Да еще, ко всему прочему, мы будем вынуждены обойти Саванг, чтобы продвинуться к Гакруксу. То есть поставим ударные корабли боком или тылом к батареям «Вулканов». А что, если фрины смогли разгадать секреты управления орудиями? Взяли пленных? Сумели пытками выбить из них нужную информацию? Значит, обойдем захваченную врагом заградбатарею, подставим тяжелые боевые корабли под удар со спины?!
– В таком случае начнем операцию с ракетного залпа по Савангу! – не сдавался офицер. – Уничтожим фринов, захвативших «Вулканы», а затем флот сконцентрируется на границах Угольного Мешка, в том числе и на позициях возле Гакрукса!
– Вот и меня одолевает похожее желание... – чуть помедлив, задумчиво признался Борисов. – Направить линейные корабли к Савангу, за несколько часов обрушить вниз тонны ракет и бомб, превратить планету в радиоактивную пустыню...
Командующий флотом посмотрел на оживленно прореагировавших офицеров, которые были солидарны с адмиралом.
– Но меня останавливает одна мысль... Это слишком очевидное решение. Для нас – очевидное. Но и для фринов – тоже! Тогда почему чужие стратеги так спокойны? Почему?! Что, если фрины именно такого хода ждут от нас? Что, если батареи «Вулканов» уже под контролем врага? Мы направим к планете ракетоносные линейные корабли – свои лучшие ударные звездолеты, и они нарвутся на огонь новейших орудий, против которых пока еще не придумана защита...
А потом, когда на гибнущих кораблях поднимется жуткая паника, из туманности появятся звездолеты противника и начнут добивать все, что еще движется... Фрины видят перемещения наших судов, а мы не имеем никакой информации ни о флоте врага, ни о расположении боевых кораблей... По нам ударят силами, численность которых неизвестна, ударят в самый неожиданный и неподходящий момент. Такая вот перспектива, господин капитан второго ранга...
Офицер-аналитик покраснел, как мальчишка, отступил назад. Борисов посмотрел на начальника штаба.
– Другие предложения есть? – спросил командующий.
Он помедлил, но не дождался ответа и продолжил мысль сам:
– Нужна хотя бы одна положительная новость! Хотя бы с одного направления: или от разведки, или с Саванга. Если наши десантники выведут из строя батарею «Вулканов», мы сможем развернуть флот на границах Южного Креста, не опасаясь зениток у себя в тылу. Тогда начнем зачистку – планово и неторопливо – звезду за звездой, планету за планетой. Аккуратно проверим каждый астероид... Это займет немало времени, но мы вычистим Угольный Мешок, как хирург выскабливает гнойную рану. Тут спешка ни к чему, главное – качество... Качество и профессионализм!
Если же разведка сумеет дать нам координаты системы РЭБ фринов, направим туда мощное соединение кораблей – уничтожим «глушилки», сорвем покрывало с лица врага. Увидим все его построение до последнего, самого маленького, суденышка! Вот тогда «Вулканы» на Саванге, в тылу, не страшны. Отгоним фринов подальше от этой зоны, начнем точечное уничтожение флотилий, а в конце доберемся до захваченных батарей, наведем порядок и там!
Нам нужна положительная новость хотя бы с одного направления! Саванг по-прежнему молчит?
– Молчит, сэр.
– И от разведки нет вестей?
– Никак нет, господин адмирал.
– У нас около пяти часов до завершения переброски ударных кораблей к границам Центавра. Конечно, Земля не требует, чтобы мы сразу же приступали к боевым действиям против агрессивных пришельцев, но...
– Командир, может быть, попробуем выбросить еще одну группу на Саванг? – предложил Коровин. – Такая вот идея приходит в голову. Есть два фактора, мешающих нам: система РЭБ и «Вулканы». Пусть разведка пока зондирует туманность, а мы вновь попытаемся добраться до батарей, а? Повторим выброску, для страховки отправим еще одну группу? А не будет результата – пойдем в атаку и попутно зачистим Саванг!
Борисов наклонился вперед, уперся ладонями в стол, разглядывая на объемной карте черную точку, на фоне золотистых облаков. Потом выпрямился, повернулся лицом к начальнику штаба.
– Готовь «Ниагару» из моего личного резерва! – распорядился адмирал. – Если через пять часов не придет вестей ни от разведки, ни от диверсантов, выбросим «Ниагару» прямо на батарею! Сверху! Мы уничтожим чертовы орудия, а потом ударим по фринам!
– Есть! – откликнулся Коровин, понимая, что такая выброска – не в болото, а на вражеский гарнизон, под огонь молниеметов – с высокой долей вероятности приведет к гибели элитного спецназа.
