– Уже поздно, – вырвалось у меня, – зато завтра часам к семи приезжай к нам на обед, познакомлю со своими. К тому же ты – мое единственное алиби.
Виталий удивленно поднял брови.
– Мы ведь сидели в пятницу в ресторане «Макдоналдс», помнишь?
– Конечно.
– Вот и придется рассказать об этом полковнику Дегтяреву.
– Нет вопросов, – бодро ответил кавалер.
Я безумно обрадовалась. Наконец-то в этом темном деле прорезался луч света.
Но ликование оказалось преждевременным. На следующий день прямо с утра я предупредила своих домашних о визите гостя. Аркадий и Ольга промолчали, Денька скорчил гримасу и начал о чем-то шептаться с Машей, Оксана осторожненько осведомилась:
– Это что, новый кандидат на руку и сердце?
– Нет, конечно, – обозлилась я, – просто мужчина, которому твоя подруга по чистому недоразумению понравилась. Ну может у меня быть личная жизнь?
– Нет, – хором ответили дети и уткнулись в тарелки.
Одетая во все новое, Нюся демагогически заявила:
– Сейчас следует крайне осторожно заводить новые знакомства.
От злости я чуть было не швырнула в нее тарелку с омлетом. Чья бы корова мычала…
Ровно в семь Виталий бодрым шагом вошел в столовую. Сначала все шло прекрасно. Кавалер вручил мне и Зайке роскошные букеты, Мане – коробку конфет. Я заулыбалась и попыталась завести разговор. Но все мои усилия разбивались о каменное молчание детей и друзей. Лишь изредка, глядя на мои ухищрения, они выдавливали из себя однозначное «да» или «нет». В общем, когда в половине восьмого Ирка объявила, что ужин готов, я сидела вся потная, красная и злая до невозможности.
На ужин подали… паровые рыбные котлеты, тушеные овощи, какую-то зеленую размазню. Я в ужасе уставилась на стол. Никогда никто из присутствующих не возьмет в рот и кусочка этих яств. Но противные родственники принялись шумно смаковать «деликатесы», восторгаясь их вкусом.
Я молча ковыряла вилкой полусъедобные биточки и мрачно думала о том, что скажу всем после ухода Орлова. И тут в столовой появился Александр Михайлович.
– Ура! – завопила Манюня.
– Дядя Саша! – завизжал Денька, вешаясь полковнику на шею.
Все разом оживились. Аркашка пододвинул стул, Зайка расправляла на брюшке приятеля салфетку, Оксанка заботливо щупала пульс, а Дениска сметал крошки со скатерти, куда поставили чистую тарелку. Кусочки хлеба летели прямо в сторону Виталия.
– Да ладно, – отбивался ничего не понимающий приятель, – чего суетитесь-то?
– Разрешите вам представить, – церемонно обратилась Маня к моему кавалеру, – Александр Михайлович Дегтярев, старинный мамин приятель, можно сказать, наш отец, мы его все очень любим!
Повисло напряженное молчание. И тут в столовую вплыла Ирка с тарелкой. Изумительный запах домашней буженины и свежеподжаренной картошки разнесся в воздухе. Перед полковником возникло блюдо с большими ароматными кусками свинины.
– У дяди Саши аллергия на рыбу, – быстро прояснил ситуацию Денька.
Александр Михайлович с глубоким изумлением посмотрел на мальчика.
К чести Виталия надо сказать, что держался он безукоризненно. Изобразив полный восторг, съел мерзкие биточки, мило пытался завести светскую беседу, гладил собак по головам и рассыпал как ни в чем не бывало комплименты.
Я стала потихоньку успокаиваться, и тут из гостиной донесся нечеловеческий вопль. Все вскочили и бросились в соседнюю комнату. Взору предстала страшная картина. На полу среди расстеленных газет и картонок лежал на спине Семен Андреевич.
– Что случилось? – испуганно спросила Зайка.
