Несмотря на свое печальное положение, мне не удалось удержаться от улыбки. Вот бы Джек посмеялся, если б увидел меня сейчас… Впрочем, мысли о Джеке тут же отбили всякую охоту веселиться. Где-то он теперь? Что с ним сделала Оливия?
Я заставил себя отвлечься от этих раздумий и обратился к более актуальным проблемам. Я знал, что наверху царит день, а солнце стоит высоко в небе. Может быть, Джек оказался хорошим мальчиком и спокойно спит в своем гробу. Впрочем, у Оливии была целая ночь, чтобы разыскать его и обратить на свой путь. Джек умен и находчив, но в моем положении было глупо надеяться, что ему удастся перехитрить Рид-река. В конце концов, я сам устроил целое представление, чтобы обмануть создателя — но тщетно. Кроме того, я помнил свое видение — Джек, который предаст меня. Я пытался разделаться с Ридреком, прежде чем это случится, но не вышло. Оставалось лишь надеяться на истинно ирландское упрямство моего отпрыска. Я отлично знал, что его невозможно заставить что-либо сделать насильно. Но очаровать — другой разговор. Здесь у Оливии имелось явное преимущество.
Я вспомнил, как вампирша вела себя в доме Элеоноры. Если Ридрек приказал ей соблазнить Джека, с каждым новым оргазмом мой отпрыск будет терять силу, пока не станет легкой добычей.
Проклятый Ридрек! Гнев охватил меня, я задергался в своих путах, но они держали крепко.
— А! Вижу, ты очнулся. — Звук шагов и плеск воды возвестили о приближении Ридрека.
— Это не твоя заслуга, — процедил я.
Он хихикнул. Яркий свет неожиданно ударил в глаза, и я увидел часть комнаты. Я лежал на каменном столе. Мы находились в старом фамильном склепе в центре кладбища. Истлевшие кости заполняли ниши, возвышавшиеся над поверхностью воды, узловатые корни растений паутиной обвивали влажный камень. С верней ниши на меня смотрела человеческая голова, лишь недавно отделенная от тела. Очевидно, Ридреку нравился средневековый обычай класть череп на обеденный стол. К противоположной стене были приделаны три пары цепей с наручниками, и в двух их них еще остались руки: полусгнившие кости болтались в проржавевших браслетах. Очевидно, какие-то люди были похоронены здесь еще до того, как умерли. В отличие от обезглавленного тела, лежавшего в углу. Этот труп был совсем свежим.
— Бонавентура, — сказал я.
— Точно. Здесь нам никто не помешает. — Ридрек посмотрел на меня взглядом, исполненным печали. — Давно пора было уяснить, сынок, что я всегда получаю желаемое. Не в твоих силах обмануть или остановить меня.
— Я тебе не сынок.
— Но ведь так оно и есть на самом деле. И хватит уж играть в эти детские игры. — Он уселся справа от меня. — Сейчас поглядим на твою кровь вуду. Я хотел, чтобы ты при этом находился в сознании. Давай-ка попробуем, какова она на вкус. — С этими словами старый вампир обнажил клыки и запустил их в мое запястье, будто голодный пес.
Боль чувствуют все — и живые, и бессмертные. В этом есть определенное неудобство. Многие годы я учился справляться с ней, блокировать худшие ее проявления. Но подобной боли мне еще не доводилось испытывать. Бритвенно-острые клыки Ридрека пронзили плоть и проскрежетали по кости. Боль прошла сквозь меня, как электрический разряд.
Пока тело корчилось в муках, моя ненависть пылала ярким огнем. С криком ярости, эхом, отдавшимся от стен, я дернулся, что было сил, и выгнул спину, сражаясь с весом державшего меня камня. Тяжелая плита, давившая на грудь, помедлила мгновенье, а потом начала неторопливо сползать в сторону.
