– Ну что, родной, устал кувыркаться? – проговорил Данилин, ожидая, когда Умар вновь появится на огневой линии.
И в то же мгновение от дерева метнулся едва заметный силуэт, исчез в траве и дал оттуда короткую очередь, ударившую капитана Данилина в грудь. Слава выронил оружие и отлетел прямо на Лену. Та, стараясь не поднимать головы, прижала Данилина к земле.
– Лажа, – произнес капитан плохо слушающимися губами.
Феоктистов быстрым движением вытащил из походной аптечки бинт, шприц и ампулы с обезболивающим. Стараясь не демаскировываться, Лена бинтовала потерявшего сознание Данилина. Ротмистр же по-прежнему был готов к отражению нападения с тыла. В том, что оно произойдет с минуты на минуту, он не сомневался.
Сократ Иванович Прохоров, генерал-лейтенант ФСБ
Есть в своде российских законов специальный пункт, допускающий причинение вреда третьим лицам при проведении контртеррористической операции. Точнее говоря, статья 39 Уголовного кодекса России. В ней сформулирован институт крайней необходимости. То есть для устранения серьезной опасности интересам государства и общества вполне допустимо не особо заботиться о «третьих лицах», таких же гражданах РФ. Такой пункт был специально принят, чтобы командующий войсками ПВО мог без лишних сомнений и опасений отдать приказ на уничтожение самолета с захваченными пассажирами, если этот самолет будет пикировать на Кремль или здание Минобороны.
Именно об этом законе напомнил сейчас высокий чин генералу Прохорову и без пяти минут генералу Самсонову.
– Мудрому не нужен закон. У него есть разум, – процитировал генерал Прохоров своего древнегреческого тезку. – Законов сейчас великое множество. Разобраться в них – самому черту оба копыта сломать.
Сократ Иванович не сразу сообразил, к чему клонит высокий чин. В нашем законодательном органе иной раз кворума нет, человек семьдесят от силы в зале. Тем не менее голосуют, причем по важнейшим, ключевым вопросам. Но, как правило, «за» бывает человек триста пятьдесят, не меньше. Одни депутаты голосуют за других и не стесняясь об этом сообщают. Если называть вещи своими именами, то это фальсификация и должностной подлог. Как-никак у Прохорова за плечами был юрфак университета. Тяжко вздыхая, он осознавал, что принятые таким образом законы вполне легитимны и их предстоит неукоснительно соблюдать.
– Придется попробовать... – неопределенно произнес тем временем генерал-полковник и кивнул в сторону подъехавшего к самому штабу бронированного микроавтобуса.
Из него под конвоем вооруженных бойцов вышла средних лет женщина, крепко прижимающая к себе девочку лет двенадцати. Одеты они были вполне по-столичному, тем не менее с первого взгляда было понятно, что их родиной является одна из северокавказских республик.
– Близкие родственники одного из террористов, полковника Умара, – пояснил высокий чин.
– Инициатива генерала Гладия? – уточнил Сократ Иванович.
– Надо попробовать, – вместо ответа повторил высокий чин.
Такое уже было. Не точно такое, конечно, но похожее. Причинение вреда третьим лицам, оно же статья 39 УК РФ. Вспоминать об этом бойцы «Альфы» не любили. Около года назад в одной из пограничных с Чечней республик спецназ ФСБ вышел на след террористической группы. Времени на детальную разработку операции было немного, поэтому брать бандгруппу в составе восьми человек отправилось столько же спецназовцев под командованием Ротмистра. Для поддержки и оцепления взяли роту местного ОМОНа. Бандиты каким-то образом оказались предупреждены. Покинуть свою «базу» (двухэтажный дом на окраине города, где они снимали квартиру) террористы не успели, зато успели занять круговую оборону. В их арсенале имелись автоматы с подствольными гранатометами, крупнокалиберный пулемет и прочее нешуточное оружие. Первая попытка штурма кончилась трагически – погиб молодой капитан Стасов, двое «альфовцев» получили ранения. Один погибший и двое раненых были и в республиканском ОМОНе. Сдаваться обкуренные и обколотые бандиты не собирались. По счастью, Феоктистову удалось эвакуировать из здания остальных жильцов, и теперь они, кто в тапочках, кто в халатах и пиджаках, наброшенных на голое тело, топтались за оцеплением, с ужасом взирая на собственное жилище. Тем временем майор Григорьев пригнал к зданию танк из местной воинской части.
