ценой. Обещай мне, — тихо попросил Динар.
Я отрицательно покачала головой.
— Кат, пообещай мне. Прошу тебя… — и умоляющий взгляд, которому я не смогла противиться.
— Хорошо, — это слово далось сложнее, чем признание в чувствах.
И почему-то, когда Динар меня обнял, я почувствовала себя преданной. Он догадался.
— Приятно? — спросил не без ехидства.
— Нет, — я была откровенна.
— Теперь знаешь, что я ощущал, когда ты бесконечно разглагольствовала о моем совместном будущем с Лорой.
— Гад рыжий! — но да, теперь я его понимаю.
Он ласково поцеловал. Тяжело вздохнул и отстраненно произнес:
— Я не говорю, что ты должна прыгать в его постель, Кат, но, если придется… не сопротивляйся. Я смогу пережить факт твоей кратковременной принадлежности другому мужчине, но я не переживу факта твоей гибели. Ты должна быть благоразумной, а не как тогда с гоблинами! Хорошо?
— Хорошо… — убила бы, если честно.
— Я люблю тебя, — прошептал рыжий, склоняясь к моим губам. — Я слишком сильно люблю тебя, чтобы потерять, Кат.
По моим щекам потекли слезы…
— Занимайся государственными делами, Катенок. Я найду способ, найду в ближайшее время, клянусь.
И он исчез в портале, а я осталась стоять посреди дороги. Совсем одна, с мокрым от слез лицом и единственным желанием дать волю рыданиям…
Но вместо этого достала платок, неторопливо вытерла глаза, вздернула подбородок и уверенно отправилась во дворец. Да и какой смысл расстраиваться? Динар и шенге найдут способ, в них я не сомневаюсь ни мгновения. Шенге мудр, Динар изворотлив, так что решение данной проблемы — лишь вопрос времени. А передо мной совсем иные задачи стоят, и, к сожалению, я не ощущала уверенности в том, что справлюсь. С другой стороны, я Астаримана, а значит, для меня нет ничего невозможного!
* * *Остаток дня прошел плодотворно и сложно.
Про еду я так и не вспомнила, и оставалось лишь поблагодарить Свейтиса, который приказал подать ужин в мои покои. Я отказываться от трапезы смысла не видела, а мои секретари не видели смысла в том, чтобы пренебречь моим приглашением разделить ужин. В результате наша усталая и вымотанная за день троица и за едой проводила время с пользой.
— Что у нас с собранием почтенных жителей города? — накалывая на вилку непослушные листья салата, вопросила я.
Свейтис взглянул на Райхо, тот поспешно дожевал мясо, откушенное в процессе задавания мною вопроса, и отчитался:
— Лорд Аласт прислал письмо с вопросом о месте и времени.
— Завтра в полдень, место на его усмотрение, я плохо знаю Праер, — продолжая войну с салатом, решила я. — Нет смысла откладывать. Свейтис, что у нас с военной реформой?
— По образу и подобию Оитлона проводить бессмысленно, — ответил мой умудренный опытом секретарь. — Завтра я подготовлю отчеты о наиболее удачных с точки зрения истории вариантах.
— А сегодня вам есть что мне сказать? — я потянулась за вином.
— Порадовать нечем, — Свейтис развел руками, в одной из которых был кусок хлеба, и потому жест смотрелся забавно. — Наиболее стабильны и преданны войсковые подразделения, созданные из призывников среднего класса. Но в Прайде таких нет. Как вам известно, Праер и территории, к нему прилегающие, в основном придерживаются рабовладельческого строя. Крестьянские поселения малочисленны, это так называемые государственные крестьяне, и не представляется возможным привлекать их к военной службе. Им и так рабочих рук не хватает.
— Вот уж действительно радоваться нечему, — сделав глоток, я вдруг пришла к оптимальному решению. — Свейтис, а что, если крестьянская семья, предоставившая хоть одного воина, будет освобождаться от налогов?
Он задумался, переглянулся с Райхо и выдал ответ:
— Это даст примерно семь тысяч воинов. Но мы можем задействовать оитлонских крестьян.
В ответ на его предложение я скривилась:
— Нет никакого желания подрывать экономику Оитлона.
