Бабушка слушала молча. Она была расстроена. Потому что поставила себе задачу – самые яркие впечатления у любимого внука должны быть связаны с ней, а не с какими-то гостями.
– Приезжай. Такую елку увидишь, какой никогда не видел, – сказала бабушка.
– Я всякие елки видел. Меня уже не удивишь. Я же большой. И у тебя елки на участке не растут, – ответил внук, – завтра приеду.
Бабушка сидела за столом на даче, курила, вдавливая бычки в пепельницу, отхлебывала коньяк и думала. На третьей рюмке ее озарило.
Мама с Васей приехали рано. Вася вылез из машины и остолбенел. Мама перепутала педали тормоза и газа. На участке перед домом стояла огромная елка. Раньше ее точно не было. Но даже не это было удивительно.
– Мама, что это? – одними губами спросил Вася.
– Это твоя бабушка в своем репертуаре, – ответила мама.
Бабушка выскочила на крыльцо, взяла внука за руку и подвела к елке.
– Это что – огурец? – спросил Вася.
– Да, – ответила бабушка, как будто огурцы на елке – самое обычное дело.
– А это – мандарин?
– Да.
– А это пряник?
– Да, можешь съесть. – Бабушка сорвала с ветки пряник.
– Он, что, настоящий? – спросил Вася.
– Попробуй, тогда узнаешь. Огурчик будешь?
Вася сидел под елкой и откусывал то от огурца, то от яблока, то от мандарина.
На елке висели конфеты, баранки, виноград и даже зефир в шоколаде.
– Бабушка, а елка настоящая или съедобная? – спросил Вася с полным ртом сладостей.
– Настоящая.
– Я такой никогда не видел, – выдохнул внук. – Откуда она тут взялась?
– Выросла. – Бабушка стояла счастливая.
Бабушка приволокла елку из местного леса, врыла ее в землю и всю ночь заворачивала все, что было съедобного на кухне, в фольгу, протыкала, обматывала леской, мишурой. До утра развешивала на елке.
– Твоя мама тоже в детстве такие елочные игрушки любила. Особенно ириски, – сказала бабушка.
– Мама! Почему ты мне такую елку не сделала раньше? – воскликнул Вася.
– Я забыла, – честно призналась мама. – Забыла, что мандарины – это блестящие шары, а конфеты – сосульки. Я так себе представляла, когда была маленькая. Просто у нас денег не было на нормальные игрушки, мы много переезжали, а игрушки бились. А мне всегда хотелось настоящие, сверкающие, которые прищепками к веткам крепятся... Хочешь, я научу тебя делать бумажный фонарик?
– Конечно, хочу! Мама, ты ничего не понимаешь в жизни. Ты была самой счастливой девочкой на свете! Бабушка, такую елку я ни у кого в жизни не видел!
– Пообещай мне, что все будет спокойно! – умоляла мама бабушку, когда уезжала назад, в город. – Максимум, что вы сделаете, – выйдете с бенгальскими огнями на крылечко, зажжете аккуратно, на вытянутой руке, и все.
– Хм, как же я могла про это забыть? – задумалась бабушка.
– Про что? – тут же начала нервничать мама.
– Про курицу, – отмахнулась бабушка.
На самом деле бабушка забыла, что собиралась купить не только бенгальские огни, но и фейерверки, и салют, а вспомнив, отправилась в ближайший сельский ларек и принесла домой целую коробку пиротехники.
– Будет стрелять? – спросила она у продавца.
– Еще как, – пообещал он.
– Громко и высоко? – уточнила бабушка.
– Как на Красной площади. Нет, лучше, – заверил ее продавец.
Ночью бабушка выволокла коробку на участок.
– Давай сначала по одной будем зажигать, – предложила она Васе.
Они зажгли ракету и хлопушку. Постояли, посмотрели.
– Нет, надо сразу все, – решила бабушка, – а то детский сад какой-то.
– Ура!!! – закричал Вася.
Дедушка в это время смотрел новогодний «Огонек» по телевизору, ел салат, мечтал досидеть до часу ночи и пойти спать.