– Даешь «добро»? – кивая на грозный бронеход, спросил Геннадий.
– Даю, – ответил старший по званию Феоктистов.
Что еще было делать?! Боеприпасов у боевиков явно хватит на сутки боя. Ждать подкрепления из Москвы или краснодарской базы местной «Альфы»? Сейчас же броня была способна решить все вопросы.
За рычаги танка сел Григорьев, рядом еще один парень, знакомый с тяжелой бронетехникой. Танк двинулся прямиком на двухэтажную, но на совесть возведенную постройку. Снайперы и автоматчики всячески поддерживали огнем, не давая бандитам высунуться и метнуть гранату. Не прошло и двух минут, как стены дома начали рушиться. Лопались стекла, полетели вниз обломки расшатанной крыши... Жители за оцеплением молча взирали, как рухнувшие стены окончательно похоронили под собой бандитов. Вместе с их, жителей, вещами и документами.
Тогда полковник Самсонов признал операцию успешной. Громких слов про неприкосновенность недвижимости гражданских лиц никто произносить не стал.
– Если бы не танк, жертв могло быть куда больше, – подвел итог командир спецподразделения. – Майор Григорьев принял верное решение, и ты, Валерий Викторович, не напрасно поддержал его. Мирных жителей в доме на момент операции не было, и это главное. В Израиле такие акции в порядке вещей.
– Жителям будет выплачена компенсация? – задал вопрос Феоктистов.
– Конечно, – уверенно кивнул полковник Самсонов.
А у Феоктистова стояли перед глазами онемевшие от увиденного люди, их дети, плачущие по своим раздавленным (убитым!) игрушкам... Но при этом Ротмистр отлично знал на собственном опыте – любая слабина, растерянность, малейшая нерешительность и попытки найти компромисс лишь укрепляют дух бандитов и провоцируют их на новые злодеяния.
– Душили бы этих тварей в зародыше, не пришлось бы сегодня гонять их по всему Кавказу, – вставил свое слово полковник Шарманкин, в операции не участвовавший, но принимавший участие в ее разборе.
Командир подразделения «А» не стал оспаривать мнения своего заместителя. А погибшего двадцатисемилетнего капитана Стасова посмертно представили к ордену Мужества.
Сейчас Григорьев, высоченный, длиннорукий волкодав, стоял рядом с женщиной и девочкой. И ждал приказа. Девочка была хоть и темненькая, но удивительным образом оказалась похожа на феоктистовскую Аленку. Такая же легкая, воздушная фигурка маленькой танцовщицы... И, наверное, впервые за всю свою взрослую жизнь, Сократ Иванович почувствовал, что с трудом сдерживает слезы. А ведь за его спиной были смерти товарищей, кровь невинных случайных жертв, тот же «Норд-Ост»... Смерть генерала Р., полковника Лебедева, которого он знал еще первоклассником и которого по окончании школы КГБ сам привел в свое управление.
«Мы увязаем все глубже и глубже. Из нас делают ПАЛАЧЕЙ. В открытую, не стесняясь, – неслось в сознании Прохорова. – Интеллигентская сволочь. А стрелять в двенадцатилетнюю девочку кто будет?! Этот жирный выблядок с бегающими глазками?! Нет, это должны будут делать бойцы „Альфы“...Нелюдь, законченная нелюдь». В «россиянского писателя», а не в несчастных, забитых родственников террористов Сократ Иванович готов был разрядить весь рожок. Из спецназовцев, российской гвардии, сейчас вновь пытались сделать карателей. Как, например, в Москве 93-го... И науськивали, подзуживали представители интеллигенции.
