– Ерунда, – сказал Геворкян. – Камера скрыта, вы же сами знаете, оттуда изнутри невозможно найти ее.
– Найти-то невозможно, – охранник помолчал, – только он знает… видит, прямо в камеру смотрит порой, на меня и…
– Ну, ну, пустяки. Вы здесь все время в ночную смену? – Геворкян покосился на охранника. Совсем еще паренек…
– С Карповым пришлось поменяться, он с девчонкой живет, ну и та претензии стала предъявлять, уйти грозится. А я не против ночных дежурств, холостой еще, только… Вот что я вам скажу, доктор. Неладно тут что-то.
– В смысле? – Геворкян поднял седые брови.
– В смысле вот с ним. Как он смотрит порой оттуда.
– Знаете, я поговорю со старшим смены, они найдут выход из положения, и вы…
– Да я ж сказал, я не против ночных дежурств!
Геворкян посмотрел в монитор. ОН сидел на постели, облокотившись о подушку, и листал журнал. ЕМУ не давали свежих газет, потому что дело о расстреле на Арбате до сих пор не сходило с полос, зато по распоряжению Геворкяна ему давали модные журналы. И как раз сейчас он разглядывал какой-то «глянец» – обувь из новых коллекций, поступивших в столичные бутики.
Геворкян встал с кресла. Надо ноги размять, сходить к дежурной сестре. У той всегда наготове крепкий кофе. Или уже пора ехать домой, вызвать машину? Нет, он еще должен побыть здесь, еще немного.
Он шел по длинному коридору – мимо аудиторий для занятий с практикантами и студентами, мимо лифтов. Этот путь он проделывал тысячи раз, но в этот вечер… в этот июньский вечер, наливавшийся за пуленепробиваемыми окнами чернильным осенним гноем…
Как трудно дышать…
Хашлама… джермук…
Спиртное можно будет с собой привезти, об этом следует сразу договориться с официантом… Они меня знают, не откажут… Меня все знают…
МЕНЯ… Я…
«У ВАС МНОГО РАН НА ТЕЛЕ, ВЫ ПОМНИТЕ, КАК ОНИ ПОЯВИЛИСЬ?»
ДОБРЫЙ ВЕЧЕР…
ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДОКТОР…
ОТВЕЧАЙТЕ, БУДЬТЕ ЗДЕСЬ СЕЙЧАС И СО МНОЙ, НЕ УХОДИТЕ, НЕ ПОЗВОЛЯЙТЕ УВЕСТИ СЕБЯ!
Я ЗДЕСЬ…
И ТЫ ЗДЕСЬ…
И опять словно что-то треснуло… Кокон или скорлупа… А потом заскребло по бетону, пытаясь вырваться, выбраться…
Геворкян застыл посреди коридора – в белом халате на фоне белой стены. Этот звук… Когда они были вместе там в боксе, с НИМ…
Он оглянулся – резко, испуганно. Что это было? Вот сейчас? Шорох… будто осыпалась чешуя… Словно там, за спиной, что-то пронеслось – гигантская бабочка, летающий ящер… шорох, скрежет – крыльев или когтей?
И в коридоре центра погас свет. Очутиться вот так внезапно в темноте было… Геворкян ощутил, как разом взмокли его ладони. Окунуться в темноту, будто ослепнув, потеряв направление. Вот тут стена, пальцы ощущают, какая она холодная… липкая… Липкая? Это же больничный коридор! А там дальше пустота…
НЕ ЗАЖИГАЙТЕ, НЕ ЗАЖИГАЙТЕ СВЕТА – ИНАЧЕ БЕДА!
Свет вспыхнул так же резко, как и погас. Геворкян зажмурился. Несколько секунд он приходил в себя, стараясь собрать все в себе в кулак. Что за чушь такая… слабость, непростительная слабость… нервы… На воды надо ехать в Карловы Вары с женой… в Кисловодск, в горы, домой, в Армению…
Он быстро вернулся на пульт охраны. Отчего сейчас это казалось важным, первостепенным – проверить, все ли там в порядке.
– Электричество вырубилось, – сообщил охранник.
– Да… Что с электронными замками?
– Там же батарея с почти суточным запасом. Тут вот все отключилось на пару минут – система слежения.
