– А что со мной теперь будет? Расстреляют? – попытался я узнать свою судьбу.
– Вряд ли… – почесал затылок Прёмзель. – Но мимо арестантских рот не пройдешь. И с будущим гражданством заранее простись.
– Ладно… – облегченно выдохнул я. – И в арестантских ротах люди живут.
И допил из фляжки последний глоток водки.
А теперь вот майор решает мою судьбу.
– Так вот… – наконец-то прервал затянувшуюся паузу комбат. – И суд сюда не приедет, и ты к нему не поедешь.
Удивил, так удивил. Нечего даже сказать. А майор продолжил.
– За попытку мародерства на поле боя я тебя уже разжаловал из ефрейторов, и об этом уже объявлено перед строем. Тут такая тонкость есть, что за одно и то же преступление по Императорскому указу от прошлого года дважды не наказывают, – видя откровенное замешательство на моей морде комбат усмехнулся. – Но… по бумагам ты и не становился ефрейтором вообще. Ты уж прости, но так получилось, что не успели мы это в штабе как следует все оформить… Так что держи свои «чистые» документы, старший сапер военно – строительного батальона Савва Кобчик, а заодно направление в школу унтер – офицеров и литер на поезд до Вольфберга. И мой тебе настоятельный совет, выбери там, на выпуске, себе другой род войск. Не возвращайся к нам. Барон мстителен. Тебя будет сопровождать инженер батальона и двое конвоиров… с оружием. Ты их знаешь, сам им оружие вручал. Проводят тебя до вокзала и сами уедут в школу полевых разведчиков. А для всех остальных в батальоне тебя увезут как арестованного в трибунал.
– А мне дадут выбрать род войск? – только и спросил я, сомневаясь.
– Тебе дадут, – убежденно сказал майор. – Сам увидишь. И это еще…
Командир батальона протянул мне мой же трофейный револьвер, но уже с серебряной пластинкой на рукояти, на которой было выгравировано четким рубленым шрифтом: «старшему саперу Савве Кобчику за спасение офицера на поле боя». Дата. Подпись. Когда только успел?
– Носи с гордостью на законных основаниях. Вот приказ о награждении тебя именным оружием, как командир отдельной части я имею на это право. Жаль только что из-за интриг аристократии не могу этого сделать перед строем. Удачи тебе, Савва.
И ушел.
А я остался в «камере».
По – прежнему под замком…
Арестованный…
С заряженным наградным револьвером в руках.
Очешуеть!
Утром меня специально провели под вооруженным трофейными винтовками конвоем без ремня по всему лагерю мимо палатки ротного. Этим зрелищем моего унижения насладились как сам барон, так и его сиятельный пленник, находившийся в окружении хлопотавших над ним гражданских врачей, вызванных в наше расположение из ближайшего города. Нашего батальонного фельдшера аристократам было мало или не по чину. Судя по их довольным рожам зрелище моего позора фон – баронам понравилось.
«Да, – подумал я, кто еще тут будет больший интриган, если прикинуть к носу… комбат или барон, я не знаю. Но вряд ли бы комбат так высоко поднялся, если бы не было у него таких способностей».
Потом меня посадили с конвоирами на инструментальную повозку и повезли к станции. На телегу заранее были уложены наши ранцы, большой медный чайник и еще какой-то вещмешок.
Возница щелкнул вожжами и пара стерхов неторопливо порысила по проселку.
Инженер нас встретил у лагерного шлагбаума верхом на трофейной вороной кобыле. А свою лошадь он вел под вьюками на чембуре. Махнул нам, чтобы мы ехали за ним и коротким галопчиком поскакал по дороге.
Дорога до станции прошла скучно. Все мои попытки начать разговор конвоирующие меня лесовики пресекали одной фразой «разговаривать не положено». На третий раз для большего моего понимания кивнули на спину возницы, и я замолк, оставаясь в полных непонятках.
На станции мы минут двадцать ожидали инженера у фигурно выстроенного деревянного дебаркадера с резными колоннами. Сам инженер скрылся в кабинете военного коменданта, расположенного в деревянном же здании вокзала.
Затем с сопровождающим нас унтером службы военных сообщений получили в распоряжение стоящую в тупике теплушку, уже оборудованную с одной стороны вагона нарами. Завели в вагон по сходням офицерских коней и, отпустив обратно возницу, стали устраиваться.
Один конвоир сбегал на станцию за кипятком, и мы заварили местный аналог кофе, судя по вкусу эрзац из жареных желудей.
– Давайте знакомиться что ли… – сказал я после первого глотка. – Кто я такой вы знаете. А вас как зовут?
