– Вера здесь впервые, – пояснил Роки.
Надо сказать, разговаривали мы довольно громко, стараясь перекрыть гвалт мукомоловских фанатов.
– Извини, Витя, но, по-моему, какая-то ерунда, – произнесла Вера и вновь поморщилась. – Ни музыки, ни слов. Один мат.
– А мне нравится Лука, – неожиданно зло усмехнулся Роки.
– Вить, ну в самом деле, – вставил свое слово и я. – Детство ведь какое-то… Неужели не согласен?
– Куда уходит детство… – как-то неопределенно пробормотал Роки. – Чего тогда приперся?
– Ты не догадался? – вопросом на вопрос ответил я.
Гвалт вокруг нас усилился. Кажется, Роки уже не слышал меня. Прямо над его ухом похабно ржал здоровенный недоросль с крашенной под спелую морковь шевелюрой. Виктору не оставалось ничего иного, как протянуть руку, схватить морковного недоросля за красное ухо и подтащить к себе. Вера охнула и невольно притиснулась ко мне. Я сжал явару, отметив, что вокруг нас сейчас сомкнется весьма недружественное кольцо аналогичных недорослей с шевелюрами всех цветов радуги. Роки между тем что-то быстро и резко сказал «морковному» и отшвырнул его туда же, откуда выдернул.
– Эй, олдовые! Борзеть харрэ! – послышалось сбоку.
Олдовые – это мы. Потому как немолодые по здешним меркам. Некоторым чуть ли не в папаши годящиеся.
– Кто там хрюкнул? – грозно прорычал Роки так, что перекрыл весь местный шум.
И сразу стало непривычно тихо и тревожно. Явара удобно лежала в моей ладони.
– Ты? – спросил Роки, хватая долговязого пацана, стоявшего с правого боку.
– Нет, – пролепетал тот.
Насчет «олдовых» это и в самом деле не он.
– Значит, ты! – уверенно произнес Роки, схватив за ворот рыхлого толстяка с бритыми висками и лиловым гребнем на темени.
– Не я, – сдавленно пробормотал толстяк.
Атаковать нас не торопились. Такого напора от «олдового» не ожидали.
– Не ты? – неожиданно вежливым тоном осведомился Роки.
Потом бросил резкий звериный взгляд на остальных, молча отпустил толстяка.
– Антракт закончился! – еще более неожиданно усмехнулся Роки. – Валим в зал, пацанва!
Усмешка у Роки и сейчас была злая. Антракт и в самом деле окончился. И мне пришлось вернуться в зал. Лука вывалился на сцену, и по его красной физиономии было видно, что в отличие от нас он даром времени не терял. Послышались рваные гитарные аккорды и полилась печальная, довольно медленная для панка баллада о немолодом клопе Иване Вацлавовиче, заползшем в Госдуму и трагически погибшем под каблуком вице-спикера. Роки искренне смеялся и аплодировал. Рядом ликовали нечесаные тинейджеры и какой-то мужичок без возраста и передних зубов…
Я отвлекся от панк-реквиема и вновь увидел перед собой не улыбающегося и аплодирующего Витю Озерова, а страшного, готового бить и убивать контрактника Роки. Таким он был несколько минут назад. С хищным, звериным блеском в глазах. Если бы кто-нибудь из этих бутафорских панков дернулся на «олдового»? Что тут говорить. Я ведь и сам готов был крушить врагов своей яварой налево и направо. Что за ерунда! О чем это я?! Каких врагов? Это же обычные пацаны. Придурки, конечно. Но и мы такими же придурками когда-то были. Того же Луку и его «Равенсбрюк» слушали… Нет, сейчас я искренне радовался, что моя явара не нашла себе применения. А еще некоторое время назад я совсем по-другому видел этот мир…
Я тогда только вернулся ОТТУДА, и месяца не прошло. Познакомился с девчонкой, симпатичной и хорошей, хоть и малообразованной. Она работала буфетчицей, и я, дурак, тогда даже строил относительно нее серьезные планы. Но одновременно со мною такие же планы строил грузчик из ее буфета. Ему не было и двадцати, он был выше меня, но при этом какой-то нескладный и заторможенный. В армию же его не собирались брать из-за ярко выраженной умственной неполноценности. Он был дурно воспитан папой-алкоголиком и недоразвитой мамой, родившей его в четырнадцать лет. Она явно напрасно это сделала… В один прекрасный день, когда я выходил из буфета, ко мне подошла эта хрюкающая матом оглобля и сообщила, что если я еще раз возникну рядом со Светкой, то… Он хотел доказать мне, что является крутым парнишкой. Я в принципе ничего не имел против, если бы он не попытался заехать мне в торец. Бил он неграмотно, размашисто, точно не человека бил, а хлопал клопа на стенке. Я легко увернулся от удара и ткнул его фалангами пальцев правой руки под кадык. Пацан закашлялся, глаза побелели и вылезли из орбит, руками он схватился за горло, едва удерживая равновесие. Мне ничего не оставалось, как ударить его ребром стопы под коленную чашечку…
Около минуты он ползал возле моих ног, кашляя и тяжело мотая башкой. Я ткнул его прыщавую рожу своим ботинком.
– Урод, – только и произнес я, втирая ботиночную грязь в его прыщи.
И от души ударил его ребром ладони под ухо, надолго вырубив и оставив лежать в грязной, медленно высыхающей на солнце луже. Но перед тем как уйти, я не удержался и смачно плюнул на безжизненный белесый затылок.
Зачем я это сделал? А ведь мог бы убить – убил. Точно, убил бы. Не раздумывая. Только потому, что он мне поперек и рожа прыщавая и противная. Убил бы неполноценного, не умеющего даже как следует замахнуться подростка… По прошествии времени от этих мыслей меня передергивает.
Так кто же такой Роки? Коротко стриженная голова, парализующий, точно у удава, взгляд темных, довольно крупных глаз. Стал бы он «юморить», солью по толстым задницам пулять? И чем объяснить его внезапно вспыхнувшую любовь к панк-року?
Вспоминая и размышляя таким образом, я не заметил, как концерт закончился.
– Спасибо, Витя! – произнес я на прощание, когда мы втроем добрели до метро. – Теперь я имею полное представление о творчестве Луки.
– Хочешь, дам переписать два его последних альбома? – на полном серьезе спросил Роки.
– Давай, – неожиданно согласился я. – Если не возражаешь, завтра зайду.
– Только позвони сперва.
На том мы и расстались. Роки всерьез поверил, что я полюбил Луку? Ладно, утро вечера мудренее. Когда я вернулся домой, было уже без двадцати двенадцать. Несмотря на позднее время, я набрал на домашнем аппарате номер Гора.
– Здорово, – откликнулся Анатолий. – Я сейчас немного занят…
– Встретимся завтра? – оборвав его, предложил я. – Насчет работы поговорим.
– А что насчет работы? – заинтересовался Гор.
– Один человек поговорить хочет. И с тобой, и со мной.
– А где встретимся?
– У меня.
Гор, чуть подумав, согласился. И мы договорились созвониться завтра во второй половине дня. План действий у меня только созревал. Через пятнадцать минут начинали свой отсчет четвертые сутки. То, что я задумал, может растянуться еще на пару дней… Я тяжело выдохнул и набрал телефон Аркана.
– Это вы? – услышав мой голос, как-то очень резко отозвалась Наташа.
– Да.
– Зачем вы мне звоните? Вы же забрали Аркадия, что вам еще нужно?
– Я… забрал Аркадия?! – переспросил я, ничего не понимая.
– Да, вы, – ответила уже менее резко, скорее устало, Наташа. – Ваши… коллеги, – подобрала наконец она нужное слово.
– Какие коллеги? – буквально прокричал я в трубку.
– Ну, милиция, – пояснила женщина. – Приехали сегодня около четырех дня и, ничего не объясняя, заковали и увезли.
Я окаменел, сжал телефонную трубку точно явару. Аркана загребли в ментовку. В четыре часа, а сейчас около двенадцати. Аркан почти целый рабочий день находится среди ментов.
– Наташа, дело в том, что я не из милиции, – сохраняя спокойствие, проговорил я.
Женщина ничего не ответила.
– В какое отделение его забрали? – спросил я.
Чуть поколебавшись, Наташа назвала адрес. Пообещав во всем разобраться, я попрощался с нею и тут же начал набирать номер моего полковника. Однако он опередил меня, позвонив на мобильный.
– Твой сослуживец Терентьев, Аркан… – начал было фээсбэшник, но я перебил его:
– Уже знаю! В отделение со мною подъедете?
– Подъеду, Володя.
Ночь с третьего на четвертый день – Менты также отрабатывали версию со снайпером из Р-зского учебного центра. Может быть, им удалось собрать какие-то улики?
Я лишь пожал плечами. Мы расположились на заднем сиденье служебной машины полковника и двигались по направлению к отделению милиции, чьи сотрудники задержали Аркана.
– Слушай, я все забываю спросить, – продолжил разговор полковник, – откуда у вас такие прозвища: Роки, Факир, Аркан, Гор? Просто интересно.
– Роки боксом увлекался и его тайской разновидностью. У Аркана от имени произошло. Ну а у Толи Шубина сперва был другой позывной. Но он выпендриваться любил, все время книжки читал мудреные всякие. Точнее, не столько читал, сколько таскал везде с собой. Одну книгу почти целый год таким образом читал. Ну а автором ее был Гор Видал. Так Шубина Гором и прозвали.
– А ты почему Факир?
– Прозвать – прозвали, а объяснить – не объяснили, – уклончиво ответил я.
– Потому что ты парень с фантазией, наверняка и там что-нибудь необычное придумывал, – объяснил за меня полковник. – Все, приехали.
Около отделения стояло несколько машин. В том числе черный «Мерседес», явно принадлежащий большому чину, и белый микроавтобус «Скорой помощи». Что ж, для ментовки дело обычное. Полковник шел впереди меня точно ледокол. Через минуту перед нами стоял позавчерашний милицейский начальник. Тот самый, что настоятельно рекомендовал мне не нарушать законов. На сей раз вид у него был хмурый и подавленный, а правая бровь была заклеена большим куском лейкопластыря.
– Мне нужен задержанный Терентьев. Где он? – с ходу взял быка за рога мой полковник.
Ментовский начальник ответил не сразу. Подергал морщинистым, мятым лицом, затем проговорил:
– Аркадий Терентьев умер в камере. Своей смертью, два часа назад… Это правда. Мы не хотели этого.
Внутри у меня все оборвалось.
– Как это произошло и почему он был арестован? – держа себя в руках, продолжил задавать вопросы полковник.
– Арестован? Ну, у нас были кое-какие соображения…
– Улики? Косвенные или прямые? – сыпал беспощадными вопросами фээсбэшник.
– Мы не арестовывали его. Просто привезли для беседы.
– В наручниках? – спросил я.
Мент бросил на меня недружелюбный взгляд. Узнал и скривился еще больше.
– Привезли на беседу, – повторил он. – Но у Терентьева проблемы с психикой, оказывается, были. Руками стал махать.
Происхождение пластыря на милицейской башке теперь было вполне объяснимым.
– Мои люди не били его, – продолжал мент. – Только надели наручники и заперли в камере временного заключения. А у него случился эпилептический припадок, он упал, ударился головой об пол… Мы виноваты, выкручиваться не буду.
У Аркана и в самом деле была эпилепсия. А врачей он терпеть не мог после сеансов «психокоррекции» доктора Кольцовой. Сестра же была полностью им подавлена, во всем ему потакала, жалела его, но ничего не могла сделать.
– Почему вы не вызвали врача? – спросил я.
– Я обязан отчитываться перед тобой? – несколько повысил тон милицейский начальник.
Так, сейчас надо сохранить спокойствие. Иначе я просто всажу пулю в этот дубовый ментовский лоб. Фээсбэшник сильно сдавил мое плечо, видимо, опасаясь того же самого.
– Вы убили его, – только и произнес я.
Мент ничего не ответил. Видимо, присутствие рядом со мною фээсбэшника сдерживало и его.
На том мы и разошлись. Говорить было не о чем. Аркан ни в коем случае не мог быть «черным снайпером». А если бы я вычислил ЕГО еще вчера?! Аркан был бы жив.
– Я этого так не оставлю, – сказал полковник, когда мы вернулись в его машину. – Не думай, Володя.
– Я думаю сейчас, кто из двух ОН, – честно ответил я.
– Едем домой! – произнес полковник, и машина тронулась в направлении моего дома.
Спустя двадцать минут мы вновь сидели в моей единственной комнате и пили крепкий кофе. Без сахара и молока.
– Володя, извини, но я должен это спросить. Ты уверен, что Аркан невиновен? – выпив вторую чашку, спросил меня фээсбэшник.
– Уверен. Посуди сам. Алкоголик, страдающий эпилепсией, способен на такое?
– Нет… Владимир, если ты устал или зашел в тупик, отдохни. Мы будем действовать своими методами.
– Менты уже додействовались… Своими методами, – довольно резко ответил я.
– Мы не менты. Все под моим руководством.
– Я взялся, и я возьму его. Прошел только третий день, а я обещал управиться за четыре. За мной еще сутки!
– Четвертый день уже наступил, – полковник кивнул на часы-ходики. – Ты знаешь, как действовать?
– Знаю.
Я сказал это так уверенно, что фээсбэшник следующих вопросов не задал. Допил третью чашку и отбыл восвояси.
Спать не хотелось. Я щелкнул шестую кнопку телевизионного пульта и блаженно улыбнулся, увидев заветный четвертый номер на гибкой девичьей спине. Сейчас было самое время немного расслабиться, забыть обо всем и посмотреть вторую часть прямой трансляции волейбольного матча на европейский кубок. На первую часть я опоздал и включил телевизор в тот момент, когда тренер Николай Карполь распекал своих подопечных. Делал он это, как всегда, очень эмоционально и живо. Настолько живо, что смотреть на тренера было даже интересней, чем на стройных симпатичных девушек и саму игру.
– Три очка! – буквально орал главный тренер сборной на вверенных ему милых девушек. – Ты для чего в обороне стоишь? – метал он громы и молнии на опустившую взор защитницу Лену Тюрину с неизменным четвертым номером на спине.
Подумать только, ну и проблемы у людей! «Три очка!» Ну не добежала чуть-чуть Леночка до мячика, ну пролетел он на «нашу территорию»… Ну увезут кубок китаянки!
Карполь окончил свою зажигательно-воспитательную речь, и девушки вернулись на площадку. На сей раз они играли куда лучше, Леночка мастерски отбивала дальние мячи, а нападающая Катя Гамова довольно успешно пробивала оборону китаянок…
Я люблю смотреть женский волейбол. Только волейбол и только женский. В исполнении команды тренера Карполя. Как здорово, когда повод для огорчений вызывают лишь злосчастные «три очка». А у меня вот «охотник», он же «черный снайпер»…
День четвертый (последний)
1Юлька сидела напротив меня в позе пантеры, отдыхающей после охоты. Ей не слишком шла эта поза, так как Юлька невелика ростом и не слишком брюнетистая. Тем не менее Юлькой я любуюсь. Уже почти целый год. Между тем было уже десять часов утра.
– Юля, а у тебя нет знакомого актера, который мог бы сыграть роль вот этого конкретного человека? – заканчивая лирическую часть нашей утренней встречи, перешел я к делу и протянул Юльке фотографию.
– Почему именно этого? Мне он не нравится, – рассмотрев фотографию со всех ракурсов, произнесла Юля.
Бабские причуды. Я же не спрашиваю, нравится он ей или нет. Тем не менее надо поддерживать беседу с барышней.
– Отчего же? – спрашиваю я.
– Он совершенно некиногеничен. Посмотри сам.
– А по-моему, вполне симпатичен.
– Не в том дело. И потом, у него слишком тяжелый взгляд. У тебя нет вкуса, Алданов. Мужчина-актер должен быть ну… как Алексей Баталов. Или Василий Лановой.
– Алексея Баталова вместе с Лановым я буду снимать в другом фильме. Там же сниму Евгению Симонову, Юрия Яковлева, Александра Пороховщикова, Наталью Варлей и Елену Драпеко, – перечислил я всех Юлькиных любимых актрис и актеров. – Но это будет в другом, следующем фильме. А сейчас мне нужен актер, очень похожий на этого человека. Ты могла бы загримировать какого-нибудь актера один в один?
– Зачем?
Юлька любопытна, как большинство женщин. Она не успокоится, пока не вытянет из меня всего. Вместе с тем я сейчас задеваю ее самолюбие. Юлька – художник-гример с почти семилетним стажем. Работала на многих громких картинах. Мы познакомились на съемках исторического сериала, где я фигурировал в качестве ассистента режиссера.
– Ты получил деньги на постановку? И уже проводишь пробы? – продолжила она.
– От тебя трудно что-либо утаить, – развел я руками. – Считай, что так.
Пусть думает что хочет. У меня сегодня так мало времени.
– И когда это нужно сделать? – спросила Юля.
– Сегодня к обеду, – ответил я.
– С ума сойти! – всплеснула она руками. – К чему такая спешка?
– Юля… Если ты сделаешь это позже, кино может не состояться.
– Ну хорошо, Алданов. У меня есть один типаж. Кстати, какого роста твой герой?
– Метр девяносто.
– Да, точно! – даже обрадовалась Юлька. – Позвони мне после двух.
ОН хочет представления, шоу. ОН его получит. В постановке профессионального режиссера… Недаром меня называют Факиром. Полковник прав, это связано с моей фантазией и склонностью к нестандартным решениям. Мне вновь вспомнились слова из интернетовской распечатки:
«Я скоро остановлюсь. А потом уйду сам». Но прежде ОН решил расплатиться по всем долгам. Я обязан опередить его. Хватит уже… Нет Пеха, нет Аркана. Да и я вовремя зеленые блики разглядел. Хотя чувствую, меня ОН валить не хотел. А вот предупредить имел желание.
Номер, который я затеял, был откровенно циничен. Впрочем, режиссеры в большинстве своем циники, зачастую довольно сволочные. Например, работал я ассистентом на картине у одного мэтра. Мэтр тот был знаменит еще в советские годы целой серией картин о молодых современниках и их пламенных делах и свершениях. В девяностые он резко перестроился и стал снимать разоблачительное кино об ужасах сталинщины. Фильмы эти были столь же фальшивы и надуманны, сколь и дешевые драмки о рабочем классе, снятые в семидесятых. Их никто не смотрел, поэтому мэтр переключился на эротические мелодрамы с криминальным сюжетом. Здесь он преуспел, поскольку при всех своих недостатках был крепким профессионалом-ремесленником. Так вот, по сюжету нового фильма снимался эпизод с плачущим пятилетним мальчиком. Над чем мальчик должен был так горько плакать, я не помню, кажется, погиб или заболел кто-то из его близких. Мальчика нашли талантливого, разумного и исполнительного. Все предыдущие эпизоды с его участием были отсняты без сучка без задоринки. Но вот сымитировать плач талантливый ребенок никак не мог. Это и для взрослого актера задача непростая… Ну а чего ребенку плакать, когда кругом все так замечательно, такие добрые тети и дяди ходят кругом.