– Тюрина Елена. Так звали твою попутчицу? – без предисловий спросил Сократ Иванович.
– Наверное, – только и оставалось ответить Валерию.
Не произнося ни слова, Сократ Иванович положил перед Феоктистовым две большие цветные фотографии. Валерий сразу узнал Лену, хотя качество изображения было не очень резким. На первой фотографии она была запечатлена в легком кевларовом бронежилете производства США. В отличие от отечественной «брони», он имел особый воротник, регулируемые застежки на липучках и накладные карманы для боеприпасов и радиооборудования. Видно было, что женщина не позирует, но к чему-то готовится. К чему, спрашивается, можно готовиться в таком бронежилете?
– «Арморшилд», – вслух отметил Феоктистов.
– Что? – переспросил генерал.
– Броня ГПВ 25 производства «Арморшилд», – пояснил Валерий не сведущему во всех тонкостях экипировки Прохорову.
– Вторую карточку посмотри внимательно.
На второй фотографии Лена была не одна. Она весело, по-приятельски беседовала о чем-то с такой же светловолосой и не очень высокой женщиной. Та была чуть постарше Лены, на фотографии казалась ее старшей сестрой. При этом обе они были одеты в спецназовский камуфляж, у Лены на поясе имелась пистолетная кобура. Лицо второй женщины было не очень хорошо видно, тем не менее Валерий почти сразу узнал ее.
– Милда Страумане? – посмотрев на Прохорова и с трудом сдерживая волнение, спросил Ротмистр.
Сократ Иванович молча кивнул. О чем говорить дальше, Феоктистов не знал. Милда Страумане, террористка, застреленная во время операции в «Норд-Осте». В прошлом наемница, воевавшая против российских войск в Чечне. За ней подразделение Феоктистова охотилось еще восемь лет назад. Именно она, будучи профессиональным снайпером, уничтожила командира группы майора Сурикова, друга Ротмистра, вместе с которым они штурмовали авиалайнер. В Чечне с ней посчитаться не удалось, однако в «Норд-Осте» спецназовская пуля достала «неуловимую латышку».
– Тюрина Елена Григорьевна, – Сократ Иванович положил палец на фотографии, точно призывал к дополнительному вниманию. – Профессиональная террористка, прошедшая специальную диверсионную подготовку. Во время второй чеченской войны в качестве наемницы сражалась на стороне чеченских боевиков. Состояла в диверсионном отряде.
– Еще доказательства есть? – спросил Феоктистов.
– Есть. Смотри!
Прохоров нажал на пульте кнопку включения, и экран стоявшего в кабинете телевизора озарился бледно-голубым сиянием. Послышался женский смех, изображение стало резче. И Феоктистов увидел следующее. Связанный по рукам и ногам человек был прислонен к толстому древесному стволу. Его лицо было небритым и перекошенным от ужаса. Сложно было определить, кто он – русский или чеченец. Выпачканный грязью камуфляж без знаков различия и шевронов также не давал такой возможности.
– Пощекочи ему уши! – послышался женский голос.
Спустя секунду прозвучал негромкий, похожий на удар бича выстрел. Небритое лицо пленника передернулось, несмотря на плохое качество записи, было видно, как оно заблестело от испарины.
– Его можно использовать в качестве куклы[15] , – произнес тот же самый женский голос.
Феоктистов уловил на сей раз явный прибалтийский акцент. Стало быть, госпожа Страумане.
– Сможешь от пояса? – спросил второй голос, также принадлежавший женщине.
Кажется, испарина выступила и на лице подполковника Феоктистова. Второй голос, без всяких сомнений, принадлежал Лене. И тут же вновь ударил бич, а над головой пленного посыпалась кора.
– Лихо! – аж присвистнула Страумане. – А если отойти шагов на двадцать?
– Есть риск разнести ему башку, и тогда он точно ничего не расскажет, – весело ответил голос Лены.
– Слышишь, ты? – чуть повысив голос, Страумане явно обращалась к пленнику. – Мы с подругой будем упражняться в стрельбе до тех пор, пока не оставим тебя без головы. Ничего не хочешь нам сказать?
