Нет, то, что я идиот и бестолочь — в этом, конечно, Серега с Анной были правы. Неужели я настолько был уверен в своей силе, что надеялся удержать одной рукой на весу стреляющий автомат?!.. Разумеется, его у меня тут же вырвало отдачей — хорошо еще не сломало палец, — и, брякнув по гусенице, «калаш» упал чуть ли не под ноги лысой уродливой гадине.
Я, шипя от боли в ушибленном пальце, тут же схватился за пулемет, прекрасно понимая, наученный прошлым опытом, что на нужный угол его будет все равно не опустить. И тем не менее я выпустил из него очередь, надеясь на то, что грозный звук мощного оружия отпугнет тварь.
Вездеход продолжал неумолимо крениться. Мне оставалось одно — срочно выпрыгивать из него и удирать. Но именно на это и рассчитывало, видимо, чудище. И то — куда я побегу? Тем более, по своей очередной дурости оказавшийся безоружным! Запасные автоматы у нас были, но они остались в кузове. Пулемет мне с турели быстро не снять, да с такой дурой я бы потом и в люк не пролез, и стрелять, держа его на весу, я бы почти наверняка не сумел.
Так что же делать?! Ждать, пока голодный великан станет меня выковыривать из перевернутого вездехода, словно сардинку из банки?..
Я переполз на водительское сиденье, поскольку изуродованная дверь на той стороне благодаря заметному уже наклону вездехода распахнулась под своей тяжестью. Если бежать, то нужно было это делать именно через нее и немедленно, пока вездеход не лег набок. Я чуть приблизился к дверному проему, и тут моя нога зацепилась за рычаги управления.
Дикая идея вспыхнула одновременно с молнией, пронзившей мрачное небо Зоны. Не имея никаких навыков обращения не только с вездеходами, но и с обычными тракторами, я на уровне, наверное, борющихся за жизнь инстинктов каким-то образом умудрился завести мотор. А потом догадался дернуть не оба рычага, подающих движение на гусеницы, а лишь один, правый — подающий именно на ту из них, за которую поднимал вездеход уродливый силач. При этом я то ли случайно, то ли, опять же, на уровне инстинктов газанул во всю мощь.
Чей рев был громче — двигателя или чудовища, — я так и не понял. В любом случае, если кто-то из них и проиграл другому по мощности звука, то ненамного. Приподнятый край многотонной машины рухнул на землю. Меня выбросило из кресла прямо на рычаги. Затрещали ребра, клацнули зубы, боль пронзила все тело, но сознания я, к счастью, не потерял. От моего столь агрессивного воздействия на органы управления вездеход дернулся и медленно поехал вперед. Охая от боли, я кое-как сумел вернуться на водительское кресло и, взглянув в лобовое стекло, завопил от ужаса — вездеход въезжал прямо в вязкую топь. Я начал отчаянно и лихорадочно дергать за рычаги, пытаясь включить коробку передач — или что там есть в этом «тракторе» — на реверс. Но, не зная, что для этого нужно делать, да еще находясь в панике, я ничего подобного сделать не смог. Мне бы по крайней мере заглушить двигатель, но даже этого, охваченный отчаяньем и ужасом, я сделать не догадался. Точнее говоря, я попросту впал в самый настоящий ступор.
Между тем у продолжающего медленное движение вездехода начал опускаться нос. К счастью, я хотя бы сумел понять, что еще немного — и машину засосет в трясину. Со мною внутри. Может, это было бы для меня и не самым плохим выходом — точнее, исходом, — потому что за утопленный вездеход Анна и Серега меня точно убили бы, и, думаю, даже Штейн внес бы в этот процесс свою лепту; однако инстинкт самосохранения — сиюминутного, а не отсроченного — оказался сильнее логики. Но и та все же продолжала работать. Во всяком случае, я догадался выпрыгивать из тонущей машины не через дверцы — иначе все равно оказался бы в трясине, — а решил выбраться через люк и прыгать назад с крыши кузова, поскольку задняя часть вездехода продолжала пока цепляться гусеницами за твердую почву.
