– Раюша, – бодрился Израиль Ильич, – мы с тобой еще юбилей справим!
– Да, – кивала тетя Рая и шла на кухню, чтобы муж не видел ее лица. Ее перекашивало от бессилия, от страха – и за него, и за себя. Она даже плакать не могла – слезами такому горю не поможешь. И ничем не поможешь.
Она гуляла с Израилем во дворе, сидела на лавочке, встречала его «мальчиков», приносила чай, но не могла радоваться и улыбаться.
– Раюша, ну что с тобой? – иногда спрашивал возмущенно Израиль Ильич. – Я же еще не умер! И не умру! Видишь, я выздоравливаю, а ты не верила в операцию. Да, да, я знаю, что не верила, а вот видишь, я победил эту болячку!
Рая только удивлялась тому, что Израиль совсем не помнил, что перед смертью Тамаре Павловне тоже стало лучше. Не просто лучше, а хорошо. Она так же вставала, гуляла во дворе, опираясь на руку Раи, и собиралась отметить юбилей. Даже обсуждала с Лидой фасон нового платья. А еще мечтала дожить до встречи с Мишенькой, с внучкой. Дождаться звонка, поговорить, увидеть. И совершенно не собиралась умирать. Ни-за-что. Но даже перспектива встречи с любимым Мишенькой не удержала Тамару Павловну на этом свете. И Израиля его «мальчики» не удержат. И Рая не удержит, как бы ни старалась.
– Может, тебе в церковь сходить или к целителям? Я слышала, есть такие, которые метастазы убирают, – предложила однажды тете Рае Валентина. Она, одна из всех соседок, не разделяла всеобщей радости по поводу выздоровления Израиля Ильича. Она одна смотрела на Израиля так же, как тетя Рая, и как будто знала – скоро конец. Совсем скоро.
Тетя Рая с Валентиной тогда сблизилась. Они сидели за столом и по-деревенски, по-простому, за разговорами, лепили пельмени или пирожки. Говорили о разном, незначимом, о главном молчали. И так все было понятно. Вот тогда Валентина и предложила целителей.
– Нет, не верю я им. С Тамарой Павловной все проходили. И молилась я, и снадобья ей давала – она не знала. Не помогло. Я ж тогда все испробовала. Только деньги на ветер.
– Тогда не помогло, а сейчас, глядишь, поможет. У нас в деревне бабка жила, считай, ведьма, так и лечила, и привораживала, даже мертвых из могилы поднимала. Я ей однажды отказала – мелочь, воды не принесла из колодца, так у меня к вечеру так спину скрутило, что встать несколько дней не могла.
– Ну, потянула, невралгия обычная…
– Ага, невралгия. Только эту ведьму у нас в селе все боялись. А однажды случай был: мужик преставился, хоронить несли, и вдруг она, эта бабка – Клавдия ее звали, – из своего домишки вышла на дорогу. И мужик прямо в гробу встал! Те, что гроб несли, его уронили, бабы заорали от ужаса. А мужик понять ничего не мог – у него как будто память отшибло.
– Значит, была кома. Так бывает, – настаивала на своем Рая. – Я же медработник, училище заканчивала.
– Ну, кома не кома, я не знаю, а тот мужик у бабки Клавдии всю оставшуюся жизнь на посылках был, что ни попросит – все делал. Считал, что она его из гроба подняла. И вся деревня так считала. Видно, понадобился он ей – мужик-то рукастый был. И крышу чинил, и забор. Только пил. А после того случая в рот ни капли не брал, как стеклышко. А Клавдия эта – потомственная была колдунья, у нее бабка тоже колдовала. Ведьма известная.
– Валя, ну что ты говоришь ерунду? Какие ведьмы?
– А вот и не ерунду! К нашей Клавдии изо всех сел люди приезжали. У нее, как у врача, приемные часы даже были.