– А это что за осколки? – Геворкян ощутил, как под ногами хрустит стекло.
– Это я чашку уронил, сейчас соберу, – охранник хотел было наклониться, но вдруг застыл, вперяясь в монитор.
Геворкян быстро подошел.
Оттуда, из бокса, ОН смотрел прямо в камеру, приблизив лицо свое, казалось, к самому окуляру. ОН действительно как будто что-то искал… шарил взглядом, ощупывал, как слепец, чьи глаза как кислота выжгла тьма…
И вот его взгляд остановился на молодом охраннике.
Зрачки расширились… ноздри затрепетали…
ОНО УЖЕ ЗДЕСЬ… ОНО ЧУЕТ…
– Тварь! – не своим голосом вдруг взвизгнул охранник. И визг этот, поросячий истерический визг в тишине ночной, заставил Геворкяна, видевшего многое в своей профессии, вздрогнуть. – Тут тебе не Арбат, тварь! До меня ты не доберешься!
Глава 23 КАК БУДТО НИЧЕГО НЕ БЫЛО…
Когда светит солнце, дни похожи один на другой. И все так отчетливо и ясно, привычно, даже скучно. И как будто ничего не было… И нож ритуальный спрятан подальше от дневного света, чтобы солнце не попало на лезвие, что так и не успели отмыть.
И только горничная, глупая горничная больше здесь не служит, не накрывает на стол и не отвечает на телефонные звонки.
В доме на Малой Бронной…
– Это агентство по подбору персонала? Здравствуйте, вот хочу найти помощницу по хозяйству… Да, да… нет, это не подойдет, лучше иногородняя, молодая – откуда-нибудь из сельской местности, с периферии, можно из Средней Азии.
Руфина – старшая сестра-Парка, снова превратившаяся в хозяйку дома, звонила по телефону, разговаривала, обсуждала предложения агентства, а сама чутко прислушивалась к голосам, доносившимся из зала.
Как будто ничего не было… Впрочем, когда ЭТО случалось прежде, еще при их матери, жизнь в доме тоже не замирала. Постепенно входила в привычную колею – при дневном свете.
Они даже начали прием клиентуры. Ника наконец-то покинула свою комнату наверху. Она никак не хотела там больше оставаться после той ночи. Руфина не спускала с нее глаз. Ее волновало – изменилась ли сестра, но у Ники этого невозможно было понять. А объяснить она тем более была не способна. И Руфина думала: может, это и хорошо, что разум ее такой. Здоровый, нормальный, возможно, не выдержал бы таких испытаний.
Сидя в своем кресле у окна в зале спиной к клиентам, Ника просто отдыхала, дремала. Ни о каких путешествиях ТУДА сейчас и речи не шло. Они еле-еле справились тогда ночью, когда дверь лишь слегка приоткрылась… Едва справились… Августа, располосовавшая себе руки, чудом не истекла кровью. Когда надо было останавливать кровотечение там, в темноте на лестнице, Руфина совсем потерялась, неумело и долго возилась со жгутом. А «Скорую» они так и не вызвали. «Скорую» никогда не вызывала и их мать, но недаром же она слыла «великой» – она справлялась с такими проблемами, как боль и ритуальные раны… И она никогда не боялась, ничего не боялась…
А они – ее дети – боялись.
СТРАХ…
Голоса журчат в зале. Там Августа с новой посетительницей. Ника в кресле спиной, чтобы не было видно мертвенной бледности ее и провалившихся щек.
Августа в черной атласной юбке до полу и хлопковом свитере с длинными рукавами, закрывающими не только забинтованные запястья, но и фаланги пальцев.
Как будто ничего не было…
Как будто и не было той ночи и того дня…
Но это самообман. Защитная реакция.
КАК БУДТО НИЧЕГО…
ВООБЩЕ НИЧЕГО…
НИКОГДА…
И РАНЬШЕ…
– Сейчас идет новый кастинг на ледовое шоу, наверное, вы видели по телевизору? Проект просто супер, и я на седьмом небе была, когда прошла отбор. У нас с Эдиком был такой успешный сезон… Может быть, читали о нас? Конечно же, все это жутко пошло, все эти сплетни, эта газетная слизь, но сезон действительно сложился, мы хорошо откатали и заработали тоже прилично… И вообще я думала, что Эдька будет со мной, останется со мной…
Какой противный голос у клиентки – подумала Руфина. Была певичкой, потом стала сниматься в сериалах, затем выступать в телешоу, мужа чужого умыкнула, а теперь в Интернете вовсю крутят порноролики, где она на пике народной популярности в виде резиновой куклы и каждый в виртуале может поиметь ее и так и этак, и спереди и сзади. И что же она хочет еще?
