– Может, она пластическую операцию делала за границей? Ей-богу, Кора, если бы ты ее видела…
– Ладно, не заливай! – грубо перебила его девушка. – Признайся, что ошалел от счастья, и пятидесятилетняя баба показалась тебе аленьким цветочком! Не каждый день такая халява прет. Так что можно тебя понять.
Гордеев молчал, обдумывая информацию и вспоминал лицо Анны. Он, конечно, особо не присматривался, но…
– Не может быть! – упрямо повторил он, чем окончательно вывел из себя Кору.
– Ты что, влюбился? – Ее голос срывался от злости, на щеках выступили красные пятна. – Или хочешь быть на содержании у этой старой карги? Думаешь, она будет решать все твои проблемы?
– Зачем ей это может быть нужно? – растерянно спросил Фарид то ли Кору, то ли самого себя. – Какой ей толк меня обманывать?
– А ты не догадываешься? Наивный… Да она хочет тебя! Увидела – и захотела. Чем ей еще заниматься? Ты и растаял, поверил, будто она интересуется боевыми искусствами! – Кора неестественно громко захохотала. – Ой, не могу! Держите меня! Глупенький маленький мальчик Фарид влюбился в тетеньку! Он будет целовать тетеньке пальчики, а тетенька купит ему за это мороженое!
– Прекрати! – Фарид схватил Кору за плечи и резко ее встряхнул. – У тебя истерика. Хотел бы я знать, из-за чего. Неужели ты ревнуешь?
– Почему ты ни разу не говорил мне о том, что любишь меня?
Вопрос поставил Гордеева в тупик. И правда, почему? Любил ли он Кору? Он ни разу не задумывался об этом, так же, как в своих отношениях с Йоко. Ему нравилась близость с ней, только и всего. Он вообще не думал о любви. Зачем? Разве им с Корой было плохо?
– Тебе плохо со мной? – спросил он в продолжение своих мыслей.
Она растерялась. То, что они любят друг друга, казалось само собой разумеющимся. Ей и в голову не приходило, что для него это может быть по-другому.
– Почему ты спрашиваешь? Это из-за нее?
– При чем тут Левитина? Ты можешь просто ответить, что тебя не устраивает?
– До сих пор, пока не появилась эта… – Кора заплакала. Слезы градом катились по ее смуглому лицу. – Пока ты не увидел ее…Ты даже не заметил, что ей пятьдесят!
Она зарыдала. Фарид рассеянно слушал ее бормотание вперемежку со всхлипываниями. Пожалуй, он не пытался узнать Кору поближе, не хотел. Его устраивало то, что было между ними, и ничего большего он не желал.
ГЛАВА 9
– Папа! А Марта хочет косточку проглотить! – запыхавшись от быстрого бега, радостно сообщил Марк.
– Какую косточку? – не сразу сообразил Артем, который брился в ванной, одновременно размышляя, что ему сегодня предстоит сделать.
– Абрикосовую! – еще радостнее пояснил Марк, прыгая на одной ноге.
– Так что же ты стоишь? – возмутился Артем. – Беги и отбери у нее!
Мальчик с готовностью кинулся в детскую, где на маленьком хохломском столике Динара оставила детям тарелку абрикосов. Марта, вся перемазанная оранжевой мякотью, разламывала очередной фрукт. Ее щеки подозрительно оттопыривались, из чего можно было заключить, что во рту Марты уже не одна косточка, а две.
– Выплюнь! Выплюнь сейчас же! – без особого успеха убеждал сестренку Марк.
Вошедший в детскую Артем застал уже другую картину. Мальчик довольно бесцеремонно залез рукой в рот Марты и вытащил сначала одну косточку, а потом другую. Она привыкла к подобному обращению и не особо протестовала.
– Идите к маме! – скомандовал Артем. – Она даст вам творожной запеканки.
Дети наперегонки бросились по коридору на кухню, откуда плыли восхитительные запахи корицы и ванили. Близнецы обожали сладкое, и предлагать им на завтрак что-то другое просто не имело смысла. Зоя Петровна постоянно ворчала по этому поводу, взывая к совести «бесхарактерных родителей», которые идут на поводу у детей и кормят их чем попало, вместо того, чтобы организовать здоровое питание. Артем и Динара привыкли к недовольству няньки и не обращали на это внимания. Слава богу, близнецы выздоровели, и теперь с ними можно было целые дни гулять. На улице они вели себя гораздо приличнее, чем дома.
– Опять сладкое! – возмутилась Зоя Петровна, переступая порог квартиры и учуяв аромат запеканки. – Наказанье мне с вами! Диатеза еще только не хватало.