Конечно, «Ниагара» – не просто профессионалы, а исполнители высочайшего класса. Их подбирали долго и тщательно, просеивали лучшие десантные и штурмовые подразделения, отфильтровывая «штучный товар». Конечно, сладить с «Ниагарой» фринам будет крайне трудно, ведь достаточно и одного выжившего солдата, который сумеет добраться до механизма самоуничтожения батареи...
Все это так, шансы на успех существуют, только приказ провести выброску группы прямо на «Вулканы» подводит черту под славной боевой историей «Ниагары». Эта операция войдет в учебники подразделений специального назначения, но вот останется ли в живых хотя бы один ветеран группы? Очевидец событий, способный рассказать товарищам и потомкам, как это было?
Стены раздавили капитана Вебера. Он вдруг стал плоской фигуркой между исполинскими каменными прессами. Огромные тиски и жернова могли справиться не только с человеком – с любым живым существом, рискнувшим проникнуть в утробу скал. Зуб Дракона на самом деле был желудком чудовища – Руди это постиг на собственном опыте.
Странно, что ставший плоским мозг еще работал. Это сильно напрягало Вебера. Лучше бы и мозг превратился в крохотную точку, лишенную возможности регистрировать нервные импульсы, чувствовать боль, способную только на самые простейшие мыслефункции. Спать. Вечно. Стать камнем...
Вебер мотнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Резко толкнул руками исполинские каменные стены и не нашел их. Вокруг была пустота. Руди глубоко вдохнул полной грудью и снова ощутил себя объемным, совсем даже не плоским. Оказывается, стены не раздавили его, поэтому и мозг работает. Вот и отгадка...
Капитан с трудом поднялся на ноги, надеясь хоть что-нибудь разглядеть в кромешной темноте. Птица с раскаленным клювом, так зверски терзавшая его тело, исчезла. Кажется, она осталась где-то позади. Вебер посмотрел себе за спину, но ничего не смог разобрать. Или впереди? Он бросил взгляд в другую сторону и понял, что сходит с ума.
Руди не мог сообразить, откуда пришел. Все направления были одинаковыми. То есть их просто не существовало. Вокруг жила только чернильная тишина, в которой утонул человек. Не выдержав, Вебер громко закричал – вдруг искренне поверив, что крик прогонит и темноту, и дикий страх перед неизвестностью.
Не помогло. Эхо отражалось от невидимых стен, сотни, тысячи раз возвращалось к беспомощному путнику, который стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, будто на сильном ветру.
– Где я?! – завопил Руди, все еще веря, что кто-то может дать правильный ответ.
– Я... я... я... – загрохотало эхо чужими, незнакомыми голосами.
Капитан Вебер медленно сходил с ума, но он точно знал: это – не его голос. Там, в темноте, прятался кто-то чужой. Кто-то чужой, кто видел страдания человека, кто подбирался к нему вместе с лавиной искаженных звуков.
– Кто ты?!
– Ты... ы... ыыы...
Руди понял: это не эхо. Эхо не могло быть таким. В темноте где-то неподалеку действительно прятался некто. Он издевался над израненным спецназовцем. Ждал своего часа. Ждал, когда у человека совсем не останется сил, когда рассудок окончательно покинет измученное тело.
– Выходи! – яростно крикнул Руди, выдергивая нож из чехла.
Последнее оружие, которым Вебер мог сразить врага, – ведь автомат остался где-то позади, там, где и птица с раскаленным клювом. Или это впереди?
Все получилось не так, как хотелось Веберу. От резкого движения – когда он выхватывал нож – чернота вдруг опрокинулась набок, и Руди больно ударился плечом о каменный выступ. Слишком быстро дернул рукой, потерял равновесие. В темноте это нетрудно. Слава богу, ткнулся в каменный выступ плечом, не виском, а то бы игра уже закончилась. А может, наоборот, не слава богу? Закончилась бы игра, закончились мучения... Все осталось бы в прошлом, кроме вечного покоя. Это ведь так хорошо – лечь, вытянуться во весь рост, ни о чем не думать. Спокойно уснуть, зная, что изматывающая суета осталась позади. Отныне нет и не будет ни проблем, ни тревог.
Батарея «Вулканов»...
Пламенная искра возникла в глубине угасавшего сознания, причинила жестокую боль мозгу.
«Дай слово, что ты дойдешь... Дай... слово...»
«Слово...»
Это Жак. Жак Монтегю. Там. Наверху. Когда лежал на камнях, готовясь умереть. Ради того, чтобы он, капитан Вебер, добрался до захваченной фринами базы. Чтобы уничтожил «Вулканы»...
Батарея «Вулканов»...
