– Значит, пришили все-таки ее. – подполковник Лямин закурил. – Странно, что не тогда, а через столько лет. Но все-таки счеты свели… Пытали, говоришь, перед смертью?
– Пытали, – Гущин кивнул. – И жгли.
Лямин поморщился.
Деньги большие тогда взяли в ходе ограбления, а где большие деньги – там и пытки…
– Сколько взяли тогда?
– Миллион зеленых без малого. Банк имел отделение в Москве на Петровке, ну знаешь, переулок напротив ЦУМа. Назывался банк «Европейское содружество», но иностранного капитала там не было, чисто «рублевские» вложения. Отделение на Новой Риге у них было оборудовано банковскими ячейками, тогда, одиннадцать лет назад, это еще новшество было, не все банки такую услугу предлагали. И многие из тех, кто с Рублевки на лето за моря подавался, пользовались этой услугой, ювелирку там свою хранили и прочие ценности. Ну и наличность была, банкоматы круглосуточно работали… Ограбление произошло первого августа ночью. Сигнализация там была американская, и вот в чем штука – так ее мастерски кто-то вырубил на четверть часа, что на пульт вневедомственной охраны сигнал не прошел, был только двухсекундный сбой. А вот вся внутренняя система отключилась – электронные замки хранилища, видеонаблюдение. Вскрыто было за четверть часа семь ячеек, причем только те, где действительно что-то имелось, и банковский сейф. В сейфе, как потом выяснилось, было двести тысяч долларов на тот момент. Ну а насчет содержимого ячеек мы только примерные сведения имели. Не очень эти рублевские терпилы распространялись, что их бабы там хранили – бриллианты, жемчуга, по самым скромным подсчетам, еще тысяч на семьсот-восемьсот. Быстро было все сделано, профессионально, с сигнализацией так обошлись, что ясно стало с первого взгляда – тот, кто отключал, знал досконально систему. Значит, время имел достаточно, чтобы предварительно все изучить, если нужно – отсканировать, схему отработать компьютерную и оборудование приобрести.
Начали мы разбираться с персоналом, а тут этот самый черный вторник вдруг настал, ну помнишь, что тогда было – кризис банковский, дефолт… Тот еще кризис, когда все в одночасье кинулись деньги свои из банков забирать. У нас расследование идет, а офисы банка этого точно в осаде. Потом узнаем, что банкир за границу смылся. Кстати, потом он так оттуда и не вернулся.
– Убили, что ли? – спросил Гущин. – Тогда, может, они сами там, в банке, это ограбление перед кризисом организовали?
– Мы так тоже думали, одна из версий была. Но банкира не убили, умер он от рака в Лондоне, все никак в себя не мог прийти, что вот так разом все прахом пошло. Нет, Федор Матвеевич, я тогда много над этим делом думал и скажу тебе: не банковская то была афера, грабеж чистой воды. Классический грабеж. Стали мы сотрудников шерстить. И в числе других наше внимание один привлек… ну-ка, где тут его снимок из личного дела… Так, вот он – некто Цветухин Евгений, тогда ему лет тридцать было… Он работал в службе охраны банка, являлся заместителем начальника, и как раз в его ведении была охранная сигнализация, кроме того, в компьютерах он классно разбирался… чистый хакер, как его сослуживцы характеризовали, видимо, спец был по взломам чужих банковских тайн.
Катя посмотрела на фотографию, которую Лямин выложил на стол. Она была маленькой. С нее смотрел молодой мужчина – пиджак, белая сорочка, строгий галстук – офисный дресс-код.
– Симпатичный, – сказала Катя. – На грабителя вроде не похож.
