Финаков загадочно улыбнулся, показав при этом шикарную вставную челюсть, только на прошлой неделе окончательно установленную. Валентину Николаевичу данный факт был приятен вдвойне – кругленькую сумму дантисту оплатила одна из региональных организаций МППР, списав деньги на помощь пострадавшим от наводнения.
Златопольский появился минут через десять и произвел настоящий фурор, так как полностью был экипирован в форму капитана милиции. Высокая фуражка, отглаженный китель и даже резиновая дубинка в руке привели в полный восторг не только соратников, собравшихся в его кабинете и приемной, но и массу постороннего народа. Скорее всего, Карлович переоделся не у себя в комнате отдыха, а где-то еще, чтобы в новом обличье пройтись с аншлагом по длинным госдумовским коридорам.
Эффект оказался сумасшедшим. Если бы депутаты увидели голого Зюзина или лежащего на лестнице в нетрезвом состоянии Пельцина – реакция была бы гораздо скромнее.
Но Златик – ментяра! Важно вышагивая и чеканя шаг по пути к кабинету, он успел стукнуть резиновой палкой по голове двух депутатов из своей фракции, одного – из ККФФ, а свою секретаршу игриво ткнул ею в живот и пообещал прибавить жалованье.
– Казимир Карлович! – Шикарная блондинка Людмила Борисовна аж подпрыгнула, будучи в восторге от переодеваний шефа. – Вы неисправимы! А как на вас сидит форма! Вот человек – любой костюм, любая амуниция ему к лицу!
– Что-что? В смысле, подлецу – все к… – Карлович с угрозой в голосе поднял дубинку.
– Ну что вы! – испугалась Носова, проклиная себя за оплошность. Уж кто-кто, а она-то прекрасно знала, что вождь с треском выгонял из партии и с работы и за более мелкие провинности.
Но сегодня Златопольский не хотел никого увольнять. Приняв еще утром бесповоротное решение «снимать кино», он уже находился на пути к роли:
– Итак, друзья, я решился. Последний вариант сценария мне понравился, а посему надо лишь вдвое уменьшить смету расходов, поскольку финансирую фильм я, и – по рукам.
– Как уменьшить?! – Канделябров в каком-то мазохистском экстазе, ломая себе пальцы на руках, чуть не упал со стула. Валера вырос в сельской местности, вблизи города Ивано-Франковск в обстановке крайней нищеты, поэтому последние слова Карловича он воспринял как личное оскорбление. – Нет-нет. Так нельзя! Нельзя так! – Взгляд Валеры был устремлен куда-то под потолок, наэлектризованные от нервного стресса волосы встали дыбом, правый глаз затуманился, а левый отсвечивал каким-то желтоватым нездоровым светом. Канделябров в этот момент напоминал гигантского птеродактиля. – Это несправедливо, потому что… Потому что у меня же все подсчитано… И что скажет мама?
– Чья? – учтиво спросила Людмила Борисовна.
– Разумеется, моя! Мамулечка! Она же меня из дома выгонит!
– А вы что, собирались взять большую часть денег, выделенных на фильм, себе и своей маме? – спросил помощник Финаков.
– С чего вы взяли?
– Тогда и нечего и беспокоиться!
– Дайте ему воды, – Златопольский немигающим взором посмотрел на Махрюткина, – а то еще в припадке здесь забьется. Знаю я этих телевизионщиков – сплошные неврастеники.
Молчавший до сих пор Флюсов поддержал:
– Правильно, Казимир Карлович, неврастеники, параноики, а ко всему – еще и шизофреники. Короче, для быстрешего достижения конценсуса я предлагаю следующее: сумму мы не делим на два, а уменьшаем на треть, а завтра подписываем договор и приступаем к съемкам… А у вас все к ним готово?
– У нас всегда все готово, – заверил собравшихся Сергей Сергеевич.
Канделябров сидел, уронив гигантскую голову почти что на колени. Его крупной лепки руки болтались вдоль туловища, как маятники, на лице была гримаса ужаса, при этом нижняя челюсть выдалась куда-то вперед настолько, что кто-нибудь посторонний мог предположить, что Валера исполняет какой-то специально задуманный актерский этюд.
Наконец он вскочил:
– Фильм – это же тяжелый изнурительный труд! Это же бесчеловечно – срезать нам бюджет!
– Сергей Сергеевич, пока у вашего друга небольшая рекламная пауза, не хотите ли выпить? – мудро предложил Златопольский.
– С удовольствием…
Именная водка «Златопольский» оказалась исключительной гадостью.
