Они проговорили еще часа два, обсудив еще ряд преступлений, которые сам Пугачев уже думал объединять в одну схему. От следователя Игнатьев узнал и подробности смерти Белозерцева. И то, что никак не удается опознать тело неизвестной женщины, погибшей вместе с семьей Никольченко.
— Иван Трофимович, вы хотите мне помочь? Я не говорю о вас, я говорю о себе. Хотите?
— Да, Зосима Иванович, считаю своим долгом пусть спустя столько лет, но все же приложить руку к делу восстановления законности. Я, знаете ли, все равно не верю, что не осталось честных людей в мире и в органах. Надо не просто раскрыть это… эти преступления, надо как-то сделать их достоянием гласности…
— Давайте без долгосрочных прожектов! Для начала я хочу узнать, кто убил моих близких, это вообще не обсуждается. А вот когда я это узнаю, я буду думать о том, зачем он это сделал и как мне с ним быть. Все, что я узнал за эти дни о вашем городе, — это то, что он насквозь дерьмом пропитался. И что верить здесь нельзя никому. Единственная ниточка, за которую можно попытаться потянуть и размотать клубок, — та неизвестная женщина. Обязательно и первым делом нужно установить ее личность. Я думаю, что полиция умышленно этого не делает. Или уже установила ее, но помалкивает.
— Что я должен сделать?
— Вы должны раздобыть мне информацию о всех делах Никольченко. Он был индивидуальным предпринимателем, у него имелась отчетность, она есть в налоговых органах. Раздобудьте мне перечень всех договоров Никольченко. Естественно, с данными заказчиков. Скопируйте для меня протокол осмотра места происшествия. Меня интересует положение тел, их нахождение в пределах дома, положение в момент смерти и тому подобное.
— Хорошо. Это несложно, практически я могу сделать это легально в рамках работы по уголовному делу. Еще что?
— Еще мне нужно познакомиться с уголовными делами о гибели этих девяти мужчин в двух сгоревших машинах, о которых вы мне рассказали, о гибели Белозерцева. Не в полном объеме, а в пределах описания места преступления, улик, результатов вскрытия тел, личностях убитых. И раз уж вы упомянули о вашей тайной поездке в Кочетковский район, то все подробно о расстреле десятерых человек во дворе загородного дома. Еще постарайтесь найти мне максимум информации о некоем Черепанове, который одно время ходил у вас в местных депутатах.
— Хорошо, сделаю. Скажите, Зосима Иванович, а кто вам недавно звонил? С кем это вы разговаривали с такой злой иронией?
— Два молодых оперативника, с которыми мне довелось познакомиться. Мне удалось вызвать у них доверие, а вот можно ли доверять им, я еще не решил. На сегодня я наметил проведение маленькой проверки, которая показала бы, насколько эти ребята честны. Но этот идиотский привод меня в прокуратуру все сорвал. И если вы утверждаете, что не вы инициатор моего сегодняшнего задержания, то мне остается только голову ломать, кто именно. Возможно, это совпадение, либо оно связано с предстоящей встречей, которая теперь сорвалась.
Игнатьев подумал и решил, что стоит рассказать и еще об одном сегодняшнем его задержании, но уже в Краснодаре. О доверительной беседе с подполковником Жондаревым и о том человеке, с которым Жондарев предложил держать связь здесь, в Романовском.
— Как, говорите, он его назвал? — заинтересовался Пугачев. — Дмитрий Алексеевич? А может, мне сделать запрос оператору мобильной связи и выяснить, кому принадлежит данный вам номер? Будет личность, можно присмотреться к ней…
— Нет, Иван Трофимович, не стоит. Мы не знаем, какие у него связи. Может, у него в офисе оператора тоже все связано, и он в ту же минуту узнает о запросе. Право, не стоит. Самый простой вариант — созвониться и встретиться. А там видно будет.