— Понимаю, — согласился Свейтис, — будем искать варианты.
Мы вернулись к ужину. Настроение у всех троих было нерадостным, состояние усталости отражалось на лицах, а масштаб предстоящей работы угнетал. У меня же помимо всего вышесказанного присутствовал еще и страх — кесаря все не было. А ожидание предстоящего наказания чрезмерно нервировало!
— Ваше высочество… простите, величество, — Райхо виновато улыбнулся, — у меня есть идея по поводу контроля над подвластными государствами.
— Да? Я слушаю. — И усталости как не бывало.
Однако ответил мне не Райхо и даже не Свейтис:
— Это плохая идея, — ледяной и в то же время ленивый голос кесаря заставил всех вздрогнуть.
Я едва не опрокинула бокал, Свейтис все же уронил хлеб, у Райхо упала вилка.
Сдерживая собственный страх, медленно повернулась на голос и узрела супруга, сидящего в одном из кресел. Араэден насмешливо склонил голову набок, встретив мой взгляд. Страшно… но, несмотря на собственные чувства, я нашла в себе силы встать и склониться в глубоком реверансе. Это заставило обоих секретарей подскочить и тоже склониться перед повелителем… Ужас, ледяной ужас словно наполнил все пространство этой только что уютной гостиной.
— Да-да, я понял, вы чрезвычайно рады меня видеть, — насмешливый тон кесаря заставил мои руки мелко задрожать, — садитесь и продолжайте трапезу. Сели!
Мы подчинились мгновенно, однако есть никто не торопился. Вполне обоснованно опасались подавиться.
Чуть повернув голову, заметила, что кесарь что-то пьет. Причем из бутылки. И там, кстати, немного осталось. Потрясающе, мой супруг не только бессмертный и жестокий, он еще и пьяница… в смысле пить изволит. В ответ на данное предположение на меня так посмотрели, что желание и дальше размышлять над поведением кесаря отпало мгновенно.
— Заложники, — вдруг произнес император.
Мы все трое вздрогнули, даже стол задрожал, и ответом на нашу реакцию был веселый смех.
— Заложники, — повторил кесарь. — От каждого правящего рода по одному заложнику. Желательно брать детей, еще лучше — наследников. И воспитывать их здесь, при дворе, в атмосфере почитания традиций и величия Прайда.
А идея не лишена смысла.
— О да, коварная моя, — супруг хмыкнул, — у меня много славных идей… для трупа, коим ты, как выяснилось, желаешь меня видеть!
И столько обиды и ярости в словах… как будто я единственная желаю его смерти… да тут каждый второй, а то и первый, повинен в данном преступлении, что меня лично совершенно не удивляет!
В ответ на мои мысли послышался смех кесаря. Громкий, издевательский… И почти сразу последовало резкое:
— Оставьте нас!
Оба секретаря поднялись, вновь низко поклонились кесарю и покинули собственных правителей.
Оба секретаря поднялись, вновь низко поклонились кесарю и покинули собственных правителей.
А я осталась наедине с супругом…
Ярко горели магические шары под потолком, за окном шумел жаркий и сухой летний ветер, пришедший из бескрайних степей, где-то вдалеке слышалось завывание собаки… Дохлый гоблин, страшно-то как…
Сложила руки на коленях и сжала до боли, стараясь унять дрожь… Украдкой взглянула на кесаря. Он, вопреки обыкновению, сейчас был в черном. Черная рубашка с развязанным воротом, черные брюки, черные туфли с чуть зауженным носком, в то время как в Прайде таких никто не носит.
Кесарь, прерывая мои безрадостные мысли, махом допил вино. В следующую секунду пустая бутылка исчезла, и появилась другая, полная и запечатанная. Воск медленно испарился с горлышка, пробка открылась сама, а супруг, не сводя с меня взгляда мерцающих глаз, сделал неторопливый глоток, чтобы затем вновь водрузить бутыль на подлокотник своего кресла. Судя по всему, император явно готовился высказать все, что думает по поводу моих откровений на Вишневом острове. Очень-очень глупый поступок с моей стороны, но кто же мог подумать, что какой-то кесарь ей роднее и важнее Динара, который считает ее своей второй мамой!
Араэден ухмыльнулся и вновь приложился к бутылке, чтобы, опустошив почти до конца, тяжело и как-то устало вернуть ее в исходное положение.
Не хотелось даже думать о том, что я сейчас услышу. И так ясно, что ничего хорошего после посещения Мейлины кесарь мне не поведает.
С другой стороны, ничего ужасного я не совершила!
— Совсем ничего? — император медленно поднялся, неторопливо подошел, водрузил уже пустую бутыль на стол, а его руки сжали мои плечи. — Ты действительно так думаешь, коварная моя? — Наклонился, и его губы скользнули по моему уху. — Безжалостная моя… кровожадная моя… Так, значит, отрубить голову, да?
Кесарь плавно обошел меня. Остановившись за спинкой стула, опять же медленно склонился, убрал волосы с правого плеча, открывая шею, вновь сжал могучими руками мои, ныне весьма хрупкие, плечики.
— Жестокая моя, — вернулся к эпитетам в адрес собственной жены император, почти лаская губами обнаженную кожу.
И непонятно отчего вдруг стало гораздо страшнее, чем было сих пор, хотя казалось, что сильнее бояться уже невозможно. Мой разум упорно доказывал, что ранее кесарь уже целовал меня в это весьма чувствительное место, и ничего, кроме приятных ощущений, я не испытывала, но, вопреки всем доводам логики, стало страшно. И с каждым мгновением становилось только страшнее.
— Да, тебе есть чего бояться, единственная моя, — прошептал супруг.
Однако действия Араэдена завораживали. Нежные, бережные поцелуи, и губы едва-едва прикасаются, будто крылья мотылька, а когда кожа покрывается мурашками, поцелуи становятся страстными, почти обжигающими. Легко — страстно, холодно — жарко, медленно — стремительно… Ощущения, столь непривычные для меня, нарастали, наполняя тело чем-то совсем непонятным. И в какой-то миг я расслабилась, поддавшись вихрю сменяющих друг друга ощущений.
Кесарь словно этого и ждал, и, остановившись на миг, он почти простонал:
— Беспощадная моя… — и я ощутила острые клыки на своей шее.
В следующую секунду произошли одно за другим три события:
1) кесарь сжал зубы, прокусив кожу у основания шеи;
2) сработал портал шенге — вспыхнул огнем, затем ослепил белым сиянием и был уничтожен императором;
3) зубы пресветлого сжались сильнее, и я ощутила, как кровь стекает по плечу на грудь и ниже, пропитывая ткань платья…
Боль была настолько ошеломляющей, что хотелось орать во все горло, но страх, столь же липкий и тягучий, как сбегающие алые капли, вынуждал молчать и не шевелиться…
А в голове панически билась лишь одна мысль: что происходит?! Что?! Что…
Кесарь остановился и прошептал:
— Уже все, Кари Онеиро. Теперь все. Все…
Странная мысль мгновенно мелькнула в сознании: «Я выжила?»
— Как видишь, нежная моя, — он едва слышно усмехнулся, — ты жива, как я и обещал.
И на смену зубам пришли губы, а там, где они прикасались, боль сменялась легким ощущением дискомфорта, но вскоре и это ощущение исчезло. Кровь остановилась.
А кесарь неторопливо отошел от меня, вернулся к тому же самому креслу, и в его руке появилась новая бутылка с вином.
Когда он опустился в кресло, устало и уже не скрывая факта своей нетрезвости, я поняла, что все действительно закончилось… Просто закончилось. Уже все, Катриона, все…
— Именно, — подтвердил кесарь и грустно улыбнулся. — Уже все, нежная моя… и для тебя… и для меня.
Подступившие рыдания я подавила волевым усилием. Выпрямилась, взяла салфетку, нервным движением попыталась вытереть кровь. О Великий Белый Дух, дай мне силы не скатиться до истерики, потому как я на грани!
— Ты? — задумчиво переспросил император. — Ты не одинока, я сейчас в том же состоянии, Кари.
И на смену страху пришла вполне закономерная злость.
