Настя была изумлена. Каждый новый клиент – это денежки в карман агента, поэтому никаким альтруизмом в «Верико» никто не занимался. А уж от Радько меньше всего можно было ожидать добрых поступков. Георгий совершенно не нравился Насте, походил на улыбающегося крокодила. Оказывается, она ошибалась, Жора сердобольный человек.
– Рамазанову он тоже Шурику подсунул, – кипятилась Настя. – Пристроил соседку, понимаешь почему?
– Честно говоря, нет!
– Господи, – всплеснула руками Настя, – так просто. Эта Екатерина небось давно больная была. Только ей и двадцати пяти не исполнилось. Ну кто же заподозрит неизлечимую болезнь в таком возрасте. Кумекаешь?
– Не доходит до меня никак.
– Некоторые агенты идут на обман компании. Вступают в сговор с родственниками. Радько-то соседствовал с Рамазановой, знал, естественно, что девчонка больная, соседи друг про друга все слышат, ничего от них не скрыть, у кого чего в кастрюле лежит, и то известно. Вот и пошептался Жорик с матерью этой Екатерины.
– О чем?
– Ну, небось заявил: «Твоей все равно долго не жить, давай, я ее застрахую, а денежки потом поделим между собой, и дело в шляпе». Делают так иногда, правда, редко, чтобы начальство чего не заподозрило. Только Жора совсем хорошо придумал, он Рамазанову Шурику подарил! И рыбку съел, и косточкой не подавился!
– А где теперь Шурик? – тихо спросила я.
– Понятия не имею, дома небось, если новую работу не нашел.
– Адрес его не знаешь?
– Зачем тебе? – насторожилась Настя.
Я ласково улыбнулась.
– Понимаешь, послушала я тебя, послушала и решила, не стоит из риелтерской конторы уходить.
– Верно! – воскликнула Настя. – Шило на мыло сменяешь, лучше другое чего поищи. Только зачем тебе адрес Шурика?
– В нашей конторе, – я принялась вдохновенно врать, – люди работают парами. Один по городу носится, другой документы оформляет. Мне с напарниками катастрофически не везет, одни прощелыги попадаются. Вот я и подумала, похоже, этот Шурик честный, наивный мальчик, возьму его себе в товарищи, такой не надует.
– Конечно, нет, – обрадованно подтвердила Настя. – Мямля он жуткая, нерасторопный, медлительный, настоящий тормоз, но патологически честный, прямо до дури. Погоди-ка, адресок поищу.
Через пять минут в моем кармане лежала бумажка с координатами Нестеренко.
– Некрасиво Жора с ним поступил, – покачала я головой, – не по-товарищески. Он тут, кстати, с кем-нибудь дружит?
Настя спокойно ответила:
– А в твоей риелтерской конторе агенты дружат? Вместе дни рождения отмечают, а по воскресеньям в кино ходят?
Я засмеялась.
– У нас человек человеку волк, каждый боится, что другой у него сделку перехватит.
– Здесь то же самое, – пожала плечами Настя, – мы с Жорой общаемся только из-за того, что в одной комнате сидим. Но, если в коридор выходим, то стол запираем и ключики с собой уносим.
Я поболтала с ней еще немного о страховом бизнесе, поняла, что больше ничего интересного не узнаю, и ушла.
Шурик Нестеренко жил не слишком далеко от метро «Менделеевская». Вроде почти Центр, но место неприятное, шумное и грязное. Перейдя Новослободскую улицу, я поплутала во дворах, среди маленьких домиков, построенных в начале двадцатого века, и с трудом отыскала нужный. Ну и какой толк жить в Центре? Погулять тут негде, повсюду асфальт и бетон, в уши назойливо лезет шум, ревут автомобили, гомонят люди. Дышать абсолютно нечем, да и окна жильцам приходится небось раз в месяц мыть, вон какие стекла черные. Нет уж, лучше в спальном районе, среди зелени и относительной тишины. Знаю, знаю, кое-кто возразит:
– До Большого театра и музеев Кремля придется три часа добираться.