– Израиль все равно не согласится, и спрашивать не буду, – покачала головой тетя Рая. Я даже в церковь хожу тайком, чтобы он не знал. Свечку за его здравие ставлю, за упокой Тамары. Если узнает, рассердится. Он ведь только в своего Моцарта верит.
– Ну, как знаешь, – ответила Валентина.
– А сама-то чё к своей Клавдии не обратилась? Попросила бы о дитенке и чтобы Петька не пил? – вдруг спросила Рая.
– Боялась я ее, – просто ответила Валентина. – И от Петьки рожать не хотела. У него столько выблядков в нашей округе бегает, пальцев на руках не хватит пересчитать. Одним больше, одним меньше.
– Дите было бы твое, родное.
– Молодая была я, дурная. Думала, что не справлюсь. Помощи ни от кого не жди. С Петькой бы совладать. А он детей не любит, не нужны они ему. Я ж его любила, как кошка. Света белого не видела, лишь бы он был рядом. Ничего больше не нужно. Ой, да что вспоминать? Вон оно как обернулось – Петька есть, а даром не нужен. И любовь вся прошла… Надо бы еще начинки сделать. Тесто остается.
– Давай тогда яблоки, мяса больше нет.
Рая тогда совсем забыла про Маринку, заботилась только об Израиле. Ставила капельницы, обмывала, перестилала, растирала, меняла, кормила, выносила. Все говорили – и соседи, и врачи, – что Рая ему продлила жизнь, как когда-то Тамаре Павловне. Минимум на год. Израиль Ильич, как и его жена, умер на крепких, любящих руках тети Раи. На чистых, скрипящих проутюженных простынях, вымытый, чисто выбритый, в новой пижаме.
Похороны тетя Рая организовала пышные. На это ушли почти все оставшиеся под комплектом белья деньги. Да там и немного осталось – Рая платила за лекарства, которых было не достать.
Похоронила она мужа в одной могиле с Тамарой Павловной, за что тоже пришлось переплатить, выкупить фамильный участок земли на кладбище, и поставила хороший мраморный памятник с портретами – его и ее. Долго сидела над фотографиями, выбирала, придиралась – хотела, чтобы все было достойно, так, как понравилось бы Израилю Ильичу. Она пыталась смотреть его глазами. Она бы на памятнике нарисовала ноты или рояль, но Израиль бы решил, что это пошло, и тетя Рая ограничилась перечислением регалий. Ей нравился витиеватый шрифт с завитками – не сразу разберешь, что написано, – но она решила, что пусть надпись будет сдержанной, строгой.
Все было как положено – поминки, девять дней. Тетя Рая готовила, накрывала, не снимала черный платок. На сороковины собрала всех соседей.
– Раечка, что же теперь будет? – спросила Лида.
– Не знаю, – ответила тетя Рая.
– Ничего хорошего, – сказала Валентина. – Сейчас слетятся стервятники.
Тетя Рая тоже об этом думала – беда не приходит одна. Через два месяца после смерти Израиля на пороге квартиры появилась женщина – шумная, наглая и очень решительная. Роза Ильинична.
Роза Ильинична оказалась родной сестрой Израиля, о которой тетя Рая ни разу не слышала. Даже фотографии ее не видела в семейных альбомах, которые пересмотрела вдоль и поперек, знала каждую карточку, каждое лицо. И корила себя за то, что не особенно пыталась запомнить, кто есть кто, когда Израиль показывал ей эти старые фото, где сидели строгие, сумрачные женщины, улыбчивые, с чертовщинкой в глазах мужчины и многочисленные дети. Возможно, Израиль и упоминал о сестре Розе, но в памяти тети Раи она не осталась. Да, она знала, что у Израиля есть какие-то родственники в Биробиджане, но это было так далеко и так смутно, что Рая не придала этому факту никакого значения.
Когда около подъезда остановилось такси, из которого вылезла толстая, скандалящая с водителем женщина, дома была только Маринка – тетя Рая из поликлиники сразу побежала по пациентам.