Парни, не чинясь, представились.
– Йозе Футц.
– Кароль Колбас.
– И куда вы меня конвоировать будете? – поинтересовался я своим будущим.
– А это знают только ушедшие боги, – осклабился Колбас. – Нам комбат утром вручил бумаги на старших саперов, а времени пришить на рукава птички не дал. Зато дал еще один пакет, заклеенный, который должны вскрыть те, куда мы прибудем, потому как в батальоне мы больше не служим. Откомандировали нас.
– О как… Это почему? – удивился я.
– Шепнул нам Зверзз, что отправили нас в школу полевых разведчиков. Раз у нас это так хорошо получается драгун резать, – сказал Йозе. – Так что спасибо тебе, Кобчик, что именно нас выбрал цугульскую разведку гонять. Теперь служить будем как люди, с оружием.
И поднял жестяную кружку, как бы говоря «прозит».
– И что? Даже не посмотрели на то, что вы неграмотные? – удивился я.
– Как это неграмотные, – возмутился Йозе. – Я к примеру подпись свою начертать могу. Очень даже разборчиво. А Кароль еще читать умеет… по слогам.
И оба заржали.
– Так что числимся мы уже в грамотных рецах, – поддержал напарника Кароль. – А ты, Кобчик, правда, живешь на той горе, как сказывали, откуда боги из нашего мира ушли?
– Правда, если они ушли именно с горы Бадон, – честно ответил я.
– И как оно выглядит это место?
– Старый сумрачный лес хвойный на плато. Очень неприятное место. Не хочется там оставаться больше необходимого. Как бы выталкивает тебя, – описал я место своего появления в этом мире.
– Вот оно как… – задумался Йозе.
А Кароль уже рылся в своем ранце и выкладывал на импровизированный из чурбаков и широкой доски стол какие-то свертки, замотанные с чистые портянки.
– Что это?
– Твоя часть трофеев, командир, – пояснил Йозе.
– И как же вы их сохранили?
– Да пока ты пленного в лагерь вез, мы вьюки на опушке скинули и слегка прикопали. Достали ночью уже. Не беспокойся, тут твоя двойная доля от всего. Все по нашему обычаю.
– А почему двойная?
– Ты же командир. Одна доля участника и одна доля командира. Меньше нельзя – больше можно.
И смотрит на меня, потребую я себе большую долю или нет.
Но я только махнул рукой.
– Ладно. Как решили, пусть так и будет.
– Вот это по – нашему, – довольно осклабились лесовики. – Прячь быстрее в ранец, а то инженер придет… Не знаем мы, как он к этому отнесется.
– А в мешке что? – спросил я, укладывая свертки в свой ранец.
– Харчи. И цугульские, и те, что нам на троих в дорогу выдали, – пояснил Кароль. – Йозе, ты как самый молодой, иди, расседлай офицерских коней и обиходь. На ходу это труднее будет сделать.
– Так вы меня в трибунал не повезете? – спросил я, все еще не веря своему счастью.
Комбат мне еще на губе вроде все пояснил, но кто его знает… это начальство. Могло и передумать из каких-либо высших соображений карьеры. Что для него какой-то горец? После того как меня без ремня под конвоем провели по всему лагерю, я уже любого исхода ожидал.
– Это для барона тебя повезли в трибунал, чтобы он не вонял сильно и жалоб родне не писал.
К открытой створке вагона подошел инженер, прикрикнул с насыпи.
– Кто-нибудь там… Руку дайте.
Кароль протянул офицеру ладонь, и тот ловко за нее уцепившись, в одно касание оказался в теплушке.
– А разве вы, господин инженер – капитан, не в классном вагоне поедете? – спросил я.
– Вот еще… – ухмыльнулся инженер. – Буду я свои деньги доплачивать за классность. Что-то я проголодался, что там нам батальонный ресторатор в дорогу собрал, мечите на стол.
– А долго нам ехать, господин офицер, – подал голос Йозе из-за лошадиных тушек.
– Чистого времени в пути часа три, – удовлетворил его любопытство инженер. – Но когда нас к эшелону подцепят… Кто его знает? Комендант сказал, что как только, так сразу. В первую очередь. Но после санитарных поездов.
– Много раненых? – спросил Кароль, не забывая ножом пластать свежий хлеб, буженину, сало и кровяную колбасу.
