Русские идут! Заметки путешественника - Пётр Подгородецкий 17 стр.

Хочу еще раз прервать рассказ Вовчика о его ночевке в штате Калифорния старинным анекдотом про Шерлока Холмса и доктора Ватсона. Как-то собрались они на пикник с ночевкой. Просыпаются среди ночи, причем синхронно. Некоторое время смотрят вверх. Холмс говорит: «Ватсон! О чем вы думаете, глядя на эти, такие многочисленные, такие яркие и такие недостижимые звезды?» Ватсон отвечает: «Холмс, конечно же, я думаю о вечности, о величии и бескрайности мира…» А Холмс и говорит: «Идиот! У нас же палатку сперли!»

Ночь, тишина, океан, звезды и огромная луна со светящейся дорожкой на глади воды, от которой светло, как от гигантского фонаря. Охватывающее ощущение нереальной свободы. Все проблемы, похоже, решены, и начинается сказка.

Ощущение свободы и сказки продолжалось недолго. Проснулся я от того, что меня кто-то бил ногами в живот. Несильно, но довольно методично. Я высунул лицо из спальника, в глаза тут же ударил луч света. Естественно, шок! Пытаясь вылезти, осознал, что лежу в насквозь промокшей одежде практически в воде. Да тут еще и молнию в спальнике заклинило! «Все, – думаю, – конец!» Но выяснилось, что разбудили меня рейнджеры, которые проезжали мимо и решили посмотреть, все ли в порядке, а затопил меня прилив, о котором, ложась спать, я как-то не подумал. К тому же оказалось, что я заночевал на территории очередного национального парка, что категорически запрещено. Мне сказали: «Собирайся и уезжай!» Никакие уговоры на рейнджеров не действовали, так что я, жутко замерзший, погрузил на мотоцикл насквозь промокшие вещи и под ледяным ветром двинулся дальше. Easy rider! Да на фиг мне все это нужно! К утру я все-таки добрался до какого-то поля, поставил палатку и проспал почти весь день. Затем собрался и почти всю ночь ехал до Сан-Франциско. И тут снова облом! В кемпингах мест нет, мотели забиты, гостиницы недоступны – в общем, ездил, ездил… И тут заметил байкерский гараж. Кругом «Харлеи», мужики газуют, движуха! Я остановился на светофоре, а рядом со мной затормозил немолодой байкер на красном «Харлее» и, посмотрев на меня, газует. Я тоже газанул и, как только зажегся зеленый, устремился вперед. На своих 1800 кубиках я все-таки его обогнал. Но на следующем светофоре он меня достал. И так мы с ним, почти не разговаривая, нагоняли пару кругов по городу. В конце концов, приехали обратно к этому гаражу и разговорились. В порыве откровения я рассказал ему о своих злоключениях, а он в ответ: «Отлично! Мы тут с друзьями отдыхаем, можешь присоединиться. А палатку поставь на моем участке – жена будет не против».

В России есть традиция: вечером мужики собираются в гараже вечно чинить какие-нибудь «Жигули» и бухают. В Америке ветераны Вьетнама тоже собираются по вечерам, пьют пиво и собирают мотоциклы. Это тоже традиция. Выяснилось, что я попал на одну из таких тусовок. Немного пообщавшись с собравшимися, отправился ставить палатку. Только залез в нее, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть, но не тут-то было! В палатку просунулась голова со здоровенными усищами, украшавшая голый торс с надетой на него кожаной жилеткой. С трудом я наконец понял, что гражданин хочет со мной познакомиться и, более того, предложил мне поехать к нему и принять душ. Я уже почти спал, но слово «душ» вывело меня из состояния оцепенения: ведь даже в трусах у меня был песок. Я вылез из палатки, мы немного пообщались, и когда я уже начал грузить вещи на мотоцикл, то увидел торчащий из-под жилетки «ствол». Оценивая ситуацию по российским меркам, я подумал, что это либо бандит, либо переодетый полицейский. Но назад дороги не было: я сел на мотоцикл и поехал за ним. Этот человек (на вид ему немного за 50) на своем «Харлее» «дубасил» так, что я, на VTX, чувствовал себя каким-то мопедистом. В зубах сигара, усы и жилетка развевались по ветру, от «прямотоков» дикий треск… И вот в таком режиме мы мчались минут двадцать по какому-то серпантину. В конце концов, остановились у его дома. Первое, что меня поразило, когда мы закатили мотоциклы в гараж, – идеально чистое махровое полотенце, которое он кинул мне со словами: «Протри свой байк». Отказываться было неудобно, хотя после протирки полотенце превратилось в грязную тряпку. Поднявшись в дом, я получил еще одно махровое полотенце (но уже для себя) и отправился в душ. Там я обнаружил огромное количество баночек с таблетками, этикетки которых были подписаны от руки. Таблетки валялись по всей комнате, где поштучно, где горками, все разных цветов и размеров.