Игнатьев вышел из прокуратуры в глубокой задумчивости. Честно говоря, Пугачеву он поверил. Но поверил лишь в искренность его чувств, а как все сложится дальше? А если кто-то узнает об откровениях «придворного» следователя? А если его прижмут к стенке? Расскажет ли он о том, что теперь знает Игнатьев? Хотя в этом уже необходимости не будет. Как только бандиты узнают, что Пугачев с ним откровенничал, их обоих незамедлительно уберут.
С этим делом пока все более или менее ясно. А как проверить честность Ионова и Червоненко? Стоп, сегодня Игнатьева велел доставить в прокуратуру следователь Черемисов. Откуда Черемисов мог знать, где искать Игнатьева? Почему его легко обнаружили на вокзале? Очень сомнительно, что задача была поставлена всем милицейским постам и патрулям. Значит, только патрулю на автовокзале. Значит, информация пришла от Жондарева, и следовательно, Черемисов с Жондаревым связан. Краевое УВД и Романовская городская прокуратура. Странная связь, и скорее всего преступная. К гадалке не ходи. Или другой вариант, более реальный. Жондарев отдал приказ по полицейской линии, а местные уже спровадили Игнатьева в прокуратуру к Черемисову. В первом варианте Черемисов работает на бандитов точно, во втором — предположительно. Ах ты, черт возьми-то! Надо бы Пугачева срочно поставить в известность, что его помощник скурвился. Он ведь при Черемисове может поступить неосторожно. Ладно, вопрос до утра терпит.
Тогда остается открытым вопрос относительно Ионова и Червоненко. Смысл вызывать Игнатьева на допрос был, если хотели сорвать его предстоящую встречу с оперативниками у ЦУМа. Зачем? Чтобы не показал тех, кого он им хотел показать. Значит, наркодельцов крышуют из полиции тоже.
Ладно, решил Игнатьев, сначала я этим оперативникам в глаза погляжу, а потом уж буду играть с этим загадочным Дмитрием Алексеевичем. Прежде чем выходить на него, надо до конца и точно знать, что у меня за спиной. Суки или нормальные менты.
Теперь, когда в голове все немного улеглось и оформилось в виде приблизительных выводов, мысли Игнатьева опять вернулись к личным делам. Времени прошло уже много, и Марина там одна дома и волнуется. Он просил ее без лишней необходимости не звонить ему. Мало ли в какой он ситуации может оказаться, а тут телефон бренчать начнет. Правда, пришлось пообещать, что он сам будет звонить чаще. Особенно если его что-то задерживает.
Игнатьев достал телефон, набрал номер Марины.
— Здравствуй, Мариша! Как ты там?
— Ой… Зосимушка, куда же ты пропал? Уж автобус-то когда пришел, а тебя все нет и нет. Извелась вся.
— Все хорошо, Марина, просто у меня еще дела здесь.
Эта фраза вылетела машинально. Игнатьеву в центре делать было сегодня уже нечего. Теоретически он и собирался идти домой. Вообще-то ему хотелось пройтись, подумать обо всем хорошенько. Дома с Мариной все мысли постепенно сходились на ней и на ее теле. Какие уж тут мысли о делах!
— Я думаю, что недолго, не переживай, Мариша.
— Голодный небось весь день?
— Как волк! — признался Игнатьев. — Ну, не скучай, я теперь уже скоро.
Игнатьев оглянулся по сторонам, пытаясь сообразить, какой дорогой ему все-таки двинуться в сторону дома. На улице, которая вывела к окраинам, было уже почти безлюдно. Фонари освещали проезжую часть дороги, но за кронами деревьев тротуар и фасады старых мещанских двухэтажек терялись в темноте. Машины проезжали редко, людей, если присмотреться, то и с десяток не насчитаешь.
На противоположной стороне улицы светились окна большого киоска с яркими буквами «Мини-маркет». Игнатьев вспомнил, что у него кончаются сигареты. Он шагнул к дороге, остановился, пропуская маршрутку, и перешел на другую сторону. Слева мелькнула за деревьями мужская фигура. Человек замешкался, потом достал из кармана мобильник и, остановившись, стал тихо разговарить по телефону.