Ридрек зашипел от злости, разбрызгивая мою кровь по моим же рукам и лицу. Ему пришлось отскочить, чтобы не попасть под падающую плиту; он поспешно подхватил ее. Я снова дернулся, но Ридрек держал плиту крепко. Мне подумалось, что он осыплет меня проклятиями или попросту убьет. Я надеялся на второе. Но вместо этого увидел камень размером с кулак, летящий мне в лицо. Потом — ничего.
Звонили колокола. Печальный, заунывный погребальный звон. Без помощи раковин Лалии я парил над похоронной процессией, словно птица, подхваченная ветром. Английским ветром. Меня окружали запахи солнца, травы и камня. Глядя на залитые солнечными лучами поля и извивы дороги, я почувствовал, что тяжесть на сердце ослабла, и полной грудью вдохнул воздух родного дома.
Внизу, подо мной, люди несли два деревянных гроба. Они шли к могилам, вырытым в стороне от церковного двора. «Неосвященная земля», — послышался шепот какой-то женщины. Я опустился пониже и посмотрел внимательнее. Священник, шагавший за процессией, показался мне знакомым. Да это же отец Гиффорд из моего прихода в Дербишире! Я наблюдал собственные проводы. Это меня они хоронили. Меня и мою милую Диану.
Она была совсем близко. Я приблизился к ее гробу и тронул одинокий цветок, который кто-то положил на крышку. Сердце разрывалось от желания хоть на один краткий миг увидеть мою возлюбленную жену.
Мне так жаль. Я не сумел спасти тебя, любимая. Так жаль…
Горе захлестнуло меня, словно и не было этих пятисот лет, прошедших со дня утраты. Едкие слезы жгли лицо. Мне хотелось сбить крышку гроба, открыть его и освободить любимую. Да только в этом нет смысла. Она мертва. Она уже в каком-то смысле свободна. Тьма не поймала ее в ловушку, как это случилось со мной.
— Душа моей жены чиста. Ее нужно похоронить на церковном кладбище, — сказал я, хотя никто не мог услышать. Люди поспешно опустили гробы в могилы без крестов.
— Сжалься, господи, над их душами, — произнес священник, а потом отряхнул руки, будто эти нечестивые похороны запачкали их. По крайней мере, селяне не сожгли нас как колдунов.
— Я хочу к маме! — послышался плачущий голос ребенка.
— Тс-с, милый. Твоя мама умерла, и папа тоже.
Я посмотрел на женщину, которая обнимала малыша своими грубыми натруженными руками. Джуни Сесил. Она была служанкой Дианы.
— Не плачь, — тихо сказала женщина. — Теперь ты будешь жить со мной и Джеймсом.
Я в изумлении взирал на своего сына Уилла. Живого Уилла. Он был ранен — грубая повязка облегала его шею — но жив! Джуни поднялась на ноги и пошла по тропинке, держа на руках плачущего Уилла. Итак, он все-таки выжил. Горя желанием помочь сыну, я летел за ними, пока не осознал, что ничего не сумею поделать. Ничего не смогу ему предложить — ни помощи, ни защиты, ни даже объяснений. Глазами, которые прожили так долго и видели столь много, я смотрел, как сын снова исчезает из моей жизни.
Прощай, малыш… Папа по-прежнему любит тебя. Я помнил о тебе все эти бесчисленные годы и века…
Я вернулся к могильщикам, засыпающим могилы землей. Если мое видение показало реальные события прошлого, значит, Уилл не погиб. Как бы ни сложилась его судьба, он жил — возможно, долго, — и умер нормальной человеческой смертью. Кто послал мне это видение? Ад или рай? Я не знал. Но если Бог существует на самом деле, как он допустил, чтобы моя семья так жестоко страдала?
— Не надо особо стараться, — сказал я одному из могильщиков. — Я все равно выкопаюсь оттуда, и довольно скоро.
Он обратил на мои слова не больше внимания, чем на крик птицы.