Пламенная искра возникла в глубине угасавшего сознания, причинила жестокую боль мозгу.
«Дай слово, что ты дойдешь... Дай... слово...»
«Слово...»
Это Жак. Жак Монтегю. Там. Наверху. Когда лежал на камнях, готовясь умереть. Ради того, чтобы он, капитан Вебер, добрался до захваченной фринами базы. Чтобы уничтожил «Вулканы»...
Ты предал своих друзей, Вебер. Они умерли за тебя. Они умерли, чтобы ты выжил и сделал работу.
– Ты предал их, Вебер! – вслух сказал человек. – Встать, капитан!
Больше некому было командовать. Нет ни майора Эспозито, ни майора Быкова. Только он, Руди Вебер. Поэтому он должен отдавать приказы сам себе. И выполнять их.
Встать... Встать!!!
Вебер сумел подняться на ноги, продвинувшись вперед на коленях и нащупав неподалеку от себя опору в виде щербатой гранитной стены. Он так и пошел – не зная куда, придерживаясь рукой за холодные влажные камни. Так было легче.
А стены вдруг заговорили. Они не могли успокоиться после того, как Вебер разбудил из криком, – это факт. Руди давно уже перестал звать людей, перестал задавать вопросы – а скалы всё бормотали что-то свое. Капитану показалось, что он помешался: прошло совсем немного времени, и он вдруг начал понимать язык стен. Оказывается, те говорили о нем, о человеке. Удивлялись тому, что чужак до сих пор не стал частью каменной тишины, черного безмолвия. Стены удивлялись его упрямству, а Вебер теперь ничему не удивлялся.
В памяти всплыл разговор со Стефаном. Гайгер ведь рассказывал, что один из хороших знакомых, из состава гарнизона Саванга, утверждал: с этой планетой не все ладно. Почему-то слова Гайгера отчетливо всплыли в голове: тот говорил, что раньше эта планета не принадлежала ни дроглам, ни фринам. Ни тем более людям. Знакомый Стефана клялся, что ранее на планете обитала какая-то другая раса, а когда на Саванг пришли люди и их союзники, скрытные аборигены ушли в болота. Но солдаты гарнизона иногда видели что-то странное в глухих топях.
Что именно? Теперь Вебер никак не мог вспомнить, о чем рассказывал Стефан перед выброской на Саванг. Тогда он прослушал бредовые небылицы вполуха, думая о другом – о поставленной «Каракурту» задаче, о «Вулканах»... Это ведь действительно происходило перед выброской? Когда летели? Или нет, об этом говорил Жак Монтегю уже здесь, после десантирования? Черт, что творится с головой?
Вебер не мог извлечь из головы даже такой простой факт. Он помнил слова, но оказался не в силах отыскать в памяти нужную картинку: где, с кем, когда происходил разговор. Мозг работал очень странно, выборочно, выхватывая из омута одну информацию и наотрез отказываясь ловить другую.
...Время шло, ничего не менялось. Точнее, Вебер думал, будто время движется. На самом деле он завис в вечности, на одном месте. В ней нет времени. Он замурован в черную пустоту, отвердевшую камнем...
Замурован?! Нет!
...Руди, шатаясь, брел вперед, а стены шептались о нем. Кажется, смеялись над муками человека, который еще на что-то надеялся. Может, и так, Веберу было безразлично. Руди знал две вещи. Во-первых, он не стал плоским, стены пока еще не раздавили его. Во-вторых, батарея «Вулканов» не уничтожена. Все остальное не имеет значения. Даже говорящие стены. Даже аборигены, которые, возможно, ушли не в болото, а внутрь скал.
...Боль. Сильная, очень сильная. В левом предплечье. Оказывается, он опять упал. И опять не угодил виском на выступ. Жаль... Жаль? Вебер с трудом приподнялся и увидел где-то впереди бледный, рассеянный свет. Глазам, долго страдавшим от полной темноты, он показался чрезвычайно ярким.
Именно в этот миг – в призрачном свете – Руди вдруг почувствовал затылком, что сзади его догоняет враг. Неизвестный и очень опасный враг.
У капитана как раз хватило времени, чтобы привалиться к стене, повернуться лицом в другую сторону...
Он успел заметить: какие-то странные существа, будто змеи, выползли из узкой трещины в скалах. Три непривычно толстых змеи... Вебер пригляделся, потряс головой, пытаясь отогнать бредовое видение. Одно из чудовищ замерло на месте, его бока начали отслаиваться от туловища. В первую секунду человек не поверил глазам, лишь затем понял, что видит перед собой существо, которое людям еще не доводилось встречать ни на одной из планет.