В магазинчике паренек с девчонкой покупали энергетический напиток и о чем-то спорили. Игнатьев пристроился за ними и стал терпеливо ждать, пока освободится продавщица. Спешить было некуда. Снова звякнула входная дверь, и на пороге появился молодой плечистый мужчина. Игнатьеву показалось, что именно он неподалеку только что разговаривал по телефону. Мимолетного взгляда было достаточно, чтобы определить, что человек отсидел в свое время. Судя по наколкам на пальцах, пять лет.
— Слушаю вас, — напомнила о себе продавщица.
— Пачку «Винстона», — попросил Игнатьев, — и дайте еще зажигалочку какую-нибудь.
— Какую, выбирайте.
Игнатьев посмотрел на возвышение справа на прилавке, где стояли зажигалки. Он протянул руку и взял одну из них. Что-то сработало в мозгу, и Зосима Иванович бросил взгляд на стоящего рядом мужчину. Тот смотрел на кисть руки Игнатьева, туда, где красовалась еще с подростковых времен наколка в виде восходящего из-за гор солнца с расходящимися тонкими длинными лучами и полукругом надпись «Кавказ». Взгляд не понравился. Тем более что мужчина тут же отвел глаза в сторону.
Игнатьев расплатился и вышел на улицу. Мало ли кто и как смотрит на наколки. Этот, например, смотрит привычно, как бы отмечая своих, кто сидел. Пройдя несколько шагов и решив, что мужчина уже должен выйти из магазина, Игнатьев остановился, неторопливо распечатал новую пачку сигарет, хотя старая еще не закончилась. Несколько раз для пробы он пощелкал новой зажигалкой, потом прикурил. Но сделал это так, как будто на улице был ветерок: чуть повернувшись в сторону и прикрывая огонек ладонью. Этого маневра оказалось достаточно, чтобы увидеть мужчину, который в самом деле вышел из магазинчика и направился в противоположную сторону. Но очень неторопливо.
Игнатьев расплатился и вышел на улицу. Мало ли кто и как смотрит на наколки. Этот, например, смотрит привычно, как бы отмечая своих, кто сидел. Пройдя несколько шагов и решив, что мужчина уже должен выйти из магазина, Игнатьев остановился, неторопливо распечатал новую пачку сигарет, хотя старая еще не закончилась. Несколько раз для пробы он пощелкал новой зажигалкой, потом прикурил. Но сделал это так, как будто на улице был ветерок: чуть повернувшись в сторону и прикрывая огонек ладонью. Этого маневра оказалось достаточно, чтобы увидеть мужчину, который в самом деле вышел из магазинчика и направился в противоположную сторону. Но очень неторопливо.
Так, решил Игнатьев, хватит на сегодня подозрений, пока не появилась мания преследования. И он зашагал в сторону дома. Справа виднелся горб нового спортивного комплекса, а от него влево и вправо уходили аллеи Парка Победы. Аллея вправо вела к монументу жителям Романовского, погибшим во время войны. Там гуляли парочки, днем там играли в шахматы пенсионеры и катали детские коляски молодые мамаши.
Те вновь разбитые аллеи, вдоль которых сейчас шел Игнатьев, вели к реке. Администрация, как он слышал, выбила деньги из краевого бюджета и даже вроде из федерального на какую-то программу по благоустройству. И теперь парк продолжится до реки, где хотят устроить солярий, детские площадки, кафе. Своего рода набережную. Хорошее дело, если учесть, что река здесь узковата и неглубока, а все равно…
Машина вильнула к тротуару и резко затормозила, прервав мирные размышления Игнатьева. Он не успел оценить опасность, успел просто понять, что это может означать. Шарахнуться от машины и побежать по улице? Первое, что пришло в голову в связи с этим, что сейчас выстрелят, и он растянется на стареньком асфальте с расплывающимися на спине кровавыми пятнами.