Но никакого диатеза у близнецов сроду не было, несмотря на огромное количество поедаемых пирожных, тортиков, вафель, халвы и конфет. Они отличались отменным здоровьем, если не считать обычных детских инфекций, да и те Марк и Марта подхватывали редко. В основном, они носились, как два неутомимых маленьких мустанга, и придумывали себе развлечения, одно изобретательнее другого.
Артем и Динара с облегчением вздохнули, передав детей на попечение Зои Петровны, и засобирались на работу.
– Посмотри, – сказал Артем, показывая жене небольшую любительскую фотографию.
Молодая женщина стояла между обломков античных колонн на фоне синего моря и такого же синего неба. Полупрозрачное светлое платье обвивало ее ноги, она придерживала рукой соломенную шляпку, которую ветер старался сорвать с ее головы.
Динара мельком глянула на снимок.
– Ничего дамочка… Кто это?
– Объект наблюдения, – коротко ответил Артем. – Муж хочет узнать подробности частной жизни своей супруги.
– Дай-ка сюда. – Динара взяла снимок в руки и начала пристально его разглядывать. – Тут едва можно различить лицо. Получше у любопытного мужа ничего не нашлось?
– Нет. Он объяснил, что жена не любит фотографироваться.
Динара удивленно фыркнула.
– При современных технических средствах на это не надо спрашивать разрешения!
– Согласен. Но господин Салахов панически боится, что супруга может догадаться… Он велел мне быть крайне осторожным и деликатным. И выразил готовность удвоить тариф, только бы слежка не была замечена.
– Как ты сказал? – переспросила Динара. – Господин Салахов?! Ну-ка, дай сюда фотографию!
Она впилась глазами в лицо женщины на снимке.
– Узнаешь? – спросил Артем.
– Это же… наша соседка! Та, что купила квартиру Альшванга. Она что, жена Салахова? Того самого?
– Если под «тем самым» ты подразумеваешь известного бизнесмена, то да.
– Странно… – Динара не могла оторваться от фотографии. – Неужели это все-таки она? Такая молодая… Это что, давнишний снимок?
– Салахов сказал, что позапрошлогодний. Более позднего нет.
– Да? – удивилась Динара. – Впрочем, резкость плохая, и свет неудачно падает, так что… Все равно, странно!
– Что ты о ней знаешь?
– Почти ничего, как и все соседи. Я даже забыла, что она вышла замуж за Салахова. Столько лет прошло. Сейчас в ее квартире Фарид устроил спортзал.
– А кто ему разрешил?
– Думаю, он сделал это самовольно. Квартира долго стояла пустая, никто ею не интересовался, вот он и рискнул. Незаконно, конечно.
Динара отдала снимок мужу.
– Где мой галстук? – спросил Артем, роясь в шкафу.
– Посмотри в детской, – рассеянно ответила Динара.
Она была поглощена мыслями о супруге Салахова. Каким образом судьба собирает людей вместе, сталкивает их друг с другом или разъединяет?
– Ты только полюбуйся! – ворвался в гостиную Артем. – Они сделали из галстука уздечку для своей лошади!
– Артем, – Динара серьезно смотрела на мужа. – Господин Салахов хочет, чтобы ты проследил за его женой?
– Именно так. И готов хорошо заплатить!
– Мы сможем обойтись без этих денег?
Артем был раздражен из-за испорченного галстука и не сразу понял, куда клонит жена.
– Сможем. А в чем, собственно, дело? Работа обычная – выяснить подробности из жизни женщины. Она не киллер, не политик, не знаменитость и не криминальный авторитет. Что тебя беспокоит?
– Артем, я очень редко вмешиваюсь в твои дела. Правда?
– Правда.
– И очень редко настаиваю, чтобы ты сделал по-моему. Правда?
– И это правда. Что…
– Выслушай! – перебила его Динара. – Я не хочу, чтобы ты занимался этим!
– Чем?
– Следил за этой дамой.
– Ты что, ревнуешь?
Артем улыбнулся и попытался поцеловать жену, но она уклонилась.
– Не говори глупостей! – рассердилась она. – Я не шучу! Эта женщина… тебе не нужно связываться с ней. Вообще никак! Понимаешь?
– Стараюсь…
Артем снова сделал попытку обнять Динару, и снова она выскользнула из его рук. Похоже, ревность вспыхнула, как вулкан. Цыганская кровь! Лучше не дразнить ее. Придется сделать вид, что послушался, решил Артем. Иначе не миновать семейного скандала.
– Я все понял, дорогая, – дурашливо поднимая руки кверху, сказал он. – Сдаюсь, сдаюсь. В конце концов, слежка – давно не мое амплуа. Это скучно.
– Дай мне слово, что не будешь вмешиваться в жизнь этой дамы ни под каким предлогом! – сверкая глазами, потребовала Динара.