После первой выпитой рюмки писателем овладело мерзкое ощущение, что он только что выпил керосин, захотелось срочно побежать в туалет и вывернуть свой организм наизнанку…
– Прекрасная водка! – Он крякнул и демонстративно понюхал рукав канделябровского твидового пиджака.
– Хотите еще? – лучезарно улыбаясь, спросил Финаков.
– Спасибо, достаточно, хорошего понемножку. – Здесь Флюсова прорвало. – А что же это вы сами свою водку не пьете?
– Я же на работе!
– А я – где?! – сурово спросил Сергей Сергеевич, чувствуя, что напиток, окончательно так и не провалившись, гуляет где-то по трубопроводу «гортань – пищевод – желудок» туда-сюда и может в любой момент достичь критической отметки в ротовой полости. – Можно я выйду на секундочку? Валера, тебе, кстати, тоже не помешало бы посетить известное заведение. – Зажимая рот руками, Сергей опрометью бросился из кабинета. За ним, подвывая и бормоча, поплелся Канделябров, вяло размахивая руками и с опаской поглядывая по сторонам.
Пока компаньоны отсутствовали, Казимир Карлович пожелал услышать мнения соратников о своей очередной авантюре полнометражного характера.
– Мне кажется – дело стоящее, – заметила пресс-служба в лице Людмилы Борисовны.
– Затраты наверняка окупятся, а эффект, в смысле рекламы, обязательно будет, – поддакнул Финаков.
– Надо пробовать, патрон. Чего мы теряем? На сегодняшний день рейтинги у нас не очень хорошие, – как бы подытожил мнение коллег Владимир Михайлович Махрюткин.
– Сам знаю. Ладно – рискнем! – оживился партвождь. – Я им такую мелодраму с элементами комедии устрою, вместо героинь – зрители рыдать станут! А потом сварганим кинопоказ в Думе и каждого депутата прикуем наручниками к креслу, чтобы раньше времени никто не убежал. А после сеанса я им еще полтора часа буду рассказывать о фильме, объяснять, что они видели и как это необходимо понимать. Ведь от чего зависят любые оценки? От того, что происходит на экране или от субъективного понимания увиденного. Я где-то недавно читал – в Америке сделали эксперимент: четырем группам людей показали кинофильм об обычае австралийских аборигенов – инициации – посвящении мальчиков в мужчины. При этом создали три варианта музыкального сопровождения. Первый – с тревожной музыкой – подсказал трактовку: нанесение ритуальных ран опасно и вредно; второй – с мажорной музыкой – настраивал на восприятие происходящего как радостного события; третий вариант был нейтрально-повествовательный, то есть никакой. Так вот, эксперимент показал, что один и тот же кинофильм может вызывать, а может и не вызывать стрессовую реакцию, все зависит от того, как зритель оценивает происходящую на экране ситуацию. В данном случае оценка навязывалась стилем музыкального сопровождения.
– Ну, коммунистам-то стресс мы организуем, – обрадовался Махрюткин.
– А Павлинскому тревожную музыку заведем. Может, у него после этого что-нибудь вроде энуреза начнется, – удачно схохмил Финаков.
В это время открылась дверь, и в кабинет вошли Флюсов и Канделябров.
– Ну что, все в порядке? – игриво спросил Златопольский.
– Да, мы по ходу обдумали еще раз ваше предложение, и хочу сказать. Короче, мы в принципе согласны, – как бы нехотя ответил Сергей и тут же добавил, увидев, что Канделябров открыл рот и собирается вещать. – Валера, помолчи, пожалуйста!
Каждый раз, когда дело касалось обсуждения финансовой стороны, Канделябров так нервничал, что впадал в прострацию и нес полнейший бред, поэтому пресекать любые попытки телеведущего в эти мгновения было первейшей обязанностью его немногочисленных компаньонов, в том числе, разумеется, наиближайшего из них – писателя Сергея Флюсова.
Однажды при проведении переговоров в Совете Федераций по поводу организации предвыборной акции по содействию действующему президенту одной полугорной республики в составе России в переизбрании на высокий пост уже тысячи раз оговоренную сумму – стоимость эфира, технического обеспечения съемок, гонорар артистам и многое другое – в самый последний момент обсуждения Канделябров ни с того ни с сего взял да и умножил на десять и вместо оговоренных шестидесяти тысяч «зелени» потребовал заплатить шестьсот. Противоположная сторона была в шоке, а Сергею сразу пришла на ум история, рассказанная одним знакомым о том, как господина Канделяброва не смогли призвать в Вооруженные силы родной страны по медицинским показаниям. Проект, разумеется, накрылся медным тазом, а Валерий Пименович, объясняя потом Флюсову свои ничем не оправданные действия и слова, просто сказал: «Блин, голова подвела!»