– Открывай, родственники! – крикнула в дверь Роза Ильинична, когда Маринка спросила, кто там.
Маринка открыла. Роза Ильинична фурией влетела в квартиру, оттеснив Маринку к стене. Пробежалась по комнатам, оценила обстановку и села на стул в большой комнате.
– Ты кто? – спросила она перепуганную девочку.
– Марина, – ответила та.
– Значит, так, Марина, собирай свои манатки, и чтобы я тебя больше не видела, – велела Роза Ильинична.
Марина стояла столбом.
– Вещи, говорю, собирай! – прикрикнула на нее Роза Ильинична.
– Какие вещи? – пролепетала Маринка.
– Свои!
– Мама на работе, – прошептала Маринка.
– Ох, б…, что ж за жизнь такая б…ая! – выдохнула Роза Ильинична. – Ты дебилка, что ли?
Она зашла в спальню, хозяйским жестом открыла шкаф, посмотрела, нашла чемодан и побросала туда платья тети Раи. Потом так же спокойно и уверенно зашла в комнату Маринки и выгребла из шкафа ее вещи. Все запихнула в чемодан, доволокла его до двери и размашистым жестом выкинула его на лестничную клетку. Маринка так и стояла в коридоре, вжавшись в стену.
– Все, иди отсюда, – выпроводила ее за дверь Роза Ильинична. – Мать придет, пусть остальное шмотье забирает, а то выброшу на помойку. Так ей и передай.
Роза Ильинична захлопнула перед Маринкиным носом дверь.
Та стояла на лестничной клетке и думала о том, что на столе остались учебники, а под столом – портфель. И как же она завтра пойдет в школу? Что скажет? Наверняка двойку поставят.
Дверь опять открылась, из квартиры выглянула Роза Ильинична и гаркнула:
– Иди отсюда, я сказала! Не торчи здесь!
Маринка испугалась, схватила чемодан и поволокла его по лестнице вниз. И только у мусоропровода остановилась, решая, куда ей идти. Идти было некуда. Разве что к Ольге Петровне и заклятой подружке Танюше.
Роза Ильинична захлопнула перед Маринкиным носом дверь.
Та стояла на лестничной клетке и думала о том, что на столе остались учебники, а под столом – портфель. И как же она завтра пойдет в школу? Что скажет? Наверняка двойку поставят.
Дверь опять открылась, из квартиры выглянула Роза Ильинична и гаркнула:
– Иди отсюда, я сказала! Не торчи здесь!
Маринка испугалась, схватила чемодан и поволокла его по лестнице вниз. И только у мусоропровода остановилась, решая, куда ей идти. Идти было некуда. Разве что к Ольге Петровне и заклятой подружке Танюше.
Маринка позвонила в дверь. Открыла Светланка.
– Ты чего? – спросила она.
– Меня выгнали, – ответила Маринка.
Светланка посмотрела на соседку, на чемодан, в который та вцепилась, и решила больше ничего не спрашивать. У Маринки тряслись губы и коленки. Она была такой испуганной, что Светланка быстро затащила ее вместе с чемоданом в квартиру.
– Кто выгнал? – спросила она, когда заперла дверь на все замки.
– Не знаю, какая-то тетка, – ответила Маринка.
– Ладно, иди в комнату, – велела Светланка, и Маринка ее послушалась.
Танюша сидела за уроками – дело застопорилось на том примере, который Маринка недоделала.
Через час пришла Ольга Петровна.
– Мам, у нас Маринка, ее из квартиры тетка какая-то выгнала, – сообщила матери Светланка.
– Что ты говоришь? Какая тетка? – удивилась Ольга Петровна. – А где тетя Рая?
У Ольги Петровны еще с обеда безумно болела голова, и она мечтала только о том, чтобы побыстрее добраться до дома и прилечь в тишине и полумраке. И никак не ожидала увидеть дома Маринку, что не предвещало ничего хорошего.
