Таким образом, работа встала. Мальчик стоит в декорациях, оператор и камер-мен приглушенно матерятся, девушка с хлопушкой за голову схватилась, главный герой нервно курит сигарету за сигаретой. Режиссер отошел в сторону и подозвал к себе меня и Стаса, моего соученика по режиссерским курсам, также осваивающего профессию на ассистентском поприще. Правда, учился он у другого мастера.
– Делайте что хотите, но мне нужен плач! – негромко, но категорично заявил нам мэтр. – Громкий, отчаянный, пронзительный.
– Может, за кадром его потом дать? – возразил я. – Актриса какая-нибудь поплачет при озвучке.
– Ага, Клару Румянову вызову! – с нарастающей злобой проговорил мэтр. – На все про все двадцать минут, и чтобы он рыдал, как Ярославна!
Стас дипломатично молчал.
– Ну не подзатыльники же пацану отвешивать? – не уступал я.
– Алданов, тебе, я вижу, такая профессия не по душе? – с явной угрозой произнес мэтр. – Подзатыльники не подзатыльники, придумывай! Или даром курсы закончил?
Я ничего не ответил. Вылетать из обоймы легко, назад вернуться практически невозможно. Два года учебы псу под хвост? Мэтр отправился к грим-вагену,[3] а Стас заговорщицки усмехнулся и хлопнул меня по плечу:
– Зря волну поднимаешь! Через пять минут будет мэтру «плач Ярославны».
– Ты чего надумал? Это же ребенок, он в школу еще не ходит.
– Не беспокойся, Вовка. Никаких подзатыльников! Я его и пальцем не трону.
– Смотри, – произнес я.
Стас мило улыбнулся и быстрым шагом направился к нашему юному актеру. Наклонился к мальчику, затем махнул оператору. А через пару секунд раздался отчаянный детский рев…
– Браво, Стас! – Мэтр одобрительно хлопнул моего соученика по плечу и укоризненно посмотрел на меня.
Я отошел в сторону, закурил. Тогда я еще был подвержен этой пагубной привычке. Часть съемочной группы смеялась, но другая стыдливо прятала глаза. Мальчик продолжал плакать, и его как могли успокаивали бабушка, девушка с хлопушкой и фотограф. Кадр был снят, звук записан, поэтому рыдания более не требовались. Каким образом Стасу удалось выполнить требование режиссера? Да очень просто. Мальчик на съемках не расставался с любимой игрушкой – маленьким розовым слоненком. Симпатичный слоник такой, точно из песенки «Где баобабы вышли на склон, жил на поляне розовый слон». Слоненка ребенок доверял лишь бабушке, а так старался из рук не выпускать. Даже имя ему придумал – Тимка. Так вот, Стас подходит к бабушке, берет у нее из рук слоненка Тимку и на глазах мальчика откручивает Тимке пластмассовую голову. Откручивает с треском, а затем как ни в чем не бывало протягивает ребенку покалеченную игрушку… И тут же в работу включается оператор.
– Нехорошее дело ты сотворил, Стас, – сказал я потом соученику.
Хорошо, хоть сдержался. Драка на съемочной площадке – вещь последняя.
– Это же игрушка, – отозвался Стас. – Поплачет и забудет. Родители еще купят. Простой съемочной группы лучше?
Больше я со Стасом не разговаривал. Такое «кино» было точно не по мне… Одним словом, «господа, вы звери!». Точнее, мы. Стас сейчас продолжает работать в кино, я нет. И сегодня я не кино снимать собирался. Я должен был взять убийцу, виновного в смерти двух моих однополчан. А это не мальчик с розовым слоненком.