– Ну, раз согласны, моя юридическая служба к концу недели подготовит официальный договор, и я – в вашем распоряжении. – Казимир Карлович в непонятном вожделении даже потер руки. – А звание народного артиста мне присвоят?
– Для оценки вашего таланта артистическое звание еще не придумано, – сакраментально заметил Флюсов. – Значит, до пятницы?
– Я перезвоню, уточню время и все детали, – успокоила Людмила Борисовна.
Аккуратно пожав присутствующим руки, Валера с Сергеем направились к выходу. Всю дорогу от кабинета Златопольского до метро «Театральная» Канделябров глубокомысленно молчал, и только войдя в вестибюль станции, икая, снова понес околесицу:
– Какой нехороший человек – Златопольский. Мы к нему со всей душой, а он… А ты тоже хорош – сразу согласился.
– Я просто знаю, что спорить с Карловичем бессмысленно. Ничего не попишешь, дорогой друг. В условиях «совка» при решении творческих вопросов многим талантливым людям приходится действовать согласно выражению: «За неимением горничной имеем дворника». И потом, Валера, когда и кто давал тебе на съемки полностью ту сумму, которую ты просил? Правильно. Никто и никогда. В связи с этим, резюмируя наше сегодняшнее положение, могу сказать с чистой совестью и чувством выполненного долга – я удовлетворен.
Компаньоны уже сошли с эскалатора, когда Канделябров, впервые улыбнувшись за сегодняшний день, со вздохом сказал:
– А может, все и к лучшему!
Они разошлись в разные стороны, чтобы, наверняка встретиться завтра и довести до логического конца грандиознейший проект столетия – создание высокохудожественного, широкоформатного полотна, где на роль первой скрипки сегодня окончательно был утвержден самый авантюрный и артистичный политик нашего времени.
Проехав несколько остановок, Флюсов вышел на «Кузнецком Мосту» и направился на празднование дня рождения к своей старой знакомой – госпоже Ловнеровской.
«Хорошо было бы еще знать, сколько ей сегодня стукнуло, хотя бы в пределах плюс-минус двадцати лет, – подумал Флюсов, покупая шикарный букет роз. – А впрочем, какая разница…»
К шести вечера в квартиру Ирины Львовны Ловнеровской стали прибывать гости. За исключением адвоката Розенбаума и суперагента Вани, в миру – Ивана Григорьевича Райляна, все это были завсегдатаи ежегодных торжеств хозяйки.
Каждый принес какой-нибудь подарок: Мондратьев – кухонный комбайн, администратор Коля – красивую венецианскую, по его словам, вазу, Галина Николаевна Руковец – большую кружку и бутылку шампанского, а никому не известный певец Саша Чингизов – отвратительные домашние тапочки, причем почему-то сорок третьего размера. Флюсов подарил Ирине Львовне автоответчик, недавно подаренный ему самому одним приятелем.
– К столу! – важно пробормотала хозяйка и решительно опустилась на некрашеный табурет.
– К столу, к столу! – шумно загудели гости, двигая стульями и наперебой спрашивая друг друга, кто где бы хотел сидеть.
– Знаете, – сказал Сергей Мондратьев, успешно усевшийся прямо напротив бутылки «Абсолюта», – сколько лет сюда хожу – не перестаю удивляться той гармонии, которая существует в этой квартире, в чудесном Варсонофьевском переулке.
– А благодаря кому? – оживилась Ирина Львовна.
– Конечно же – вам, наша удивительная хозяйка. – Мондратьев поправил разноцветную бабочку, собираясь прочесть имениннице цветастые дифирамбы, но не успел.
Его перебил адвокат Розенбаум, успевший, правда, сказать только: «А вот я помню…» – и вынужденный тут же заткнуться, потому что его в свою очередь грубо оборвал суперагент Райлян Иван Григорьевич, ухватив могучей пятерней фужер с минеральной водой – он совсем не пил спиртного, резко, рывком поднялся над всеми и громогласно заявил:
– Всем смирно! По поводу юбилея… – тут он, слегка смутившись, поправился, – …торжественной даты всем приготовиться!
Народ нехотя стал подниматься, одновременно наполняя рюмки.
– Ура! – как всегда невпопад заорал суперагент.
Нестройный хор гостей подхватил, и вместо трех раз победоносный боевой клич прозвучал в стенах старой коммунальной квартиры целых шесть раз, разбудив в отдаленной комнате единственного соседа Ловнеровской – алкоголика Степана Ивановича Бубуликанского. Степан потер осоловевшие глаза, устало посмотрел по сторонам и, ничего с похмелья не поняв, решил спать дальше.