Ну и что? Сколько раз в неделю вы посещаете сии заведения? То-то и оно, что раз в год, если не меньше. Поэтому давайте не будем ругать отдаленные районы. В Ново-Переделкине летом намного комфортней, чем на Арбате, а зимой в Солнцеве просто рай. Лес рядом, бери лыжи и катайся. А с продуктами и товарами теперь везде хорошо.
Я вошла в темный подъезд и увидела множество табличек под звонком. Так, тут в придачу ко всему коммунальные квартиры!
Нажав на пупочку пять раз, я подождала немного и услышала детский голосок:
– Мама на работе, а папа на диване спит, вы кто?
– Шуру Нестеренко позови.
Загремел замок, приоткрылась малюсенькая щелочка, в которой засверкал круглый глаз, похожий на вишню.
– Шурика ищете?
– Да.
– Его дома нет, он на работе.
– Позови, пожалуйста, кого-нибудь из старших.
– А никого нет, – завел ребенок, потом опомнился и прибавил: – Папа на диване спит! Он у меня огромный и сильный, как медведь!
Я подавила улыбку.
– Хорошо, с таким не страшно.
– Никого не боюсь, – ответил дрожащий голосок.
– Когда Шурик придет?
– Утром, у него сутки.
– Кем же он работает?
– У метро сидит, в ларьке, – поведало дитя, – конфеты мне носит, глядите!
В щель высунулась довольно грязная ручонка, крепко сжимающая полуобгрызенный леденец на палочке.
– Скажи, ты мальчик?
– Девочка, – оскорбилось существо по ту сторону двери, – Маша.
– Машенька, подскажи, как найти ларек Шурика?
Девочка затарахтела:
– От метро до газетного киоска, слева шаурмой торгуют, а справа будка с конфетами стоит, за ней брат сидит, у него такой кругленький домик, а сверху надпись «Лучшая покупка».
Выпалив последнюю фразу, Маша захлопнула дверь.
Я вернулась к метро, повертела головой в разные стороны, увидела вагончик с железным штырьком, на котором висели куски мяса, и тут же глаза наткнулись на вывеску «Лучшая покупка».
ГЛАВА 16
Шурик сидел не в ларьке, а в павильончике. Когда я вошла внутрь, он отложил книгу, которую читал в отсутствие покупателей, и тихо спросил:
– Что хотите?
Я бросила взгляд на обложку. «Стихи. В.Брюсов». Да уж, меньше всего ожидала увидеть в руках ларечника такую литературу. Детектив, научная фантастика, триллер, что угодно, но не поэзию Серебряного века.
Шурик выглядел несовременно. Худой, бледный юноша в больших очках и застиранной футболке. Никаких серег в ушах, плеера или татуировок. Вьющиеся красивыми кольцами каштановые кудри падали почти до плеч, а глаза у Нестеренко оказались голубые-голубые, прозрачные и беззащитные. На лице Шурика огромными буквами было написано: «Я не могу никого обмануть». Подобное существо должно сочинять вирши, танцевать в балете, петь в хоре, но никак не продавать водку с пивом.
– Что желаете? – мягким голосом повторил паренек.
Я окинула взглядом жвачно-сигаретно-чипсовое изобилие и ткнула пальцем в небольшой батончик колбасы.
– Это вкусно?
Шурик порозовел.
– Ну так как? – нетерпеливо повторила я. – Стоит деньги на сей продукт тратить?
Нестеренко замялся.
– Срок годности не истек, значит, нормальный.
– А на вкус?
– Мне не слишком нравится, но на вкус и цвет товарищей нет.
– Ладно, – легко согласилась я, – а глазированные сырочки ничего?
– Для себя берете или ребенку дать хотите?
– Какая разница?
Нестеренко терпеливо пояснил:
– Срок годности у них кончился вчера. Взрослый человек съест, и ничего не случится, а маленькому не надо давать, лучше в супермаркет сходите, там хоть и дороже, зато свежее, без обмана.