– Парализовало меня, – пробормотал работяга почему-то шепотом. – Притомился немного, вот и прилег поспать на полчасика, пока Жорик чаек на кухне пьет.
– Пустите меня, – велела Оксана. – Чего столпились. Я хирург, а вы здесь зачем?
Она присела возле закатившего глаза страдальца и расхохоталась.
– Парализовало, говоришь, пока напарник чаек пьет? Полчаса всего?
– Да, – простонал Семен Андреевич, изображая на лице крестную муку.
– Врешь, – продолжала смеяться хирург, – небось часа три дрыхнешь.
– Нет.
– А вот и да, потому что лак засох!
– Лак? – удивились мы, окружая кольцом «паралитика». Около рабочего действительно валялась опрокинутая банка. Кешка взял железную емкость и прочел: «Лак для мебели. Огнеопасно, ядовит, сохнет за два часа». Очевидно, во сне Семен Андреевич задел банку, и содержимое, вылившись на пол, «залачило» его накрепко. На наш громкий смех из кухни прибежал с виноватым видом Жорик и тут же принялся оправдываться:
– Катерина попросила шкафчик поправить, там дверцу перекосило, вот я и задержался чуток!
Я поглядела в его жуликоватые бегающие глазки и предложила:
– Давайте расстегнем одежду, и несчастный попробует из нее вылезти.
Маня кинулась к недотепе. Семен Андреевич попытался выползти из рубашки и закричал:
– Ой, ой, голова, очень больно!
– У него волосы приклеились! – ахнул полковник. – Что делать?
– Стричь под корень, – велела предприимчивая Оксана. – Денька, тащи ножницы.
Через десять минут полуголый Семен Андреевич, горестно ощупывая остатки волос на голове, со вздохом произнес:
– Эх, рубашечка пропала и брюки! Жаль-то как, денег ведь стоят.
– Дам свои, – успокоил Аркадий, – подвернете штанины, и все.
Видя, что народ занят происшествием, я тихонько шепнула Александру Михайловичу:
– Вот этот человек может подтвердить, что ужинал со мной в «Макдоналдсе».
Полковник внимательно посмотрел на Виталия и отозвал его в сторону. Через несколько минут мужчины тихонько вышли из комнаты. Их отсутствия никто не заметил. Кеша ушел за одеждой, Маня с Дениской повели рабочего в ванную, а Оксана, угрожающе щелкая ножницами, двинулась с ними, Зайка отправилась поглядеть, что случилось с кухонным шкафчиком.
Я осталась тупо стоять в гостиной, глядя, как Жора, чертыхаясь, отдирает от вконец испорченного пола остатки шевелюры Семена Андреевича.
Глава 9
Виталий откланялся в десять. Я вышла проводить его. Заводя «Жигули», кавалер улыбнулся.
– Похоже, пришелся не ко двору!
– Что ты, – фальшиво возмутилась я, – отчего сделал такой странный вывод?
– Кажется, дети спят и видят тебя женой этого смешного лысого толстячка-полковника, – вздохнул Орлов.
– В конце концов сама решаю, с кем иметь дело, – вспылила я.
– Ну-ну, – пробормотал Виталий. – Видишь ли, ты мне очень нравишься. Ну-ка, залезь ко мне в машину.
Я села в салон.
– На, – кинул кавалер мне в руки ежедневник и ручку, – пиши.
– Что? – удивилась я.
– Расписку. Я, Дарья Васильева, даю честное слово, что не выйду замуж за полковника в течение полугода.
Смеясь, я написала «документ».
– Подпишись, – попросил Орлов.
Расписку он спрятал.
– Вот теперь у нас равные шансы с толстяком. Буду сражаться за твою благосклонность.
Тронутая старомодностью оборота речи, я поплелась в дом. Гадкие друзья и родственники весело допивали чай. На столе, кроме конфет и торта, появились еще нуга, рахат-лукум и пирожные.