Здорово ее проняло! Ишь, глаза горят, как у пантеры! Бешеный темперамент супруги приводил Пономарева в умиление.
Здорово ее проняло! Ишь, глаза горят, как у пантеры! Бешеный темперамент супруги приводил Пономарева в умиление.
На работу они ехали молча.
– У тебя есть сигареты? – спросила Динара уже в офисе.
– Для тебя, любовь моя, – все, что угодно! – поклонился Артем, подавая ей пачку «Давидофф».
– Что ты сейчас будешь делать?
– Сначала почитаю кое-какую писанину… потом поеду, поговорю с Сашей Мерцаловым. Давно не виделись. Закуришь?
Она покачала головой, отказываясь от зажигалки, заботливо поднесенной супругом.
– Покурю у себя в кабинете, в тишине. Хочу подумать…
– Тоже правильно, – неопределенно хмыкнул Артем, скрываясь за своей дверью. – И мне есть над чем подумать.
Он велел секретарше никого к нему не впускать, закрылся и достал из сейфа записки маньяка. Прежде чем углубиться в темные лабиринты чужих размышлений, Пономарев завел маленький будильничек, который должен был позвонить ровно через час. Уже десять утра, а на полдвенадцатого у него назначена встреча с Мерцаловым.
…С того незабываемого момента, который перевернул мою жизнь, я потерял интерес к живым женщинам. Противные, жеманные притворы или злобные ведьмы – вот кем они стали для меня. Только мертвые они становятся настоящими, такими, какими должны были быть по замыслу Божьему – покорными, нежными и безмолвными. Никаких лишних жестов, никаких ненужных разговоров – только полное, безоговорочное послушание. А какими они делаются красивыми, спокойными, безмятежными. Им ничего больше не надо, кроме любви – ни денег, ни славы, ни детей, ничего, что могло бы стать для них важнее меня, из-за чего они могли бы изменить мне. Предательство – вот что заключено в самой сердцевинке, которую мы называем женским существом. Оно, это предательство, незаметно зреет, готовое свершиться в любую минуту! Но мертвая женщина лишена и этого, – она уже не предаст, не изменит. Она моя и только моя.
Странно, что моя страсть так долго не проявлялась в полную силу. Она как будто заснула после первой брачной ночи с Принцессой в темном и холодном морге… Я вел обычную жизнь, неотличимую от жизни сотен, тысяч моих сверстников. Я ходил на работу, гулял, иногда посещал вечеринки, на которых невыносимо скучал. По вечерам я зубрил предметы, которые предстояло сдавать в институт. Я был необыкновенно положительным молодым человеком, без вредных привычек, как это принято говорить. К алкоголю и сигаретам равнодушен, к наркотикам тем более. Разгульная жизнь меня не привлекала. Женщины! У меня к ним особая, ни на что не похожая любовь, чистая, как у Грэя, который приплыл к Ассоль на алых парусах…
Отец с матерью еще не знали, что я уже отказался от карьеры медика. Я решил не расстраивать их раньше времени. Почему профессия врача перестала меня привлекать? Затрудняюсь ответить. Может быть, потому, что медицина не приветствует смерть и даже некоторым образом пытается с ней бороться. А у меня свое отношение к Смерти. Она – моя союзница, наперсница моей любви. Я не могу действовать против нее. Она – волшебница, превращающая подделку в истинную драгоценность.
Итак, через год я объявил, что хочу получить техническое образование. Надо отдать должное моим родителям – они с честью выдержали удар. Мама робко заикнулась о факультете журналистики, а отец грозно молчал целую неделю, делая вид, что не замечает меня. В конце концов, они оттаяли. Я, как мог, объяснил им, почему изменил свои планы. Сказал, что желаю быть на переднем крае строительства прекрасного будущего, и они меня поняли.
Я поступил в институт и стал примерным студентом – активистом, отличником и неизменным участником стройотрядов. Погружаясь в учебу или работу, я забывал о своей тоске, о любви к несуществующей Принцессе. Безделье сводило меня с ума, и я превратился в трудоголика. После института отец помог мне устроиться на работу, а мама начала регулярно заводить разговоры о женитьбе. Я так глубоко запрятал свои чувства к женщинам, что и слышать об этом не хотел. Но потом все же решился на брак с милой, тихой девушкой. Вопреки терзавшим меня опасениям, семейная жизнь потекла обыкновенно, как у всех. Близость с женой волновала меня не больше, чем прогноз погоды, но я честно исполнял супружеские обязанности.
Отец мой к тому времени скончался – он, как и я, был фанатиком своей работы и отдал ей все. Мама переехала в Москву, где у нее оставались родственники; столичную квартиру разменяли на однокомнатную в Москве для мамы и квартирку для нас, в Ленинграде.