Поэтому я не остановлюсь, главное, чтобы Юлька не подвела! Мне вновь захотелось курить, но я довольно быстро сумел отогнать это желание. Происходит что-то с нами, ей-богу. И в жизни, и в кино… Раньше, в период Великой Отечественной, еще существовали какие-то нравственные нормы. И у наших, и у немецких снайперов. Нельзя, например, было стрелять в человека, отошедшего по нужде… В нынешних войнах никаких норм и запретов нет. Противник должен быть уничтожен любой ценой.
Похоже, именно этим законом и руководствовался ОН. «Черный снайпер», как он сам себя окрестил.
2
– Мне нужно два пистолета.
– Это невозможно…
Полковник смотрел на меня невозмутимо и уверенно.
– Вы хотите, чтобы я, безоружный, подставлял свою башку? – спросил я, столь же невозмутимо уверенный в своей правоте.
– Ну, во-первых, я готов дать тебе в помощь бойцов спецназа…
– Мы же договорились, что я работаю один.
– Могу предложить бронежилет. Облегченный, но надежный. Другие средства защиты.
– Два пистолета, полковник. Желательно «стечкины», но сойдет и «ПСМ».[4] Полковник испытующе посмотрел на меня, затем произнес:
– С двух рук стрелять собираешься?
– Вот именно. По-македонски.
– Ладно, – кивнул фээсбэшник. – Понимаю, что даром палить не станешь. Будут тебе два «стечкина»… У нас для таких нестандартных ситуаций имеется «оружейный фонд». Но получишь их под расписку, по окончании немедленно сдашь и за каждый патрон, за каждый выстрел лично отчитаешься.
– Согласен, – улыбнулся я.
Полковник довольно-таки дельный мужик.
– И вот еще что… – произнес фээсбэшник. – Если у тебя есть час времени, встреться с человеком, поговори.
Полковник протянул мне бумажку с телефоном и адресом.
– Мой хороший знакомый, – пояснил он. – Офицер СОБРа, в прошлом сослуживец Виктора Озерова, Роки.
Час времени у меня имелся. С Юлькой мы должны созвониться после двух, а сейчас лишь двенадцать ноль пять.
Собровец сразу вызвал у меня симпатию, несмотря на его угрюмость. Он производил впечатление надежного мужика. Хоть он был чуть старше меня, мы сразу перешли на «ты». Мой полковник отрекомендовал меня наилучшим образом, поэтому офицер милицейского спецназа готов был ответить на мои вопросы.
– Почему Виктор был уволен из СОБРа? – не теряя даром времени, спросил я.
– Он нарушил приказ командира.
На этом мой собеседник замолк. Остальных объяснений для него, верного присяге службиста, не существовало.
– В чем это выразилось? – попросил объяснить я.
– Проходила операция по захвату бандформирования. Не в Чечне, в ближнем Подмосковье. Озеров как снайпер должен был взять на прицел главаря.
Собровец вновь сделал паузу, точно подбирая нужные слова для объяснения дальнейших действий Озерова-Роки.
– Никогда не поверю, что не взял, – поторопил я.
– Взять-то он взял… Но тут же, не дожидаясь команды, выстрелил. Главарь был убит, остальные бандиты повязаны, а Озеров имел с нашим командиром неприятный разговор.
– Командиру было жаль главаря?
– Командир не отдавал приказа вести огонь на поражение. Захватить группировку мы могли и без жертв. Младший лейтенант Озеров был без году неделю в отряде, а решился на самосуд.
– Главарь банды был, вероятно, светлой многообещающей личностью?
– Напрасно иронизируешь, – довольно резко среагировал собровец. – Главарь имел три судимости, в том числе за изнасилование, убийство и тяжкие телесные. Но Озеров не имел права действовать без приказа командира. Ко всему прочему, послал нашего «батю»… Причем в присутствии остальных ребят.
Да, это он, Роки. Узнаю. Сначала ударить, потом фамилию спросить.
– В отличие от Озерова «батя» и остальные наши ребята сдержались. Но вашему Роки пришлось написать рапорт об увольнении из отряда. Он еще легко отделался, командир вполне мог отдать его под суд. Но учли боевой опыт, медали… Может быть, напрасно не сделали этого.