Первый же выскочивший из машины и бросившийся к Игнатьеву человек наткнулся на одновременный удар двух кулаков в грудь. При силе Игнатьева и массе его тела этот способ нанесения останавливающего удара, которому его в прошлом году научили молодые опера у себя в ОВД, был просто сокрушительным. Мужчина с хрипом выдохнул и взмахнул руками. Игнатьев тут же нанес ему страшный прямой удар в нос. Что-то хрустнуло и хлюпнуло под его кулаком, человек вскрикнул и опрокинулся на спину, свалив своим телом второго, который выскочил из машины, но с водительского сиденья.
Теперь у Игнатьева имелось в запасе несколько секунд для того, чтобы оторваться и не дать стрелять в себя прицельно, если эти типы собираются стрелять. Одним прыжком Игнатьев перемахнул расстояние между тротуаром и дорожным бордюром. Он должен был по минимальной дуге обогнуть машину и скрыться в темноте парка, где еще не работали фонари.
И тут он нос к носу столкнулся с тем человеком, который следом за ним только что входил в магазин. Все стало ясно. Его привезли в прокуратуру для того, чтобы знать место, откуда начнет свои передвижения по городу. Удобно, потому что не надо рыскать по всему городу и искать его. Значит, вели от самой прокуратуры, выжидая, когда место станет темнее и глуше. А этот шел пешком. Твою мать! Он перестраховался и сверился, разглядывая мою наколку. Они меня в лицо толком не знают. Наверное, просто кто-то показал меня на выходе и рассказал о наколке на руке.
От этих размышлений пользы в данный момент не было никакой. Скорее вред. Проклятый человеческий мозг! Надо думать, как спасаться, а он тратит время на решение вопроса, почему и как выследили. Природное любопытство!
Мужчина без всяких предупреждений взмахнул чем-то, похожим в темноте на бейсбольную биту. Но для него, как и для Игнатьева, создавшееся положение было полной неожиданностью. Зосиме Ивановичу все же удалось начать вести себя не так, как рассчитывали бандиты. Бита полетела Игнатьеву в голову под очень неудобным для нападавшего углом, ему мешал корпус машины. Но бывший майор, чье детство прошло в уличных потасовках, сразу выбрал нужную тактику. Он присел, так что бита просвистела над его головой и с хрустом врезалась в стекло машины. Недолго думая, Игнатьев врезал кулаком в промежность бандита. Еще секунда, и он, резко выпрямившись, схватил обеими руками бандита за голову и с грохотом впечатал его лицо в крышку багажника машины.
Но и этих секунд Игнатьеву не хватило, чтобы ретироваться. Еще одна смуглая рожа появилась из машины. А где-то там сзади уже, наверное, поднялся упавший бандит. Первого Игнатьев свалил капитально, наверняка размозжил ему нос. Так что один уже не боец.
Игнатьев отступил на шаг. Тот, который замахивался на него битой, выругался и с кряхтением разогнулся. Бита застряла в разбитом стекле, и он ее не стал оттуда вытягивать. «Надо полагать, осатанел и готов порвать меня голыми руками, — подумал Игнатьев. — Хреново, трое против меня одного — это много. Я уже не мальчик, да и пьянство в последние годы не способствовало развитию бойцовской формы. Ладно, пусть даже два с половиной: этому я в пах залепил так, что реакция и подвижность у него еще не скоро восстановятся».
Сзади хрустнула щебенка, и Игнатьев машинально сделал шаг влево и в сторону. Трое противников, или, как он сам оценил, — двое с половиной — наступали на него полукругом. Правый смуглый потянул из кармана нож. Щелчок, и в его руке блеснуло лезвие. Левый, который помоложе, наверняка не очень опытен, но зато здоровья в нем много.