Помывшись, вышел из душа и увидел странное зрелище: в темной комнате стоит какой-то агрегат, испускающий голубоватое свечение. «Да, – думаю, – инопланетян мне только еще не хватало». Но оказалось, что хозяин просто установил горизонтальный солярий и в данный момент находился внутри. Ну а когда он вылез, мы познакомились по-настоящему. Оказалось, что усач – генерал морской пехоты Джеферсон Бурбон, участвовавший практически во всех военных конфликтах США за несколько последних десятилетий. Дом его был набит оружием – от современных образцов до коллекционных экземпляров, а на стенах висели многочисленные награды, в том числе врученные лично президентами, а также разные военные фотографии и плакаты. В спальне над кроватью – авиационная бомба. На участке стояли мраморные плиты в память о боевых деяниях хозяина, а над домом каждый день поднимался американский флаг. На вопрос о пистолете, висевшем под мышкой, он ответил, что получил его лично от президента и имеет полное право его носить. Более того, он может пристрелить любого, кто нападает на него, или в пьяном виде начать стрелять по колесам полицейской машины, и его оправдают, потому что он подставлял собственную задницу за свою страну в «горячих точках». Я слушал его рассказы и понимал, что этот мужик – настоящий беспредельщик. У него были абсолютно безумные глаза, пистолет и куча таблеток в ванной, которые он жрал. Генерал доказывал мне, что нужно легализовать наркотики, потому что это колоссальный бизнес, и государство должно контролировать его, что нужно по тем же причинам легализовать проституцию, ведь побороть ее невозможно.

Говорили о многом, даже о смысле жизни. Мне было интересно, как и чем живет человек. «Хочешь знать, что я думаю об этой жизни?» – спросил он меня, затем взял лист бумаги, фломастер и крупно написал: «Just now!» [33] На меня смотрели его безумные глаза, он тыкал мне в нос этим листом и говорил: «Видишь? Если ты хочешь что-то сделать, если ты о чем-то думаешь, если хочешь прожить жизнь не зря, то сделай это ПРЯМО СЕЙЧАС! Не говори себе: „Я высплюсь, я вырасту и сделаю это потом – сейчас я не могу или не хочу». Если тебе что-то нужно, сделай это сейчас, потому что „потом» не будет!» Позднее это «Just now!» я написал на своем бензобаке рядом с фотографией индейского вождя.

Говорили мы обо всем и так проговорили всю ночь. Под утро, когда глаза уже слипались от усталости, генерал сказал мне: «Пойдем, покажу тебе, где ты будешь спать, а то ко мне сейчас должна девушка прийти». Я спросил: «А ты женат?» Он ответил: «Да, но это – любовница, а вообще у меня их три». И действительно, скоро приехала девушка лет двадцати, а мужику-то сильно за полтинник! Вот у человека здоровье!