Я улыбнулась.
– Давно тут торгуешь?
– Не очень.
– Небось всех покупателей распугал. Да тебя хозяин скоро выгонит, если правду клиентам о качестве продаваемого товара станешь рассказывать.
Шурик оперся о прилавок.
– Про водку и сигареты я молчу, а от них самая выручка. Какая с сырка за пять рублей выгода? Мне же неприятно будет, если ваш ребенок траванется. Вот сметана свежая и йогурты нормальные, только невкусные, немецкие, мне больше наши нравятся.
– Ты всегда такой честный был?
Шурик пробормотал:
– Вовсе я не честный, только зачем людям врать!
– Не подходишь ты для торговли.
– Сам знаю, – грустно вздохнул Нестеренко, – но родителям помогать надо, у меня еще сестренка есть младшая, Машка, на ней все горит! Постоянно новую одежду покупать приходится.
– Ты бы учиться шел.
– Так срезался два раза в институт.
– Куда поступал?
Шурик потупился.
– Сначала в Литературный, а потом в МГУ, на филологический. В июне опять попробую.
– Ты лучше в педагогический ступай, – посоветовала я, – на отделение дошкольного воспитания, туда мальчиков сразу берут, вне конкурса.
– А потом мне что, в детский сад идти? – возмутился парень.
– Нет, конечно, диплом получишь – и ступай, куда заблагорассудится. Знаешь, ты мне понравился, хочешь, помогу?
Нестеренко закрыл кассу и с надеждой спросил:
– Вы работаете в институте? Преподаете, да?
– Нет, только могу посоветовать тебе иное место работы, ну пока студентом не стал. Моего соседа по дому, Радько Георгия Андреевича, недавно сократили. Так он пристроился в страховую компанию «Верико», агентом. Жуткие тысячи зарабатывает! Деньги лопатой гребет! Могу тебя с ним познакомить, он протекцию составит. Станешь людей страховать, прибыльное дело.
Шурик секунду молчал, потом рассмеялся.
– Нет, такого просто не бывает.
– Что случилось? – Я прикинулась удивленной, но тут в павильончик вломилась толпа мужиков и принялась требовать водку, колбасу, паштет, хлеб…
Я наблюдала, как юноша медленно движется вдоль прилавка, как неловко кромсает ножом колбасу, и подавила тяжелый вздох. Ну зачем мальчик пошел в торговлю? Совсем это не его занятие.
Наконец работяги ушли.
– Что тебя так удивило? – продолжила я допрос.
Нестеренко тщательно протер деревянную доску, на которой резал «Докторскую», и пояснил:
– Именно в этой «Верико» я работал, выгнали меня оттуда, а с Георгием Андреевичем Радько в одной комнате сидел!
– Да ну, – всплеснула я руками, – вот это совпадение. Верно говорят, мир тесен! Чего же ушел с такого сладкого места? Или с коллегами не поладил? Обижали они тебя?
Шурик покачал головой.
– Да нет, люди нормальные были. Девушка Настя, правда, меня в упор не замечала. Спросишь что-то, отвернется и делает вид, что не слышит, а Георгий Андреевич приветливый и добрый. Я никак не мог найти клиентов, ну не понимал, как это делать! На улицах, что ли, за пиджак ловить и предлагать страховаться? А Жора мне иногда работу подбрасывал. Да чего там! Всего и заключил я за время службы десяток сделок. Мелочовка одна, машины люди страховали, на таком не заработаешь. Зато Георгий мне троих подарил! Хорошие сделки! Страхование жизни, да только…
Шурик замолчал.
– Только что? – поторопила его я.
– Не повезло мне, – бесхитростно пояснил паренек, снял очки и начал протирать стекла.