Пленный молчал. И вновь послышались хлопки бича. Камера наконец поменяла ракурс обзора, и перед Валерием предстали обе любительницы практической стрельбы. Покойная ныне (Феоктистов сам стоял в двух шагах от ее остывшего тела) Милда Страумане и невысокая, с короткой, но изящной прической женщина, которую Валерий знал как Лену Тюрину. Страумане, точно ковбой из дешевого вестерна, крутила пистолет на пальце и, почти не целясь, периодически стреляла в сторону привязанного к дереву человека... Между тем изображение стало темнеть, послышались какие-то явно технические звуки и помехи, затем экран погас.
– Этот человек – сотрудник Северо-Кавказского РУБОПа. Его судьба неизвестна до сих пор, – прокомментировал увиденное генерал Прохоров. – Можно было бы расспросить о нем твою попутчицу. Оригинальным способом она развязывает языки пленным!
– Откуда запись? – спросил Феоктистов.
– На их базе был наш агент, который специально фиксировал на миниатюрную видеокамеру главных бойцов диверсионного подразделения... Он потом погиб, но кое-что успел нам передать.
– Почему тогда она не в розыске?
– Теперь будет в розыске. У нас были сведения, что она погибла... Вообще, ее след с тех пор пропал. – Прохоров кивнул в сторону экрана. – Это убийца, циничная, прекрасно подготовленная профессионалка. Ее интересуют даже не столько деньги, сколько сам процесс. На ней кровь наших солдат и офицеров... Ты ничего не хочешь мне сказать?
М-да, даже для опытного офицера спецназа ФСБ вопрос был не из легких. Все смешалось – выстрелы, женщины в камуфляже без опознавательных знаков, отравленные туфли... И тут, точно флэш-вспышка, в сознании Феоктистова пронеслось уже ставшее нарицательным название мюзикла. «Норд-Ост»! Неужели?! Да, именно там мелькнуло и исчезло ее лицо. Он, Феоктистов, кажется, оказал ей помощь, приняв за заложницу... Или он что-то путает? У него недостаточно хорошая память на лица... Выходит, она была в числе тех немногих террористов, кому удалось покинуть театральный комплекс. И тогда получается...
Получается, что все это ПРАВДА?! Смонтировать «фальшивку» за столь короткое время невозможно. Самое сложное – подделать голос, а насчет него у Феоктистова не было ни малейших сомнений...
Что теперь делать ему, Ротмистру?
– Я слушаю, Валера, – вежливо вернул Феоктистова к реальности Сократ Иванович.
– Нечего мне вам сказать, – ответил Феоктистов. – Считаете нужным арестовать, арестовывайте. Если нет, то я поеду домой.
– Поезжай, – неожиданно легко согласился Прохоров.
– Сократ Иванович, – уже подойдя к выходу, вдруг обратился к генералу Валерий. – Когда люди крадут чужую обувь, они ворами называются или фетишистами?
Феоктистов не мог покинуть кабинет генерала, не задав ему подобного вопроса. И двигал Ротмистром сейчас не столько разум, сколько годами выработанная оперативная интуиция.
– Вот, значит, как, – с заметной грустью произнес Сократ Иванович. – Обувь, говоришь? Тебе, Валерий Викторович, и в самом деле нужно отдохнуть.
Феоктистов сел в свой «Опель», достал мобильник, чтобы связаться с Леной. И тут перед ним возникла фигура начальника штаба Елизаветина. Того тоже каким то ветром занесло в управление.
– До метро не подбросишь? – спросил не очень-то любезным тоном Елизаветин.
– Садись, – отозвался Феоктистов.