– Он вас бросил? – спросила Августа. Они с клиенткой сидели в креслах напротив друг друга, их разделял лишь низкий столик из тика, на котором – карты Таро и хрустальный череп. И все – «понты», потому что они, сестры-Парки, никогда не пользовались подобными фокусами. Если надо было действительно отворить дверь ТУДА, они пользовались уникальным даром Ники, которая могла уходить и возвращаться и видеть, многое видеть, читать как по писаному. Но сейчас о путешествиях ТУДА не могло быть и речи. То, что явилось так внезапно той ночью, когда «как будто ничего не было», не ушло далеко, оно ждало, караулило их там, за той дверью, выбирая час новой охоты.
И не жертвенной крови оно ждало – нет. Несколько капель, даже полная чаша крови, нацеженной из их перерезанных вен, не насытили бы его. Оно жаждало другого. И это пугало больше всего, леденило душу. Той ночью им всем троим крупно повезло. То, что пыталось вырваться с такой яростью, просто не накопило еще достаточно силы. Но оно ее накопит и тогда…
Самое страшное было то, что они даже не знали, ЧТО ЭТО ТАКОЕ. Ника – будь она хоть чуть-чуть нормальней – могла бы объяснить, рассказать о своем последнем путешествии ТУДА и о том, что она увидела, но… Ее ущербный разум был похож на барьер, на защитную стену. Поэтому еще их покойная мать и прозвала ее Победительницей, Ника побеждала там, где нормальный бы человек сломался, сошел с ума.
Самое страшное было то, что они даже не знали, ЧТО ЭТО ТАКОЕ. Ника – будь она хоть чуть-чуть нормальней – могла бы объяснить, рассказать о своем последнем путешествии ТУДА и о том, что она увидела, но… Ее ущербный разум был похож на барьер, на защитную стену. Поэтому еще их покойная мать и прозвала ее Победительницей, Ника побеждала там, где нормальный бы человек сломался, сошел с ума.
Они не знали, что ЭТО такое. Единственное, что они поняли: это пришло к ним после встречи с клиенткой по имени Лариса Павловна, искавшей своего сбежавшего любовника. После этого все и началось…
Руфина подумала: а что, если позвонить той бабе и попытаться все разузнать более подробно – о ней самой и о том, кого она разыскивала?
– Ну, я не считаю, что он меня бросил, – клиентка в зале явно начинала нервничать и злиться. – Просто мы с ним сейчас… кстати, он мой гражданский муж, но у него семья, его развод только-только начался в середине ледового шоу, а потом мы… Ну как-то все было некогда, недосуг, я особо не настаивала – зачем, правда? Мы летали на Мальдивы, летом отдыхали вместо на Майорке и вдруг, представляете, я узнаю, что на этот сезон на шоу объявляют кастинг и он подыскивает себе новую партнершу для танцев на льду! Такая подлость – и все это за моей спиной, когда я занята организацией бизнеса, я думала, в будущем это поможет нам с ним…
– Простите, но вы же все знаете сами, как я поняла, ваши отношения для вас не тайна, вы трезво оцениваете и своего друга, и то, что произошло, – Августа говорила вкрадчиво. – Здесь ведь не кабинет психотерапевта, дорогая моя, мы – медиумы. Отчего вы пришли к нам? Чем мы можем помочь вам, если вы все и так знаете сами?
– Я объясню, и я готова щедро заплатить, если будет реальный результат. Он положил глаз на двух – это я знаю, обе молодые девки, одной девятнадцать, другой двадцать два – ну на сладкое мужика потянуло… Одна дочка актера, вот я специально журнал принесла, она в фильме мелькнула, папаша пристроил, и теперь со страниц не сходит, вся такая в гламуре стала, вот тут она туфли рекламирует от «Джимми Чу»… С такими-то ногами кривыми, корова… А вторая – у нее никаких связей и денег нет, вообще ничего нет, но она его как будто околдовала… гадина такая, – клиентка всхлипнула. – Это он из-за нее сбесился, а вторая – это так просто, вариант, чтобы меня позлить, потому что там связи, у папаши ее, клопа, театр антрепризы… Я прошу вас, вы же можете, вы же это умеете. Ваша знаменитая мать Саломея – я читала – она же все это умела. К ней обращались люди, и она это делала.