Он даже задремал в кресле, но поспать спокойно ему, как всегда, не дали.
– Ложись! – услышал дедушка истошный бабушкин крик.
Он выскочил во двор и споткнулся о Васю, который распластался на снегу рядом с крылечком. Дедушка тоже упал в снег.
– Дедушка, смотри, – показал Вася.
В небе сверкали огни, разноцветные брызги...
– Красота... – прошептал Вася.
– Где бабушка? – перекрикивая хлопки, спросил дедушка.
– Там... – Вася махнул рукой. – В огнях.
Бабушка сидела на корточках под яблоней, курила и материлась.
– Неси огнетушитель, – спокойно велела она дедушке, когда тот подполз к ней.
Дедушка вообще с бабушкой никогда не спорит, а в таких случаях тем более.
Он вытащил из машины огнетушитель, подбежал к бабушке и облил ее пеной, целясь прямо в лицо.
– Ты что, совсем... что ли? – Бабушка с трудом отплевалась от пены, при этом сигарету она по-прежнему сжимала в зубах.
– Ты же сама сказала... – начал оправдываться дедушка.
– Не меня, соседей, к ним ракета залетела. Вон, поленница начала гореть.
Дедушка через забор полез тушить поленницу соседей.
Сосед уже бежал к воротам, крича на всю деревню. И тут он увидел бабушку.
Она стояла в ошметках пены, с черным лицом, с приклеевшейся к губе мокрой сигаретой и с мишурой на шее.
– Чё вы тут?.. – ахнул сосед,
– Да ракета в руках взорвалась, – ответила бабушка. – Китайская подделка. – Она выплюнула наконец сигарету.
– А-а-а... – протянул сосед.
– Бабушка, круто! – закричал Вася. – А можно еще?
– Нет, теперь на Восьмое марта, – ответила бабушка.
– У вас тут все нормально? – В ворота зашли еще одни соседи. – Грохот на всю деревню стоял.
Всю ночь к бабушке приходили соседи и спрашивали, все ли в порядке. Дети бегали по двору и дрались на бенгальских огнях.
– Бабушка, я не хочу спать, – умолял Вася бабушку. – Вдруг я еще что-нибудь пропущу.
– Нет, я больше ничего устраивать не буду, ложись, – успокоила его бабушка.
– Ты и маме так всегда обещаешь, а потом вон что придумываешь.
– Вася, я уже старенькая, у меня сил нет.
– В это тоже никто не верит... Самый лучший Новый год в моей жизни! Маме не говорить про фейерверк?
– Лучше не надо.
Мама всегда в Новый год рассказывает эту историю. Традиция такая. Папа будет ее слушать столько, сколько будет женат на маме. И Вася очень любит ее слушать.
– Расскажи, пожалуйста!!! – просит он и хохочет над каждым маминым словом.
– Моя бабушка, твоя прабабушка, должна была приехать тридцать первого декабря утром на Казанский вокзал, – начинает мама. – Мы поехали ее встречать. Поезд пришел по расписанию, пассажиры вышли, но бабушки среди них не было.
– Стой здесь и не двигайся, – велела мама и убежала в здание вокзала звонить и выяснять.
Мамины распоряжения я выполняла беспрекословно, поэтому замерла столбиком посередине платформы. Людской поток раздваивался на два ручейка – сдвинуть меня с места не могла никакая сила.
– Ты чего тут под ногами стоишь? – строго спросил меня мужчина. Он выгружал из вагона огромные фанерные ящики.
– Маму жду. Бабушку встречаю, – ответила я.
– Бабушку? Тебя как зовут?
– Маша.
– Тогда это тебе. – Мужчина поставил ящики один на другой прямо передо мной. – Все, я поехал, маме привет передавай.
Теперь пассажирам поневоле приходилось меня обходить.
– Девочка, ты чего тут одна? – подошла ко мне женщина с дочерью-подростком. – Потерялась?
– Нет, я маму жду и бабушку встречаю.
– Тебя как зовут?
– Маша.
– Машенька, а меня тетя Лена, а это – Натулечка.