Едва я высунулся в люк по пояс, началось нечто странное: нос вездехода стал вдруг задираться кверху. Сначала я подумал, что от паники начинаю терять ориентацию в пространстве. Ведь если что-то тонет, то оно никак не будет при этом двигаться вверх. А вездеход именно это и делал. От непонимания происходящего я застрял в люке, позабыв о том, что еще пару мгновений назад собирался срочно покидать «тонущее судно».
Теперь у меня создалось впечатление, что вездеход что-то выталкивает снизу. Но что могло толкать его из болота? А может, содрогнулся от страшной догадки я, это делает не «что-то», а «кто-то»?!.. Может, лысое чудище с бородой из щупальцев вовсе не погибло под гусеницей вездехода, как я понадеялся, а продолжает с ним свои тяжелоатлетические упражнения? Но почему же тогда оно не вязнет в трясине? Или же здесь для него достаточно мелко?..
Я, насколько смог, перегнулся вперед, но крыша кабины мешала мне заглянуть непосредственно под гусеницы, и того, что — или кто — их поднимает, я увидеть не смог. Не смог в тот момент. Но не успел я еще собраться с новыми мыслями, как увидел впереди, метрах в пяти от носа вездехода, поднимающийся из болотины купол. Вернее, так мне показалось сначала. Я даже подумал, что из трясины поднимается некий аппарат, что-то вроде подводной лодки. Разумеется, это было откровенно идиотской идеей, но именно такая ассоциация пришла тогда в мой мозг первой. Но когда «купол» приподнялся повыше, я понял, что это всего-навсего пузырь. Правда, размер этого «всего-навсего» даже по самым скромным прикидкам вряд ли был меньше десяти метров в диаметре. А еще пузырь оказался очень красивым. Он переливался всеми цветами радуги в постоянно меняющихся сочетаниях, отчего сразу напомнил мне своих «младших сородичей» — обычные мыльные пузыри.
Я знал, что из болот выходит в атмосферу так называемый «болотный газ»: пропан, бутан, метан — не помню точно, но мы это даже проходили в школе. Однако я был абсолютно уверен, что такие гигантские пузыри этот газ никак не мог образовывать. Отсюда несложно было сделать вывод, что передо мной не что иное, как очередная аномалия Зоны. А сделав такой вывод, я с предельной ясностью осознал, что еще мгновение-другое, и оболочка «мыльного пузыря» не выдержит веса вездехода, прорвется, и тогда… Что именно произойдет тогда, мне вовсе не хотелось узнавать. И я сделал единственное, что мог сделать в той ситуации, — схватился за пулемет и надавил на спусковой крючок.
В следующий миг я разом ослеп, оглох и ощутил такой удар, что был стопроцентно уверен: я развалился на части. А еще через миг я почувствовал невесомость, что лишь подтвердило мою уверенность в собственной гибели — обидно лишь было осознавать, что марксистско-ленинское учение оказалось ложным, отрицая существование души. Впрочем, что я тогда осознавал? До того ли мне было? Неужели я что-то мог соображать и анализировать в те недолгие мгновения полета? Не знаю. Возможно, и мог. Вероятно, как это порой рассказывают в различных антинаучных байках, время тогда для меня растянулось, и те самые мгновения воспринимались моим нокаутированным разумом несколько иначе.
Как бы то ни было, в момент удара о землю зрение ненадолго вернулось ко мне, и последнее, что я запомнил перед тем как окончательно погрузиться во тьму, была лежащая возле моего лица оторванная голова лысого гиганта, агонизирующие щупальца которой, извиваясь и подергиваясь, изо всех сил пытались дотянуться до меня.
