С другой стороны, ежели небо с раннего утра затянуто тучами, а над городом словно нависает свинцовая подушка, я, естественно, запихиваю в сумочку зонтик. Кстати, он довольно объемный, тяжелый и страшно мешает, занимая в моем ридикюле почти все пространство. Но стоит его прихватить, как к полудню небеса голубеют, начинает ясно светить солнце, а я, проклиная изменчивую погоду, таскаюсь с раздутой лаковой кошелкой. Вот и сегодня с неба хлещет дождь, а мой зонтик остался, естественно, дома. Но не стоять же в подъезде, поджидая, пока ненастье отступит?
Большими прыжками я понеслась к метро. Туфли мигом промокли, футболка прилипла к телу, и больше всего я была похожа на курицу, решившую от большого ума выкупаться в ближайшей луже.
Сев на платформе на скамейку, я причесалась и стала смотреть, как мимо проносятся с оглушительным шумом поезда. Жаль, что мысли нельзя привести в порядок так же быстро и легко, как волосы. У меня в голове творилось нечто невообразимое. Так, попытаюсь успокоиться и поразмышлять.
Зоя Рамазанова никогда не любила старшую дочь, сдала Катю в интернат, а потом спокойно пожертвовала ее жизнью. Не верю я в то, что жена Рассказова дала ей деньги, нет! Алла Даниловна свела Зою с таинственным В.К. Лазаренко, а уж тот и осуществил жутковатую операцию. Да, очевидно, Алла Даниловна на самом деле очень «добрая» женщина! Сначала отправила на тот свет надоевшего мужа, а потом посоветовала своей домработнице, как найти необходимую для лечения дочери сумму!
– Простите, девушка, – раздалось сбоку, – это не вы потеряли?
Я повернула голову. С правой стороны от меня сидел довольно приятный мужчина лет пятидесяти пяти. Незнакомец был одет в хорошо отглаженные брюки, светлую рубашку-поло и мягкие замшевые ботинки. Его лицо украшала улыбка, и пахло от дядьки не перегаром и табаком, а хорошим одеколоном и мятной жвачкой.
– Не вы потеряли? – повторил он и сунул мне под нос нечто, оказавшееся при ближайшем рассмотрении дамской кожаной перчаткой, отличного качества, на белом кроличьем меху.
– Нет, – ответила я и отвернулась.
Но не успели мысли потечь в нужном направлении, как сосед по скамейке предпринял новую попытку.
– Посмотрите повнимательней, может, все-таки ваша?
– Нет.
– Вы уверены?
– Послушайте, сейчас невероятно жаркий апрель, прямо африканский какой-то, я не ношу в такую погоду перчатки на меху и сомневаюсь, чтобы кто– нибудь из нормальных женщин надел подобное.
– Извините, мне показалось, перчатка выпала из вашей сумки.
– Нет!
– Некоторые сдают вещи в химчистку, я подумал, что вы везете туда зимние вещи…
– В крохотном ридикюле? Да туда кошелек едва входит.
– Простите.
– Ничего.
– Хорошая погода сегодня, – завел разговор мужчина.
– Просто прелестная, – фыркнула я, – дождь стоит стеной.
– Да, действительно, но, похоже, завтра разойдется. А вы с работы едете?
Очевидно, мужику скучно, и он прикалывается к женщинам.
– Да, – достаточно резко ответила я, – со службы, устала, присела отдохнуть, а тут вы…
– Тоже в выходной работал, – грустно ответил приставучий собеседник, – дома меня никто не ждет, между прочим, имею отдельную трехкомнатную жилплощадь и не женат.
К платформе с грохотом подкатил поезд, я ринулась в открытые двери, очень не люблю, когда представители противоположного пола начинают ко мне приставать на улицах. За кого они меня принимают? Приличная женщина никогда не станет разговаривать с незнакомцем. Все детство Раиса внушала мне:
– Имей в виду, мужики гады. Им от нас только одно надо.
– Что? – как-то поинтересовалась я.
Раиса окинула меня взглядом.