– Очень много, – ответил офицер, прихлебывая из кружки уже остывший эрзац – кофе. – Пока я у коменданта был, так за это недолгое время три санитарных эшелона пропустили без очереди. Прёт восточный царь как паровой каток, а у нас тут только завеса пока, а не полноценный фронт. Каждая дивизия воюет на участке, который в обороне армейский корпус должен держать. К югу от нас цугульский корпус прорвался, там теперь всем чем можно этот прорыв затыкают. Везу вот в штаб фронта требование от комбата вооружить батальон на всякий случай, хотя бы только винтовками. Все же мы теперь не тыловая, а фронтовая часть. Приказ вышел о переименовании нашего строительного батальона в саперный. Что ты смеешься, Кобчик?
– Осмелюсь доложить, господин инженер – капитан, мы-то грешным делом думали, что в больших штабах считают, что рецкие горцы такие звери, что им оружие и давать опасно, – ответил я, удавливая смех.
Ржали уже все. Йозе так вообще слезы вытирал от смеха и приседал на корточки.
Тут шипя, свистя и попыхивая толстой расширяющейся кверху трубой, подъехал к нам маленький маневровый паровозик. Вагон тряхнуло, лязгнули буфера. Потом также в другую сторону и нас потихоньку потащили, подпрыгивая на стрелках. Через десять минут подцепили последним вагоном к какому-то эшелону.
Маневровый паровоз, отцепившись от нас, укатил.
Зазвонил колокол на станции.
И поезд, медленно ускоряясь, покатил в тыл. Подальше от диких цугульских драгун восточного царя, про которых уже и слухи поползли, что они младенцев жареных едят.
11
Город, в который мы прибыли был первый большой, по настоящему большой город который я увидел в империи. До того все попадались пряничные провинциальные аккуратные городки живущие в основном торговлей. А тут… Высокие трубы мощно коптят по окраинам. Заводы… Фабрики… Мастерские… Прежде чем попасть на вокзал мы проехали промышленные и складские пригороды, обширный железнодорожный отстойник и большое депо даже с круговым механизмом поворота в паровозном «гараже».
Кроме того, как пояснил нам Вахмурка, здесь на востоке империи это место крупный железнодорожный узел.
А за каменным двухэтажным вокзалом высились, уходя в перспективу веера улиц местные «небоскребы» в пять – шесть этажей приятных для глаза проектов с «архитектурными излишествами» и балюстрадами на крышах. Улицы и тротуары выложены аккуратной брусчаткой «веером». На площади работал фонтан, в котором пускали струи позеленевшие бронзовые тритоны не тритоны, но кто-то из местного морского бестиария. По тротуарам фланировала публика, любуясь красивыми витринами многочисленных магазинов, все больше мелких и специализированных ни одного универмага за все пребывание здесь мне не встретилось. Сновали лотошники с товаром вразнос. Словно и нет войны всего в нескольких часах хода по железной дороге, настолько это было спокойное и умиротворяющее зрелище.
Конка еще впечатлила: пара, а то и четверка стерхов тянула вполне себе нарядный трамвайный вагон красного цвета, если не обращать внимания на пассажиров, расположившихся на крыше. Пользовались горожане таким транспортом охотно и ходили такие конские трамваи часто. Рельсовая колея была неширокой – чуть больше полуметра, причем рельсы укладывались сразу секциями с готовыми железными шпалами – что меня сильно потрясло оригинальностью решения, а промежуток между ними забивался круглым булыжником для удобства цепляния копыт «горбуньков».
На улицах много колясок, запряженных самыми настоящими рысаками. Даже кареты встречались с гербами, запряженные четверкой красивых крупных коней. И извозчики в лаковых пролетках на резиновом ходу – куда в таком мегаполисе без таксёров?
Назывался город Будвиц и был он столицей королевства Ольмюц – давней части империи, сохранившей, однако, у себя на троне природного короля – фактически бутафорского, полностью подчиненного императору, но и определенная автономия у этой страны была. Как политическая – имелся собственный двухпалатный сейм, определяющий местные законы, налоги и бюджет, так и финансовая, что делало Будвиц одной из культурных столиц империи. Два драматических театра, опера, оперетта и десяток балаганов для публики повульгарней. Библиотеки. Университет. Политехнический институт. Даже цирк и тот тут был. Сам афишу видел на тумбе с каким-то хищником, пролетающим сквозь горящее кольцо.
Перед самим въездом в город мы, почистившись от дорожной пыли, нацепили на себя всю положенную амуницию. Я револьвер на пояс. Лесовики сабли трофейные привесили и винтовки за плечо закинули. На спинах ранцы, а мешок с оставшейся провизией Вахрумка разрешил навьючить на свою запасную лошадь.