Подполковник Сергей Елизаветин принял должность начальника штаба после уволившегося по возрасту пятидесятитрехлетнего полковника Николаева, участвовавшего еще в штурме дворца Амина. После тяжелого ранения на иную должность, кроме штабной, Елизаветин не годился. Он вообще сильно изменился, выйдя из госпиталя. Ранее охотно поддерживавший шутейные беседы, начштаба стал неразговорчивым и замкнутым. Если раньше он вместе со Славой Данилиным и Феоктистовым любил побренчать на гитаре, то теперь Елизаветин точно оглох. Музыка, радио, телевизор раздражали его, и он с трудом скрывал это. Единственное, что иногда слушал Сергей Аркадьевич, были песни в исполнении его любимой певицы Анны Герман. Физические и боевые нормативы Елизаветин теперь не сдавал. Возглавить штурмовую группу ему уже не было суждено никогда. В его работу входили исключительно тактико-плановые задачи. Он часами просиживал у компьютера, моделируя самые невероятные ситуации, которые могли возникнуть при выполнении контртеррористической операции.
До метро ехали молча.
– Слушай, Сергей Аркадьевич, – первым прервал молчание Феоктистов, затормозив у подземного перехода, ведущего к станции. – Поговорить с тобой хочу.
– Ну? – После возвращения из госпиталя Елизаветин общался со всеми такими вот короткими, не располагающими к длительной беседе фразами.
Внешне тридцатидевятилетний Елизаветин совсем не походил на офицера группы «А», да и вообще на военнослужащего. Не слишком высокий, худощавый, тонкокостный. Когда-то боксер в весе пера... Но теперь это в далеком прошлом. Лицо худое, с не слишком правильными чертами и большими задумчивыми глазами. Прическа неуставная, совсем не офицерская, точно у богемного деятеля искусства... Во время той злополучной операции один из подчиненных Елизаветина, молодой прапорщик, на какой-то момент утратил бдительность, и один из уже обезвреженных боевиков сумел завладеть его автоматом и открыл огонь. Двое бойцов погибли, Елизаветин чудом выжил после нескольких ранений. Погибшего прапорщика-неумеху посмертно порочить не стал. Как командир взял всю вину на себя. Прапорщика и второго погибшего представили к ордену Мужества... Именно этот человек оказался сейчас рядом с Феоктистовым. Оказался именно тогда, когда Валерию нужен был тот, в ком он уверен как в самом себе. И Ротмистр начал свой рассказ, стараясь при этом говорить коротко и по существу. Многословия Елизаветин не переносил.
Внешне тридцатидевятилетний Елизаветин совсем не походил на офицера группы «А», да и вообще на военнослужащего. Не слишком высокий, худощавый, тонкокостный. Когда-то боксер в весе пера... Но теперь это в далеком прошлом. Лицо худое, с не слишком правильными чертами и большими задумчивыми глазами. Прическа неуставная, совсем не офицерская, точно у богемного деятеля искусства... Во время той злополучной операции один из подчиненных Елизаветина, молодой прапорщик, на какой-то момент утратил бдительность, и один из уже обезвреженных боевиков сумел завладеть его автоматом и открыл огонь. Двое бойцов погибли, Елизаветин чудом выжил после нескольких ранений. Погибшего прапорщика-неумеху посмертно порочить не стал. Как командир взял всю вину на себя. Прапорщика и второго погибшего представили к ордену Мужества... Именно этот человек оказался сейчас рядом с Феоктистовым. Оказался именно тогда, когда Валерию нужен был тот, в ком он уверен как в самом себе. И Ротмистр начал свой рассказ, стараясь при этом говорить коротко и по существу. Многословия Елизаветин не переносил.
– И? – выслушав все, тем же нелюбезным тоном спросил подполковник.
– Твое решение как начштаба?
– Дело дрянь, Феоктистов... Однако выход есть!
Елизаветин неожиданно усмехнулся. Чуть ли не впервые с момента выхода из госпиталя.
Напротив Гиммлера сидел Спец, стараясь ничем не выдать своего волнения. Генерал вел какой-то не очень веселый разговор по телефону.
– Гебульник старается вести честную игру, – усмехнулся генерал, положив трубку. – Говорит, что у него нет возможности нейтрализовать эту девку, но он знает, где она сейчас находится.