И сразу его лицо стало совсем детским, абсолютно беззащитным и слегка обиженным. Стало понятно, что Шурику вряд ли исполнилось двадцать лет. Наивный, слабохарактерный, доверчивый ребенок! Неожиданно в моей душе появилась злоба на Жору. Ну не негодяй ли мужик! Такого парнишку обмануть, все равно что у младенца конфетку отнять! Жорка перестал мне нравиться окончательно.
Шурик аккуратно спрятал замшевую тряпочку и продолжил:
– Жуткая невезуха! В январе Левитина умерла. Вроде тетка по справке здоровая была, да и внешне на умирающую не походила. По полной программе застраховалась, на сто тысяч долларов. А через месяц хороним! Оказывается, болячка у нее была, название такое хитрое, не вспомню сейчас. Раз – и нету. Ларисой звали. Главное, не поверите, вручил ей полис, обрадовался, процент хороший получил, а она так грустно улыбнулась и сказала:
– Погоди ликовать, от этой страховки у тебя неприятности будут. – А потом добавила тихонечко: – Ну а мне совсем плохо придется.
И что? Так и вышло. Клиентка на кладбище, а на меня начальство налетело, что как следует ее состояние здоровья не проверил.
Георгий Андреевич очень расстроился: «Извини, Шурик, случайность вышла».
И ведь это уже во второй раз! До этого в конце октября Жора привел к Нестеренко Сергея Мефодьевича Рассказова и сказал:
– На, дарю клиента.
Шурик обрадовался, но стал отнекиваться.
– Не надо, спасибо, что же вы своего заработка лишаетесь.
– Ерунда, – отмахнулся Жорка, – человек человеку друг, товарищ и брат. Сейчас сориентируешься, развернешься и вернешь должок с процентами, за одного трех клиентов мне приведешь!
– Тогда ладно, – обрадовался Шурик и оформил сделку с Рассказовым.
Вышло нехорошо. Не прошло и трех недель, как Сергей Мефодьевич благополучно отбыл в крематорий. А Нестеренко получил первый нагоняй от руководства.
После второй смерти – Левитиной – Жора только недоумевал:
– Ну и невезучий ты, Шурик. Снаряд два раза в одно место не падает, а тут словно судьба шутит. Вот тебе стопроцентно успешное дело. Девчонка, двадцать четыре года. Чего ей взбрело жизнь страховать, никак не пойму, забирай себе. С этой точно ничего не случится.
Нестеренко подумал так же, как и Радько, и ошибся. Спустя месяц Катю Рамазанову настиг инсульт. Представляете гнев вышестоящих чиновников. Шурику незамедлительно указали на дверь.
– Да я и сам уходить собрался, – бубнил парнишка, вновь протирая очки, – уж больно дико получалось. Кого застрахую, тот мигом покойник. Мне знаете что заведующий агентской сетью сказал?
– Если бы кто другой таких результатов достиг, я заподозрил бы криминальное дело, но, глядя на тебя, Шурик, ни о чем плохом подумать нельзя. Следовательно, глаз у тебя «черный», несчастья людям приносишь. Ступай лучше колбасой торговать, только на всякий случай долго на продукты не смотри, а то портиться начнут!
Шурик замолчал, водрузил очки на нос и закончил:
– Послушался я его, вот теперь при водке и сигаретах.
Домой я принеслась взмыленная, словно лошадь, пробежавшая сто километров с тучным всадником на спине. В квартире стоял шум. Из спальни Томочки несся бодрый вопль Никитки. Сначала я заглянула к подруге. Та довольно ловко запихивала сына в памперс.
– Надо же, – удивилась, я, – у тебя этот новомодный подгузник маленький, вон только попку прикрывает, а у меня до подмышек дотягивался!
Томочка рассмеялась.
– То-то я гляжу, пачка на 25 килограммов открыта, ты взяла слишком большой, на два года.
– Они разные? – запоздало удивилась я.
– Конечно, дети-то растут! Принеси мне с кухни коробку салфеток.
Я пошла по коридору. Действительно, дети имеют обыкновение быстро расти, ну и дура же я!