Мама появилась на платформе с глубокими складками между бровями, не сулившими ничего хорошего. У нее не дрогнул ни один мускул, когда она увидела меня, заваленную ящиками, в компании незнакомых женщины и девочки.
Она собиралась что-то сказать, но в этот момент по громкой связи объявили: «Ольга, ваша мать ждет вас в комнате милиции. Ольга, вашу мать, простите, ваша мать ждет вас в комнате милиции».
Мама развернулась и убежала.
Бабушка, как выяснилось потом, приехала на другом поезде, а с этим, который мы встречали, отправила «посылку» и случайную попутчицу, которой нужно было где-то провести новогоднюю ночь, чтобы первого января отправиться дальше.
– Мама, что ты навезла? – спрашивала моя мама у бабушки, волоча с тетей Леной в лифт очередной ящик.
В ящиках, проложенных картонками, старыми наволочками и новым постельным бельем – новогодним подарком для нас, – стояли трехлитровые банки с маринованными помидорами, огурцами, компотом из персиков и черешни, медом, кизиловым вареньем.
Мама до сих пор помнит каждую минуту того Нового года.
Тетя Лена, выпив вина, стала требовать, чтобы Натулечка переоделась «в нарядное» и исполнила на скрипке полонез Огинского. Натуля, девочка с рано развившимися формами, надела блузку с рукавами-фонариками и вышла из комнаты, ковыляя, – ее замшевые детские туфли с бантиком сильно жали. На лице девочки застыло мученическое выражение.
– Натулечка, а где же твоя скрипка? – радостно воскликнула тетя Лена.
– Забыли в такси, – тоже радостно ответила Натуля.
Тетя Лена остаток вечера сидела на телефоне, обзванивая диспетчеров и выясняя, в какой машине оставили скрипку. Натуля, совершенно счастливая, сидела за столом и слизывала майонез с вареных яиц, разрезанных на половинки. Бабушка стояла у плиты и готовила плов из утки. Мама закатывала глаза, но по случаю праздника молчала – бабушка никогда не умела готовить, но каждый раз хотела поразить гостей кулинарными талантами. Жесткая утка плавала в рисовой каше мутного цвета, бабушка задумчиво смотрела на варево и бросала в кастрюлю листики лаврушки.
– Забыли в такси, – тоже радостно ответила Натуля.
Тетя Лена остаток вечера сидела на телефоне, обзванивая диспетчеров и выясняя, в какой машине оставили скрипку. Натуля, совершенно счастливая, сидела за столом и слизывала майонез с вареных яиц, разрезанных на половинки. Бабушка стояла у плиты и готовила плов из утки. Мама закатывала глаза, но по случаю праздника молчала – бабушка никогда не умела готовить, но каждый раз хотела поразить гостей кулинарными талантами. Жесткая утка плавала в рисовой каше мутного цвета, бабушка задумчиво смотрела на варево и бросала в кастрюлю листики лаврушки.
До этого она открыла банку югославской ветчины, которую мама получила в «заказе» и скормила ее подъездному псу, жившему на лестничной клетке. Пес от счастья зашелся лаем и теперь лежал у ног бабушки, преданно глядя ей в глаза.
Про меня все забыли. Я сидела под столом и ела мандарины, зеленые с боков и оставленные под столом «дозревать», как и зеленые бананы, не желающие желтеть даже на подоконнике рядом с плитой.
В одиннадцать вечера пришел гость – мамин научный руководитель.
– А где у вас елка? – спросил он.
Про елку мама забыла. Елочные базары были уже закрыты.
– Без елки нельзя встречать Новый год, – строго сказал руководитель.
Бабушка, бросив последний взгляд на утку, решительно выбросила все в мусорное ведро, взяла из холодильника банку печени трески и ела ее стоя, прямо перед открытой дверцей. Рядом стоял научный руководитель, который ложкой задумчиво выковыривал селедку из-под шубы.
Елку бабушка с научным руководителем вырубили в парке. Рубили маленьким топориком для мяса. На выходе их остановили. Бабушка показала милиционерам удостоверение ветерана войны и члена Союза журналистов, а научный руководитель – книжечку сотрудника института.