– Вас понял, – отозвался Спец и стал набирать номер на своем мобильнике.
...Фадей собирался открыть уже третью банку огуречного рассола, но звонок Спеца не дал ему этого сделать.
– Протрезвел? – спросил куратор.
– Да, – лишь чуть-чуть кривя душой, ответил Фадей.
– Тогда слушай адрес. Я не уверен, что она там, тем не менее съездите, посмотрите. Действуйте с предельной осторожностью.
Лена Тюрина
Лена лежала на диване, листая какой-то не слишком интересный журнал. Звонка от Феоктистова до сих пор не было, хотя с момента их расставания прошло без малого три часа. Конечно, он мог застрять в городской пробке. Кажется, он доверяет ей. Интересно, что он скажет, если узнает о ней все? Впрочем, есть ли на этом свете хоть один человек, знающий ВСЁ, кроме самой Лены Тюриной?! Она ни дня не останется в России, как только выполнит свою миссию. Она будет там, где сейчас находится тот человек, что оставил ей на хранение череп, ежа и клыки. Тот, о ком не было сейчас слов, а были лишь молитвы и воспоминания.
Их встреча произошла более десяти лет назад. Лена тогда уже целый год как окончила десятый класс и приехала в гости к двоюродной сестре Оксане.
– Что у вас здесь? – поинтересовалась Лена еще на вокзале.
И в самом деле, еще пару лет назад цветущий край сегодня казался прифронтовым городом. Вооруженные автоматами люди в пятнистых одеждах, бородачи в фуражках и папахах, точно массовка кинофильма о далекой гражданской...
– Это гвардейцы, а это казаки! – пояснила Оксанка. – С тем берегом воюем.
Сестра кивнула головой в сторону выхода в город.
– Воюете?
– Да так, перестреливаются иногда... Не бойся, нас не подстрелят.
В самом деле, кто их подстрелит? Лена как-то не принимала всерьез события, происходящие в стране. Она была уверена, что в конце концов все наладится и будет как прежде. Успехи и проигрыши ее волейбольной команды волновали девушку куда больше, чем перестрелки между правым и левым берегом.
– Как тебе мое платье? – спросила Оксанка.
Лена лишь пожала плечами. В платьях и прочих нарядах она не особо разбиралась. Сама Лена предпочитала спортивную, удобную одежду и джинсы. И стриглась коротко, так как длинные волосы мешали в ее спортивных занятиях.
– Ленка! Нельзя думать только о волейболе и... чем ты там еще занимаешься?! – укорила двоюродную сестрицу Оксана.
– Стрельбой, – ответила Лена.
Оксанка хотела съязвить, но в этот миг во дворе послышался грохот, и стекла в окнах их комнаты задрожали.
– Ксанка, на пол! – успела крикнуть Лена.
За окном тем временем послышались громкие отрывистые крики и пара коротких автоматных очередей.
– Испугалась? – спросила, поднимаясь с пола, Оксанка спустя минут пять, когда за окном все утихло.
– У вас что, каждый день так? – в свою очередь поинтересовалась Лена.
– Не каждый, но бывает... В этом платье я собираюсь завтра на выпускной вечер. Ты идешь со мной!
И в самом деле – завтра у Оксанки и ее одноклассников должен был состояться выпускной бал.
– Удобно ли? – спросила Лена.
– Наденешь блузку и юбку, – категорично произнесла Оксанка. – И приколешь вот это!
Двоюродная сестра прицепила к ее блузке какую-то причудливую брошь. Лена хотела возразить, но не решилась. Юбка так юбка, брошь так брошь. Дай Бог только, чтобы завтра, в день всех выпускников, обошлось без стрельбы...