– Как вам не стыдно!
– Почему? – изумленно спросила Маня. – Что мы сделали не так? Я даже пользовалась ножом и ни разу не сказала «блин».
– Кто заказал идиотский ужин?
– Интересное дело! – возмутилась Ольга. – Сама каждый день твердишь, что к вечеру лучше еду полегче, а когда сделали по-твоему, злишься.
– А рахат-лукум?
– С ним-то что?
– Почему не дали к чаю, а вынесли, когда Виталий уехал?
– Забыли! – выкрикнула Маруся.
Оксана ухмыльнулась, а честный и бесхитростный Денька ляпнул:
– Нечего всех рахат-лукумом угощать, сами съедим. И вообще, мне твой кавалер не понравился.
– Почему? – изумилась я.
– Противный и неискренний, – сообщил Дениска. – Сам присюсюкивал: «ой, собачки какие хорошие», гладил Хучика, а потом тихонько руки салфеткой вытирал. Ну раз не любишь животных, чего прикидываться?
Я вздохнула. Может, у Виталия никогда не было животных?
Словно подстегнутые Дениской, домашние принялись ругать Виталия.
– Он какой-то масленый, – заявила Зайка, – все комплименты отвешивал.
– И похоже, что у него с желудком проблемы, – вздохнула Оксана. – Ни разу хлеб маслом не помазал и биточки уродские нахваливал.
– Наверное, совсем нищий, – ринулась в бой Маня, – вот и привык к минтаю. А его даже наши кошки не жрут! Мы с Денькой вчера строго-настрого велели Катерине – только паровые котлеты из минтая. То-то она ругалась: никогда, говорит, такую дрянь не готовила!
Дениска украдкой показал Марье кулак, и та тут же захлопнула рот. Тяжело вздохнув, я села возле мрачно молчавшего полковника и уставилась вместе с ним на экран телевизора. Там шел какой-то дурацкий боевик. Плохо приходится воспитанному человеку. Похвалил из вежливости еду, сказал приятные слова дамам, и вот результат!
Дениска украдкой показал Марье кулак, и та тут же захлопнула рот. Тяжело вздохнув, я села возле мрачно молчавшего полковника и уставилась вместе с ним на экран телевизора. Там шел какой-то дурацкий боевик. Плохо приходится воспитанному человеку. Похвалил из вежливости еду, сказал приятные слова дамам, и вот результат!
Фильм мы смотрели, не произнося ни слова. Там парочка полицейских ловко расправлялась с врагами. В таких случаях Александр Михайлович, как правило, едко комментировал происходящее, сразу замечая, как профессионал, нелепицы, которые совершали «коллеги». Но сегодня он не издал ни звука и, только дождавшись, когда все убежали из столовой, процедил:
– Кстати, мне этот хмырь тоже не по душе, лучше бы ты его не приводила!
– Хватит! – обозлилась я. – В конце концов, это единственный свидетель в мою пользу.
– Ох, не скажи, – пробормотал полковник. – Потолковал я тут с ним, на неофициальной, так сказать, почве, так от его заявлений только хуже!
– Почему?
– Говорит, что сидели вы в «Макдоналдсе» до без пятнадцати семь. Он заехал за тобой на работу в шесть, а в девятнадцать у него у самого была редколлегия. Показывал запись в еженедельнике – там черным по белому: пятница, 19.00, у главного редактора. Там, говорит, присутствовало человек тридцать и все подтвердят, что он участвовал. Так что получается, опять против тебя. Ты вполне могла успеть к восьми отравить Маркова.
– Он перепутал, – строго заявила я. – Заехал он за мной без пятнадцати семь, спроси у Леночки, секретарши, она видела.
– Нет, – покачал головой приятель, – ничего она не вспомнит.
– Должна, – упорствовала я, – мы еще вместе курили, и Лена включила телевизор, новости в семь ждала по НТВ, а тут и Виталий явился, так что она Миткову без меня слушала. Когда мы уходили, Виталий возмущался по поводу дурацкой рекламы прокладок.