– Марина, а где твоя мама? – спросила Ольга Петровна.
– На работе, – ответила девочка.
Они сидели с Танюшей и читали параграф в учебнике по истории. Танюша сначала не хотела давать читать, но Маринка чуть не плакала от страха, и Танюша пододвинулась и положила половину учебника на колени одноклассницы.
– Ты можешь объяснить, что случилось? – допытывалась Ольга Петровна.
Маринка рассказала, что сидела дома, делала математику, когда позвонили в дверь. Женщина сказала, что приехали родственники, ворвалась в квартиру, открыла шкафы, побросала вещи и выгнала Маринку.
– Ничего не понимаю, – сказала Ольга Петровна. – Когда мама должна вернуться?
– Не знаю, – ответила Маринка, которая из последних сил старалась не заплакать.
– Ладно, пойдемте ужинать, – велела Ольга Петровна.
Девочки поужинали, сели доделывать уроки. Ольга Петровна полулежала и смотрела новости. Дверной звонок зазвенел так, что все подпрыгнули от неожиданности.
– Маринка у вас? – закричала с порога тетя Рая.
– У нас. Уже поужинали, – ответила Ольга Петровна.
– Слава богу.
– Что там у вас случилось?
– Можно я войду?
Ольга Петровна впустила тетю Раю, усадила на кухне, налила чай. В этот момент в дверь опять позвонили.
– Что у вас за крики на весь подъезд? – На пороге стояли Лида и Валентина с Петькой.
Ольга Петровна, окончательно распрощавшись с мыслью о спокойном, тихом вечере, пригласила всех соседей на кухню. Наверху, в квартире Израиля, действительно стоял крик и шум, как будто двигали мебель и что-то роняли.
На пороге детской стояли три испуганные девочки.
– Быстро ложитесь спать. Марина сегодня у нас переночует. Светланка, постели ей на раскладушке. И чтобы тихо! – велела Ольга Петровна. Девочки скрылись в комнате.
Пока Ольга Петровна наливала чай, раскладывала печенье и резала бутерброды, тетя Рая тихо плакала.
– Ну рассказывай уже! – велел Петька.
Когда тетя Рая вернулась от пациентов, дверь квартиры была заперта изнутри. Тетя Рая мысленно начала ругаться – она ведь запрещала Маринке запираться. Она позвонила в дверь. Ей открыла незнакомая женщина, держа дверь на цепочке.
– Чё? – спросила женщина.
– А вы кто? Где Марина? – В тот момент у тети Раи чуть сердце не остановилось.
– А ты кто? – спросила женщина.
– Я здесь живу, – ответила тетя Рая.
Женщина смерила ее взглядом и наконец открыла дверь.
Тетя Рая увидела развороченную квартиру.
– Где моя дочь? – спросила она.
– Не знаю, на лестнице была, а потом ушла, – спокойно ответила женщина.
Тетя Рая внутренним чутьем понимала, что Маринка не могла далеко уйти, разве что к соседям, и поэтому решила выяснить, что происходит.
А происходило вот что. Родную сестру Израиля Ильича Розу Ильиничну терпеть не могла Тамара Павловна, а Израиль Ильич больше любил жену, чем сестру, поэтому все контакты с ней прекратил по просьбе и настоянию обожаемой супруги.
Но когда Тамара Павловна умерла, Израиль Ильич вдруг осознал, что остался совсем один. Любимый сын Миша не присылал никаких весточек, Томочка умерла. У него больше никого не было. Только сестра Роза из Биробиджана. А он вдруг понял, что остался один – больной и одинокий. Старик, который может умереть уже завтра. То ли в состоянии глубокого горя, то ли стресса, то ли аффекта Израиль Ильич написал тогда завещание, по которому его квартира отходила сестре Розе, как единственной кровной родственнице. Тогда же, в состоянии аффекта и выпив коньяка, он позвонил Розе в Биробиджан и рассказал о завещании. Потом он совершенно не помнил, что говорил в тот вечер, зато это хорошо запомнила Роза. Она уже несколько лет мечтала уехать в Израиль, но нужны были деньги.