Новая квартира в старинном петербургском доме поначалу принесла много радости. Но потом жена моя, женщина добрая и покладистая, начала невероятно раздражать меня. Между нами то и дело возникали мелкие стычки, перераставшие в ссоры. По ночам я видел в снах Принцессу и уже не мог отделаться от желания снова пережить то незабываемое ощущение, тот неповторимый экстаз! Кафель стен и холод возбуждали меня, вызывая в памяти помещение морга и наслаждение, пережитое тогда. Я страдал от невыносимого напряжения, которое должно было разрешиться, любой ценой. Это стало сильнее меня. С утра до вечера я был поглощен тем, что жадно искал женщину, которая могла бы подарить мне то, о чем я мечтал.
Веронику Лебедеву я увидел на концерте, куда меня потащила жена, – и с тех пор потерял покой. Я стал ходить на все спектакли с ее участием. Я пожирал ее глазами, а по ночам писал стихи, посвященные ей. Я не мог думать ни о чем, кроме нее.
Конечно, не имело смысла ухаживать за такой красавицей, как Лебедева. Она актриса – не только на сцене, но и в жизни. Я уже знал, что это такое. Только мертвая, она полюбила бы меня. И все же я сделал попытку… бесплодную, как и когда-то с моей Принцессой. Я дождался Веронику после выступления, чтобы передать ей букет, в который была вложена моя поэма о любви. Она, не глядя, взяла букет из моих рук, как и букеты других поклонников, небрежно кивнула и торопливо пошла к машине. По дороге листок со стихами выпал, госпожа Лебедева наступила на него, садясь в ожидающее ее такси, и уехала.
Когда все разошлись, я поднял из лужи свою поэму и порвал ее на мелкие клочки. Разбрасывая обрывки, я начал придумывать способ, как можно лишить женщину жизни без нанесения ущерба ее красоте. Работа в морге не прошла для меня даром, и скоро способ был найден. Дома я не мог заниматься изготовлением орудия убийства – моя жена, любопытная, как ворона, всюду совала свой нос и могла заподозрить неладное; пришлось делать это на работе.
Итак, я взял самую толстую иглу, которую смог раздобыть, прочно припаял ее к наперстку – и мое оружие было готово. С виду оно напоминало огромную булавку, которую я мог прятать за подкладкой или во внутреннем кармане пиджака. В нужный момент наперсток легко надевался на указательный палец. Чтобы не вышло осечки, я долго тренировался, нанося удары этой иглой. Наконец, я приобрел необходимый навык.
Теперь мне нужно было следить за Вероникой Лебедевой, узнать ее адрес, потому что наша брачная ночь должна состояться в ее собственной спальне. Именно там все и произойдет!..
Пронзительный звонок будильничка вывел Артема из мрачных скитаний по миру убийцы. Через полчаса он должен быть у Мерцалова.
Динара говорила с клиентами, и Артем не стал отвлекать ее. Он вышел и направился к автомобилю, припаркованному в закрытом дворике позади офиса. Стоял теплый летний день. Тополя шелестели серебристой от пыли листвой.
Господин Пономарев медленно выехал на проспект и встроился в поток машин. Ему удалось добраться до конторы Мерцалова быстрее, чем он ожидал.
Адвокат обретался там же, где и десять лет назад, только интерьер его приемной и кабинета стал гораздо шикарнее. Стекло и дерево, гобелены на стенах, мебель оригинального дизайна ласкали глаз.
– Тема! – радушно приветствовал Пономарева господин Мерцалов. – Страшно рад тебя видеть! Пошли, выпьем по поводу встречи. Я приготовил пиво и креветок. Видишь, я помню твои вкусы.
Александр Ильич облысел, раздобрел, его движения приобрели достоинство и плавность. Мужчины расположились в кабинете, где на столе стояло пиво, креветки, нарезанная тонкими кусочками семга, сыр и оливки.
– Я вообще-то по делу, Саша, – сказал Артем. – Но сначала отдам должное угощению. Ты все такой же гурман.
– Одна из радостей жизни! – добродушно захохотал Мерцалов. – Водки мне теперь нельзя… так что приходится довольствоваться малым.
– Чего вдруг?
– Язва, давление… – вздохнул адвокат. – Это все работа! Сплошные нервы. Ну, давай.
Он сразу выпил половину огромного запотевшего стакана.
– Теперь можно и о деле.
– Ты Салахова давно знаешь? – спросил Артем.
– Я так и думал, – отправляя в рот кусочек семги, сказал Мерцалов. – Тебя что-то настораживает? Плохой клиент?