– Это слишком, – в свою очередь, резко заметил я. – Озеров – ас и в рукопашной, и в огневой. Уверен, даже в вашем отряде таких по пальцам пересчитаешь.
– На десяти руках, – впервые усмехнулся собровец. – Озеров невыдержан, самонадеян и… самовлюблен. Таких на пушечный выстрел нельзя подпускать к службе в спецподразделении. Что же касается подготовки… Снайпер он, конечно, был классный.
– Тут я с тобой согласен, – кивнул я. – Что-нибудь еще о нем сказать можешь?
– Сплетни не собираю. – Офицер вновь стал угрюмым.
На том наша беседа и закончилась. Выйдя на улицу, я хотел было немного отдышаться, пораскинуть извилинами, но тут раздался звонок мобильника, лежавшего во внутреннем кармане.
– Приезжайте и получите, господин режиссер! – произнес в трубке торжественно-ехидный голос Юли.
На часах была половина второго. Юлька справилась досрочно. Мне оставалось лишь оценить ее гримерский дар. Если бы она знала, для чего так старалась, бросив все дела.
Не прошло и двадцати минут, как я уже был у Юли. Когда она распахнула дверь, я невольно отшатнулся, а на лбу выступила испарина…
Рядом с Юлькой стоял Пех. Старшина контрактной службы Николай Гусев. Живой и невредимый. Откуда он здесь?! Я отказывался верить в игру, которую сам же и затеял… Стоп! Надо взять себя в руки, войти в квартиру, поцеловать и отблагодарить Юлю. Она гений гримерного искусства. И этот здоровенный парень всего лишь ее знакомый актер, а не старшина Гусев.
– Иван, – представился актер, протягивая мне широкую хваткую ладонь.
Не прошло и двадцати минут, как я уже был у Юли. Когда она распахнула дверь, я невольно отшатнулся, а на лбу выступила испарина…
Рядом с Юлькой стоял Пех. Старшина контрактной службы Николай Гусев. Живой и невредимый. Откуда он здесь?! Я отказывался верить в игру, которую сам же и затеял… Стоп! Надо взять себя в руки, войти в квартиру, поцеловать и отблагодарить Юлю. Она гений гримерного искусства. И этот здоровенный парень всего лишь ее знакомый актер, а не старшина Гусев.
– Иван, – представился актер, протягивая мне широкую хваткую ладонь.
И ручища у него, как у Пеха. Актер он не юный, но известности не добившийся. Поэтому будет стараться. Причем стараться не просто понравиться режиссеру, а на самом деле раскрыться, вжиться в образ по-настоящему, стать на некоторое время этим самым человеком… Загримирован он был безупречно, Юльке удалось сделать тот же тяжелый взгляд, что был у Пеха на фотографии.
Парень он мощный, вот только голос… Ему лучше молчать. Самое главное – первая реакция. Реакция нашего единственного и неповторимого зрителя.
Я нелепо шучу, рассказываю какой-то богемный анекдот. Юлька фыркает, Ивану тоже смешно. Мне нет. Ведь Иван не знает, что выступает в качестве подсадной дичи. Я со стволом в кустах, замаскированный, меня не видно. А актер как на ладони… Но правду говорить актеру нельзя. Иначе он не сможет играть. А у меня другого выхода нет. Успею – закрою. Не успею… Тьфу, нечего сейчас об этом думать.
– Ты играешь ветерана вооруженных конфликтов. Прожженного крутого мужика. Немногословного, немного флегматичного. Но при этом неглупого.
Актер кивает. Это привычное для него амплуа.
– Драться умеешь? – продолжил я.
– Первый разряд по дзюдо, – усмехнулся Иван. – В трюковых сценах снимался без дублеров.
А вот усмешка у него была совсем не пеховская. Не прожженного ветерана, а фольклорного доброго молодца.