У него были темные волосы, а глаза…
– Брюнет с синими глазами, да, смазливый парень. Я его, к сожалению, только на записях видел, не вживую. – Лямин закурил. – У них там много пленок было с камер, ну и он мелькал среди остальных. Спортсмен… умелец… И двух дней не прошло с момента ограбления, как вышли мы на его кандидатуру в числе остальных подозреваемых. Вызываем – не является, опять вызываем – не является, выясняется, что после ограбления никто его на работе не видел. Еще одна деталь выясняется: оказывается, незадолго до этого он тоже воспользовался банковской ячейкой – там же, в отделении на Новой Риге. Поехали мои сотрудники к нему на квартиру – он прописан был на проспекте Мира, а дед его говорит – нет, не появлялся. Как мы выяснили, он сирота с детства, жил с дедом, сестра еще была, замужем за офицером в Челябинске – они понятия не имели, чем он занимается, как живет. Ну тут уж наши подозрения в отношении его совсем окрепли. Исчез, значит, в бега подался. Стали мы дальше проверять. Оказалось, в банке у его девица имелась – эта вот самая Заборова Марина. Правда, ничего конкретного на нее мы от сотрудников банка получить не смогли – так, слухи-пересуды, мол, видели их вместе, и не только на работе. Она служила в главном офисе на Петровке и, что самое интересное, имела доступ к информации по охранным схемам. Могла подсказать, могла копию снять, сфотографировать – в общем, те сведения предоставить, которые были нужны дополнительно, чтобы в схеме так разобраться, чтобы не вырубить выход на пульт вневедомственной охраны.
– Ну ее-то вы допрашивали, надеюсь? – Гущин листал дело.
– Сколько раз, я с ней столько бился… «Наружка» за ней потом четыре месяца по пятам ходила, мы думали, что, если все же она любовница Цветухина и подельница его, выйдет он, будучи в бегах, с ней на контакт. Телефон в ее квартире прослушивали – все без толку.
– А сама она что на допросах тогда говорила?
– Твердила, что ничего не знает. Что да, с Цветухиным Женей была знакома, но где он сейчас, понятия не имеет. Правда, выглядела она какой-то пришибленной, встревоженной – это и по данным «наружки» было видно, и по видеосъемке. Вроде как ждала… и переживала одновременно.
– И тип этот с ней на контакт так и не вышел? – Гущин надел очки, чтобы лучше разглядеть фото Евгения Цветухина.
– Нет. Осторожный был, гад. Оборвал разом эту нить. Так и пропал из поля нашего зрения. Ну а потом как-то все… кризис этот чертов, дефолт, банк лопнул, директора все по заграницам, персонал кто куда… В общем, развал был полный, и дело повисло.
– Но вы подозревали, что Цветухин не один грабил, что кто-то, помимо этой бабы, ему помогал?
– За четверть часа они вскрыли сейф и семь ячеек, все при помощи специальных инструментов. Одному такое не под силу, кем бы он ни был. Минимум их двое там в ту ночь было. Плюс свидетель был, который якобы видел в ту ночь неподалеку от банка машину, кто-то за рулем сидел. Пьяный был этот наш чертушка-свидетель, потому ни марки, ни примет машины так мы от него и не получили. Значит, уже трое, если считать водилу. По таким делам водила всегда ждет… Я ж говорю – классика. Хапнули без малого миллион и как в воду канули.
Катя взяла у Гущина снимок. И правда, этот парень не похож на громилу. Хотя и на офисного клерка тоже не очень похож. Есть в нем что-то… словами этого не выразить… Взгляд с поволокой… герой-любовник…
– Я ж говорю – брюнет, женский пол таких любит. А они, эти мачо, об баб ноги вытирают. Деньгами он сорил, как мы выяснили, красиво жить хотел. Зарплата неплохая у него в банке была, да, видно, маловата по его запросам, – сказал Лямин. – Отдыхать любил за границей… В Таиланд все ездил. Мы при обыске у него в рабочем столе в офисе диск с записями нашли – шоу трансвеститов тайских… И прочую порнографию. Так что брюнет он, синеглазый… Может, где-нибудь там, в Таиланде, за миллион баксов виллу себе купил. И живет под другой фамилией. А для нас тут точно в воду канул, причем сразу после ограбления…
Катя все смотрела на снимок. И правда, он очень красив… что-то влечет к нему, даже на этой маленькой плохонькой фотографии из личного дела. Исчез сразу же после ограбления. Сбежал… Пропал…
ОНА ВЕДЬ УЖЕ СЛЫШАЛА ЭТО СЛОВО «ПРОПАЛ»… ПРИЧЕМ СОВСЕМ НЕДАВНО… И, КАЖЕТСЯ, ЗДЕСЬ ЖЕ, В КАБИНЕТЕ ГУЩИНА… О КОМ ШЛА РЕЧЬ?