– Идете на поводу телепровокаторов, генерал-полковник? – неожиданно окрепшим голосом произнес Прохоров. – Плюнуть, растереть да забыть. Полковник Самсонов! Немедленно скомандуйте отбой своим подчиненным.
Самсонов на какое-то мгновение застыл. Он не был профессиональным спецназовцем, но он был честным служакой. Генерал-полковник выше генерал-майора... Высокий чин побагровел, но промолчал.
– Григорьев! – скомандовал после десятисекундного замешательства Самсонов. – Женщину и ребенка вернуть в гостиницу. Все!
Высокий чин вновь отмолчался. В конце концов, раз инициатива была у ментовского генерала, пусть сам и марается.
– Спасибо, Сократ Иванович, – произнес негромко Самсонов, как только машина с Умаровыми родственниками скрылась из поля зрения.
Прохоров лишь махнул рукой. У него перед глазами почему-то стоял Лебедев. Из пацана, десятиклассника он, Прохоров, сумел когда-то сделать классного аналитика и разработчика. Но для чего?! Неглупому, хорошо анализирующему ситуацию Лебедеву долгое время не приходило в голову, что он работает на два фронта. Нет, Лебедев совершенно искренне считал, что служит Отечеству. И когда участвовал в поставках оружия в Чечню, и когда арестовывал защитников Белого дома в 93-м... Ликвидацию лидеров столичных ОПГ[36] и вовсе считал своей заслугой. Устранением генерала Р. Лебедев втайне гордился больше всего, считая акцию блестящей операцией. Тогда у них с Прохоровым возникли первые разногласия. Почему столь безоговорочно Лебедев взял сторону ГАДа? Все было очень просто. Молодому полковнику было не до моральных колебаний и нравственного выбора. ГАД, с одной стороны, купил Лебедева огромными «гонорарами», с другой стороны, банально шантажировал, обещая предать огласке все «специфические акции», проведенные полковником. Да, да – именно так. Лебедев уже давно пришел к выводу, что между ГАДом и нынешними хозяевами российской жизни разница небольшая. Но платит ГАД значительно больше... Лебедева больше нет. Он, генерал Прохоров, пока еще жив и при погонах.
Высокий чин вновь отмолчался. В конце концов, раз инициатива была у ментовского генерала, пусть сам и марается.
– Спасибо, Сократ Иванович, – произнес негромко Самсонов, как только машина с Умаровыми родственниками скрылась из поля зрения.
Прохоров лишь махнул рукой. У него перед глазами почему-то стоял Лебедев. Из пацана, десятиклассника он, Прохоров, сумел когда-то сделать классного аналитика и разработчика. Но для чего?! Неглупому, хорошо анализирующему ситуацию Лебедеву долгое время не приходило в голову, что он работает на два фронта. Нет, Лебедев совершенно искренне считал, что служит Отечеству. И когда участвовал в поставках оружия в Чечню, и когда арестовывал защитников Белого дома в 93-м... Ликвидацию лидеров столичных ОПГ[36] и вовсе считал своей заслугой. Устранением генерала Р. Лебедев втайне гордился больше всего, считая акцию блестящей операцией. Тогда у них с Прохоровым возникли первые разногласия. Почему столь безоговорочно Лебедев взял сторону ГАДа? Все было очень просто. Молодому полковнику было не до моральных колебаний и нравственного выбора. ГАД, с одной стороны, купил Лебедева огромными «гонорарами», с другой стороны, банально шантажировал, обещая предать огласке все «специфические акции», проведенные полковником. Да, да – именно так. Лебедев уже давно пришел к выводу, что между ГАДом и нынешними хозяевами российской жизни разница небольшая. Но платит ГАД значительно больше... Лебедева больше нет. Он, генерал Прохоров, пока еще жив и при погонах.
