Это бетонный пятачок, весь потрескавшийся, с травой в щелях. Совершенно пустой, никаких там развалившихся скамеек или бетонных клумб — видно, что он был абсолютно голым еще до того, как здесь все пришло в запустение. Наверное, тоже прогулочный двор, а может, просто бесхозный участок, который ничем не заставляли, чтобы негде было укрыться заключенным.
Все здания на одно лицо. Уродливые, приземистые, топорные. Ни одного изгиба. В каждом единственный вход и равномерный ряд окон, повсюду тяжелые засовы, замки и решетки — на любой открывающейся створке.
Невольно мелькает мысль — где сидел тот, который похитил Оуэна? Тот, чья фамилия упорно ускользает из памяти.
Выходил он когда-нибудь на эту площадку? Почти наверняка. А все остальное время сидел в какой-то из камер. А когда сбежал, может быть, прятался за этим самым углом, где сейчас стоит Сет.
Вроде бы тот заключенный не числился среди потенциальных беглецов. По словам полиции, если его иногда и запирали в карцер, то лишь для защиты от других, а не потому, что он сам представлял опасность или готовился к побегу. Он был образцовым заключенным. Так твердили родителям полицейские в те жуткие ночи поисков Оуэна, словно в утешение, а не в оправдание собственного разгильдяйства.
Сет отыскивает мысленным взглядом железную дорогу и смотрит туда, где остался его дом.
Заключенному, как выяснилось в ходе расследования, в тот день выдали пропуск, позволяющий свободно перемещаться между корпусами и ухаживать за территорией, поскольку он проявил способности к садоводству. Память все-таки выдает Сету новые подробности (вот только имя, как же этого урода все-таки звали?). И как-то так этот заключенный подстроил, чтобы одни надзиратели думали, он в одном месте, а другие — что в другом, и его очень не скоро хватились.
Полиция полагала, что у него были сообщники, но, кажется, подтверждения так и не нашли. Заключенный сотворил дыру во времени — череду уловок, позволивших ему улизнуть (да, точно, вот туда), пробраться через ограды, проскользнуть мимо охраны (которая, может быть, намеренно отвернулась), пока перед ним не остался всего один забор.
Позади Сетова дома.
К горлу вдруг подступает горечь, и Сет сплевывает на траву. Он сам открыл этому человеку дверь. Что бы ни произошло в его жизни дальше, этого уже не изменишь — он открыл дверь.
«Ты не виноват, — говорил Гудмунд. — Тебе было всего восемь».
Как же хочется ему поверить…
Сет вглядывается в темноту, туда, откуда заключенный вошел в его жизнь и увел Оуэна, вернув искалеченным и сломанным.
Сет закипает, вспоминая.
И от злости страх словно бледнеет.
Сет выходит на площадку и идет к двери, из которой появлялся Водитель.
На вид такая же дверь, как и в других корпусах. Ни одна щель не светится, окна по бокам тоже темные. Сет заносит над головой фонарик, готовясь обрушить его с размаху, если кто-то подкрадется.
Но все тихо. Пустота, тишина. Здание пялится зарешеченными окнами. Безлюдные грязные постройки, наблюдающие за ним со стороны.
Дверь чуть приподнята над землей, на несколько ступеней, и слегка утоплена вглубь, а луна светит сбоку, поэтому Сету придется шагать в потемки. Стукнув на всякий случай несколько раз по фонарику (безрезультатно), он шарит по двери в поисках ручки — и находит, никак не ожидая, что…
Получилось!
Сет просто нажимает на ручку и тянет на себя — дверь распахивается на удивление бесшумно, и это поражает, как раньше ровный гул фургонного мотора. Если какая-то дверь и должна зловеще скрипеть, то именно эта, в темной пустой тюрьме, но она скользит плавно, будто на гидравлике.
И Сет, не успев опомниться, уже стоит на пороге.
За которым кромешная тьма, словно в открытом космосе.
Сет снова щелкает фонариком — просто от нервов, не особенно надеясь.
И щурится, пытаясь хоть что-то, хоть капельку разглядеть в этой тьме.
Но там действительно одна пустота.
Ничто.
Дыра в пространстве.
Сет спускается по ступеням. Подходит к окну справа от двери и заглядывает внутрь. Тут тоже темно, однако чуть-чуть все-таки видно — хотя бы понятно, что этот корпус такой же, как и соседний: коридоры, камеры, многолетняя пыль.
Однако за дверью почему-то неестественная непроницаемая тьма, словно в отдельно взятом дверном проеме взяли и отменили пространственные и оптические законы.
За порогом не видно НИ-ЧЕ-ГО.