Если бы не очередная папина супруга, Лена вряд ли приехала бы в столь неспокойный край. Однако отец, еще не старый мужчина, должен был устраивать личную жизнь, она же, Лена, была уже совсем взрослой. Ее интересовал спорт и, пожалуй, совсем немного зоология. С детства она читала Даррела, Сетон-Томпсона и Акимушкина, а также не слишком серьезную фантастику. С восьми лет, с момента гибели в автокатастрофе мамы, девочку воспитывали мужчины – отец и тренер волейбольной команды. Потому и интересы у Лены Тюриной были мальчишечьи. То же самое касалось прически и манеры одеваться. Однако Оксанка вступила в отчаянную борьбу со спортивно-непринужденным стилем сестрицы.
– Ленка, ты же красивая! Надо отпустить волосы, сделать вот так! – Оксана протянула фотографию из модного журнала с изображением элегантно подстриженной дамы.
Лена отмахивалась. Какая она красивая? Все заурядное, обыкновенное, ничем не выдающееся.
– У тебя правильные черты лица! – убеждала ее Оксанка. – Это самое главное! Надо только выделить губы, глаза и брови...
Косметику Лена совсем не жаловала. Нет ничего хуже, чем растекшиеся по всей физиономии краски. Именно такой нелепый вид частенько бывал у подруг по команде, если они имели неосторожность излишне накраситься перед матчем. Сама Лена прекрасно понимала, что нужно выбирать что-то одно – или игра, или красота. Но сейчас Лена была не на волейбольной площадке.
– Ленка! У тебя есть любимый мужчина? – продолжала свои бабские выпады Оксана.
Вопрос вогнал Лену в краску. Никого у нее не было, но говорить об этом младшей, столь раскованной и уверенной в себе сестре Лене не хотелось.
– Я тебя познакомлю! Завтра же и познакомлю! – не дождавшись ответа, поставила Лену перед фактом Оксана.
Познакомит! Самое интересное, что Лене и в самом деле хотелось, чтобы Оксанка познакомила ее... Но не с мальчиками из их школы, а совсем с другим человеком. Его Лена заметила еще в прошлое лето, когда гостила у Оксанки. И в этот приезд она вновь увидела его по дороге с вокзала. Человек этот жил недалеко от Оксанкиной пятиэтажки, в дощатом деревенском доме. Местные звали его не иначе, как Валька-капитан. Говорили, что совсем недавно он служил в каких-то специальных войсках, но был разжалован и уволен. Поэтому теперь занимался столярным делом и ничем другим не интересовался. Ему было лет двадцать пять, никак не больше. Он был худощавым, среднего роста и совсем не походил на военного. Скорее на пастушка из какой-нибудь киносказки. Волосы у него были довольно длинные и светлые, лицо очень худое, с тонкими чертами. Его можно было бы назвать красивым, если бы не слишком пристальный, недобрый взгляд больших темных глаз... Лена не удержалась и расспросила сестру об этом необычном парне.
– Дохлый номер, – сморщила носик Оксанка. – Он... странный какой-то. Говорят, был ранен и теперь с женщинами ни-ни.
У Ленки екнуло сердце и перехватило дыхание. Она с трудом сохранила спокойствие. Ранение... Куда?! Почему ни-ни с женщинами?! Почему он так недобро смотрит на всех, особенно на девушек?
– И вообще он дикий. Ни с кем не разговаривает, – вздохнула сестра. – Он ведь воевал где-то, в людей стрелял.
А она, Ленка, стреляла лишь по мишеням в тире.
– Неужели он тебе нравится? – развела руками Оксана.
Лена в ответ пожала плечами.
– Между прочим, многие наши ребята на тебя уже положили глаз, – небрежно сообщила Оксана. – И знаешь, что они говорят?
– Ну? – столь же небрежно поинтересовалась Лена.
– Они говорят, что у тебя о-очень красивые ноги и... очень красивая попа!
Оксанка вновь заставила двоюродную сестру зардеться румянцем смущения.
Следующим утром в городе было спокойно. Видимо, в день выпускных балов решили не стрелять. У тех, с другого берега, наверняка тоже имелись дети, которые сегодня прощались со школой. Да, да, за весь день в городе не было ни одного выстрела... И вот наконец наступил вечер! Столь долгожданный для Оксанки и ее одноклассников.