Домой они вернулись вместе с младшим и старшим лейтенантами милиции. Мама за это время успела засунуть примерзшего к дальнему углу морозилки кролика в духовку.
Натуля плакала, потому что туфли натерли ноги, а тетя Лена вышла на след скрипки.
– Давай мы тебя переоденем? – предложила мама, которая никогда не могла выносить детских слез.
Натуля, в модной водолазке моей мамы и в ее же туфлях тридцать девятого размера на шпильках, почувствовала себя Золушкой.
Около одиннадцати погас свет. Электричество выключили во всем доме. Мама принесла свечи.
Без пяти двенадцать, когда дали свет, лейтенанты закричали «ура!» и пообещали тете Лене найти все утерянные скрипки на свете. Натуля уплетала кролика. Научный руководитель вешал на елку игрушки и с любовью смотрел на пластмассового Деда Мороза с отвалившейся бородой из ваты. Потом все писали желания на бумажках, сжигали их и бросали в бокал, торопясь выпить, чтобы все исполнилось. Никто не заметил, как от свечи загорелась занавеска на кухне. Научный руководитель пытался потушить пожар водкой. Тетя Лена открыла новую бутылку шампанского, тоже с целью тушения, и стояла счастливая, вся в пене, потому что старший лейтенант за минуту до этого сказал, что она – красавица. Натуля с чемоданом и собакой стояли на лестничной клетке. Научный руководитель спасал елку и Деда Мороза – пропихивал дерево в балконную дверь. Младший лейтенант вызвал пожарных. А про меня все забыли.
Под столом, в фанерном ящике на старой наволочке меня, спящую, нашли пожарные, которые приехали, когда пожар был потушен, но для приличия залили кухню пеной.
Первого января мама встала и пошла оценивать ущерб, нанесенный праздником. В обугленной кухне на полу спали лейтенанты, укрытые новым подарочным пододеяльником, тетя Лена лежала на кухонном угловом диванчике в обнимку со скрипкой. Научный руководитель, усыпанный елочными иголками, обнимал пластмассового Деда Мороза. Натуля зарылась в одеяло с головой так, что торчали только ноги в туфлях, которые она так и не сняла. Я, вся в аллергической сыпи на цитрусовые, спала в ящике, уткнувшись в блохастое псиное брюхо. Бабушка стояла у плиты и со сковородки выбрасывала в мусорное ведро очередной подгоревший блин.
– Доброе утро, как говорится, как год встретишь... – проговорила бабушка
– Даже не продолжай, – отозвалась мама.
– Мама, как тебе повезло, – задумчиво проговорил Вася, в очередной раз прослушав эту историю.
– Почему ты так считаешь? – удивилась мама.
– Есть что вспомнить из детства.
– А тебе вспомнить нечего? – обиделась мама.
– Есть, конечно. Только сейчас жизнь другая и люди другие.
– И очень хорошо, что другая... – буркнула мама.
– Бабушка тоже так говорит...
– А к Симе Дед Мороз придет? – спросил Вася.
– Пока нет. Она испугается, – ответила мама.
– А на елку мы пойдем?
– Нет, ты же уже большой.
– Это хорошо. Хоть какая-то польза от взросления.
Конечно, это была мамина родительская ошибка. Васе было лет пять, когда они активно ходили на новогодние представления и елки. На первом представлении у него не было вопросов. Лисичка, Дед Мороз, Баба-яга...
– Это кто? – спросил на весь зал Василий на втором представлении, ткнув пальцем в Лисичку в исполнении другой актрисы.
– Это Лисичка, – сказала мама.
– Ты уверена? – уточнил Вася.
– Да.
– А это кто? – Вася показал на Бабу-ягу.
– Баба-яга.
– Не похожа, – заметил он.
– Вася, – начала объяснять мама, – это актеры и актрисы, в каждом театре, на каждом представлении разные. Это – спектакль. Ты просто представляй.