– Значит, Заборову вы еще тогда связывали с делом об ограблении и никакой информации от нее не получили? – уточнил Гущин.
– Нет. А предъявить ей что-то официально не могли. Ни фактов не было, ни доказательств. Сначала надо было дружка ее отыскать Женьку Цветухина.
– Ну а теперь кто-то ей рот заткнул.
– Раз пытали, значит, наоборот, развязать хотели, – Лямин пролистал дело. – Такие дела, как ограбление на миллион, и через столько лет не забываются. Ни нами, ни ими.
– Кем? Кого ты имеешь в виду?
– Ну, мы без малого год с этим делом тогда вплотную работали. Ну и оперативную информацию по самым разным каналам качали, сам понимаешь. Цветухин был не судимый, но мы не исключали, что за ним кто-то стоял и с той стороны. Инструменты, которыми ячейки вскрывали, больно хороши были, профессионально сделаны. Такие непросто достать, связи среди уголовных надо иметь. Ну мы проверяли и это направление.
– И? – Гущин сразу оживился.
– На вот, взгляни, материалы… Фото тут кой-какие, всех их мы негласно проверяли на причастность к этому ограблению. Вот этого, этого, этого, вот эту, этого тоже…
Катя смотрела на снимки. Внимание ее привлекло фото женщины – немолодой уже, блондинки со слишком ярким макияжем и расплывчатыми чертами лица. Видеть фото женщины среди этих уголовных физиономий было как-то…
– А это что за мадам?
– Некто Дьякова Лариса, кличка Мама Лара, три судимости за плечами, – Лямин щелкнул по снимку. – Нет, эта как раз – мимо, проверка была ради проформы. Дело в том, что она жила с известным вором в законе Жоржем Кудрявым, это ростовский куст. Инструменты, что там, на Новой Риге, использовались, профессиональные были, так вот этот «муженек» ее – Кудрявый, он в свое время такие любил, заказы разным умельцам делал. Только он на тот момент уже в могиле лежал, так что это к нему никакого отношения иметь не могло. На всякий случай этих, этих и этих можно еще раз выдернуть, хотя… одиннадцать лет прошло, сам понимаешь…
– Заборову кто-то же убил, – сказал Гущин и выбрал снимки и рапорты ОРД, Катя заметила, что фото блондинки по кличке Мама Лара он не взял.
И тут Кате пришла мысль – гениальная в своей простоте:
– А может, Заборову убил сам Евгений Цветухин? Может, он вернулся, и она, встретившись с ним, попыталась его шантажировать?
Гущин сдвинул на лоб очки.
– А что? Разве такое исключено? – Катя закрыла блокнот. – Правда, там, на карьере, следы указывали на то, что от ее трупа приехали избавляться двое. Так, может, Цветухин был не один? А с кем-то из подельников, которых вы так тогда и не сумели установить.
Глава 22 ПОСЛЕДСТВИЯ
– Все же заниматься расследованием сразу нескольких преступлений – ненормально, – подытожила Анфиса, когда Катя, вернувшись вечером домой, рассказала ей «самые последние новости».
– Дело о расстреле на Арбате ведет Москва, – ответила Катя. – А вот убийство в куприяновском карьере – это наша подследственность, областная.
– Мне эти ваши тонкости юридические про «подследственность» ничего не говорят. Я просто вижу, что ты все время думаешь об этом арбатском убийце Пепеляеве. Знаешь, Катя, когда я сказала, что неплохо бы тебе на него посмотреть, я не думала, что… он настолько в твою жизнь войдет.
– В мою жизнь?
– Вот именно. А ведь твой интерес к нему… это же сплошной негатив. К тому же сама говоришь, там с ним в психушке что-то непонятное творится, врачи не могут разобраться.
– Я видела только одно – он нормален, Анфиса. Он совершенно нормален, но в какие-то моменты его словно…
– Ну да, я безумен только при норд-норд-весте… тоже мне, Гамлет, – Анфиса сделала ударение на последнем слоге. – Ты когда вчера из центра приехала, я уж не стала на этом внимание заострять, но у тебя такой видок был…
– Какой?
– Испуганный.
Катя налила себе чаю. Они снова коротали вечер с Анфисой за ужином на кухне. Поздно, первый час ночи. И тьма за окном черная, как чернила, точно осенняя… Это по осени у НИХ… у этих… подобных Пепеляеву, всегда случаются обострения, а сейчас июнь… И он нормален. А то, что она видела в боксе…
– Возможно, я действительно труса отпраздновала. Немножко, Анфис, совсем чуть-чуть. Знаешь, мне на какое-то мгновение там, возле бокса, показалось, что Пепеляев… что это был не он в тот момент.
– Как это понимать? – рука Анфисы, нацелившаяся на сдобную «улитку», застыла над блюдом с выпечкой.
– Я не могу этого объяснить, просто я почувствовала… нет, это бесполезно, я не знаю, как это выразить, мы все это ощутили… Одним словом, там, в боксе, появился кто-то другой.
Анфиса покачала головой. Потом заколыхалась на стуле своим большим пышным телом.
– У нас подъезд красят и потолки белят, – сообщила она после паузы. – Грязищи… пылищи… Я утром домой заскочила, с бригадиром полаялась, затем побежала к старшей по подъезду, а у той стояк меняют, в результате к ней «Скорая» приехала – сердечный приступ, повезли ее в больницу. Проводила я ее, потом рванула в студию работать, снимки для журнала отбирать. В командировку ехать надо, а как уедешь, когда дома ремонт? Нет, Катя, все-таки надо как-то отвлекаться.
– От чего?
– От этого самого. От Пепеляева, от его стрельбы, от этих всяких идей… Другие, чужие… И от убийств – особенно от убийств отвлекаться. Какого черта, прости за грубость, ты потащилась в этот карьер?
– Да там дело рядовое, хотя и с выходом на нераскрытый «глухарь» одиннадцатилетней давности. – Катя сама выбрала на блюде «улитку» и положила Анфисе на десертную тарелку. – Убили девицу – подругу одного парня, его наши когда-то подозревали в ограблении банка. Миллион украл, представляешь, перед самым дефолтом и сбежал с ним. До сих пор его ищут. А потерпевшая была его любовницей и, возможно, сообщницей. Марина Заборова… А он некто Цветухин Евгений.
– Фамилия какая-то противная…
– Я видела его фотографию, он очень даже ничего. Можно сказать – красавец. А ее перед смертью пытали… И вот если представить, что это он ее, то… Такой парень, с таким красивым лицом – и садист…
– А какой смысл ему ее убивать?
– Шантаж. Он ведь скрылся, и наши думают, что у него был кто-то из сообщников, возможно, даже уголовников. Может быть, что-то не поделили потом, а эта Заборова могла знать что-то о нем – вот он ее и убрал.
– Логично.
– Все версии имеют право на существование. Только наши так этого Евгения Цветухина и не смогли найти за столько лет. Пропал…
КТО-ТО ЕЩЕ ПРОПАЛ, И Я СЛЫШАЛА ОБ ЭТОМ СОВСЕМ НЕДАВНО… ГУЩИН ГОВОРИЛ…
– Знаешь, Анфиса, а ОН ведь тоже кого-то ищет. – Катя смотрела в темное окно. Переход от прежней темы к теме, которая не покидала ее мыслей, был «логичен» только для нее одной.