– Вот перейдешь в пятый класс, объясню, а пока запомни крепко-накрепко: подойдет к тебе кто на улице, начнет предлагать конфеты, деньги или игрушки, сразу ори: «Помогите, милиция!» Упаси тебя бог с кем пойти, узнаю, убью!
– Только дяденек бояться, – решила я уточнить, – или тетенек тоже?
– Всех, – рявкнула мачеха, – знаешь, какие маньяки встречаются? Жуткое дело.
Разговор происходил в деревне, куда Раиса увозила меня на лето к своей матери, глубокой старухе. Та, чтобы заработать, сдавала полдома дачникам. В то время у нее жила милая молодая женщина с девочкой моих лет, семилетней Ксюшей. Мы играли вместе и однажды без спроса убежали на целый день в лес. Вечером разъяренная бабка отходила меня крапивой, потом, пожалев, дала шоколадку «Аленка» и пояснила:
– Для твоей пользы отлупила. Не носись одна в лес, там маньяки ходят, живой не вернешься.
Красивое слово «маньяк» употребляла и Раиса. Я постеснялась спросить у мачехи и бабки, кто это такой. Мы с Ксюшей, которой тоже основательно досталось на орехи, решили, что маньяк – особо опасное животное, нечто вроде лося с рогами, копытами и крепкими зубами. В лес мы больше не совались, играли на огороде. Бабка иногда выглядывала из окна кухни и спрашивала:
– Не ушли никуда? Молодцы, будет вам за хорошее поведение пирожное.
Мы радостно неслись в избу. Старуха вытаскивала батон белого хлеба, отрезала толстые куски, щедро мазала сливочным маслом, посыпала сахарным песком, протягивала нам «пирожное» и приговаривала:
– Оно хорошо, когда дома мужиков нет. Хоть и тяжело в хозяйстве, зато сахар на самогон пускать не надо, вам угощенье выходит. Ешьте, ешьте, хорошим девочкам господь сладкое посылает, а непослушных маньяки забирают.
Хлеб был свой, бабка выпекала его в русской печке, масло от собственной коровы имело совершенно особый вкус и запах, ничего вкусней в своей жизни, чем то деревенское «пирожное», я больше никогда не ела. Пробовала потом в городе соорудить это нехитрое угощение, но мигом разочаровалась. Потом пошла в школу, и одноклассницы быстро объяснили мне, кто такие маньяки и чего мужчины хотят от женщин. Помню свой ужас и первую мысль, которая пришла в голову: «Ну, девчонки врут! Такого не может быть».
Мне больше по душе пришлись разъяснения Раисы, которая сообщила:
– Дети получаются от таблеток. Съешь розовую, девочка завяжется, а от голубой мальчик получится.
Несмотря на дворовое воспитание и почти полную бесконтрольность, я была страшно наивна. А может, раньше двор был другой. В нашем мужики, стучавшие домино, старались особо не материться при детях и мигом отнимали у подростков сигареты. Вот водку пили – это да, и что нужно делать с пьяным, чтобы он пришел в себя, мне известно с младых ногтей.
С тех пор утекло много лет, я совершенно не боюсь мужчин, которые пытаются заговорить со мной на улице, но нет-нет, а просыпается в душе страх, привитый Раисой.
И сейчас мне очень не понравилось, что мужик с перчаткой оказался рядом, в одном вагоне. Более того, он вышел на той же остановке, что и я. Чувствуя, как сердце проваливается в желудок, я побежала. Дядька ускорил шаг. Как назло, в узком проулочке, ведущем от метро к нашему дому, не было ни одного человека, я полетела стрелой.
– Девушка, – раздалось сзади, – погодите, посмотрите, что у меня есть.
Но я неслась опрометью по лужам, разбрызгивая в разные стороны жидкую грязь. Перед глазами мигом возникла старуха. Вот она грозит мне корявым указательным пальцем с коричневой от постоянной возни в огороде кожей: «Ну, Вилка, будешь баловаться, достанет тебя маньяк».
Господи, что я сделала плохого? Отчего из сотен женщин эта криминальная личность выбрала именно меня? Почему обычно людный переулок пуст? И он такой длинный, а тяжелые шаги и прерывистое дыхание уже за спиной.
– Девушка, да постойте же…
– Мама, – заорала я, – спасите, милиция, на помощь, убивают!
– Что случилось? – раздалось впереди, и из стены дождя вынырнули двое милиционеров.
Возле нашего дома находится районное отделение, и эти парни в форме были явно оттуда.
– Мальчики, – рыдая, бросилась я им на грудь, – милые, дорогие, помогите, за мной гонится маньяк.
Мужчина мигом развернулся и полетел в обратную сторону, но молодые сержанты оказались проворней. Они догнали негодяя, повалили его в лужу, потом подняли, от души надавали зуботычин и привели нас в дежурную часть.
Дядьку отволокли в глубь коридора, меня посадили на стул и стали утешать.
Иногда, в злую минуту, мой муж говорит, что у большинства из сотрудников местных отделений можно оторвать голову, а они этого не заметят.
– Думают спинным мозгом, – шипит Олег, – голова им не нужна. Да еще руки распускают по каждому поводу.
Но со мной обращались как с английской королевой. Сначала проводили в туалет, где нашлись туалетная бумага, кусок мыла и мятое полотенце. Потом принесли горячий чай и предложили печенье «Твикс». Примерно через час я пришла в себя и перестала клацать зубами, и тут появился улыбчивый майор.
– Виола Ленинидовна, вы способны разговаривать?
Я кивнула.
– Тогда проходите в кабинет.
Я вошла в довольно большую комнату, заставленную столами, и попятилась. На стуле, у окна, сидел маньяк. Под глазом у него наливался темно-фиолетовый «фонарь», светлые брюки и рубашка походили на серо-буро-коричневые тряпки, а красивые башмаки превратились в комья грязи.
– Виола Ленинидовна, вы способны разговаривать?
Я кивнула.
– Тогда проходите в кабинет.
Я вошла в довольно большую комнату, заставленную столами, и попятилась. На стуле, у окна, сидел маньяк. Под глазом у него наливался темно-фиолетовый «фонарь», светлые брюки и рубашка походили на серо-буро-коричневые тряпки, а красивые башмаки превратились в комья грязи.
– Не бойтесь, Виола Ленинидовна, – улыбнулся майор, – нас много, а он один. Скажите, этот человек пытался осуществить попытку вступить с вами в незаконную половую связь без обоюдного согласия сторон?
Кое-как поняв, что он имел в виду, я ответила:
– Да.
– В чем это проявлялось?
– Он сначала приставал в метро, потом ехал в одном вагоне, ну а затем в переулке…
– Применял тактильные действия?
– Что? – не поняла я.
– Руками хватал? – пояснил другой милиционер в штатском, сидевший за одним из столов.
– Нет, только разговаривал.
– Принуждал вступить с ним в половую связь?
– Нет, просто бубнил: «Погодите…»
Майор вздохнул.
– Вот что, Виола Ленинидовна, во-первых, посмотрите сюда.
У меня в руках оказалась визитка. «Кочерга Владимир Николаевич, доктор наук…»
– Это он? – изумилась я.
– Да, – кивнул майор, – мы проверили личность. Действительно, Кочерга и действительно доктор наук. Ну-ка, Владимир Николаевич, повторите еще ваш рассказ при Виоле Ленинидовне.
– Действительно, – забубнил маньяк, – ужасно вышло, ей-богу, я не хотел так ее напугать.
– Вы по порядку.
– Ага, в самом деле, ну вот какое дело.
Он начал быстро говорить, без конца поднося к глазу бумажный носовой платок. Через пять минут мне стало нехорошо.
Владимир Николаевич Кочерга технарь, всю жизнь работает в одной лаборатории. Жизнь его отдана науке, годы бежали, бежали и примчались к пятидесятисемилетию. Ни жены, ни детей у мужика не было. Он жил вместе с мамой, которая вела домашнее хозяйство и обожала сына-ученого. Но в прошлом году старушка умерла, и Кочерга остался один. Приходить в квартиру, где его никто не ждет, было ужасно, и Владимир Николаевич решил жениться. Казалось бы, в Москве столько одиноких дам и проблемы с невестой не будет. Но выяснилось, что подыскать суженую не просто. На работе Кочергу окружали одни мужчины. Редкие сотрудницы женского пола давно имели детей и даже внуков. Друзья все были женаты, впрочем, пару раз их половины попытались выступить в роли свах и подсунуть Кочерге своих разведенных подружек, но они Владимиру Николаевичу решительно не понравились. Он, конечно, понимал, что вряд ли встретит в своем возрасте неземную любовь, но, согласитесь, супруга должна хотя бы не вызывать отвращения!
Поняв, что на знакомых положиться нельзя, Кочерга попытался обратиться сначала в брачное агентство, а потом решил воспользоваться объявлениями. Но и в той, и в другой ситуации столкнулся с обманом. Претендентки, выглядящие на фото тридцатилетними, на самом деле оказывались бабуськами, а те, кто писал, что весит пятьдесят килограммов, при первой встрече мигом превращались в прелестниц 64-го размера. А Владимиру Николаевичу нравятся дамы маленькие, хрупкие, субтильные, такие, какой была покойная мама.
Потерпев очередную неудачу, Кочерга приуныл. Ну не ходить же ему на дискотеки? Вот и пришла в голову идея знакомиться на улице. Владимир Николаевич выискивал в толпе особу, которая казалась ему подходящей кандидаткой, и пытался завести разговор.
– Конечно, – бормотал он, – с перчаткой глупо вышло, я не подумал, что она зимняя, на меху. Решил, очень хорошо придумал. А оказалось вон чего! Я ведь сначала деньги использовал.
– Каким образом? – пролепетала я.
– Ну показывал сто рублей и спрашивал: «Простите, не вы обронили?»
– И что получалось? – заинтересовался парень, рывшийся в ящике своего стола.
Кочерга мягко улыбнулся:
– Прямо беда выходила. Брали купюру и, спокойно сказав «спасибо», уходили. Когда у меня тысяча рублей улетела, я решил изменить тактику и взял мамину перчатку. Да, однако!
И он опять осторожно потрогал синяк под глазом.
– Извините, – только и смогла вымолвить я.
– Это вы меня простите, – возразил Кочерга, – напугал вас до полусмерти, совсем не хотел.
Через полчаса мы вместе вышли во двор. Дождь прошел, на улице было свежо.
– Вот что, Владимир Николаевич, – решительно сказала я, – у меня дома сидят две маменьки, вполне нормальные, худенькие, шьют хорошо, обе мечтают выйти замуж, пошли, познакомлю, может, кто понравится.
– У вас две матери? – изумился Кочерга. – Как такое может быть?
– Долго объяснять, идти недалеко, мой дом следующий.
Кочерга засомневался:
– Вид у меня, однако… Дамы шарахнутся.
– Эти не из пугливых.
– Лучше завтра.
– Бросьте, – махнула я рукой и поволокла слабо сопротивляющегося профессора к нашему дому, – вы же не можете в таком виде в метро ехать, весь грязный, с синяком под глазом. Не ровен час опять в отделение заберут.
Дверь открыл Ленинид.
– Здрассти, – проронил папенька.
– Привет, – ответила я и велела: – Ну-ка, вытащи из шкафа синий костюм Семена, тот, который ему мал, и отнеси в ванную, а вы, Владимир Николаевич, ступайте мыться.
Профессор покорно пошел в указанном направлении.
– Это кто такой? – зашептал Ленинид.
– Ты привел жениха Светке, а я нашла для Туси.
Папенька уронил вешалку.
– Господь с тобой, Виолка, он же бомж! Морда в синяках, пинжак без пуговиц, штаны, словно из жопы вынули…
Я показала ворчащему Лениниду визитку.