– Не могу. Я их уже запомнил. Другими, – серьезно сказал Вася, но продолжал смотреть.
На третьем спектакле, где участвовали те же герои, Вася запаниковал.
– Кто это? – спрашивал он маму.
– Это Лисичка, это Баба-яга, это – Снегурочка.
– Точно? – спрашивал Вася.
– Да, точно.
– Ты меня не обманываешь?
– Нет! Просто смотри спектакль! Абстрагируйся.
– Я не могу, – заплакал Вася, – я им не верю! Это дяди и тети, которые говорят странными голосами.
– Васенька, это такая профессия... где надо изображать. Чтобы зрителям было весело. Есть даже специальное название – травести. Тра-вес-ти. Запомнил? Актрисы, которые...
– Мне не весело. Мне страшно, – перебил маму мой брат. – Ты, кстати, заметила, что Водяного играет бабушка?
– Нет, не заметила, – соврала мама.
– Странно, неужели, это только я вижу? – Вася обвел взглядом зал, который в это время рукоплескал Водяному.
Зачем-то в тот же год мама вызвала к Васе Деда Мороза со Снегурочкой.
– Ты кто? – спросил Вася строго Деда Мороза, открыв ему дверь.
– Ты что, меня не узнал? – удивился Дед Мороз.
– А ты кто? – проигнорировав вопрос, обратился Вася к Снегурочке.
– Я – внучка Деда Мороза, Снегурочка, – прощебетала она ласково.
– Из какого театра? – строго продолжал, держа актеров на пороге квартиры, допрос Вася.
– Из МХАТа, – признался, опешив, Дед Мороз.
– Не знаю, не был, – сказал Вася. – А ты тетя или девочка? А на самом деле ты кто ему? Уж точно не внучка.
Снегурочка покраснела и чуть не растаяла на месте.
– Вот как сейчас стукну посохом волшебным! И всех заморожу! – попытался спасти положение Дед Мороз.
– Не верю, – сумрачно произнес Вася. – У тебя борода ненастоящая, а у Снегурочки косы синие, а синих волос не бывает. А кстати, Баба-яга где?
– На другом заказе, – чуть не плача, объяснила Снегурочка.
– Понятно. Елки.
– Елки, – кивнули Дед Мороз со Снегурочкой.
– А мне-то что делать? – воскликнул Вася. – Я на вас уже насмотрелся! Во всех видах!
– Стишок читать, – подсказала мама.
– Ладно, давайте побыстрее закончим этот спектакль. – Вася бодро оттарабанил стишок.
– Тяжелый ребенок, – заключила, уходя, Снегурочка.
Вася ее услышал.
– А ты! Ты вообще... Как это... Травести! – обиделся он.
– Чем будет заниматься Сима, когда подрастет? – спросил маму Вася.
– Танцами, – ни секунды не думая, ответила мама.
Это мамина нереализованная мечта. Она не умеет танцевать. А бабушка в молодости танцевала замечательно. У нее было два коронных танца – цыганочка и танго. Цыганочку она танцевала в ресторанах, под хороший ужин, вино, «на кураже». Шла «с выходом», закидывая ногу и выкручивая руки. И уже в самом конце падала на колени и делала оборот вокруг своей оси, спиной практически доставая до пола, трясла грудью, руками. Публика стонала от восторга. Бабушке на столик передавали коньяк, фрукты, шоколадки. Танго она танцевала с розой в зубах, чтобы при повороте передать цветок партнеру. Обычно это было шутливое, дурашливое танго, но однажды мама видела, как бабушка танцует танго по-настоящему. Это была другая, незнакомая женщина, с которой у нее не было ничего общего. Маме иногда становится безумно жаль, что она не похожа на бабушку. Она не умеет просто пройти мимо и свести с ума мужчину, даже не глядя, не дотрагиваясь до него.
У бабушки всегда было много поклонников. И что удивительно – они все ей предлагают выйти замуж. Последний раз ей предлагал выйти замуж врач-гинеколог, когда бабушка лежала в кресле и курила, сбрасывая пепел в медицинский лоток для использованных инструментов.