После выпитой первой рюмки присутствующие рьяно принялись за употребление многочисленных холодных закусок, в избытке украшающих праздничный стол.
Хозяйка постаралась – здесь были селедка под шубой, приготовленная в лучших еврейских традициях; холодец, важно расположившийся на увесистом блюде, подрагивающий нервной дрожью и поблескивающий бляшками жира в преддверии, когда его начнут употреблять; салат «Оливье», почему-то густо посыпанный кинзой; последнее достижение демократов – зеленые оливки, черные маслины и даже немного мидий, купленные Ловнеровской по супернизкой цене на распродаже на Сретенке и многое другое.
– Не передадите ли кусочек семги?
Галина Николаевна Руковец употребляла в гостях лишь ту пищу, которую не могла позволить себе есть дома, поэтому сейчас на ее тарелке лежали сплошные деликатесы. Она уже не раз за последние полторы минуты ловила настороженный взгляд Ирины Львовны на себе и на выбранных ею из общего ряда изысканных харчах.
Ирина Львовна вообще не любила, когда ее гости много ели и пили. Ей нравилось приглашать в гости людей, страдающих незначительными недугами – язвой, сахарным диабетом, предпочитающих многочисленные виды диет и имеющих какие-либо аллергические последствия после употребления различного рода продуктов.
Адвокат Розенбаум конкретно насел на салат «Оливье». Будучи представителем многочисленного отряда сторонников нетрадиционных сексуальных взаимоотношений и, соответственно, не имея жены, он питался в основном в заведениях общепита, а там встретить приличный салат в последнее время было крайне проблематично.
Мондратьев положил себе на тарелку сразу три половинки яйца, украшенных сверху небольшим количеством красной икры. Он хотел сказать какую-нибудь пошлость по поводу яиц, но затем передумал.
Администратор Коля часто получал в своей профессиональной деятельности по башке именно за пустые разговоры, беспочвенную трепотню и выбалтывание различных как своих, так и чужих секретов, поэтому фраза «Язык твой – враг твой» намертво уже многие годы сидела у него в голове. Сегодня он решил рискнуть, в связи с чем смело воткнул мельхиоровую вилку в блюдо с аккуратно разложенными там ломтиками языка.
– Говяжий? – спросил он у сидящего рядом суперагента.
– Ослиный, – сострил Райлян, доставая своими загребущими супердлинными руками с противоположного конца стола какую-то экзотическую зелень.
Несостоявшийся певец Саша Чингизов внезапно вспомнил, что два дня ничего не ел, так как не получал гонорара уже много лет. Он вообще в своей жизни всего лишь три раза получал вознаграждение за свое неординарное исполнительское мастерство. Сейчас Саша подрабатывал на станции «Москва-Киевская Сортировочная» такелажником, но почему-то денег ему и там не платили. Из скромности и предрассудков, часто выдаваемых им за национальное достоинство, он попросил Руковец положить ему немного какой-то острой дряни, приготовленной из перца, различных приправ и специй с добавлением минимального количества соевых бобов, и, получив желаемое в виде остроконечной темно-коричневой горки, крайне обрадовался…
Минут десять за столом царило полное единодушие. Гости лишь иногда бросали ничего не значащие реплики, отпускали шуточки, полностью сосредоточившись на употреблении еды и ожидая команды наполнить хрустальные емкости еще раз.
Наконец со скрипящего стула медленно поднялась Галина Николаевна и на правах старой подруги решила произнести персонифицированный тост в адрес именинницы.:
– Дорогая Ирина Львовна, милая Ирочка, замечательный ты наш человечек… Этот хрустальный бокал с прекрасным вином я поднимаю сегодня в твою честь! В честь человека, который много лет вдохновляет и цементирует артистические круги такой бестолковой, но всем близкой нам эстрады. – В ее голове тут же закружились тысячи воспоминаний, связанных с боевой подругой, но она взяла себя в руки. – Здоровья тебе, успехов с доходами на твоем нелегком, но таком нужном всем поприще!
Услышав последнее слово, Мондратьев опять захотел сказать пошлость, но опять передумал. А у всех остальных оно вызвало замешательство в силу того, что половина из присутствующих не имела представления о роде занятий хозяйки, а вторая половина точно знала, что Львовна практически ничем не занимается, кроме посещения всех премьер и генеральных репетиций модных, пафосных или отличающихся особой индивидуальностью московских театров.