— Это оптическая иллюзия, — шепчет сам себе Сет. — Лунный свет так падает.
Но он все равно медлит. Безмолвный мир вокруг затаил дыхание, распахнутая дверь зияет пустым проемом.
Сет пытается раскочегарить прежнюю злость. Злость на заключенного, который смотался отсюда и все разрушил. Помогает. Сет поднимается обратно — к дверному проему, к темноте.
Тишина почти оглушает, она такая плотная, что Сет начинает сомневаться в ее реальности. Уж что-то должно быть слышно. Шелест ветра. Шорох травы на склоне. Скрип оседающих досок.
Но перед ним лишь черная дыра. Дожидающаяся, когда он в нее шагнет.
За порогом может быть что угодно. Переход в совсем иной мир, мало ли…
— Ну бред же, — шепчет Сет, не сводя глаз с темноты.
А в сознании уже роятся мириады возможных разгадок.
Что, если этот мир — путешествие?
И это его последние шаги.
Если где-то и прячется Смерть, то ей самое место за этой дверью.
Может, дверь и есть Смерть.
А если этот мир и вправду ад, то, может быть, нужно умереть, чтобы из него сбежать.
И может быть, для этого достаточно пройти через дверь.
Главное — выбрать правильную.
Невольно вспоминается тот поход на берег…
«Нет, — предостерегает голос в голове. — Не надо».
Но Сет все равно возвращается мыслями в тот день, последний его день, когда он спокойно вошел в ледяной дикий океан и тот размозжил его о скалы.
А потом он очнулся здесь.
«Прекрати. Хватит…»
Еще он вспоминает сегодняшнее утро — невероятно, он ведь действительно только сегодня утром бежал к Мейсонову холму, а кажется, что прошли уже недели, целая вечность.
Он воскрешает то самое ощущение.
Опасное ощущение, Сет это знает. Опасно приходить в состояние, которое большинство людей не испытывает и не хотело бы испытать никогда.
Ради этого он умер? Этого он просил всю дорогу? К этому подталкивали его Томаш с Реджиной, Водитель и все остальные «наводящие» обстоятельства?
«Хочу я этого? — спрашивает себя Сет. — По-прежнему?»
И он понимает, что на самом деле не может ответить наверняка.
Вот он шанс.
Вот она дверь.
Он протягивает руку в темноту…
46
Вспыхнувший свет бьет словно кулаком. Сет зажмуривается и пятится назад на площадку, готовясь бежать…
Но не бежит.
Прикрыв глаза рукой, он смотрит сквозь ресницы, сквозь узкую-узкую щель. Дверной проем, где всего секунду назад зияла черная дыра, превратился в такой же непроницаемо белый прямоугольник.
Нет, не совсем непроницаемый.
Что-то там просматривается.
Еще одна дверь. Вторая. Из молочно-белого стекла.
И она открыта.
Сет осторожно поднимается по ступеням. У света нет конкретного источника, его излучает вся поверхность двери и стен. Теперь стало видно лестницу, уходящую вниз и вглубь. Все белое, все будто из стекла.
И ничуть не похоже на виденное в соседних корпусах.
А еще изнутри доносится какой-то звук. Гудение — чего? Электричества? Наверное. Откуда-то ведь берется это ярчайшее сияние. Но дело не в этом. Гудение идет снизу, оттуда, куда уходит лестница, и, как бесшумная дверь, как ровный гул мотора, намекает на какой-то более мощный, навороченный и передовой источник энергии.
Замерев у порога, Сет нагибается и трогает пол. На ощупь он именно такой, каким выглядит: толстое белое стекло, и от него веет прохладой.
Этот резкий свет все равно что маяк в глухой ночи — Сет тревожно оборачивается, почувствовав себя мишенью. Наверняка где-нибудь сработала сигнализация, и Водитель уже мчится сюда.
Но слышно только басовитое гудение. И все.
Никаких звуков двигателя.
Не раздумывая больше ни секунды, чтобы не увязнуть снова в спорах с самим собой, Сет шагает через порог.
И ничего. Ни звука, ни рева сирены, выдающей непрошеного гостя. Сет оглядывается на площадку, залитую ярким светом. В любом случае надо брать ноги в руки.
До внутренней двери два шага. Пока без проблем. Молочно-белый лестничный марш уходит вниз, потом поворот, и еще марш. Отсюда едва видно подножие, от которого тянется, судя по всему, еще коридор.
Нет, ни малейшего сходства с остальными корпусами. Сета словно занесло в совершенно другое здание в совершенно другом месте. Даже дверь — эта, вторая, — без замка, без ручки, не за что потянуть и нечего нажать. Просто панель на невидимых петлях. Таких он не видел никогда, разве что по телевизору. В фантастических сериалах.