Сам офицер поехал верхом, но шагом, чтобы мы не шибко от него отставали. Заводную лошадь вел в поводу Йозе, замыкая нашу колонну. Так и плелись гуськом по обочине мостовой, не заступая за поребрик тротуара, по краям которого редко рассажены старые липы, взятые у корней в чугунные фигурные решетки.
Не торопясь добрались до монументальных каменных казарм с выкрашенными в желтый цвет оштукатуренными стенами. В три этажа домина. Стена длиной в квартал. Там отвели лошадей на конюшни внутреннего двора. Помогли инженеру отнести его тюки в офицерский корпус, а потом и нас устроили на третий этаж в большом дортуаре, рассчитанном человек на сорок, но пустом. Койка отдельная железная с пружинной сеткой и сундук под койкой для личных вещей. Обширный умывальник с водопроводом и «вокзальным» ватерклозетом на этаже – о большем не приходилось и мечтать. Разве что о горячей воде.
Поставили нас на довольствие и неплохо покормили обедом. Жаль поваляться на кроватях не разрешалось до отбоя – а так вообще курорт. Сидим на табуретах и играем в «железку» – время убиваем и в окно поглядываем, как местные королевские гвардейцы в красивой яркой форме тренируются в шагистике. Прямо рота почетного караула в натуре. Но им на войну не ходить, им короля охранять.
Через пару часов прибежал за нами посыльный от инженера, и мы понуро поплелись за ним в Главный штаб Ольмюцкой армии. Сачкануть не удалось. А так хотелось…
Я уже упоминал, что армия империи строилась по принципу национальных частей, потому как языков и диалектов в этом государстве не просто много, а очень много. И политически империя представляла собой монархическую конфедерацию, где у нескольких земель оставались многие признаки самостоятельной государственности. В том числе и армия, которая по факту подчинялась имперскому генеральному штабу, но содержалась королем.
Император сколачивал свою державу мягкими лапами, и деление ВСЕГО населения в империи на имперских граждан и подданных тут играло не последнюю роль. Гражданин в империи везде был у себя дома, а вот подданный ольмюцкого короля не был подданным императора. Подданным императора был сам ольмюцкий монарх. А дальше все насквозь знакомое: вассал моего вассала не мой вассал. Публичное законодательство тут вообще очень запутанное и строится не столько на стройных кодексах, сколько на заключенных императорами с разными землями договорах… лет так за тысячу.
Даже крепостное право тут отменяли не разом по империи, а по отдельным землям и в разное время. Процесс этот растянулся, как говорили, на полвека. А начался именно в Ольмюце двести лет назад крупными антифеодальными выступлениями. Сравнительно ранняя отмена крепостничества сделала это королевство традиционным местом сосредоточения крупной промышленности и одним из центров военно – промышленного комплекса империи. Так что, какие бы дела на фронте не разворачивались, Будвиц врагу не отдадут. А вот то, что он оказался фактически прифронтовым городом, чувствовалось, местное начальство нервировало.
Армия этого королевства была небольшой, и большинство частей в мирное время работало как учебный комбинат военных специалистов запаса. Однако три армейских корпуса и отдельный кавалерийский корпус королевство выставляло по мобилизации, объявленной императором. Не считая строительного, понтонного, саперного и инженерных батальонов и прочих частей усиления в виде отдельной конноартиллерийской бригады, трех полков тяжелой полевой артиллерии и отдельных гаубичных батарей в каждом пехотном полку. Телеграфистов – телефонистов, обозной службы, полевых госпиталей и прочего много всего по мелочи, в том числе и такая экзотика как самокатный стрелковый батальон на велосипедах. И полевая конная жандармерия, которая тут вовсе не «кровавая гебня», а военная дорожная инспекция и военная полиция в одном флаконе. Третье по численности войско у местного короля после собственно императорского и королевства Оногур, также имевшего в империи автономию.
Привели нас в большой красивый двухэтажный дворец, утопленный в глубине парка за чугунной решеткой. Сопроводили мимо часовых на второй этаж по широкой мраморной лестнице и втолкнули в большую приемную.
На бронзовой табличке рядом с дверью выгравировано на двух языках: «Начальник инженерной службы Ольмюцкой армии генерал – адъютант, инженер – генерал – лейтенант А. Штур».
Сидящий за столом в «предбаннике» генеральский адъютант в серебряных аксельбантах и чине инженер – лейтенанта спросил наши фамилии, сверился с какой-то бумагой и показал большим пальцем на оббитую кожей дверь.
– Вас ждут.
В кабинете за большим темным столом сидел медведеобразный мужик с коротким седым ежиком на голове и седыми усами. На стуле, слегка сбоку от стола пристроился Вахрумка, который при нашем появлении радостно возвопил.