Я посмотрел вверх — на небо, где не было Бога, и вновь оказался среди облаков, белых, как волосы ангелов. Солнце освещало их. С высоты открывался великолепный вид, и боль снова пронзила мое израненное сердце.
Я поднимался все выше, пока облака не исчезли. Внизу расстилалась океанская гладь, а над головой мерцали звезды. Далеко впереди маячила береговая линия. Приблизившись, я увидел реку и летел над ней, пока не достиг гавани с кораблями.
Саванна.
Исчезли огромные отели и новое здание муниципалитета на Хатчинсон-айленд. Подо мной лежала Саванна прошлого, когда доки на реке были меньше, а дорога, ведущая вдоль реки, — не залита асфальтом и гораздо уже. В те времена в городе не хватало уличных фонарей, и гораздо больше темных дел творилось в открытую. Я пролетел мимо собственной пристани, стараясь понять, какой нынче год. Поскольку внешние доки еще не были построены, я предположил, что попал в начало 1930-х годов, во времена Великой Депрессии, незадолго до Второй мировой. Эта война изменила облик Саванны.
Размышляя о морской торговле и войне, я приземлился и в полумраке увидел знакомое лицо.
Джек!
Он и его напарник выгружали какую-то контрабанду из трюма небольшого суденышка, перекладывая все в один из уродливых длинных автомобилей Джека — черный, с боковыми подножками, похожими на ступеньки двуколки.
— Что ты здесь делаешь? — изумленно спросил Джек. Я мог понять его растерянность. Этот полет вне тела, без помощи ракушек Лалии, вряд ли подчинялся каким-то правилам и законам магии. Видимо, тут не обошлось без заколдованной крови вуду, текущей в моих жилах.
Странно, что отпрыск сумел увидеть меня.
— Да вот, завернул поглядеть, как тут поживает нежить, — усмехнулся я. Человек, помогавший Джеку, остановился и уставился на меня, словно увидел привидение.
Странно, что отпрыск сумел увидеть меня.
— Да вот, завернул поглядеть, как тут поживает нежить, — усмехнулся я. Человек, помогавший Джеку, остановился и уставился на меня, словно увидел привидение.
— И заодно распугать моих помощников, — буркнул Джек. Потом он обернулся к своему приятелю. — Все в порядке, Лео, я тут закончу. Завтра ночью на прежнем месте.
Парень кивнул, не сводя с меня глаз.
— Приятных снов, — услышал я собственный голос. Лео растворился во тьме. Я тронул бочонок, который он оставил на земле. — Это оно и есть?
Джек остановился, уперев руки в бока.
— Надеюсь, ты явился не затем, чтобы читать мне лекции о нарушении законов? Ты отлично знаешь, что я занимаюсь контрабандой спиртного. — Он потыкал бочонок ногой. — Да, это оно и есть.
— О, — сказал я. — Разумеется, знаю. Просто не предоставлялось случая увидеть процесс работы.
Джек пожал плечами.
— Не слишком красиво, но это приносит деньги. Мне нужно отвезти эту партию в Чарлстон. — Он продолжал грузить свой товар в машину. — Так что же привело ваше лордство в доки? Мне казалось, что ты и прочие «золотые мальчики» по пятницам играют в карты в «Десото».
— А, ну да. «Десото». Я забыл про этот старый отель… — Я стал одним из первых инвесторов его строительства. Когда же это было?… В 1890-х или около того.
— Что значит — забыл? Не так-то просто забыть отель, который занимает целый квартал. Знаешь, такой, с верандами и цветными окнами. — Джек прищурился и пристально взглянул на меня. — Ты пьян? Или что?
— «Или что», возможно, правильный ответ.
Джек досадливо махнул рукой и поставил последний бочонок в машину.
— Останешься здесь?
— Я бы покатался с тобой, пока ты развозишь товар.