Сет шагает за второй порог. Ничего не происходит. Шаг вниз. Еще. И еще. Он бросает взгляд через плечо, в темноту, но и там никаких перемен. И он идет дальше, стараясь ступать как можно тише, ловя самый неслышный звук.
Вокруг только это басовитое гудение.
Сет останавливается на повороте между маршами. Те же белые стены, те же уходящие вниз ступени, которые ведут в короткий тамбур, заканчивающийся дверью. Она закрыта. Сет подходит к ней, замечая попутно, что изнанка лестницы ничем не отличается от поверхности. Словно всю эту лестничную клетку вырезали из одного цельного куска молочно-белого стекла. Он останавливается перед дверью. Такая же, как верхняя: гладкая, безликая, светящаяся изнутри.
Сет протягивает руку, но дверь открывается еще до того, как он успевает дотронуться. Он отскакивает, однако ничего страшного не происходит: дверь просто уезжает в стену, словно откликаясь на присутствие наиболее подобающим действием. За ней еще один белый коридор, поворачивающий за угол.
Но гудение становится громче.
Сет выжидает еще секунду. И еще. Нет, по-прежнему ничего. Никто не идет. Свет в этом в коридоре другой, не просто сияние из стен. Что-то там, за углом, есть.
Сет сглатывает. И еще раз.
«Сейчас или никогда».
Нет, не вышло. Он не двигается с места.
«Ничего там такого нет. Не то, что думают Томаш с Реджиной. Не то, что мне представляется. И уж точно никаких дурацких инопланетян».
Но ему все равно страшно — гораздо страшнее, чем было снаружи.
Потому что там точно что-то есть.
Он шагает за дверь.
И идет по коридору.
Заворачивает за угол.
И смотрит.
В огромный, бескрайний зал величиной с самолетный ангар.
В котором бликуют полированными боками сотни, тысячи гробов.
47
Зал построен из другого материала, не того, что на лестничной клетке. Стены и пол напоминают отполированный до блеска идеально чистый бетон. Молочно-белые панели, разбросанные через равные промежутки по потолку, струят свет на гробы внизу. Которыми заставлен весь зал, простирающийся так далеко, что не хватает глаз.
Сет стоит на возвышении, на небольшой приступке у самой двери. Дальше ряд за рядом, ряд за рядом, ряд за рядом идут гробы. Они расстилаются ковром, уходя вдаль, в коридоры, за которыми явно скрываются еще более обширные помещения.
Этот зал куда больше, чем громоздящаяся над ним тюрьма. По центру тянутся в те же неведомые дали два длинных прохода. «Достаточно широких для фургона», — думает Сет. Хотя нужно же как-то доставлять сюда гробы. Конечно, они могли понаделать здесь потайных дверей, открывающихся в разных точках на поверхности, но…
— Как такое может быть? — шепчет Сет. — Как?
Гудение идет отсюда. Источника не видно, никакие кабели по полу не змеятся, и вообще никаких механизмов нет, одни гробы, но звук явно отсюда, от этих штуковин, делающих свою непонятную работу.
А внутри них люди. Спящие.
Проживают свои жизни.
Сет спускается с приступки на блестящий бетонный пол, снова ожидая, что вот-вот заорет сигнализация или кто-нибудь явится узнать, какого черта он здесь забыл.
Он подходит к ближайшему гробу. Крышка плотно закрыта. На секунду кажется, что она сейчас распахнется, как та дверь, но нет, не распахивается. Сет даже не сразу находит щель между крышкой и стенками, приходится долго вглядываться. Металл на ощупь просто прохладный — не охлажденный искусственно и не подогретый. Сет обходит гроб кругом. Все точно так же, как у того, на чердаке, даже (он опускается на колени, чтобы проверить) тонкая трубка, выходящая из центра и исчезающая в отшлифованном бетонном полу.
«Как такое возможно? — Сета снова начинают одолевать сомнения. — Технически?»
Например, как быть с рождением детей? Он вертит головой, окидывая взглядом гробы, обступившие его, словно армия мертвецов. И как поддерживать жизнедеятельность?
А питание? Он и Реджина с Томашем, конечно, не мастера спорта, но «в той жизни» вполне себе функционировали как организмы — ходили, поднимали тяжести. Да, первые пару дней после пробуждения он еле двигался, но все равно, получается, после многолетнего лежания в лежку ноги его вполне слушались и мышцы не отказали?
«Нет. Быть такого не может».
Только теперь Сет вспоминает, зачем шел сюда. За разгадкой, за ответом, отличным от тех, которые у него уже есть. Убедиться, что у этого мира есть какое-то назначение, конкретная задача. Для него, Сета.