Когда он вел меня спать, я сказал: «Я вот знаю, как тебя зовут, а ты, почему ты не спрашиваешь, как зовут меня?» Тогда он уставился мне в глаза и сказал: «Когда я попал во Вьетнам, мне было восемнадцать лет. Я воевал там три года. И за эти три года я потерял все свое подразделение. Я носил отдельные части тел моих друзей, я был в плену, я оставил там очень многое. И за эти три года для меня перестали существовать имена. Для меня существует только порядковый номер, номер жетона. Проще хоронить номер, а не имя человека. К имени проще привязаться, его тяжелее терять. Поэтому со времен Вьетнама я не спрашиваю имен». Тут я осторожно спросил хозяина: «А что это за баночки такие?» На это он ответил, что после Вьетнама не прошло ни одного дня, чтобы в его мозгу не прокрутился хотя бы один фрагмент той войны. В состоянии войны он сам находится постоянно. У человека пять степеней состояния сна, но он попадает лишь в первую – легкая дремота. Но и для этого ему нужно сожрать пригоршню препаратов.

Утром, когда я проснулся, мы сели завтракать. Я увидел на холодильнике фотографию, на которой стояли три парня и две девушки, причем девушки откровенно восточного вида. На мой вопрос, кто это такие, он ответил, что это его дети, причем явно выделяя слово «его». «Они для меня равны, и я их одинаково люблю».

А потом он поведал мне, что свои награды и привилегии получил, убив лично около двухсот человек. И потом он вернулся во Вьетнам и удочерил двух сирот. Переосмысливая свою жизнь, он постарался этим что-то изменить. Сейчас дети выросли и живут самостоятельно в разных концах Америки. Он оставил мне их телефоны, и позднее я встретился с одной из его дочерей в Балтиморе.

Бурбон – интереснейший человек! Развлекал меня как мог. Например, стоим мы у него во дворе, а он протягивает мне веревочку и спрашивает: «Не хочешь опробовать мой Gun Mаchine? [34] Я тяну за веревочку, пытаясь сообразить, что такое «Gun Machine», и тут раздается оглушительная пулеметная очередь, после которой у меня несколько месяцев звенело в ушах. Как рядом с ним живут соседи – не понимаю!

Бурбон – интереснейший человек! Развлекал меня как мог. Например, стоим мы у него во дворе, а он протягивает мне веревочку и спрашивает: «Не хочешь опробовать мой Gun Mаchine? [34] Я тяну за веревочку, пытаясь сообразить, что такое «Gun Machine», и тут раздается оглушительная пулеметная очередь, после которой у меня несколько месяцев звенело в ушах. Как рядом с ним живут соседи – не понимаю!

Выезжая из Сан-Франциско, я вспомнил слова своего бывшего шефа о том, что человек, находящийся в США по рабочей визе, должен работать, и миграционная служба должна быть постоянно в курсе его перемещений по стране. Если ты увольняешься, то должен предупредить миграционную службу. И тут я ощутил шаткость своего положения: ведь уже две недели никто не знает, где я. К тому же я человек по американским понятиям очень подозрительный. Так никто не путешествует в одиночку с палаткой и спальником. Обычно путешественники – это колонна трейлеров, набитых всякой всячиной от запаса продовольствия до джакузи. Так что я все-таки решил позвонить в миграционную службу. И правильно сделал. Мне тут же сообщили, что вследствие моего двухнедельного отсутствия мои документы были подготовлены для объявления меня в розыск. Я попытался объяснить девушке на телефоне мою проблему, упрашивая мне помочь. На следующее утро на работе она чудом выцепила мои документы, которые уже были подготовлены для отправки в полицию и ФБР.

Кроме всего прочего, в Сан-Франциско я провел один вечер за «хождением в люди». Они знают реалии жизни. Так что я отправился в самый отстойный район, причем весь в белом. Дело в том, что концепция моей амуниции была такова: у меня имелись две «формы одежды» – черная кожаная для поездок и белая для прогулок по местам пребывания. Вот в последней я и общался с бомжами, слушая истории их жизни. Не знаю, чему верить, чему нет, но мне было интересно.

Я отправился по указанному адресу, в результате чего провел несколько дней в хипповской коммуне. Кто такие хиппи, знают, наверное, все, но у меня сложилось полное впечатление попадания в шестидесятые годы. Все так же, как в книгах и фильмах, но вокруг полно бабушек и дедушек весьма преклонного возраста, которые, похоже, живут тут уже лет по сорок. Самое интересное, что их дети и внуки учатся и работают в больших городах, пытаясь достичь определенного веса в обществе и успеха в жизни. Их же родители остались на уровне восприятия двадцатилетних: все так же живут в трейлерах, курят травку и ходят в каких-то хламидах.

Сейчас мало кто помнит, но хиппи, они же «дети цветов», были и у нас. Правда, в российскую глубинку они не забирались, но в столице и Подмосковье проводились регулярные сходки. В начале семидесятых годов их плотно взяли под контроль сотрудники КГБ, внедрив туда несколько своих агентов. Основной состав хипповских коммун был разгромлен между визитом Никсона и подписанием Хельсинкских соглашений. Кому, спрашивается, эти волосатые ребята мешали? Кому? Да государству, которое сделало основой своей политики принцип принудительного привлечения к труду каждого трудоспособного гражданина, чтобы у него оставалось поменьше времени на всякие глупости. Но все равно они, уже постаревшие, собираются раз в год где-нибудь в Коломенском или Царицыно и вспоминают старые времена. И только…

По дороге в Орегон на бензозаправке я познакомился с Роном – баптистским священником. Он ехал на своем стареньком «Спортстере» в ту же сторону, собираясь навестить сына. Человек с любопытной историей. В молодости вел весьма разгульную жизнь, совершив, похоже, все возможные грехи. К пятидесяти одумался, решил замолить свое прошлое и принять сан. Весь вечер он грузил меня библейскими историями, но чувствовалось, с каким вожделением он вспоминает минувшие дни. Уж и не знаю, как его приняли в священники! Видимо, у баптистов с кадровой политикой значительно проще, чем у представителей более традиционных конфессий.

От Орегона до Северной Дакоты рукой подать, и я подумал, что сам Бог велел мне побывать в Стуржисе. Первое, что я увидел при въезде, – это лагерь Hell Angels MC и два горящих спортбайка, подвешенных на цепях между деревьев. Мне стало как-то очень неуютно, когда я увидел на баке одного из них надпись Honda, и я рванул оттуда подальше. Пробыл я там пару дней, но крыша у меня съехала конкретно. Во-первых, там нельзя ездить на машинах. Даже полицейские – мотоциклисты. Во-вторых, очень быстро развеялись иллюзии о том, что у меня классный мотоцикл. Оказывается, классных я еще и не видел. Огромное количество народу, многие с домашними питомцами, разряженными в кожу, бабы без лифчиков и с силиконом. 50-летние татуированные мужики зажигают так, как в России подросткам и не снилось! Носятся на мотоциклах, «козлят» на «Харлеях» с трехметровыми вилками… Мне присудили звание самого дальнего гостя (правда, вне основной номинации) и звание Iron But – «Железная задница», за что организаторы шоу вручили мне специальную пряжку. Кроме того, они нашли представителей «Хонды», которые на следующий день совершенно бесплатно поменяли мне покрышку, заменили масло, свечи и другие расходники. Из Стуржиса я уехал на вершине блаженства. Безумное место!

Какой черт дернул меня вернуться практически обратно – не знаю. Просто кто-то мне рассказал, что рядом с Солт-Лейк-Сити есть красивейшие соляные озера. Я отправился туда, как только там оказался, залез в первое же попавшееся озеро, и тут же меня выудил дежурный коп, пояснив, что здесь купаться нельзя, ибо соль все разъедает и очень много несчастных случаев. Но все-таки я окунулся. Так, ничего особенного, да и красоты особой не видел – просто большая соляная лужа.

Ночью я заехал в Канзас-Сити и остановился в первой попавшейся дешевой (18 долларов за ночь) гостинице. Зайдя в номер, я увидел картину из американского боевика: комната была с отслоившимися обоями и облупившейся штукатуркой. Примостившись на краешке грязного дивана, попытался уснуть, но тут раздался стук в дверь. На пороге стоял огромный негр, который предложил мне раскошелиться на пятьдесят долларов, чтобы наутро мой мотоцикл остался на месте. Сторговавшись на десятку, я лег спать с неспокойной душой. Утром я понял, что волновался не напрасно. Выглянув на улицу, я обнаружил, что нахожусь в центре черного квартала. Судорожно собрал вещи и стремительно вскочил на мотоцикл (слава Богу, он стоял на месте), оставив на произвол судьбы любимые зубную щетку и тапочки.