— Ну, точно пьян. Только посмотри, как ты одет. В тех местах, куда я поеду, такие франты ни к чему. Это все равно что играть в домино в смокинге.
Я опустил глаза и обнаружил, что воображение одело меня в костюм от Армани. Я снял пиджак, расстегнул манжеты и засучил рукава.
— Так лучше?
Джек выпучил глаза. Не обращая на него внимания, я забрался в машину и устроился на сиденье рядом с водительским. До меня там стояло два небольших бочонка. Доля Джека, не иначе. Я закинул их на заднее сиденье.
— Так едем?
Мы катили по городу в молчании. Я обнаружил, что мне нравится рассматривать старые дома и улицы. Для бессмертного Время идет медленно, но если даже двигаться, как улитка, трудно будет заметить все перемены, происходящие вокруг.
Я словно ехал по живой истории города, который называл своим. Как и людей, живущих в нем.
Большинство смертных романтизируют прошлое. Якобы в минувшие дни жизнь была проще и лучше. Прожив полтысячи лет, я с этим не могу согласиться. Каждое десятилетие и каждое поколение имеет свои достоинства и недостатки. И люди, которые населяют те или иные времена, полагают, что их победы и поражения уникальны. Философ, сказавший, что история повторяется, был абсолютно прав. Одежда, обычаи и лидеры могут меняться, но человеческая природа остается неизменной. Слава богу, я мертв и долго учился на своих ошибках.
— А на кой хрен тебе ехать со мной, вообще-то говоря? — спросил Джек, когда мы пересекли небольшой мост, направляясь в город.
— Сложно объяснить.
— Ну, ты попробуй.
— Ладно. — Я причиню Джеку боль, если скажу правду. Но ведь все равно он мне никогда не поверит. — Уильям, которого ты видишь, — не тот, которого ты знаешь.
— Э?
Это прозвучало скорее обеспокоенно, чем удивленно.
— Уильям, которого ты знаешь, в этот момент, вероятно, играет в карты в «Десото», как ты и предполагал.
— Ты пытаешься сказать, что един в двух лицах? — Джек притормозил, словно раздумывая, не высадить ли меня.
— Я думаю, ты можешь назвать это видением.
— Из рождественского прошлого, я так полагаю? — фыркнул он.
— Нет. Из рождественского будущего.
Теперь мы мчались по шоссе, не зажигая фар. То ли Джек торопился, то ли давил на акселератор, сам того не замечая. Я посмотрел в сторону болота, но темнота была почти непроглядной, хотя луна мало-помалу поднималась над деревьями. Теплый ветерок попахивал плесенью, зацветшей водой и гнилой растительностью.
— Так значит, ты ненастоящий? В смысле именно ты, а не другой Уильям?
— Верно. — Так много всего хотелось ему сказать. Я не знал, с чего лучше начать. Впрочем, сперва следовало объяснить свое появление. Так, чтобы он поверил мне. — Мое сознание находится здесь, но тело…
Внезапно я ощутил жуткую слабость. Мое физическое тело по-прежнему находилось в ловушке подземного склепа. Может быть, оно умирало. В этот раз все иначе. Вот почему кровь вуду отправила меня в это путешествие по времени. Не в моих силах было вернуться к Уиллу, защитить его, вырастить или хотя бы сказать, что папа не позабыл о нем. Однако я мог спасти Джека. Или хотя бы попытаться помочь ему выжить. Все, что я должен был сделать, — это найти слова, которые заставят его поверить. Я чувствовал, как убегает время.
— Я хочу сказать тебе, Джек: что бы ни случилось в будущем… прости меня… я действительно…
Машина притормозила. Джек остановился, мельком взглянув на дорогу, и в упор уставился на меня. Что-то сжало мне грудь. Я едва мог дышать.
— Не… доверяй Рид… реку, — умудрился выдавить я. До меня донеслись последние слова Джека:
— Постой! Кому не доверять? Да что с тобой?!..