Глава шестнадцатая Смерть сталкера, рождение сталкера
— Федька!.. Фёдор! Что с тобой? Ты жив?! — Голос брата долетал до меня словно сквозь толстый слой ваты.
Я хотел ответить ему, что, конечно же, нет, что невозможно оставаться живым, будучи разорванным на кусочки. Но сказать я ничего не смог. И то, как бы я это сделал, если мои легкие — или что там от них осталось — отделяли от гортани десятки метров?
Странным, правда, было то, что я продолжал ощущать боль во всех растерзанных частях моего тела. Или это была… как ее там?.. фантомная боль?.. Но разве душа может воспринимать в принципе какие-либо ощущения бывшей своей физической оболочки?
Я попробовал открыть глаза. В конце-то концов, подумал я, душа ведь тоже должна что-то видеть. Иначе я категорически против такой «жизни после смерти» — неподвижной, слепой, да еще и наполненной болью. Причем вечной болью. Это что же получается, я попал в ад? Когда же я успел так нагрешить?.. Вероятно, уже здесь, в Зоне… Ах, да, действительно, я ведь убил этого гада Мурзилку…
Мне стало ужасно обидно, что из-за какого-то бессовестного негодяя я должен теперь испытывать вечные муки. Настолько обидно, что я застонал и открыл глаза. Правда, я тут же вновь захлопнул веки от резанувшего по глазам света и головокружительной мутной карусели, саданувшей по мозгам острой болью. Вроде бы я успел заметить в этой яркой мути склонившееся надо мной грязное лицо двоюродного брата.
И точно, я опять услышал его голос, тревожный и радостный одновременно:
— Живой!.. Анна, сюда, быстро! Федька жив! Вколи ему что-нибудь срочно!..
И точно, я опять услышал его голос, тревожный и радостный одновременно:
— Живой!.. Анна, сюда, быстро! Федька жив! Вколи ему что-нибудь срочно!..
На какое-то время я вновь провалился в беспамятство. А когда очнулся снова, с удивлением осознал, что, оказывается, вовсе не умер. Мало того, я понял, что по-прежнему представляю собой единое целое. Очень болезненное, но единое. Правда, следующей моей мыслью было вспыхнувшее в мозгу сомнение: так ли уж я цел, как мне представилось? Вдруг не хватает руки, ноги, или еще какой отнюдь не лишней для моего молодого организма детали?.. Невзирая на боль, опасаясь открыть глаза, я принялся лихорадочно ощупывать себя. Вроде как все было на месте. Правда, до ног ниже колен я дотянуться не смог. Пришлось все же раскрыть глаза и приподнять голову. Я увидел мои родненькие ножки и, застонав и от боли, и от радости вместе, опять уронил ее на землю.
— Что? Что такое? — засуетился сидящий возле меня на корточках Серега.
Я хотел было пожаловаться брату на боль, но вспомнил вдруг то, от чего эта боль показалась мне такой ерундой, такой мелочью, что она и впрямь почти что исчезла. Крепко зажмурившись, я простонал:
— Я… утопил вездеход…
Я ожидал всего чего угодно — крика, обидной ругани, даже ударов, но только не того, что услышал:
— Чей?.. — изумленно спросил брат. — На тебя напал кто-то еще, кроме этой раздавленной твари?..
— Эта тварь, — сказал я, — когда на меня напала, еще не была раздавленной. А вездеход я утопил наш.
— Не наговаривай на себя, — услышал я голос подошедшего Штейна. — Тебе это, видимо, привиделось, когда ты был без сознания. Вездеход на месте. Правда, я никак не могу взять в толк, каким образом ты так его умудрился изгваздать?.. По болоту, что ли, на нем гонял? Так он вроде для этого не предназначен…
Окончательно забыв от изумления про боль (скорее всего, подействовали и введенные Анной лекарства), я резко сел и огляделся. Вездеход и впрямь стоял на том самом месте, где его остановил Штейн. И он действительно был грязен. Полностью, «с головы до пят» он был облит подсыхающей уже болотной жижей. Этой же грязью, впрочем, было залито и все остальное вокруг, на что сразу указал и Серега:
— Посмотри, изгвазданный не только вездеход. Вряд ли такое было Федьке под силу.