Одной из основных целей моего путешествия была трасса Route 66, но в результате своих метаний я захватил лишь небольшой ее отрезок. Поэтому принял решение: вернуться на легендарную трассу и продолжить путешествие уже по ней. Для этого сделал огромный крюк и где-то в Оклахоме, наконец, выскочил на вожделенное шоссе. Правда, проехал я по ней, дай Бог, одну треть, и сейчас объясню, почему. Да, она очень живописная, но, во-первых, всего лишь двухполосная и с очень плохим покрытием, а кое-где оно и вовсе отсутствует, поскольку трасса уже не является федеральной дорогой и идет параллельно современному хайвэю. А во-вторых, ограничение скорости на ней – 35 миль (60 километров) в час. Так что сколько смог, столько и проехал.

В окрестностях города Флэгстафф есть музей, точнее клуб-музей Route 66, посвященный истории этой легендарной трассы. Его особенность – это не музей в обычном понимании сего слова, а бар и ресторан, выдержанные в соответствующем антураже и наполненные различными фотографиями и реликвиями. Я первый раз в жизни видел, как люди приезжают в музей попить пивка.

Потом я ехал по Техасу. Помните фильм «Beyond the law» [35] с Чарли Шинном, когда он въехал в ковбойский бар прямо на мотоцикле? В бар я, конечно, не въезжал, просто подъехал с перегазовочкой. Но кто знает порядки тех мест, тот скажет, что сделал я это зря! Но я-то этого не знал! Кстати, меня много раз спасало то, что некоторых вещей я просто не знал. А может, помогал дух Вождя на моем бензобаке… Так вот, из бара тут же вывалились ковбои… А что такое ковбои в Америке? Это диагноз. Люди ограниченные и крайне тупые. Они живут так, как жили их деды и прадеды: то же поле, тот же образ жизни: пасут свое стадо, доят коров, пьют пиво и смотрят сто каналов кабельного телевидения. Все! Нет ни книг, ни Интернета – только телек и пиво. Вообще вся жизнь в Америке проходит вдоль двух побережий, а все остальное – глухая деревня. Так вот, вывалились из бара эти ковбои, и я понял, что, скорее всего, меня будут бить, возможно, даже ногами. Но пока все было тихо, а отступать – поздно. Зашел в бар, заказал себе пиво. Пью пиво и вижу, что напротив за столом сидит женщина лет сорока пяти в короткой юбке, казаках и рубашке, из-под которой вываливаются силиконовые сиськи (в Америке силикон – такая же норма, как для нас серьги в ушах). И эта дама откровенно стреляет в меня глазами. Пока я размышлял, как мне здесь выжить, она подошла ко мне и спросила: «Не хочешь ли ты попеть караоке?» Караоке? В Техасе? Я ответил: «Хочу!» И, уже поднабравшись пивка, запел какую-то классическую кантри-песенку. Кругом пьяненькая атмосфера – настоящий кабак. Как ни странно, всем понравилось, люди стали подходить, и через некоторое время вокруг меня начался настоящий ажиотаж. В какой-то момент мы сидим и общаемся с моей новой знакомой, и тут к столику подошла девушка лет двадцати пяти. Оказывается, она ее племянница. И прямо в лоб: «Будешь ночевать у нас». Отправились к ним на ранчо какими-то серпантинами, а потом, оставив мой мотоцикл, с племянницей отправились пить в ближайший бар. И в этом баре я впервые за всю поездку нормально расслабился. Кто ездил далеко, тот знает, что путешествие – это непрерывный стресс. Приходится постоянно беспокоиться о том, где есть, где спать, где оставить мотоцикл, на какие деньги (которых почти нет) заправиться, и прочее, и прочее… Смена часовых поясов и климатических зон тоже дают себя знать. Я похудел аж на пятнадцать килограммов. В общем, напился пива, эта девушка загрузила меня в машину, по дороге я распевал что-то в стиле «кантри»… Кое-как мы доехали, я на автопилоте зашел в душ, а когда вышел, увидел, что девицы нигде нет.