Все эти мысли мелькали в голове Игнатьева машинально. Мелькала даже мысль умудриться позвонить своим операм или Пугачеву. Но он ее отогнал как глупейшую и чисто паникерскую. Сейчас бы хоть какое-то оружие, а то… в руке парня, который был помоложе, тоже мелькнуло лезвие. Хоть бы слово сказал кто из них, усмехнулся Игнатьев, может, претензии какие ко мне есть, обсудили бы.
Он кинул быстрый взгляд вниз и обрадовался. Слава алкашам, которые бросают на тротуарах бутылки из-под портвейна, а не бегут сдавать их в приемный пункт.
Игнатьев моментально подхватил бутылку за горлышко, как гранату, и сразу почувствовал себя отлично вооруженным. Это только в дешевых фильмах про хулиганов показывают, как разбивают бутылки и потом угрожают короткими зубчатыми осколками. Чушь — это не оружие, оно не страшнее перочинного ножика! А вот бутылка 0,75 литра в умелых руках бывшего уличного драчуна — вещь универсальная и могучая. А его противники, видимо, о свойствах бутылки представления не имели. Недоумки!
Игнатьев ринулся в атаку на троих бандитов. Молодой сделал пару обманных движений вооруженной ножом рукой. Зосима Иванович сделал вид, что неуклюже уходит от ударов. Атака бандита, тычок в область живота, и Игнатьев кистевым движением ударил его по пальцам. Звякнул о стекло металл, нож выпал, а парень вскрикнул от боли. Игнатьев тут же ударил парня в лоб своим оружием. Тот пошатнулся и отступил, хватаясь за голову. Но второй уже размахивал ножом из стороны в сторону и шел на сближение. Поздно, голубчик, успел обрадоваться Игнатьев. Он сделал несколько обманных движений и поймал бандита на выпаде. Удар бутылкой пришелся в очень болезненное место — прямо по тыльной стороне кисти. Бандит с криком схватился за руку и тут же получил два хороших удара бутылкой по голове.
Но через рухнувшего дружка уже лез третий с массивным кровоподтеком на лбу от удара о кузов машины. Глаза его бешено вращались, а зубы скалились, как у хищного зверя. С этим промахиваться опасно, понял Игнатьев, продолжая отходить задом в сторону, чтобы противники все время оставались перед ним на одной линии и мешали друг другу. Серия обманных ударов и финтов, которые продемонстрировал бандит, закончилась не менее сокрушительной серией ударов. Игнатьев не стал уходить от них, а блокировал их просто — бутылкой, которую продолжал держать перед собой как гранату и каждый раз подставлял под мощные кулаки противника.
После нескольких попаданий по бутылке противник взвыл от боли и, страшно матерясь, затряс руками. Игнатьев тут же еще пару раз врезал ему по рукам и еще два раза по голове — прямо по темени и сбоку в область виска. Его противник рухнул как подкошенный. Игнатьев сразу же развернулся в боевой стойке к последнему парню, который еще стоял на ногах. Но тот с затравленным видом попятился, потом пошел боком и, наконец, со всех ног рванул вдоль по улице.
Игнатьев еле сдержался, чтобы не запустить свою бутылку ему в голову. Он и так только что искалечил одного человека, второго, кажется, убил ударом в висок. Какими бы бандитами они ни были, а он совершил преступление. Формально его с легкостью можно подвести под превышение пределов необходимой самообороны.
Оглянувшись по сторонам, Игнатьев убедился, что этой драки никто, кроме, может, жильцов соседних домов, через окна, наверное, не видел. Значит, пора уносить ноги. Игнатьев бегом пересек тихую улочку, свернул за угол и побежал по темной аллее парка. «Хреново, — думал он, тяжело дыша, — короткая драка, двадцать метров бегом, и я уже еле дышу. Вот тебе водочка и курево!» Скорость пришлось сбавить и вернуться к мыслям о нападении. Ясно, что спешить и связываться с загадочным Дмитрием Алексеевичем пока не стоит. А стоит устроить крупномасштабную проверку честности для некоторых знакомых.