Никакой коробки ни на столе, ни на подоконнике не было. Я выхватила из стаканчика салфетки, принесла Тамаре и спросила:
– Похоже, больше нет, этих хватит?
Томочка заулыбалась.
– Ну, Вилка, ты даешь! Мне нужны детские салфетки, пропитанные маслом, попу Никите вытирать.
– А-а-а, понятно.
– Значит, кончились, – покачала головой Тамара. – Посидишь с Никиткой? Я в аптеку схожу.
Я с сомнением посмотрела на ребенка и предложила альтернативный вариант:
– Сама сбегаю.
– Отлично, – обрадовалась Томочка, – только возьми большую упаковку, маленькая мигом улетучивается.
Аптека располагалась на проспекте, впритык к метро, ходьбы до нее три минуты, а может, и того меньше. Единственное, что мне не нравится в этом заведении, – очередь. Люди выскакивают из подземки, налетают на вывеску и мигом вспоминают, что им нужно приобрести аспирин. Но сегодня мне повезло, провизорша тосковала за прилавком в гордом одиночестве.
– Покажите салфетки, масляные, для новорожденных.
– Слева, у окна, – без всякого энтузиазма ответила девица.
Подойдя к витрине, я растерялась. Салфеток этих было вариантов двадцать. Сначала я попыталась разобраться сама, но не сумела, и еще смущал разброс цен. Пришлось возвращаться назад и просить помощи у фармацевта.
– Скажите, пожалуйста, отчего вон те, красненькие, стоят восемь рублей упаковка, а зелененькие сто двадцать?
Девушка поправила на волосах голубенький колпачок и довольно вежливо ответила:
– Первые отечественные, производит ООО «Наш малыш», вторые югославские.
– Чем они отличаются?
Провизорша усмехнулась.
– Небось недавно родили? Сколько младенцу?
– Месяца еще нет.
– Знаете, где этот «Наш малыш» делают?
– Нет.
– А вы прочтите на обертке.
И она сунула мне в руки пачку, упакованную в хрустящую бумагу, украшенную изображением лысого, глазастого, ушастого младенца, сильно смахивающего на детеныша летучей мыши.
– Ленинградская область, город Конаков, – озвучила я.
– Не знаю, как вы, – фыркнула девица, – но мне бы и в голову не пришло купить для своего ребеночка то, что произведено бог весть в каком сарае. Если у вас материальное положение плохое, лучше приобретите масло подсолнечное, простерилизуйте и мажьте.
– Но рядом с югославскими лежат еще другие, за двести пятьдесят, – не сдавалась я.
– Так эти «Джонсон и Джонсон» делает, фирма, мировая известность, рекламу по телику видели?
– Там имеются и по четыреста целковых.
Девушка закатила глаза.
– О, эти совсем суперские! Американские! «Доктор Фрост». Пропитаны маслом жожоба, абсолютно не аллергенны, ароматизированы, не оставляют пятен на одежде, потрясающая, великолепная, отличная штука, но… дорого!
Словно буриданов осел, я уставилась на пачки. Так, эти дешевые, но плохие, те шикарные, зато стоят непомерные деньги. Себе, естественно, я взяла бы за восемь целковых, но Никитке? Почему ребенок должен страдать из-за моей жадности! Вон, четырехсотрублевые какие хорошие, аллергии не будет, фирма, американские… Раздавив каблуком жабу, я решительно произнесла:
– Дайте «Доктор Фрост».
– Отлично, – одобрила провизорша, – изумительное средство. Запах потрясающий, кстати, профилактика от морщин.
Я сдержала смешок. Про морщины – это из другой оперы. Салфетки-то предназначены для «мадам Сижу». Насколько понимаю, «гусиные лапки» на этом месте не образуются даже у пожилых людей.
Получив покупку, я опять приблизилась к витрине. Может, взять еще и присыпку? Она тоже представлена в нескольких вариантах. Не успела я повернуться к продавщице, как в аптеку влетел парень лет шестнадцати и потребовал: