Моему уходу из их семьи предшествовали некоторые не совсем обычные обстоятельства. Все началось с того, что мистер Эштон приютил в своем доме овдовевшую кузину, Шарлотту Пирс. Вскоре после этого в поместье начали происходить странные вещи. Без видимой причины уволились сразу двое слуг, а еще один впал в состояние, близкое к помешательству. Двое уволившихся, люди простые и не склонные к экзальтации, говорили, что им не по себе в стенах дома. Но больше я ничего не смогла добиться от них.
Происходящее было тем невероятнее, что внешне все выглядело по-прежнему более чем пристойно. Миссис Пирс – тихая леди, хотя и чудаковатая. Она никогда не ссорилась ни с мистером Эштоном, ни с его женой, а к Лилиан отнеслась с искренней теплотой (девочка платила ей тем же). Однако обстановка в поместье стала угнетающей и тягостной. Чтобы передать тебе, до какой степени мне было тяжело, скажу лишь одно: когда мистер Эштон сообщил, что они больше не нуждаются в моих услугах, я испытала большое облегчение…
Как тебе известно, вскоре я вышла замуж и уехала. И вот прошло уже четыре месяца, но меня до сих пор не покидает тревога за Лилиан Эштон…
А теперь перехожу к моей просьбе. Ты, наверное, уже догадалась, к чему я веду.
Дорогая Эмма, если ты еще не нашла новую подопечную, прошу тебя, нет, умоляю – поезжай в Эштонвилл. Гувернантки там сменяются часто, и вероятность, что место будет вакантно, довольно велика.
Каждый день я думаю о Лилиан, и эти мысли вселяют в меня страх. Теперь, четыре месяца спустя, я по-прежнему убеждена, что нечто ужасное поселилось в Эштонвилле, и всем, кто там живет, угрожает опасность.
Я знаю, что прошу о многом, и не упрекну тебя, если ты откажешься. Но я знаю также, что если кто-то и сможет помочь этому ребенку, то лишь ты с твоим здравомыслием, проницательностью и умом.
Быть может, мои тревоги – лишь плод моего воспаленного воображения, и ты развеешь их первым же письмом. Я всей душой надеюсь на это!
Любящая тебя,
Кэтрин».
– Итак, мисс Норидж…
Генри Эштон придвинул к себе рекомендательные письма.
Это был высокий сухопарый джентльмен с благородной посадкой головы и львиной гривой седых, почти серебристых волос. Щеки мистера Эштона слегка обвисли, лицо было того желтоватого оттенка, который присущ людям, проводящим больше времени в кабинете, чем на свежем воздухе. Меж бровей залегла глубокая вертикальная морщина.
– Миссис Норидж, – поправила гувернантка. – Я вдова.
Ей показалось, что при этих словах мистер Эштон бросил на нее быстрый тревожный взгляд. Но сразу отвел глаза.
– Миссис Норидж, простите… – исправился он. – Итак, вы ищете место.
– Именно так, сэр.
– Имея на руках превосходные рекомендации.
– Благодарю вас.
Мистер Эштон побарабанил тонкими пальцами по столу. Казалось, рекомендательные письма пришлись ему не по душе.
– Вам сообщили об условиях, миссис Норидж?
– В общих чертах, сэр.
– Выходной – вторая половина последней субботы месяца, оплата – тридцать фунтов в год.
Миссис Норидж слегка наклонила голову. Тридцать фунтов она получала за полгода. Не говоря уже о еженедельном выходном. Если постоянно имеешь дело с детьми, отдыха много не бывает.
Неудивительно, что мистера Эштона смутили отличные рекомендации. Для гувернантки с ее репутацией условия просто смехотворные.
– Лилиан – своеобразный ребенок, – медленно проговорил Генри Эштон. – У нее бывают… м-м-м… странности в поведении.
Он подождал, не проявит ли сидящая перед ним женщина любопытства. Но миссис Норидж терпеливо ждала продолжения.
– Буду откровенен: две предыдущие гувернантки не справились с ней, – признался мистер Эштон.
– Если взрослый говорит, что он не справляется с ребенком, это означает, что он не справляется с собой, – заметила миссис Норидж. – Поверьте, мне это не грозит.
– Рад это слышать.
Генри Эштон встал и в задумчивости подошел к окну. Оно выходило в сад, где цвели красные розы.
Миссис Норидж увидела, как из-за угла дома показалась высокая женщина в черном платье. Она шла очень медленно, то и дело останавливаясь и срывая головки со стеблей.
Сорванные цветы женщина роняла на землю. Брошенные бутоны пламенели на дорожке, как алые капли. Казалось, за идущей остается кровавый след.
Но взгляд гувернантки был прикован не к странной женщине, а к хозяину дома. От ее внимания не ускользнуло, что при виде фигуры в черном Генри Эштон отшатнулся.
Резким движением он задернул штору, и в комнате воцарился полумрак.
– Так о чем мы говорили?
Он рассеянно потер лоб.
– Об условиях моей работы, – напомнила миссис Норидж.
– Да, конечно… Этот дом очень стар и, к сожалению, не слишком уютен. Комната, отведенная для гувернантки, очень маленькая и окнами выходит на север. Я попрошу своего помощника, чтобы он показал ее. Возможно, аскетичность обстановки придется вам не по вкусу.
Миссис Норидж покачала головой:
– Благодарю вас, сэр. Обстановка не имеет для меня большого значения.
– Не хотите даже взглянуть? До вас две претендентки сразу ответили отказом, увидев комнату.
– Это не повлияет на мое решение, сэр. Я принимаю предложение. Если, конечно, я вас устраиваю.
Генри Эштон всмотрелся в гувернантку внимательнее. В той небрежности, с которой она произнесла последнюю фразу, читалось: «Разумеется, устраиваю. Иначе и быть не может». И ему пришлось признать, что она права.
Перед ним сидело идеальное воплощение гувернантки. Дети рядом с такой всегда вышколены, жены не беспокоятся за нравственность своих мужей, слуги соблюдают уважительную дистанцию. Высокая, худая и прямая, как трость, она смотрела на него с достоинством человека, знающего себе цену.
Внутренний голос Генри Эштона вдруг явственно шепнул, что будет ошибкой нанять эту женщину. Но мистер Эштон постарался заглушить его. Гувернантки не выстраивались к ним в очередь в поисках работы. Дурные слухи расползаются так быстро…
– Что ж, – сказал он, – в таком случае, добро пожаловать в Эштонвилл, миссис Норидж.
Комната и впрямь оказалась крохотной, тесной и промозглой. Миссис Норидж поставила саквояж на пол и подошла к окну, за которым уже смеркалось.
Ничего странного, что кто-то отказался поселиться здесь. Вид на кладбище не каждому по душе.
Сквозь узкие створки можно было рассмотреть обветшалую стену часовни. На ветке высохшей липы сидела ворона и каркала пронзительно и тоскливо. Ее вопли разносились далеко по окрестностям.
Человеку, наделенному богатой фантазией, могло бы прийти в голову, что мрачная птица созывает покойников. Порывы ветра волновали траву на кладбище, и нетрудно было представить, будто могильные плиты понемногу сдвигаются.
Но миссис Норидж была человеком, начисто лишенным воображения. При виде вороны, зловеще каркающей над могилами, она подумала лишь об охотничьем ружье. А если бы какой-нибудь мертвец вздумал восстать из своего истлевшего гроба, Эмма Норидж строго призвала бы его к порядку и настоятельно рекомендовала вернуться на место.
«Моя жена уезжает на несколько дней к подруге и берет Лилиан с собой, – предупредил Генри Эштон. – Вы можете пока обживаться. Или возвращайтесь к нам в начале следующей недели».
Гувернантка выбрала первый вариант. В отсутствие девочки можно спокойно осмотреться и понять, чем так пугал Кэтрин дом Эштонов.
Пока она не увидела ничего особенного. Конечно, если не считать сырости.
«От плесени куда больше зла, чем от соседства с покойниками», – подумала миссис Норидж. И пошла на кухню за своим стаканом молока.
На следующее утро, едва лишь сонный городок начал пробуждаться, Эмма уже стояла перед дверью писчей лавки. Она уже мысленно начала сочинять ответ подруге. «Моя дорогая Кэтрин, твоя богатая фантазия сыграла с тобой злую шутку…»
Жизнерадостный толстяк, стоявший за прилавком, выложил перед ней несколько упаковок.
– Могу рекомендовать эту, – вежливо сказал он, доставая лист веленевой бумаги. – Очень гладкая, но в то же время перо не скользит. Не желаете попробовать?
Пока миссис Норидж выводила несколько слов, толстяк восхищенно наблюдал за ней. Какая осанка! А этот римский нос! Не чета легкомысленным вздернутым и курносым. Если бы он раньше видел такое лицо, непременно запомнил бы.
– Вы ведь у нас впервые? Надеюсь, город вам понравится.
– Не уверена, что у меня будет возможность близко познакомиться с ним, – отозвалась миссис Норидж. – Я из Эштонвилла…
Она не успела договорить – хозяин магазина дернулся и опрокинул чернильницу.
По желтоватой бумаге расплылись темно-синие пятна. Они быстро переползли на стол, подобрались к открытой пачке, но миссис Норидж спасла листы от гибели.
Она не успела договорить – хозяин магазина дернулся и опрокинул чернильницу.
По желтоватой бумаге расплылись темно-синие пятна. Они быстро переползли на стол, подобрались к открытой пачке, но миссис Норидж спасла листы от гибели.
Прибежавшая на шум пухленькая кудрявая женщина, по всей видимости, жена хозяина, помогла вытереть чернила. Жизнерадостность толстяка словно испарилась. Он хмуро молчал, сопел, но наконец не выдержал:
– Дом Эштонов – не самое хорошее место. Не знаю, слышали ли вы об этом…
– Дом Эштонов? – Женщина вскинула голову. – Бог ты мой, мэм, что вас туда привело?
– Я – новая гувернантка мисс Лилиан, – сказала миссис Норидж, наблюдая за ними.
Муж с женой переглянулись.
– Маргарет… – нерешительно начал мужчина.
– Ты как хочешь, Джон, а я скажу.
– Если это дойдет до мистера Эштона, он не обрадуется.
Но его жена уже повернулась к миссис Норидж:
– Послушайте, мэм, Эштонвилл – плохое место, в самом деле плохое. Не стоит вам там оставаться.
– Ох, Маргарет…
– Нет, Джон, я не хочу, чтобы повторилась прежняя история.
– Мы не знаем наверняка…
– Знаем! – оборвала его взволнованная женщина. – В поместье Эштонов обитает призрак. Это чистая правда.
Миссис Норидж не удивили ее слова. Она лишь пожала плечами:
– Во многих старых домах живут привидения. У них есть поразительное качество – они повышают стоимость недвижимости.
Маленькая кудрявая женщина всплеснула руками:
– Вы думаете, что сэр Генри набивает цену своему поместью? Нет, мэм, дело не в этом. И не в играющих детях, которые любят звенеть разными железяками и выть дурацкими голосами.
– Нет, не в детях, – эхом откликнулся ее муж.
– Тогда в чем? – серьезно спросила миссис Норидж.
Супруги снова переглянулись.
Если у гувернантки и были сомнения в их искренности, они рассеялись, когда она увидела, как побледнела Маргарет. Бедная женщина попыталась что-то сказать, но с губ ее срывалось лишь неразборчивое бормотание.
Толстяк успокаивающе положил руку ей на плечо и сказал извиняющимся тоном, обращаясь к гувернантке:
– Простите, мэм, у нас тут все сильно напуганы последними событиями.
Терпения миссис Норидж было не занимать.
– Какими событиями?
– Три человека сошли с ума, – сказал толстяк, понизив голос. – Каждый, кто нанимался в Эштонвилл, потерял рассудок.
Повисла тишина, и в этой тишине вдруг негромко прозвонил колокольчик.
Лавочник нервно покосился на дверь. Маргарет вздрогнула и прижалась к нему.
– Это всего лишь сквозняк, – сказала миссис Норидж. – У вас, должно быть, открыто окно в задней комнате. Если призрак и есть, он сидит в Эштонвилле, а не разгуливает по городу.
Ее слова несколько успокоили перепуганную чету.
Лавочник наклонился к ней:
– Гувернантка, которая была до вас, мэм… Она появилась здесь в пять утра. Пришла из Эштонвилла босиком, в одной рубашке. Одна половина лица у нее была застывшая, а другая дергалась. – Он перекрестился. – В жизни не видел страшнее зрелища. И еще она выла.
– Выла?
– Выла и хохотала, – подтвердил хозяин. – Эти дикие звуки и перебудили нас всех.
Он вытер вспотевший лоб.
– Я первая увидела ее, – сказала его жена. – Она царапала стены и смеялась. Пальцы у нее были в крови, она обломала себе все ногти, но все равно продолжала скрести камни. Будто хотела пройти сквозь стены.
– Похоже, что-то испугало ее так сильно, что она сошла с ума, – добавил лавочник.
Вновь тренькнул колокольчик, на этот раз впуская нового посетителя.
Покупатель надолго не задержался. Миссис Норидж дождалась, когда он уйдет, и задала вопрос:
– А двое других? Вы сказали, рассудок потеряли трое.
– Дворецкий, мэм. И трех недель не продержался. Он забрался вечером на крышу и кричал, что все мы прокляты и нас ждет смерть на гильотине.
– И что же, он спрыгнул?
– Хвала всем святым, не успел! Наш констебль – бравый парень – забрался по приставной лестнице и скрутил его. Сам я не видел этого бедолагу, но полицейский рассказывал, что волосы у него были всклокочены, а лицо расцарапано, будто он с кем-то дрался.
– А третьей была кухарка, – вмешалась Маргарет. – Я видела ее на рынке и сразу запомнила: она косила на один глаз. – Никто не знает точно, что с ней случилось. Кто-то говорит, она пыталась повеситься, а кто-то – что она напала на миссис Эштон с тесаком в руках. Но только ее увезли из поместья в смирительной рубашке.
Она перекрестилась и закончила:
– Бегите оттуда, мэм, бегите! Чем быстрее, тем лучше.
Выйдя из лавки, миссис Норидж постояла в задумчивости. А затем отправилась на поиски констебля.
Ей повезло: полицейский оказался любезен и словоохотлив. Всего полчаса спустя гувернантка знала имена троих несчастных, о которых рассказывали лавочник и его жена.
– Я всегда считал, что привидений не существует, – сказал под конец разговора «бравый парень». – Но что-то же испугало тех троих?!
– Это мог быть другой человек, – заметила миссис Норидж.
Констебль покачал головой.
– Знаете, мэм, за годы службы я всякого насмотрелся. Пару лет провел в Лондоне, а там далеко не такая тихая жизнь, как у нас. И вот что я скажу: ваша правда, один человек может напугать другого. Может довести и до припадка. Но чтобы свести с ума, да еще и нескольких – такого я не видывал.
Он помолчал и добавил:
– Призрак там или нет, но одно знаю точно: ни за какие деньги не согласился бы я провести ночь в Эштонвилле.
И полицейский, и супружеская пара показались миссис Норидж людьми правдивыми. Безусловно, они верили в то, что говорили.
«Три человека сошли с ума? Из-за призрака? Хм…»
Миссис Норидж готова была поверить в обман, в розыгрыш, в сговор этих троих, но только не в привидение.
Она отыскала Генри Эштона и предупредила, что должна уехать на пару дней.
– Конечно-конечно, – рассеянно согласился тот. – Но вы обязаны вернуться до приезда Агнессы и Лилиан.
– Не сомневайтесь, сэр.
Саквояж миссис Норидж собрала быстро. Спустя час она уже покинула поместье.
В разговоре констебль привел много подробностей о дворецком, которого пришлось снимать с крыши. Благодаря ему гувернантка точно знала, куда лежит ее путь – в небольшой городок на границе с Девонширом.
По удачному стечению обстоятельств, неподалеку находилась лечебница, где должна была содержаться несчастная сумасшедшая гувернантка, Ребекка Степлтон.
Сначала миссис Норидж посетила клинику. Она почти не сомневалась, что никакой мисс Степлтон там не найдет.
И тем сильнее был первый удар. Ребекка Степлтон находилась в лечебнице с того самого дня, когда ее привезли из Эштонвилла.
– Не буду скрывать от вас, она по-прежнему далека от выздоровления, – сказал доктор, которому миссис Норидж представилась подругой Ребекки. – Прогресс есть. Но не такой значительный, как мы надеялись.
– Вы можете сказать, что послужило причиной болезни?
Доктор замялся.
– Сильные переживания… Возможно, испуг…
– Возможно?
– Скорее всего. Сказать точнее затруднительно.
– Но отчего? Разве она сама не рассказала вам?
Доктор снял очки, тщательно протер, надел и посмотрел на миссис Норидж.
– Видите ли… Единственный звук, который мы до сих пор слышали от нее, – это хохот.
Второй удар миссис Норидж получила тремя часами позже. Оставив саквояж в гостинице, она нашла дом, где жил дворецкий. Ей открыла бледная девушка с замкнутым лицом.
– Отец не станет разговаривать с вами, – сухо сказала она, выслушав гувернантку. – Он… Он нездоров.
– Кто там, милая? – раздался надтреснутый голос из глубины дома.
Девушка попыталась закрыть дверь. Но миссис Норидж с неожиданной ловкостью вставила в щель ботинок.
– Уйдите! – прошипела девушка. – Что вы себе позволяете?
– Я только хотела бы повидать…
– Это за мной? – испуганно спросили за дверью. – Открой! Я должен видеть!
Девушка нехотя отступила. Дверь приоткрылась, и небритый мужчина совершенно безумного вида уставился на гувернантку воспаленными глазами.
– Это вы поведете меня на гильотину? – прошептал он, дергая углом рта.
Несколько секунд миссис Норидж не сводила с него глаз.
– Простите, я ошиблась, – наконец произнесла она.
«Я ошиблась!» Эти слова она повторяла на следующий день, возвращаясь в дом Эштонов. Эмма Норидж крайне редко ошибалась. Но теперь у нее не оставалось сомнений, что и третья жертва призрака действительно сошла с ума.
Лавочник с женой говорили правду.
Констебль говорил правду.
Кэтрин в письме написала правду.
Что же здесь происходит?
Несколько дней подряд под видом прогулок она осматривала поместье. Генри Эштон сказал, что дом старый. Миссис Норидж, любящая точность, применила бы другое слово.
Дом был дряхлый.
Во время своих обходов Эмма обнаружила несколько запертых комнат, дверные ручки которых были покрыты пылью. Зимний сад давно пришел в запустение. Со стен коридоров осыпалась штукатурка, ковры были проедены молью, от некогда роскошных штор несло затхлостью.