– Доктор наук, – протянул растерянно папашка, – ага, ясно, уважаемый человек.
Вздохнув, он понес костюм к ванной, я медленно снимала грязные туфли, чувствуя, как гудят усталые ноги.
– А все-таки приятно, – неожиданно обернулся Ленинид, – прямо сердце радуется.
– Чему? – поинтересовалась я, нашаривая тапки.
– Такие большие люди, как этот доктор наук, крупные ученые, мужики с головами, тоже от души поддать любят, – захихикал папенька, – не в библиотеке же нашему жениху рыло начистили.
ГЛАВА 20
К Алле Даниловне Рассказовой, бывшей хозяйке Зои, я заявилась к девяти утра и, очевидно, разбудила добрую самаритянку, потому что дверь открыли не сразу.
– Вы ко мне? – удивилась дама без возраста.
Такой можно дать и тридцать, и пятьдесят лет в зависимости от времени суток. Утром, при ярком солнце, понятно, что мадам стоит на пороге пенсии, а вечером, при приглушенном электрическом освещении, она сойдет за девушку. Но сейчас, хоть часы и показывали девять, в прихожей горела лампочка, и я заколебалась. Лица хозяйки практически не видно, а фигура, затянутая в черные бриджи и футболку, выглядит безупречно.
– Вы Алла Даниловна?
– Да.
Я протянула ей пакетик, перевязанный блестящей красной ленточкой, и затрещала:
– Уж простите, рано заявилась, хотела дома застать, Зоя телефон дала, только я потеряла бумажку…
– Кто? – растерянно переспросила Алла Даниловна, машинально беря сверток. – Какая Зоя?
– Так Рамазанова, ваша домработница, ну та, что в Америку уехала с дочерью.
– Ах Зоенька! – обрадованно воскликнула Алла Даниловна. – Да вы входите.
В прихожей я пустилась в объяснения:
– Я Зоина подруга, зовут Виолой. Ездила по турпутевке в Нью-Йорк, встречалась с Зойкой…
– Пойдемте, – заулыбалась хозяйка, – кофейку попьем, вы все и расскажете, очень интересно, как там Зоечка устроилась.
Меня привели на большую кухню, обставленную красивой импортной мебелью, и усадили за круглый стол со стеклянной столешницей. Тут же появился кофейник, похоже серебряный, элегантные чашечки и коробочка шоколадных конфет.
– Как там Зоенька, – спросила Алла Даниловна, наливая ароматный напиток, – очень жалко мне было ее девочку.
Я всегда считала, что врать нехорошо, но для пользы дела вполне можно сообщить неправду. Говорит же врач безнадежно больному человеку: «Вы скоро поправитесь, голубчик».
Вот только не следует придумывать нечто страшное исключительно из суеверия, а вдруг сбудется? Поэтому я быстро произнесла:
– Дочка ее поправляется, почти совсем здорова.
– Ах, какое счастье! А сама Зоя?
– Тоже хорошо, встретила мужчину, вышла замуж.
– Ну пошли ей господь, – запричитала Алла Даниловна, – дай бог счастья, она его заслужила. Столько мытарств пережить! Не всякая выдержит, свихнется! Зоенька прелестный человечек, работящая, честная, умная, золото просто.
– Да, да, да, – кивала я. – Кстати, там в пакетике небольшой сувенирчик.
Алла Даниловна принялась разворачивать шуршащую бумажку, вытащила оттуда отвратительную гипсовую статуэтку, долженствующую изображать статую Свободы, и воскликнула:
– Ах, какая прелесть!
Я промолчала. В Москве теперь можно купить любую штучку. Зная, что пойду утром к Рассказовой, я приобрела «сувенирчик» вчера в подземном переходе, в ларьке, который бойко торгует керамическими фигурками. Там же мне его и завернули в подарочную упаковку. Стоило все вместе сто рублей, а выглядит так, словно прибыло прямехонько из Нью-Йорка, хотя, как говаривал Остап Бендер: «Вся контрабанда делается в Одессе, на Малой Арнаутской улице».