— Может, прошел какой-нибудь локальный грязевой дождь?.. — высказал предположение ученый. — Хоть я о подобном и не слышал, но от Зоны всего можно ожидать.
Я уже собрался с духом, чтобы рассказать все, что тут случилось, догадавшись, что вездеход столь удачно выбросило из болота силой взрыва, как Штейн спросил вдруг:
— А кто убил кровососа? Те же, кто избил тебя? Странно, что они не тронули вездеход… Дядя Фёдор, кто это был? Куда они подевались?
Он стал настороженно оглядываться, а я, в свою очередь, спросил у него:
— Кровосос — это то самое чучело с щупальцами вокруг рта? Он что, действительно кровь сосет? Ими?..
Ученый перестал озираться и кивнул:
— Ими и сосет. Действительно. Причем так, что от людей потом лишь кожаные мешочки остаются с костями внутри.
— А!.. — сказал я. — Тогда это я его убил.
— Дядя Фёдор, — с укоризной посмотрел на меня Штейн, — ты, конечно, хороший парень, и я прекрасно понимаю, что тебе хочется реабилитироваться перед нами за прошлые… г-мм… прегрешения, но все-таки, знаешь ли, лгать нехорошо. Тем более когда эта ложь очевидна. Так ты… э-э-э… дискредитируешь себя еще больше.
Я аж подскочил.
— Где это я солгал?!
— Ты не мог убить кровососа. Прости, для такого новичка, каким являешься ты, это попросту нереально. С ним справится далеко не каждый даже самый опытный сталкер. Признаюсь откровенно, лично я справлюсь вряд ли. Мало того, что эта тварь чрезвычайно сильна и живуча, так она еще умеет становиться невидимой. Я скорее поверю, что ты и впрямь искупал в болоте вездеход, не утопив его при этом, чем что ты в одиночку справился с кровососом.
— Я убил кровососа, — отчеканил я дрожащим от обиды голосом. — И я в самом деле искупал в болоте вездеход. Можете не верить, но я сделал это. Если хотите, могу рассказать как. Но мне бы тоже хотелось, чтобы вы рассказали, чем закончилось дело у вас. Вы нашли Вентилятора? И где Анна? — закрутил я головой. — Она же вроде была здесь… Или мне это показалось в бреду?.. Неужели она… — Я внезапно почувствовал пробежавший меж лопатками холод. Никогда бы не подумал, что смогу так беспокоиться за эту девчонку.
— Анна в порядке, — сухо сказал Сергей. — Она в вездеходе, занимается Вентилятором, он тяжело ранен. Так что у нас пока есть немного времени, чтобы послушать тебя. И я очень надеюсь, что твой рассказ будет правдивым.
— Хорошо, — кивнул я. — Только можно я сяду?.. Голова что-то кружится…
На самом деле у меня не только закружилась голова, но и ко мне опять стала возвращаться боль. Казалось, что и впрямь болит все тело. Впрочем, учитывая силу взрыва и то, что пролетел я, прежде чем грохнуться о землю, не менее двух десятков метров, удивительно, что я не только остался жив, но даже, судя по всему, ничего себе особо не сломал. Разве что ребра, которые и впрямь ныли больнее всего, так и те скорее не от взрыва, а от удара о рычаги.
Серега заметно смутился. Видимо и впрямь в горячке забыл, как я только что валялся перед ним «бездыханный».
— Конечно, конечно садись! — запрыгал он вокруг меня. — Чего ты вообще вскочил-то?
— Вскочишь тут, — буркнул я, опускаясь на землю, — когда тебя лжецом ни за что обзывают…
— Я не обзывал! — вскинулся Штейн. — Но это и впрямь невоз…
— Погоди, — оборвал его Сергей. — Пускай сначала расскажет. Выводы будем делать после.