В это время на связь вновь вышел Ротмистр.
– Сократ Иванович! У нас «трехсотый»[37] . Капитан Данилин.
Прохоров не сразу нашел слова.
– Минут десять продержитесь? – спросил Сократ Иванович.
– Другого выхода у нас нет?
– Есть там, у террористов, некий Умар? Полковник? – вместо ответа поинтересовался Прохоров.
Валерий посмотрел на Лену. Только что она произвела выстрел из арбалета и с облегчением вытерла ладонью лоб.
– Лена! – обратился к женщине Ротмистр. – Полковник Умар еще есть?
– Был, – ответила Лена, вставив в арбалет последнюю стрелу.
– Продержитесь десять минут! – сказал Прохоров, выслушав ответ Феоктистова.
– Полковника Умара в природе больше не существует, – пожалуй, впервые за весь день с удовлетворенной интонацией в голосе произнес Прохоров, обращаясь к высокому чину.
Тот ничего уточнять и переспрашивать не стал.
– Надо поднимать «Альфу»! – жестко проговорил, почти потребовал Прохоров.
– Еще хотя бы один выстрел, и поднимем, – принял окончательное решение высокий чин.
Выстрелы, тем паче взрывы, со стороны лагеря не слышались.
Территория лагеря «Верные друзья»
Перед тем как зайти противнику в тыл, Саид нашел наблюдательный пункт, откуда надеялся тщательным образом изучить территорию. Лучшим пунктом наблюдения, по его мнению, был второй этаж административного корпуса с распахнутым настежь окном и колышущимися занавесками. Не прошло и минуты, как Саид проник в здание, поднялся в комнату с табличкой «кабинет директора» и принялся под прикрытием плотных занавесок изучать местность. Да, кажется, ему удалось срисовать возможные огневые точки. Отсюда, из окна достать их проблематично – видны только кусты. Обойти же с тыла Саиду не составит труда. Он уже хотел покинуть директорский кабинет, как вдруг наткнулся на чью-то ногу, обутую в дорогой остроносый ботинок. Нога торчала из-под директорского стола, вторая была поджата и почти целиком скрывалась под этим столом. Саид был боевиком не робкого десятка, но сейчас даже ему стало не по себе.
– Эй, ты живой?! – полушепотом пробормотал Саид, с силой пнув ногу почти под самую коленную чашечку.
Из-под стола послышалось оханье, и Саид тут же вскинул свой пистолет-пулемет.
– Вылазь, билять! – прорычал он.
– Я не могу! – хрипло послышалось из-под стола.
– Вылазь! Иначе стреляю!
Из-под стола поспешно выползла нескладная долговязая фигура. Саид с удивлением созерцал этого столь неожиданно появившегося субъекта. Самое смешное, что Саид (как и остальные боевики группы Умара) был оповещен о появлении этого длинного господинчика и не раз видел его фотографии и видеоизображение... Но он должен был появиться значительно позже. Саид опустил оружие и произнес то, что помнил из инструкций Рольфа и Умара:
– Ты ведь должен всех освободить?! Разве не так?! Ты этот... Ну, забыл, вроде героя. Так нас инструктировали... Но прийти ты должен был оттуда! – Умар кивнул за окно, в сторону ворот.
Муравьев лишь непонимающе мотал головой. Он герой?! Да упаси Господь. Впрочем, в Господа Муравьев не особо веровал, так как был воспитан убежденным атеистом. Кого там еще он должен освободить? Если бы у него была связь с Дранковским или с кем-то из его доверенных людей, Муравьев был бы в курсе. Но сейчас... Сейчас у него в кармане взрывное устройство. Это все, что помнил Альберт Борисович.
– Я заминирован, – только и пробормотал он.
– Где?! – Саид уже и сам отказывался что-либо понимать.
Муравьев кивнул на наружный карман своей одежды. Саид одним движением извлек оттуда небольшую деревянную коробочку, открыл ее и обнаружил в ней обычный камень. Альберт Борисович дернул кадыком и замычал так, словно потерял дар речи.
– Ну-ка пошли! – не очень вежливо толкнув в плечо «героя-освободителя», проговорил Саид.
Теперь боевик спешил не подавлять огневые точки, а выяснить, что значат все эти нестыковки, не учтенные первоначальным планом и кончающиеся гибелью его братьев по оружию. Муравьев покорно бежал, пригибая голову, не отставая от своего «освободителя». Он старался ни о чем не думать и ничего не вспоминать. Хотя вспомнить ему было что. Хотя бы то, как он встал во главе столичной контрразведки.
Муравьев Альберт Борисович, советник правительства РФ, сопредседатель издательского дома «Либеральные ценности», глава благотворительного фонда «Дающая рука», генерал-лейтенант ФСБ запаса (он же агент «Опоссум»)
Некогда у Муравьева была образцовая биография для карьеры советского номенклатурного партруководителя. Родись он в начале пятидесятых, а не в середине шестидесятых, непременно двинулся бы именно по этой стезе. Его отец был журналистом, пописывающим статейки-передовицы в одном из идеологических ежемесячников, а мать преподавала историю КПСС в техническом вузе. И сам Альберт Борисович поначалу тоже двигался именно комсомольско-коммунистическим курсом. Он успешно (с медалью) окончил среднюю школу и сразу же поступил в ВКШ – Высшую комсомольскую школу. Принимали туда только отборных, проверенных кандидатов. Куда легче было стать студентом театрального института или школы КГБ, нежели войти в лоно академии будущих управленцев и номенклатурщиков, обладателей персональных машин, дач и спецбуфетов. На дворе стояли поздние восьмидесятые, тем не менее будущие вожаки «комсы» были уверены в своем будущем. Да, да – комсомол молодые циники именовали «комсой», а родное учебное заведение – «Высшей Какашкиной Школой». Ни один из них не верил в светлое коммунистическое будущее для всей страны, но был одержим желанием построить «коммунизм» для себя и своей семьи. Фекальным юмором циники пытались отгородиться от все нарастающей критики комсомольских структур. В один прекрасный день в ВКШ пришел подтянутый, интеллигентного вида мужчина в штатском, отрекомендовавшийся инструктором из Центрального Комитета партии. Он прочитал недлинную, но внятную лекцию о том, что по всей стране семимильными шагами двигаются демократические реформы и будущие комсомольские лидеры тоже должны реформироваться. Засучив рукава, с комсомольским задором (и все теми же «фекальными» шуточками) Муравьев и его соученики начали реформироваться. Однако очень скоро все они пришли к выводу, что комсомол реформам не подлежит. Ну и... хер с ним! – все с тем же пафосом и задором решили несостоявшиеся комсомольские вожаки. И решили реформироваться сами. Одни подались в скандальную желтую журналистику, другие срочно заделались либеральными экономистами и спецами в области фондовых рынков, третьи двинулись в бизнес. Альберт же Борисович выбрал самый выгодный бизнес – политику. В один день из «юноши с комсомольской путевкой» он превратился в пламенного трибуна, демократа и борца с засильем КГБ. С таким же успехом можно было бороться с засильем динозавров, так как никакого засилья не существовало. Комитет сквозь пальцы смотрел на митинговые страсти, но ситуацию старался держать под контролем. Разумеется, получая информацию и манипулируя лидерами демдвижений. Именно тогда Муравьев тесно сошелся с тем самым подтянутым, интеллигентного вида мужчиной из ЦК, что читал лекцию о реформе комсомола. Он, конечно же, был высоким чином из здания КГБ на Лубянке, из пятого управления, так называемой «идеологической контрразведки».