– В моем фильме возможна трюковая сцена, – кивнул я. – Ее надо будет снять без дублеров, на крупных и средних планах.
– Сделаем, – продолжает улыбаться Иван.
– А вот улыбаться по роли не нужно, – замечаю я.
Актер тут же исправляется, становится хмурым, серьезным и решительным. Да, пусть для него это будут всего лишь пробы.
– Ты приходишь домой к человеку, который уверен, что ты мертв. Более того, он сам тебя убил. Понимаешь?
– Понимаю, – кивнул Иван. – А почему так пробуемся?
– Фильм малобюджетный, – объяснил я. – Значит, снимаем в собственном интерьере, в собственных костюмах… А потом, я хотел бы разыграть эту сцену всерьез, как в жизни. Далее по сюжету твой убийца должен выхватить оружие, но ты его обезоружишь. Ну-ка давай порепетируем.
Я быстрым движением сунул руку в карман, но Иван еще быстрее схватил меня за предплечье, выдернул мою руку с пистолетом и в считаные секунды обезоружил. Он и впрямь оказался специалистом по дзюдо.
– Несильно я? – поинтересовался Иван, видя, что я поморщился.
– В самый раз, – подмигнул я ему. – Твой партнер – профессиональный трюкач, он так запросто не сдастся. Постарайся обезоружить его, повалить на пол. Отпустишь только по моей команде. Главное – предельная натуральность, даже натурализм.
Актер лишь пожал мощными плечами. Ему что, как режиссер скажет, так и сделает.
3
Почему первым мы решили посетить Гора? Потому что его имя на букву А, а у Роки на В. Кто-то должен был оказаться первым. Вначале я зашел в квартиру один. Иван должен был позвонить в дверь спустя ровно пять минут. Актер не задавал лишних вопросов, знал, что у каждого творца свои причуды.
Гор был несколько не в себе. Явно не ждал меня. В помятой одежде, со смурным лицом, лишь прическа была такой же элегантной и ухоженной, как во время нашей первой встречи. Каждый день, что ли, Гор укладку делает?! А ведь у НЕГО короткая прическа.
– Твои дома? – спросил я.
– Жена за городом, Маришка с ней, – ответил Анатолий.
Все складывалось наилучшим образом. Мы прошли в комнату, и тут Гор объяснил причину своего смурного состояния:
– Слушай, я тут Коле Гусеву позвонил, Пеху…
– И что? – напрягшись всем телом, спросил я.
– Погиб Колька, – произнес Гор. – Подробностей не знаю.
Я вздохнул так тяжко, что в естественности моей реакции не усомнился бы самый проницательный психоаналитик. Да, Пех погиб. Я знал это два дня назад… Но сейчас, через минуту-другую, раздастся звонок и… Выйти из квартиры и остановить актера? Нет. Теперь будь что будет. Отыгрывать назад поздно.
– Такие вот дела, Володька… – продолжил Гор.
Он хотел сказать еще что-то, но в эту секунду послышалось мелодичное журчание дверного звонка. Мне ничего не оставалось, как отправиться в коридор вслед за Анатолием.
– Здравствуй, Шубин, – произнес с порога Иван, стремительно двигаясь в квартиру.
Гор отшатнулся так, что налетел спиной на меня.
– Спокойно, Толя, – произнес я.
– Не ожидал меня увидеть? – Иван начал незапланированную текстовую импровизацию.
«Голос! – застучало в моих висках. – Это не голос Пеха». Но события происходили не на пленке, назад не отмотаешь.
– Колька? – только и смог произнести Гор.
– Как видишь!
Актер продолжал выдавать себя голосом, но Гор точно и не замечал этого.
– Что происходит, Володька?! – обернулся ко мне Анатолий.
– Сам бы хотел это узнать, – произнес я, сохраняя невозмутимость.
– Зачем же ты меня убил? – перегородив коридор своей мощной фигурой, проговорил Иван.
Отвечать на этот вопрос Гор не стал. Он начал медленно оседать на пол всем своим ширококостным, тяжелым телом. Я уже готов был подхватить его, но Гор неожиданно выпрямился и одним движением смел с дороги дзюдоиста-разрядника, освобождая себе путь к входной двери. Иван свалился прямо на меня, я с трудом удержал равновесие, а Гор уже захлопывал входную дверь. Ко всему прочему, на нас упала вешалка…
– За ним! – скомандовал я не ожидавшему столь стремительного сюжетного поворота Ивану. – Помимо схватки, у нас будет погоня!
Когда мы выскочили из подъезда, то увидели спину Гора, скрывающегося в соседнем дворе. Тут же рванули за ним. Но, не пробежав и десяти шагов, я вдруг остановился, увидев на земле что-то странное, волосатое, очень знакомое. Остановив бег и нагнувшись, я поднял парик.
Это ВСЕ. «Черный снайпер» уходит от нас.
– Ваня, оставайся здесь, карауль это! – Я сунул актеру в руки парик.
– Что происходит? – спросил Иван.
– У парня нервы сдали… Очень сниматься хочет. Видишь, даже парик за свои деньги купил.
– Парик хороший, – оценил Иван. – На полштуки баксов потянет, если не больше.
– Жди здесь, никуда не уходи!
Гора я увидел, вбежав в соседний переулок. Он не бежал, он шел, медленно покачиваясь и не оглядываясь. Поэтому я столь быстро нагнал его. Он и сейчас не пытался убегать, а его коротко стриженная лысеющая голова болталась как неживая из стороны в сторону. Я быстро соединился с полковником, скороговоркой сообщил ему координаты. Затем привел в боевое положение один из «одолженных» фээсбэшником пистолетов и быстрым шагом стал нагонять Анатолия.
– Постой, Гор! – окликнул я его, когда расстояние между нами было всего в полтора шага.
Гор обернулся, застыл на месте. Глаза его смотрели непонимающе-отстраненно, точно сквозь меня.
– Ты потерял свой парик, Гор, – сообщил я, держа под курткой готовый к бою «стечкин».
Анатолий медленно провел ладонью по голове. Голова у него сейчас была некрасивая, лысеющая, в шрамах. Такую и в самом деле не грех было под париком прятать. Так и держась за голову, Гор медленно опустился прямо на серую землю вытоптанного газона.
– Все, Гор? – спросил я.
Все…
Это и без слов ясно. Анатолий сидел прямо на земле, и его трясло страшной, судорожной дрожью.
– Зачем? – спросил я, подойдя чуть ближе.
Гор лишь еще сильнее затряс головой.
– Шубин, ты ведь солдат, воин! Так получилось… Все, одним словом. Будь мужиком!
– Что за херня, Володька?! – Гор поднял на меня осмысленные отчаянные глаза. – Я ведь не с ума спрыгнул? А?!
Что ответить ему, я не знал… Да, увидеть ожившего мертвеца – испытание не для каждого. Я поступил цинично и жестоко. Но теперь у меня был парик. Серьезная, весомая улика… Я хотел ответить Гору в таком духе, но не успел. Рядом с нами затормозили два автомобиля, и из них вышли мой полковник и ребята-спецназовцы под руководством улыбчивого Валеры Феоктистова. Далее все происходило без слов и эмоций. На запястьях Гора-Шубина защелкнулись тяжелые браслеты наручников. На меня Гор больше не смотрел. Его посадили в фээсбэшный джип с пуленепробиваемыми затемненными окнами.
– Ментам его не отдавайте, – попросил я полковника.
– Он побудет у нас, – кивнул тот.
– И лекарство ему дайте какое-нибудь. Успокоительное, – добавил я.
– Оружие сдать не забудь, – напомнил полковник.