Нечто странное, готовившееся атаковать Вебера, «отслоило» когтистые лапы от туловища. Над камнями приподнялась узкая змеиная морда, холодные глаза убийцы посмотрели на человека, и по спине капитана побежали мурашки.
Он прочел во взгляде неведомого зверя приговор для себя. Это существо было полностью уверено, что справится с жертвой. Жертвой?! Вебер поднял нож, спиной прижимаясь к скале.
– Змеепсы?! – прошептал он, вытаращив глаза. – Что за бред?!
Омерзительные твари взяли его в полукольцо, чуть помедлили – точно как волки, выбирающие лучший момент для атаки, – а потом одновременно напали на человека. Капитан успел несколько раз взмахнуть ножом, впрочем, без особой пользы, затем его повалили на камни. Змеепсы оказались довольно тяжелыми, они повисли на Руди, и он не удержал равновесия.
Уже лежа на холодной плите, Вебер продолжал отбиваться ножом, но чудовищные создания двигались слишком быстро для уставшего бойца «Каракурта». Он смог попасть по чешуйчатому телу лишь один раз, скорее случайно, чем осознанно, метя врагу в шею, но острое лезвие бессильно скользнуло по твердым пластинкам.
Зубы змеепса впились в его запястье – увесистая туша повисла на руке, не позволяя поднять нож. Капитан закричал от нестерпимой боли – то, что с ним происходило, было гораздо хуже, чем могла сделать птица с раскаленным клювом. Раньше Вебер думал, что в жизни не может быть ничего страшнее огненного долота, бьющего по телу, по черепу, а теперь понял – может. В венах поселился расплавленный огонь.
Руди орал так, что стонали скалы, усиливая и возвращая назад отчаянные вопли. Это ничего не изменило. Вебер лишился рассудка, прекратил сопротивление – в наполненной адским пламенем черепной коробке не осталось никаких мыслей, никаких желаний. Ныне там обитала лишь одна картинка из далекого детства, когда он впервые увидел, как расправляется с жертвой паук-крестоносец.
...Жирная муха запуталась в клейкой сети, попыталась дернуться раз-другой, чтобы выскользнуть на волю, но только прочнее увязла в ловушке. Паук уже спокойно подбирался к жертве. Убийца приподнял передние конечности и принялся деловито опутывать муху новыми липкими нитями.
Через минуту муха почти не шевелилась, просто уже не было такой возможности. Она конвульсивно задергалась лишь тогда, когда паук подобрался вплотную к добыче, впился в нее зубами, впуская в тело желудочный сок. Он хотел переварить и съесть жертву.
Вот тогда маленький Руди содрогнулся от ужаса. Мухи не умеют кричать, не издают никаких звуков, но жертва, лишенная возможности ускользнуть на волю, дергалась так, что мальчику было понятно: ей очень больно.
Паук впрыснул в пленницу желудочный сок. Он намеревался переварить добычу и лишь потом – съесть ее. В теле еще живой мухи поселился адский огонь, заставлявший метаться от боли. Палач спокойно ждал. Прошло немного времени, и жертва утихла.
...Переварить и съесть. Переварить и съесть. Вместе с костями. Вместе с мыслями. Вместе с прошлым и будущим. Вместе с клятвами выжить и выполнить работу. Руди Вебер понял: его палачи – не змеи. Не псы. Это – пауки, которые вознамерились сделать с ним, человеком, то же самое, что делают с жирной мухой.
Только липкие сети им не нужны. От таких охотников просто невозможно убежать...
В венах становилось все больше огненного яда – он входил в тело с каждым новым укусом. Видимо, человек оказался слишком крупной добычей для змеепсов и только потому до сих пор жил. Чтобы выделить достаточное количество желудочного сока, убийцам требовалось немало времени. И все это время Веберу надлежало агонизировать от укусов хищников. Все понимать, все чувствовать, но умирать от боли и собственного бессилия.
Он все понимал, все чувствовал. Молил и стены, и небо, которого не видел, молил только об одном: поскорее сойти с ума и провалиться в спасительное небытие. Он орал ругательства и богохульства, обращаясь к Савангу, ко всем силам Вселенной, но жил и все никак не мог потерять сознания.
А потом началось что-то вроде бреда. Руди уже не понимал, что творится вокруг. Змеепсы вдруг перестали терзать его, из скал к ним придвинулось нечто черное, мрачное, огромное, и убийцы прижались к камням, поползли назад.
Глаза Вебера ничего не могли распознать, под веками плескалась раскаленная лава, но бред был очень контрастным, отчетливым: псы в ужасе отползали, прижимая лапы к телу, надеясь любым способом исчезнуть, раствориться в камнях. А черное огромное пятно надвигалось на них...