– Ты могла перепутать. В 18 часов идет информационная программа по первому каналу, и перед ней тоже гоняют рекламные ролики. Орлов очень уверенно сообщил о времени – в семь он уже сидел в кабинете главного редактора.
Я подавила приступ злобы и деланно спокойно посоветовала:
– Ты допроси секретаршу Леночку, может, она другое скажет. В конце концов, Виталий просто перепутал!
– Не могу, – тяжело вздохнул Александр Михайлович, – никак не получится!
– Это почему же? – вскипела я.
– Елена Кострова, или Леночка по-твоему, скончалась сегодня ночью в институте Склифосовского.
– Как?! Она же была совсем молодая!
– Чуть больше двадцати.
– Под машину попала?
– Нет. Все намного хуже. Кострова поступила по «Скорой помощи» с гастросиндромом. И только когда состояние девушки стало критическим, дежурная бригада заподозрила неладное. Но было поздно. Никакие меры не помогли – в четыре утра она умерла.
– Что случилось?
– Кострову отравили.
– Господи! Кто же ее нашел?
– Мать. Елизавета Николаевна заехала вечером за дочерью. Они должны были идти на день рождения. Леночка с детства маялась желудком, поэтому когда мать обнаружила ее на диване с болями, то не слишком удивилась и принялась лечить дочку привычными в таких случаях средствами. Медиков вызвала слишком поздно.
– Кто же мог отравить девушку, а главное – зачем? Абсолютно безвредное существо, тихое и приветливое…
Полковник вздохнул.
– Елизавета Николаевна столкнулась в дверях конторы Маркова с какой-то женщиной, но не обратила на нее никакого внимания. Помнит только, что она худощавая, даже цвет ее волос не приметила – ни к чему было. На столе Лены обнаружили стакан. Похоже, что в нем ничего кроме воды не было, рядом лежала упаковка таблеток де-нол. Очевидно, почувствовав себя не слишком хорошо, девушка легла на диван и приняла лекарство. Но!..
– Что «но»?
– На стакане нашлись отпечатки пальцев покойной и еще чьи-то, а в шкафчике две мокрые чашечки с блюдцами.
Я в ужасе молчала.
– Пока ситуация выглядит так, – мирно продолжал приятель. – Неизвестная дама пришла под конец рабочего дня и угостилась вместе с секретаршей кофе, подсыпав в чашку Лены яд. Потом подождала, пока он начнет действовать, и, наверное, даже «ухаживала» за Леной, подала ей стакан воды. Кофейные чашки гостья вымыла. Но тут неожиданно пришла Елизавета Николаевна, и отравительница убежала, забыв про стакан. Скорее всего она не профессионалка, а любительница, так сказать, неопытная киллерша. Дело за малым – найти даму и сверить «пальчики».
У меня онемели щеки. Я сидела с дурацкой улыбкой на морде, чувствуя, как горячая волна медленно опускается от затылка к ногам. Вот это влипла! Сначала собственноручно вымыла кофейные чашки, а потом принесла бедняжке воды. Рассказать все полковнику? Да он никогда не поверит в такое! Значит, неизвестная тетка, подсыпавшая секретарше яд, ушла за несколько минут до моего прихода! То, что это была женщина, знаю точно. На ободке одной из чашечек сохранился четкий след помады, а губы Леночки в тот день не были накрашены…
– Когда подозревают кого-то в убийстве, то снимают отпечатки пальцев?
– Конечно, – «успокоил» меня Александр Михайлович, – это обязательная процедура. А почему ты спрашиваешь?
Я ничего не ответила и, подавив желание поглядеть поближе на свои руки, закурила.
– Скорее всего девчонка погибла из-за глупости и жадности, – резюмировал приятель.
– Почему?