И я рассказал. Абсолютно все и исключительно так, как оно было на самом деле, не сглаживая и не приукрашивая даже те моменты, где я вел себя, откровенно говоря, не лучшим образом. По-моему, я, и сам не заметив как и когда, дал себе новый обет: всегда теперь говорить только правду.
Когда я замолчал, тишину никто не прерывал еще, наверное, с минуту. Но по выражению Серегиного лица я видел, что он мне поверил. Лицо же ученого выражало более противоречивые чувства.
— «Мыльный пузырь»… — первым нарушил он затянувшееся молчание. — Что-то я не слышал о такой аномалии… — В голосе ученого сквозило явное недоверие.
— А ты их знаешь все досконально? — хмыкнул Сергей. — Ты же сам только что говорил, что от Зоны всего можно ожидать.
— Так-то оно конечно… — заскреб в затылке Штейн.
Серега снова хмыкнул.
— У нас в сорок пятом воевал один старшина из-под Полтавы, Катков Николай Николаевич. В годах уже был мужчина, мы его Дедом звали. Тоже вот так выражаться любил. Говорил: «Так-то оно конечно, а случись какое дело — вот-те и пожалуйста!..» И я думаю, дело-то как раз и случилось. Именно то, о каком рассказал Федька. Лично я склонен ему верить.
— Пожалуй, так и не соврешь, — осторожно улыбнулся ученый.
— Вот и ладно, — сказал Серега и посмотрел на меня с непонятным выражением в глазах. — Поздравляю, братишка, теперь и ты стал настоящим сталкером. Держать так и дальше!
Честно признаться, у меня от этих слов даже в глазах защипало и ком встал в горле. Я снова вскочил и чуть было не выпалил «Служу Советскому Союзу!», но вовремя вспомнил, что никакого Союза больше нет, да и вообще подобное выглядело бы сейчас очень глупо. Поэтому я быстро нашелся и сказал:
— А теперь вы расскажите, как у вас все прошло.
— Да прошло вот… — выдавил и поморщился брат. — И поспели вовремя, и силы оказались равными, а Вентилятора не уберегли…
Серега снова поморщился. Насколько я успел его узнать, в случившемся он винил в первую очередь себя. Но, судя по его рассказу, виной всему был всего лишь случай.
А рассказал Сергей вот что. Поскольку дорогу он уже перед этим разведал, двигалась группа довольно быстро. Правда, чтобы не навести на след возможную погоню, Серега потратил несколько лишних минут на то, чтобы перед выходом к дороге сделать небольшой крюк. Но они все равно успели вовремя — только залегли, чтобы осмотреться, как из ворот заброшенного завода вышли пять человек. В бинокль брат хорошо рассмотрел, что четверо из них, с автоматами в руках, вели перед собой пятого, безоружного. Серега передал бинокль Анне, и та подтвердила, что этим пятым был ее знакомый, Вентилятор, а в четверке его конвоиров она признала членов группировки «Свобода».
Люди двигались прямо в их сторону, поэтому Сергей велел своим подопечным лежать тихо и ничего не предпринимать без его команды. Он рассчитывал, что когда группа минует их, можно будет легко напасть на «свободовцев» сзади и, возможно, даже обойтись без перестрелки. Так бы все, вероятно, и вышло, но тот самый «его величество случай» спутал все планы моего двоюродного брата. Когда идущего впереди Вентилятора отделяло от них уже всего шагов десять, тот вдруг метнулся с дороги и ломанул напрямик к заболоченной речке. На что рассчитывал сталкер из Питера — непонятно. Укрыться от преследователей там все равно было негде, в лучшем случае он бы увяз и утонул в трясине. Хотя еще и спорно, что лучше — погибнуть от пули или захлебнуться вонючей грязной жижей.