– Извините, я не понимаю, какие люди? Что делала наша мать? – спросила Августа.
– Ну, в газете я читала, к ней дочка Брежнева обращалась, чтобы ваша мать помогла ей решить вопрос… ну, с тем красавчиком из Большого театра… Она сохла по нему, а он семью никак не бросал… Я не знаю, как это называется – приворот, что ли? Но я не об этом прошу. Мне этого мало. Я хочу их наказать – и ту и другую, наказать, раздавить этих гадин… Вы же колдуньи, ведьмы, как и ваша знаменитая мать, и вы это можете. Черная магия, вуду – ну я не знаю, я не специалистка… Что-нибудь такое – болезнь, автокатастрофа, а лучше… Нельзя ли так сделать, чтобы та, которая без связей, лишилась внешности своей смазливой… Чтобы вы ее изуродовали?
ЧТО, ИНТЕРЕСНО, ОТВЕТИТ АВГУСТА ЭТОЙ ДУРЕ? В ТАКИХ ОТВЕТАХ ВСЕГДА НАДО ПОМНИТЬ О РЕПУТАЦИИ.
– Простите, но такие услуги дорого стоят.
– Я заплачу!
– Это очень дорого стоит. У вас не хватит средств, милочка. Вы с нами никогда не расплатитесь.
БРАВО, АВГУСТА!
Руфина распахнула дверь в зал – пора спасать сестер от этой фигуристки.
– Простите великодушно, что прерываю, Августа, тебе звонят из Лондона, Виктория Бэкхем о чем-то срочно хочет посоветоваться с тобой.
ДА, РЕПУТАЦИЯ, ИМИДЖ – ЭТО ГЛАВНОЕ ДЛЯ ВЕДЬМЫ…
– А мы уже закончили. К сожалению, вынуждена вам отказать, – Августа встала с кресла.
Ника в своем кресле даже не пошевелилась.
Странно, но когда Августа вышла, ей действительно позвонили (Руфина словно в воду глядела, может быть, и не зря она слыла ясновидящей).
Звонок на мобильный.
– Алло! Да, я… Это вы? Конечно, узнала…
Руфина наблюдала.
Снова тот тип звонит, с которым они познакомились в ГУМе, а потом был совместный балет для двоих…
Августа вышла в холл.
– Я все думаю о вас, – сказал Петр Дьяков. Это звонил действительно он. – Все думаю, не могу вас забыть. Хотите увидеться?
– Сегодня?
– Да. Я звонил вам, вы не отвечали, выключили телефон?
– Я была занята, у нас сестра заболела младшая, но сейчас уже все в порядке. Хорошо, мы увидимся, только, пожалуйста, не берите больше билетов на балет.
– Как пожелае…те, как пожелаешь… Ресторан?
– Можно в ресторан, только я сама место выбираю, идет?
КАК БУДТО НИЧЕГО НЕ БЫЛО… ВООБЩЕ НИЧЕГО… Петр Дьяков на том конце провода аж вспотел, сжимая в лопастой ладони своей мобильный как гранату. Какая женщина… Королева… Какие у нее в тот вечер были духи… С ума сойти. С ним ли все это было? Наяву? И КАК БУДТО НИЧЕГО НЕ БЫЛО… НИ ПОДВАЛА, НИ ИСТЕРЗАННОГО ТЕЛА, РАСПЯТОГО НА ПОЛУ…
– Принято. Я… я заеду за тобой в семь.
– В девять. Мы поедем в Sky – ресторан под крышей, там такой вид на огни…
КТО-ТО УПОМИНАЛ «СЕДЬМОЕ НЕБО»… Ах да, та чокнутая фигуристка… Августа смотрела на портрет матери. Тот ресторан в «Останкино», что потом горел как свеча вместе с башней… Пожар… А до пожара там любили бывать… все любили бывать. И мать тоже…
Саломея!
Вот, лишь закрываешь глаза и видишь ее – она танцует на фоне ночи среди огней. Там, где потом был пожар, где все сгорело дотла…
Закрытая вечеринка, ресторан «Седьмое небо» снят американским атташе на всю ночь. И не прием, и не русское застолье… Что-то другое. И мать танцует с кем-то. Щеки ее румяны от выпитого джина, волосы рассыпались по плечам. Платье на ней сверкает, переливается… мода восьмидесятых – немного нелепые плечи, но… Нет, она в красном – впервые за столько лет она вся в красном… И этот цвет освещает ее как пламя, как пожар… Как же она красива… мать, великая Саломея, недосягаемый идеал, идол – от рождения и до смерти, с детства и до конца – идол… мать… женщина…
А руки, ее прекрасные тонкие руки, стянутые узкими рукавами так, чтобы не было видно бинтов на запястьях… Как у меня сейчас…
Ночная жертва…
И КАК БУДТО НИЧЕГО НЕ БЫЛО…
НИЧЕГО ВООБЩЕ…
Ночная жертва – засов на ТУ ДВЕРЬ…
Надолго ли?
ВЫ НЕ МОГЛИ БЫ ЕЕ ИЗУРОДОВАТЬ?
Странный вопрос, какой глупый вопрос…
– Я буду у вас в девять, – Петр Дьяков – сын мамы Лары на том конце линии сглотнул. Чувствовалось, что он сильно волнуется. – Я могу зайти к вам домой или мне лучше подождать вас… тебя в машине?
– Заходи… Нет, лучше подожди, я долго одеваюсь, ты уж меня извини. Если все будет нормально, мы отправимся на небо…
– Куда?
– В Sky, я же сказала, оттуда вся ночь как на ладони.
– Я буду ждать, Августин.
И КАК БУДТО НИЧЕГО НЕ БЫЛО… КАК БУДТО НИЧЕГО… НИЧЕГО… КАК БУДТО…
Глава 24 В ЛЕСУ
Когда солнце село за верхушки елей…
Когда со дна оврага поднялся туман…
Когда умолкли все птицы в лесу…
Ехали по просеке два велосипедиста – он и она.
– Темнеет, тут корни, можно навернуться.
– Включи фонарик.
Она зажгла фонарик на руле, как посоветовал он. И он это сделал – два огонька в сгущающемся сумраке леса.
Он и она были молодожены, купившие недельный тур в подмосковный пансионат. Оба обожали велосипед, во время езды по городу и познакомились и теперь на отдыхе отдавались езде с той же страстностью, что и любви. Сгонять вечерком после ужина в Семивраги – деревеньку на той стороне прудов-карьеров, что всего в нескольких километрах от пансионата, предложила она. Просто так – не подумайте, что специально в тамошнюю палатку за пивом.
– Нет, не помогает, дорогу плохо видно, а тут везде корни. Давай этот участок пешком. – она, как заводила, сбросила ход и слезла с велосипеда. Он обогнал ее, потом развернулся:
– Ну, малыш…
– Как тут хорошо, как тихо… Слушай, а где луна? Почему нет луны? Хочу луну!
Он тормознул прямо возле нее, ловко перегнулся через руль и, балансируя на велосипеде, заключил молодую жену в объятия.
Поцелуй… Его видел лес.
– Пусти…
Но оторваться друг от друга было не так-то легко. Велосипеды, фонарики – желтые точки, туман, что из белой дымки превращался на глазах в севшее на землю облако.
– Какая ты… ты моя женщина…
– С ума сошел, не здесь. Тут же дорога!
– Мы одни, никого нет.
– Ну, пожалуйста, прекрати, сумасшедший…
Вместо ответа он вскинул ее на руки. Оба велосипеда с грохотом упали в пыль.
– Перестань приставать, я туда не хочу, там в кустах везде клещи! Энцефалит… инфекци…
С треском ломая ветки, как медведь, он понес ее подальше от дороги – в лес. Вот сейчас здесь… а потом опять верхом на велик, в эти ее Семивраги, и назад в пансионат – в бар или на дискотеку танцевать до рассвета, а после снова в постели на новеньких простынях… быть… с ней…