Но я был уже слишком далеко, чтобы ответить. Боль вернулась приливной волной, захлестнув меня с головой. Я воссоединился со своим телом.
— Прощай, Джек, — прошептал я. А потом открыл глаза и увидел улыбающееся лицо Ридрека.
— Добро пожаловать домой.
Я осторожно шел по туннелям, ориентируясь по уличным решеткам над головой. В конце концов, я сообразил, что нахожусь где-то под гаражом. По пути я нашел старую киркомотыгу, с помощью которой теперь пытался прокопаться наверх через сточную яму. Я надеялся, что не промахнулся: яма располагалась под стеной здания, вдали от окон.
Энергия переполняла меня — и не только физическая. Я использовал силу, которую случайно позаимствовал у Оливии и Шейри, чтобы пробить тонкий слой бетона и выбраться в яму, куда мы спускались, чтобы поменять масло в машине. Кстати, это был недурной способ выпустить пар. Я все еще злился на Уильяма за то, что он бросил меня наедине с недоделанной Шейри, и за что, что не рассказал мне о туннелях.
Пока я трудился над бетонным днищем ямы, гнилая ручка кирки сломалась. Остальное пришлось выдалбливать лезвием. Говорила ли Оливия правду, утверждая, что с Ридреком мне будет лучше? Может, и впрямь стоило пойти поглядеть, так ли страшен черт, как его намалевали?
Внезапно я почувствовал Уильяма. Не то чтобы он оказался рядом или где-то поблизости, просто… не знаю… это было странное ощущение, которое я не мог объяснить. Внезапно в памяти всплыл «кадиллак ла-салль» тридцать второго года выпуска, который я использовал, чтобы возить спиртное. Полиция тех дней отлично знала эту машину и мои делишки, но когда я бил по газам, ни одна из их колымаг не могла меня догнать. Я удивился, поскольку не мог припомнить, чтобы Уильям участвовал в тех проделках. Он закрывал глаза на мой бизнес и делал вид, будто ничего не знает… Потом видение исчезло так же быстро, как и возникло.
Пробив дыру, сквозь которую можно было протиснуться, я поднял руку и помахал туда-сюда. Она не вспыхнула ярким пламенем, так что я высунул голову и посмотрел вверх. Солнце, светившее в окна, не добиралось до края ямы. Отличненько. Я пролез в дыру (думаю, теперь ее можно использовать, чтобы пробираться в гараж в любое время суток) и выполз на ступеньки.
Мой кабинет располагался в центре здания и, разумеется, не имел окон. Равно как и ванная с душевой. Я зашел внутрь, зажег свет и короткими перебежками добрался до ванной. Стоя под душем, я наслаждался струями горячей воды, омывающей мое тело. Мне о многом нужно было подумать. Будь я человеком, то закинул бы в «корвет» свою коллекцию музыкальных дисков, немного одежды и убрался бы с Западного побережья. Всегда хотел посмотреть на Калифорнию и Тихий океан. Но для вампира это непозволительная роскошь. Пришлось бы все время ехать с поднятым верхом. Кроме того, существовало дурацкое правило вампиров — одно из немногих, о которых Уильям сподобился мне рассказать. Возраст вампира должен перевалить за две сотни лет, прежде чем он сможет существовать вдали от своего создателя. Мне ждать еще шестьдесят лет… Я вздохнул и подставил лицо под водяные струи.
Несмотря на шум, я услышал, как в замке поворачивается ключ. Стальная дверь открылась. Черт! Может, Ридрек уже прикончил Уильяма и явился за мной? Я выключил воду и отряхнулся, как спаниель. Мой великолепный слух сегодня был особенно тонким. С момента этого сексуального безумия все мои чувства несказанно обострились. Не исключено, что я мог бы услышать треск крыльев колибри в полете. Вошедший направлялся к моему кабинету, и настал момент, когда он оказался точно напротив двери в душевую.