Но Анфиса, умница Анфиса, внимательно посмотрев на подругу, странную «логику» усекла:
– Пепеляев?
– Да… нет… Я не знаю, кто это был… Это надо слышать, Анфиса, при этом надо присутствовать. Знаешь про раздвоение личности? Только, пожалуйста, «Психоз» Хичкока не вспоминай, ладно?
– Могу вспомнить доктора Джекила и мистера Хайда, – Анфиса снова в который уже раз покачала головой. – По-твоему, Пепеляев страдает раздвоением личности и именно поэтому он убил столько людей там, на Арбате?
– Я этот твой вопрос задам доктору Геворкяну.
– Когда ты его задашь?
– Когда опять поеду туда.
– Опять двадцать пять! А тебе не кажется, что это уже как наркотик для тебя самой? Не пора точку ставить?
– Но ты же сама говорила – надо разбираться, мы обязаны разобраться в причинах.
– Да, но без фанатизма. – Анфиса помолчала. – Я не знаю, как это объяснить… но мы ведь с тобой лучшие подруги, и я тоже чувствую иногда… Так вот, мне отчего-то не хочется, чтобы ты туда продолжала ездить.
– Брось, Анфиса, это же просто работа.
– Это уже не просто работа. И в конце концов это может быть опасно… Мы же не знаем, ты же не знаешь об этом Пепеляеве… по большому счету, вы до сих пор не знаете об этом Пепеляеве ничего конкретного.
– Характеризующих данных полно, свидетельских показаний.
– Я не это имела в виду. Мне не хочется, чтобы ты продолжала туда ездить. И я не желаю, чтобы ты впускала всю эту гнусь, весь этот кошмар в свою жизнь. Мы ничего не знаем о причинах. Но мы ничего не знаем и о последствиях, Катя. Понимаешь?
ОНИ И ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ НЕ МОГЛИ, К КАКИМ ПОСЛЕДСТВИЯМ НАДО ГОТОВИТЬСЯ.
Не знал этого и ведущий специалист Центра судебной психиатрии профессор Левон Михайлович Геворкян.
В этот вечер… июньский вечер что-то тоже не давало ему покоя, удерживало на работе, хотя планов на этот вечер он еще несколько дней назад строил немало. У них с женой близилась сорокалетняя годовщина свадьбы, и именно в этот вечер Геворкян рассчитывал заехать в известный в Москве армянский ресторан, чтобы заказать банкет на ближайшие выходные. Кроме этого, надо было позвонить дочери в Париж и узнать, каким рейсом она прилетает вместе с мужем и тремя детьми, позвонить в Ереван, побеспокоиться – купила ли уже многочисленная женина родня билеты на поезд, чтобы успеть к торжеству.
Меню армянского ресторана, присланное еще накануне по факсу, пылилось на его столе в кабинете. Долма эчмиадзинская, люля-кебаб, хашлама из ягненка, джермук, кизиловая водка и коньяк «Арарат».
Геворкян обо всем этом совершенно забыл. Он сидел на пульте охраны рядом с дежурным и, не отрываясь, смотрел в монитор. А там, на сером экране, весь бокс и этот «ТРЕТИЙ», как называли все это между собой сотрудники Центра судебной психиатрии, избегая произносить фамилию испытуемого, был как на ладони.
И ОН тоже был как на ладони.
В этот поздний час ОН не спал, хотя в десять часов получил двойную дозу снотворного – внутримышечно.
– Сидит как сыч, – сказал молодой белобрысый охранник. Хотя ОН не мог слышать их, охранник отчего-то говорил сиплым шепотом. – Сидит… А иногда ходит. Когда разговаривает с врачом или санитаром, все вроде ничего… Только рот как-то на сторону кривится у него, я заметил… Но вроде ничего. А иногда сюда, прямо в камеру взглянет…