– Ага, командир! – радостно воскликнул Кочеванов. – Тебе премия за смекалку! Возьми с полочки пирожок с капусткой!
– Уарн, ты – молодец! – откликнулся Соболевский. – Навел на нужную мысль. В общем, ребята, Зуля все делал осмысленно. Он обрисовал для себя зону максимальной интенсивности шумового сигнала, провел компьютерный анализ создаваемого поля и лишь потом полез в туманность. Здесь! У нас перед носом! Система РЭБ фринов где-то там, куда направлялся «Фантом»! И мы пойдем тем же маршрутом!
– И, как «Фантом», рискуем нарваться на два-три десятка шаровых молний, – штурман уныло закончил мысль командира.
– Типун тебе на язык! – разозлился Берецкий.
– И мы пойдет тем же маршрутом! – не повышая голоса, продолжил Кирилл. – Но только пойдем гораздо ближе к Гакруксу, чем это сделал Зуля!
– А что нам это даст? – помолчав, осторожно поинтересовался штурман. Все остальные ждали. – Кира, объясни! Народ хочет знать, что за ходьба по натянутому канату над ареной цирка? У нас не работают навигационные системы, компьютерный комплекс бредит, точно пьяный бомж, как ты поведешь корабль в поле тяготения звезды?
– Вот именно, в поле тяготения звезды!!! – радостно потер руки Соболевский, придумавший, как обмануть фринов. – Женька! Что нас отличает от всех других живых существ, а?! Смекалка! Мы пойдем в поле тяготения звезды! В сильном гравитационном поле!
И тут соратники Соболевского уловили замысел командира. Вспомнили слова Уарна о том, как работают локаторы фринов, – и догадались, чему радуется Кирилл. В сильном гравитационном поле Гакрукса враги не смогут обнаружить корабль-разведчик просто потому, что экраны их гравилокаторов будут засорены помехами точно так же, как и системы поиска противостоящего фринам флота!
Фифти-фифти. Людям будут мешать электромагнитные помехи, а фринам – гравитационные возмущения звезды. Противники окажутся в одинаковых условиях. Соболевский нашел способ, позволяющий проскочить первую линию обороны, ворваться в логово врага.
– Уарн, я правильно придумал? – Майор повернулся к дроглу, который почти не участвовал в развернувшемся диалоге, хотя внимательно слушал.
Одно кожаное ухо дернулось к человеку, будто гномик ждал, не скажет ли Кирилл что-то еще. Но командир «Москита» молчал, глядя на дрогла.
– Правильно, – чуть помедлив, ответил Уарн.
Он колебался, будто хотел что-то добавить, – Соболевский заметил это. Но союзник сдержался. Передумал?! Только маленькие пальцы сильнее вцепились в кожаный ремень, а уши чуть заметно задрожали.
– Решено! – Командир «Москита» резко придвинулся вперед, разместил ладони на панелях управления. – Входим в зону поиска через корону звезды Гакрукс! Положение корабля буду контролировать визуально, без помощи систем радионавигации. Экипаж, приготовиться к маневру!
– ...дорогие гости! Просим пристегнуть ремни безопасности и молиться! Нас ждет маленькая, но увлекательная экскурсия в жерло действующего вулкана...
Две молнии попытались настичь капитана Вебера, одна за другой. Руди возблагодарил бога за то, что стрелял фрин, вооруженный обычным электрогенератором. Конечно, если аппарат, выпускающий голубые смертоносные щупальца, можно считать обычным. Но если бы выстрелил солдат, оружие которого генерировало огненные шары, последний из спецназовцев «Каракурта» не успел бы даже вздохнуть. А так еще оставались шансы немного помучиться...
Капитан вовремя заметил хищную изломанную линию, потянувшуюся к нему от дальней гранитной гряды. В другой ситуации Вебер задал бы себе вопрос: если электричество распространяется в пространстве с той же скоростью, что и свет, то как быстро должен действовать человек, чтобы уйти с траектории выстрела? И вообще, в какой сказке такое случается?
Сейчас у Руди не было возможности задавать вопросы даже самому себе. Он просто не думал о сложных материях, иначе навсегда остался бы в негостеприимных скалах Саванга.
Тело капитана сработало само, независимо от сознания. Раз! Голубая молния потянулась от скал к Руди, намереваясь парализовать, обездвижить. Два! Ноги резко и удивительно ловко отбросили тело в сторону, за каменный выступ. Даже не поймешь, как это получилось так стремительно – без разбега, без приседания, пусть хотя бы небольшого. Просто вышло так, будто икроножные мышцы вмиг стали мощнее в десятки раз, и Руди оставалось только грамотно сгруппироваться при падении...
И тут в дело вступил другой стрелок-фрин. Мысленно Вебер поблагодарил его за медлительность, за то, что позволил сначала выстрелить бойцу с молниеметом.
Огненный шар ударил в скалы справа и над головой. Через секунду раздался страшный грохот, и Вебер съежился в комок, замычал от боли – каменная шрапнель больно хлестанула по телу, нанеся десятки мелких, но болезненных ран. Вебер озверел, от ярости потерял над собой контроль.
Он вывалился из тучи пыли злобным джинном, готовым уничтожать все, что способно двигаться, стрелять, мечтать о смерти последнего бойца «Каракурта».
Кажется, он орал какие-то гнусные ругательства, перемещаясь в сторону от каменной гряды, опоясывающей Зуб Дракона. Страшно матерился и поливал из «Шквала» все стрелковые точки, какие успел засечь. Все те места, откуда пытались вырасти хищные деревья ветвистых молний.
Двоих или троих Вебер зацепил, это точно. Голова стала какой-то непривычно большой, словно раздулась в десятки раз, и пропорционально этому увеличился объем мозга, которому теперь не требовалось много времени на анализ положения врагов, их перемещений. Мозг работал с потрясающей быстротой и четкостью.
Вот если бы так же работало и тело, Вебер за минуту расправился бы со всеми карателями из вражеского отряда! На беду, тело все портило. Руки поднимались медленно, да еще подтормаживали при движении. Затем получалось наоборот: Вебер уже намеревался их остановить, но конечности, налившиеся свинцовой тяжестью, обладали чудовищной инерцией. Руди вскидывал автомат, хотел целиться, а руки еще продолжали маневр – избыточный маневр, и мозгу приходилось тратить невероятно много энергии, чтобы заставить тело действовать так, как нужно.
«Контужен...» – эта мысль пришла в голову после того, как Вебер промахнулся в третий раз подряд. Промахнулся не потому, что разучился стрелять, просто руки жили своей жизнью, отдельно от мозга. Впрочем, как и ноги. Как и все тело.
«Контужен ударом молнии в землю...» – в условиях скоротечного боя, где счет шел на доли секунды, это было смертельным приговором. Пусть даже Вебер надежно выключил двух стрелков, сдуру высунувшихся из укрытий, но он все равно не мог справиться с целой группой. В другом случае, может, и отбился бы, но не сейчас, когда жутко мешало его собственное тело.
Еще одна шаровая молния ударила в скалы, совсем недалеко от Руди. Все, что он успел сделать, это сжаться в комок в момент страшного взрыва. Сжаться в комок – это у него хорошо получилось, быстро и эффективно. На сей раз тело почему-то послушалось, не стало перечить мозгу.
Громыхнуло так, что Вебер сразу же оглох: звуки начисто отшибло ударной волной. Этой же взрывной волной капитана отбросило в сторону чуть ли не на десяток метров. Сильно ударившись плечом о каменную стену, спецназовец «Каракурта» мысленно пожал руку своему ангелу-хранителю за то, что соприкоснулся со скалами не черепной коробкой.
Капитан попытался встать на ноги, но почва под ногами так резко наклонилась, что Руди упал на спину. Это его здорово удивило: никогда раньше у него не было головокружений – ни при взрывах, ни при падениях.
Вебер хотел провести ладонью по взмокшему лбу, по глазам, но лишь глупо ткнул пальцами себе в нос и в рот. Теперь руки не просто «тормозили», они делали совершенно не то, что хотел человек.
Руди с трудом перекатился на живот, приподнял голову, попытался определить, где враги. Ничего путного из этого не вышло: земля и небо перед глазами вращались так, словно он катался на аттракционе-центрифуге. Капитан различал ветвистые голубые молнии, которые куда-то тянулись в пространстве, но вот куда именно? От электроразрядов оставались такие хитрые траектории в воздухе, что ни один Менделеев не смог бы описать их с помощью физических законов.
Менделеев?! Кажется, он занимался химией, а вот законы физики – это Эйнштейн. Эйнштейн? После взрыва мозг Вебера работал так странно, что Руди не мог разобраться в самых простых вещах. Не действовали ни память, ни система анализа.
Фрины!!! Это единственное, что помнил капитан. Фрины вокруг! Они хотят убить человека. Последнего человека, который им мешает. Почему мешает? Чем мешает? Это слишком сложные вопросы, на которые не надо искать ответ.
Надо просто не позволить фринам сделать, что они хотят. Для этого он должен выжить. Как? Любой ценой. Выжить в скалах. Как червяк, забивающийся в маленькую трещину...
Надо просто не позволить фринам сделать, что они хотят. Для этого он должен выжить. Как? Любой ценой. Выжить в скалах. Как червяк, забивающийся в маленькую трещину...
Трещина. Она действительно была перед глазами Вебера, просто очень сильно крутилась в пространстве, и от этого поймать ее руками оказалось невероятно трудно. Капитан сделал это с третьей или четвертой попытки, уже не помышляя о том, чтобы повернуться к врагам лицом, состязаться с ними в меткости стрельбы. Червяк, который должен выжить любой ценой, не пытается одолеть птицу, вознамерившуюся его сожрать. Червяк даже не обижается на птицу, нет. Он просто уползает.
...Вебер плохо понимал, что с ним происходит. Скорее даже совсем не понимал. Высшие нервные реакции отключились после шоковых ударов током. Капитан действовал, как разрегулировавшаяся компьютерная система, которая утратила жизненно важные файлы графической оболочки, но раз за разом пытается перезагрузить ядро, чтобы выйти на нужный уровень.
...Трещина оказалась невероятно узкой. Такой узкой, что даже маленький дождевой червь не мог бы в нее протиснуться. Обидно. Так не бывает. Трещины созданы для того, чтобы прятаться. Особенно когда хищная птица позади... Хлопочет, норовит дотянуться клювом...
– Быстрее! – проорал Мадэн, видя, что последний из людей забился в извилистую скальную щель так далеко, что молниеметы его уже не достают. – Быстрее! Энергобол сюда!
Вот хитрая птица... Умеет не только долбить клювом, у нее из глаз сыплются электрические искры, которые лижут камни. Слава богу, что камни не боятся электричества. Им плевать на электричество. Они тысячи лет лежали тут и еще столько же пролежат, невзирая на голубые искры и щупальца, которые стараются выковырять из-под скал червячка. Маленького червячка, который совсем не хочет стать обедом для разъяренной птицы...
– Давай! – приказал Мадэн, тыча пальцем в глубину прохода, указывая направление, в котором двигался человек.
И солдат выстрелил. Фрины тут же рассыпались по сторонам – спрятались за могучими гранитными стенами, понимая, что взрывная волна не делит на своих и чужих. Она накрывает все, что попадается на ее пути.
– Еще! Еще! – гневно проорал командир отряда карателей.
Ему нужна была полная гарантия того, что последний диверсант уничтожен.
Вереница светящихся шаров ворвалась в узкое межскальное пространство, наполнила темную утробу извилистого тоннеля грохотом взрывов, визгом острых каменных осколков.
...Руди Вебер страшно кричал. Он совсем обезумел от боли, потерял над собой контроль – пытался отогнать прочь огромную птицу с раскаленным клювом. Червяк не может отогнать птицу. Червяк не должен этого делать. Он должен притаиться и ждать, тихо-тихо. Но Вебер больше не был червяком – стал обожженным, израненным куском мяса, из которого раскаленным клювом пытались выдолбить жизнь.
– Он не сдох! – прислушавшись к жутким воплям, которые доносились из глубины узкой щели, со злостью процедил Мадэн. – Он жив, отсюда не достать...
Фрины попробовали протиснуться в щель так, как это сделал человек, но ничего не получилось. Мадэн в приступе ярости ударил кулаком по стене, ставшей преградой для его солдат. У людей было другое строение тела, последний из диверсантов сумел проскользнуть туда, куда не могли пробраться фрины карательного отряда.
– Стреляй еще! Стреляй! До полной разрядки батарей!!! – потребовал командир.
...Жестокая птица теребила раскаленным клювом снова и снова. Вебер не пытался сдержать крик, это оказалось выше его сил. Просто орал в голос, только так он мог вытерпеть адскую пытку и не лишиться остатков разума.
Он застрял в узкой щели, не мог двинуться ни назад, ни вперед, но сзади жил огонь, и надо было уходить от него. Камни вокруг становились все горячее и горячее. Сорвав голос и чуть не сломав кости грудной клетки, Руди каким-то чудом миновал самое узкое место, упал на дно расщелины. Осознав, что преграды больше нет, быстро пополз во влажное нутро черной пещеры, подальше от раскаленного клюва хищной птицы.
Разума не осталось. Памяти о прошлом тоже. Внутри жил дикий страх: безжалостная тварь могла в любой миг протиснуться в пещеру следом за Вебером, и тогда она точно нашла бы червяка, насадила его на острие раскаленного клюва, а Руди этого очень не хотел...
– Свяжись с Весахом! – чуть подумав, приказал Мадэн своему помощнику. – Мне нужны змеепсы! Передай Весаху приказ: пусть снимает всю тройку с охраны батареи «Вулканов»! Я даю ему время, пока звезда не выйдет в зенит. К этому моменту звери должны быть здесь! Так и скажи Весаху, иначе он сам останется в болотах Саванга! Мы отправим змеепсов по следам человека, и он никогда не выйдет из скал!
Командир отряда карателей отошел в сторону от узкой щели, в которую не мог протиснуться ни один из фринов. Присел на камни, привалился спиной к теплой от выстрелов скале, прикрыл глаза. Ночная охота отняла невероятно много сил, но, самое обидное, ее так и не удалось довести до конца. До тех пор, пока жив хотя бы один из вражеских диверсантов, нельзя быть уверенным в том, что одержана победа.
– Ничего... – сам себе пробормотал Мадэн, не поднимая век. – Мы найдем способ сломать любого упрямца. Посмотрим, как этот заморыш сумеет выстоять против тварей, чей укус разлагает костную структуру. На планетах людей тоже водятся пауки, которые впрыскивают желудочный сок в тело жертвы. Вот будет сюрприз! Думаю, этот герой ни разу не представлял себя в роли еды, которую переварят прямо в натуральной оболочке, ха-ха!
Ничего, герой, до финала осталось немного! В болотах змеепсов по следу не пустишь, а в скалах – их работа. Думаешь, человек, ты перехитрил нас? Пролез в такую щель, куда не способен пробраться фрин? Скоро повстречаешься с хищниками, которые умеют протискиваться в любую трещину! Они проскользнут даже там, где скалы остановят тебя! Ты никогда не выберешься из каменного склепа, человек! Ты умрешь в жутких мучениях!
Под веками то плясали мутные черные кляксы, то вспыхивали жгучие россыпи маленьких звезд-иголок. Голову накачали изнутри насосом, как шину, зрачки вылезли из орбит, в ушах что-то тоненько свистело, а язык стал толстым и неприятным – все время хотелось стошнить им на пол.
Кирилл Соболевский старался не отвлекаться на второстепенные вещи, не замечать их, но мучительнее всего пилот реагировал на фокусы с глазами – мало того, что не работали радионавигационные комплексы, так еще и визуальная картинка получалась настолько искаженной из-за проблем со зрением, что это выматывало, доводило до безумия.
Никогда в жизни майору не приходилось испытывать ничего подобного. Командир «Москита» вдруг подумал, что напрасно полез в корону красного гиганта, людям не под силу вынести такие воздействия чужой звезды. В конце концов, для любого организма существуют естественные физические ограничения, которые не переборешь никакими волевыми приказами. Человек не может жить при минус двухстах градусах. Человек не может дышать в углеродной или фторной среде. Человек не может выдержать ускорение в сто g.
Человек не должен лезть в зону таких сильных гравитационных и электромагнитных возмущений. Однако же полез... И не один...
Уарн растекся в кресле второго пилота, превратился в какой-то жалкий кожаный лоскуток, даже уши не шевелились. Видимо, чувствительному дроглу приходилось еще хуже, чем людям.
– Полегче, командир... – с трудом прохрипел Кочеванов, но никаких шуток по поводу рискованного вояжа не отпустил.
Даже у штурмана сейчас не было сил на глупости.
Соболевский вел «Москит» в опасной близости от Гакрукса, и на всех членов экипажа воздействовало не только мощное гравитационное поле, что само по себе было неприятно – на каждого из смельчаков влияли и магнитные, и электрические поля красной звезды-гиганта.
Сильнейшие электромагнитные бури легко проникали сквозь оболочки корабля, что керамостальную, что титановую, и не существовало способа уберечь головной мозг – он страдал от невидимых шквалов даже сильнее, чем сосуды и сердце.
На каждом из членов экипажа это отражалось по-своему: у одних отнялись руки или ноги, потому что управляющие импульсы перестали проходить по нервной системе, у других из-за сверхвысокого внутричерепного давления отказали глаза и язык. Разбухший мозг пытался проломить черепную коробку – хотел выбраться наружу и отдохнуть от тесного, надоевшего жилища...
Кто-то жутко захрипел – Соболевский услышал звук в наушниках, но голова работала так странно, что опознать товарища майор не сумел. Кому там плохо? Кирилл не смог задать вопрос вслух – не хватило воли, чтобы открыть рот, позвать друзей.
Мозг работал со сбоями, словно компьютерная система, у которой то и дело пропадает питание. Только-только операционная система вознамерилась выполнить какую-то задачу, но тут – бац! – пропало электричество, все рухнуло. Затем питание появилось снова, система повторно загрузилась и начала выполнение поставленной задачи. Но помешал другой сбой в обеспечивающей сети...