Все, что произошло позже – брак с Раей, ее уход и заботу, – Израиль Ильич предсказать не мог. И про завещание совершенно искренне забыл.
Роза с братом с самого рождения были чужими людьми. Израиль рос талантливым, чутким, рефлексирующим мальчиком, очень чувствительным, верным и трогательным. Роза была его полной противоположностью – трусливая, циничная, деловитая и хамоватая. Она терпеть не могла лирику ни в каком виде, поэтому звонок брата расценила совершенно конкретно. Она знала, что Израиль один долго не протянет. Мужики – они ж как дети, слабые и беспомощные. За ними уход нужен. Но Роза слишком хорошо знала жизнь, чтобы так сразу и обрадоваться. Женское чутье ей подсказывало, что Израиль один не останется. Подберет его кто-нибудь, приголубит, и тогда все, пиши пропало. И планы все на фиг. Единственное, на что надеялась Роза, – на безалаберность и импульсивность брата в бытовых вопросах, к которым она относила и завещание. Она рассчитала правильно – Израиль в своем новом счастье не думал о будущем. И завещание осталось таким, каким он его написал. И Рае он совершенно искренне забыл о нем сообщить. Роза тем временем держала руку на пульсе. Она регулярно звонила в Москву и слушала, кто подходит к телефону. И совсем не удивилась, когда отвечать стал женский голос. Тетя Рая вспомнила эти звонки – кто-то молчал и сопел в трубку, она думала, что не туда попали. Но даже когда к телефону подходил Израиль Ильич, Роза нажимала на рычаги – не хотела с ним разговаривать. Так что она знала, что Израиль умер – умудрилась позвонить в день поминок и услышала шум чужих голосов. А потом к телефону все время подходила только девочка. Роза Ильинична собрала чемоданы и поехала вступать в наследство. Она собиралась продать квартиру и на эти деньги поехать к племяннику Мише. Это была такая идея фикс. Где искать Мишу, Роза не знала, но решила разобраться «на месте». Главное – уехать. А там видно будет. Может, и Миша не понадобится.
Когда на пороге появилась тетя Рая, Роза Ильинична все ей подробно объяснила и посоветовала не вмешиваться.
– Вот сука! – воскликнул Петька. – Ольга Петровна, а водочки нет?
Ольга Петровна поджала губы, но достала бутылку и налила стопку.
– И мне тоже, – попросила Лида.
Ольга Петровна разлила водку, порезала колбасу. Выпили молча, закусили.
– Что мне делать? – спросила тетя Рая, глядя на соседок.
– Марина может пожить у нас, – предложила Ольга Петровна.
– А вы видели завещание? – спросила Лида.
– Да, она мне его показала, – ответила тетя Рая.
– Как он мог так с вами поступить? – возмутилась Лида.
– Он же не знал, не думал, что так получится, – ответила Рая.
– Вселяйтесь в свою квартиру, – предложила Ольга Петровна.
– Как это?
– Снимите ее и живите.
– Платить за свою же квартиру! – хохотнул Петька.
– А что делать? – вставила Валентина.
– Я думаю, хозяева пойдут вам навстречу, – сказала Ольга Петровна.
– Если бы я знала… никогда бы не продала… – На тетю Раю в тот момент было больно смотреть.
– Вот сука! – опять воскликнул Петька, доливая себе водки. – Может, пойти с ней поговорить? А, Рай?
– А чего с ней разговаривать! – махнула рукой Валентина. – Если бумага есть, то всё.
– Но как Израиль Ильич мог так с вами поступить? – возмутилась Лида.
– Ой, как мог, как мог? Так и смог! – воскликнула Валентина.
– Я же теперь без кола и без двора… – заплакала Рая. – И Маринка еще маленькая…