– Марков занимался работой детектива абсолютно незаконно. Лена утверждала, что ничего о его «сыщицкой» деятельности не знает. Кстати, никакого архива ни дома, ни на работе мы не нашли, но ведь бумаги где-то есть? Конечно, можно их держать на другой квартире, той самой, что сгорела, но и там не обнаружили ничего похожего на картотеку…
– Небось погибла в огне!
– Ну, вряд ли он хранил документы просто на тумбочке. Скорее всего прятал в шкаф или в стол. А пожарные приехали быстро, там даже одежда в гардеробе уцелела… Очевидно, наивная девочка решила либо сама распутать какое-то дело, либо принялась шантажировать объект в надежде получить мзду…
Полковник закашлялся и принялся энергично размахивать руками, разгонять дым, потом сочувственно спросил:
– Мигрень начинается? Ты прямо в лице переменилась.
Да уж, хорошо, что не перекосилась. Покажите мне человека, который останется спокоен, узнав, что к нему подбирается суровая Фемида, размахивая приговором о пожизненном заключении!
Стоит ли говорить, что ночью я не сомкнула глаз, разрабатывая план действия. Утром пошла в столовую в девять часов и наткнулась там на Ольгу, хмуро пьющую кофе. Пощупав чайник, я поинтересовалась:
– Кипяточка нет?
– Тут никогда не бывает горячего, – зло сообщила Зайка, – все имеет одинаковую, а именно комнатную температуру – чай, кофе, суп, сок и компот. Зимой и летом. Мы никогда не справимся с Ирой.
Да уж, чего не умеем, так это разговаривать с наемными работниками. Проклятая интеллигентность и остаточная совковость не разрешают произнести этаким железно-любезным тоном: «Ирина, чайник остыл. Вскипятите быстро, а если не нравится работать у нас, скатертью дорога! Наймем другую домработницу. За 500 долларов в месяц любая прибежит!» Наверное, после такого замечания мы стали бы получать обжигающий кофе, но окаянства не хватает. Поэтому молчим, обнаруживая разводы от мокрой тряпки на экране телевизора, горы пыли на полках, а в библиотеке не всегда чистые подоконники. Садовник Петя, глядя на палую листву, элегически замечает, что всего сора не уберешь, и упорно моет у машины только крылья, капот и багажник, трогательно забывая про колеса и крышу. Правда, кухарка Катя готовит безупречно, а няня Серафима Ивановна любит близнецов до такой степени, что практически не подпускает к ним родителей, боясь тлетворного влияния отца с матерью. На какие только ухищрения не пускается старушка, чтобы выгнать Кешу из детской! Но Ольга, как правило, воспринимает все с юмором. Что же стряслось сегодня?
– Где Аркашка? – спросила я, разглядывая плоский и малосимпатичный по виду круассан. Хоть и из французской пекарни, но до парижской булочки ему далеко.
– Уехал твой сынок, – фыркнула Зайка.
Так, все ясно – поругались.
– Куда?
– В Третьяковскую галерею, с Нюсей…
– Куда?!
– Незачем кудахтать, – окончательно рассердилась невестка. – Повторяю для особо глупых по буквам: в ТРЕТЬЯКОВСКУЮ ГАЛЕРЕЮ!
– Господи, – пробормотала я, – да его тошнит при виде любого музея, он в Лувре-то от нас сбежал…
– Точно, – подтвердила Зайка. – Только эта Нюся, кошка облезлая, вчера горестно так вздыхала и намекала, что вещей у нее никаких нет, и пришлось ехать за обмундированием. Жаль, ты ее в боевой готовности не видела, – разоделась, накрасилась и давай Кешку жалобить: мол, и сирота она, и квартиры у нее нет, жить не на что, голодает… Твой сыночек причитать принялся: «Что ты, Нюсенька, живи здесь, сколько захочешь, нам только приятно». А эта дрянь такая хитрая! Вот вчера к ужину не спустилась.