— Тогда какого гоблина вы только что сделали? — я едва не сорвалась на крик. — И что это было? Наказание? Очередная демонстрация силы? А может, попытка меня убить? Вам что, семейная жизнь уже опостылела?! Так стоило и далее придерживаться холостяцкого образа жизни! Какого демона вы только что располосовали мою шею своими нечеловеческими клыками?!
Император расхохотался. Он просто хохотал, чуть откинув голову назад, и в этом смехе было что-то жуткое.
Что ж, я нашла в себе силы переждать эту странную реакцию на мои слова. Затем вернулась к разговору:
— Почему вы это сделали? — уже тише и спокойнее спросила я.
— Почему? — лениво отозвался кесарь. — Причина в том, нежная моя, что ты совершенно превосходна на вкус. В буквальном смысле данного выражения.
Я вздрогнула и не сдержалась:
— Мне полагается встретить данную информацию с чувством безудержного восторга?
Кесарь промолчал, насмешливо глядя на окровавленную супругу. К слову, кровь оттираться не желала. Без воды мне ее, похоже, не смыть…
Я нервно прикоснулась к месту прокуса — раны не осталось. Вообще никаких следов.
— Нежная моя, — негромко позвал кесарь.
Повинуясь, посмотрела на супруга. Император вновь приложился к бутылке, не отрывая взгляда от меня даже в процессе целенаправленного опьянения, затем задумчиво вопросил:
— Ты помнишь, что Мейлина сказала о пророчестве?
«Отдавшей жизнь за любовь позволь дышать», — пронеслось в моей голове.
— Именно, нежная моя, — кесарь грустно улыбнулся. — Но это лишь часть. Истинное пророчество звучит так: «Когда в сердце твоем воцарится нежная страсть, отдавшей жизнь за любовь — позволь дышать».
Я не особо вслушивалась в сказанное, так как бесконечно бесило ощущение собственной крови на теле. Хотелось отмыться от теплой тягучей влаги, прикосновений кесаря и чувства собственного бессилия!
— Коварная моя, ты не слушаешь, — задумчиво протянул император. — Хотя… возможно, оно и к лучшему…
К лучшему?! Мой собственный супруг только что прокусил мне шею, напился моей королевской крови, да еще и нахваливает ее вкус! Что тут произошло к лучшему?! Еще бы причмокнул в знак восторга!
Хватит… Нельзя нервничать, нельзя срываться, нельзя позволять ему… Нельзя… Нужно успокоиться!
Я с силой сжала ладони, пытаясь сдержаться, и ногти впились в кожу.
— Не смей! — с неожиданной яростью приказал кесарь.
Вздрогнув, удивленно взглянула на него.
— Не смей причинять себе боль! — выдал он неподдающийся логике приказ.
Горько усмехнувшись, язвительно прошипела:
— Ну что вы, мой дорогой супруг, это же исключительно ваша прерогатива!
В ответ император вновь отхлебнул из бутылки, а после швырнул ее об стену. Грохот разбившегося стекла, жалобный звон опавших осколков и расплывающееся пятно на стене…
А меня тошнило от запаха собственной крови.
— Сколько можно об этом думать? — раздраженно вопросил кесарь.
— О крови? — вопросила я.
— Именно!
Не знаю, что на меня нашло, но дальнейшие слова, учитывая сложившиеся обстоятельства, были невероятной глупостью:
— А о чем мне сейчас думать?! О вас? Или, может, о ваших постельных и гастрономических предпочтениях?! О чем, ваше величество?! Мне страшно! Мне жутко! Я испугана до дрожи вашим поступком! И единственные мысли, которые я сейчас допускаю, — это о раздражающем запахе крови, потому как думать о чем-либо в вашем присутствии… страшно, глупо и чревато последствиями от удушения до весьма болезненных укусов, а то и смерти! И в свете всего вышеизложенного мое желание видеть вас умершим более чем оправдано!
Странные глаза сверкнули во внезапно образовавшемся полумраке. Я испуганно вздрогнула, ожидая очередной демонстрации силы кесаря, но ничего не происходило… Император продолжал сидеть, сжимая зубы, в упор глядя на меня. И он молчал.