Ему не нужны банальности.
Он нащупывает кончиками пальцев щель между стенками и крышкой, пытаясь подцепить край. С трудом, но удается просунуть в щель ногти — нестриженые, конечно, за то время, что он здесь, но кстати, а как происходит с ногтями, почему они не растут у спящих в гробах? Крышка поначалу не поддается, но Сет тянет сильнее и все-таки ее приподнимает.
На полсантиметра, на сантиметр…
Потом она выскальзывает и обрушивается обратно, больно прищемив пальцы. Сет трясет рукой и приступает заново. Потом еще раз.
— Ну, давай! — пыхтит он. — Давай же!
Крышка откидывается так внезапно и так высоко, что Сет, потеряв равновесие, шлепается на пол, ударяясь локтем о бетон. Извергая поток непечатной брани, он баюкает ушибленный локоть, пока не утихает боль.
— Черт! — говорит он уже потише. И уже без злости.
Все еще пыхтя, он смотрит на открытый гроб. С пола не видно, что внутри, но изнанка крышки напоминает виденное на чердаке — те же трубки и полосы металлизированного пластыря, только здесь по трубкам непрерывно бегут мерцающие огни.
Сет поднимается на колени, потом медленно выпрямляется под пульсирующую боль в локте и, наконец, заглядывает внутрь.
Он удивлен. Удивляться тут нечему, и все равно Сет такого не ожидал.
Потому что, разумеется, внутри лежит человек.
Мужчина.
Живой, дышащий человек.
Он обмотан пластырем так же, как Сет, когда очнулся, — все ноги целиком, грудь и живот. Пах открыт — и теперь Сет видит почему. Одна трубка тянется от пениса, другая воткнута между ягодицами, обе зафиксированы медицинским пластырем. Сет вспоминает ссадины на собственном теле. Отметины в тех местах, где к нему тоже подключали трубки. Отводят отходы жизнедеятельности, в точности как предполагали Реджина с Томашем.
Все остальное обмотано сплошь, до кончиков пальцев, и лицо почти полностью. Своих бинтов Сет не помнит, зато помнит ту жуткую пустоту после гибели. Ощущение безотчетной паники, совсем ни на что не похожий ужас, хуже самой смерти. Но в любом случае, получается, он в полной несознанке содрал пластыри с рук и лица, выкарабкался из гроба и скатился с чердака вниз. Каким чудом он не свернул себе шею и как нашел дорогу вслепую — загадка.
Инстинкт, наверное. Память, о которой он даже не подозревал.
Единственный незамотанный участок на лице мужчины — рот. В зубах что-то вроде мундштука с гибкой трубкой, по которой подается то ли питание, то ли кислород, то ли вода — кто его знает? Кто тут вообще что-то знает? Например, металлизированная подкладка бинтов — это что, какая-то программа для снов? Или стимуляция мышц, чтобы не атрофировались? А трубки «для отходов» — может, они и репродуктивную функцию как-то выполняют?
Кто знает? Кто объяснит?
Человек в гробу не подает никаких признаков ощущения, что обстановка изменилась и над ним кто-то стоит. Только грудная клетка движется вверх-вниз — дышит. Макушка не забинтована, волосы, как и у Сета, сбриты почти под ноль. Шея тоже открыта, и Сет невольно протягивает руку — дотронуться, осторожно, едва касаясь, просто удостовериться, что человек настоящий.
Даже странно, когда кожа на ощупь оказывается теплой, живой, пульсирующей. Еще удивительнее обнаружить на подбородке щетину. Короткую, пара миллиметров, но все же. Почему она не отрастает в бороду? Как, черт дери, это все устроено? Его кто-нибудь бреет? Или всех пичкают веществами, замедляющими рост волос?
— И кто ты такой? — шепчет Сет. — Я тебя знал раньше?
Потому что, по идее, все эти люди — его земляки, все они отсюда. Жители окрестных домов, собранные в одном месте. Так что этот дядька мог жить по соседству, или дружить с родителями, или…
— Но я-то ведь переехал? — недоумевает Сет вслух. — Или это только в виртуале? Кто знает, куда перемещается твоя виртуальная сущность.
Он смотрит на человека во все глаза, и его смущает эта откровенная беззащитность. Похож на пациента реанимации. Будто его чудом откачали после какой-то неописуемо жуткой аварии и держат под наркозом, чтобы не загнулся от боли, а выздоравливать ему еще долго…
И тут у Сета закрадывается подозрение. Безумное, невозможное.
Сет гонит его прочь, скрестив руки на груди и не сводя глаз с лежащего в гробу.
Но подозрение не отпускает.