– Ах, какая прелесть!
Я промолчала. В Москве теперь можно купить любую штучку. Зная, что пойду утром к Рассказовой, я приобрела «сувенирчик» вчера в подземном переходе, в ларьке, который бойко торгует керамическими фигурками. Там же мне его и завернули в подарочную упаковку. Стоило все вместе сто рублей, а выглядит так, словно прибыло прямехонько из Нью-Йорка, хотя, как говаривал Остап Бендер: «Вся контрабанда делается в Одессе, на Малой Арнаутской улице».
– Очаровательно, – радовалась Алла Даниловна, – очень милая вещичка! Кстати, у вас ведь, естественно, есть Зоин адрес? Дайте, пожалуйста. Не хочется терять ее совсем.
Я растерялась и уже было собралась сказать, что записная книжка осталась дома, как тут на кухню вышла довольно полная девица в мятой ночной рубашке.
– Мама, – недовольно произнесла она, убирая с лица спутанные белокурые волосы, – сколько раз тебе говорить, не ори по утрам!
– Люсенька, – радостно воскликнула мать, – посмотри, что Зоя из Америки прислала! Знакомься, это ее лучшая подруга Виола.
Алла Даниловна была дамой восторженной, видящей все в розовом цвете. Если сувенир, то роскошный, ежели подруга, то лучшая.
Совершенно не смущаясь меня и даже не подумав накинуть халат, Люся плюхнулась на стул, процедив сквозь зубы:
– По-моему, жуткое уродство. И совсем не было никакой необходимости тащить сей предмет через океан, у нас в палатке у метро точь-в– точь такая стоит за копейки.
– Люся, – укоризненно воскликнула Алла Даниловна, – зачем ты такое говоришь?!
– А зачем ты меня своими воплями разбудила? – нелогично возразила дочь, потом с хрустом потянулась, зевнула и ушла.
– У Люсечки случаются мигрени, – мать попыталась мигом оправдать хамку, – жуткие, мучительные головные боли. Девочка так страдает! Ей требуется отдых где-нибудь на юге Франции, но ведь не поедешь, пока сессию не сдаст.
На мой взгляд, Люсе бы больше помогли розги или, как говорила моя мачеха, хорошая порция витамина Р, ремня кожаного и широкого.
– Статуэтка очень красивая, – продолжала восторгаться Алла Даниловна, – а больше всего радует, что Зоя обо мне помнит.
– Как же иначе, она очень переживает, что пока не может вернуть вам деньги.
– Какие? – совершенно искренно воскликнула Алла Даниловна.
– Ну, сто тысяч долларов, которые вы ей дали.
– Я?!
– Конечно.
– Что вы, дорогая! Откуда у меня подобные суммы?
– Но Зоя мне все рассказала, прямо плакала, вспоминая, как вы ее выручили.
Алла Даниловна растерянно повертела в руках ложечку.
– С чего бы Зое такая глупость в голову пришла? Может, вы перепутали?
– Откуда она тогда взяла баксы, необходимые для поездки?
– Понятия не имею!
Я решила пойти ва-банк и зашептала:
– Алла Даниловна, душенька, у меня ситуация покруче, чем у Зои, двое деток-близнецов умирают, помогите!
– Но, – испуганно проговорила дама, – чем же? Если вы думаете, что я могу дать денег в долг, то ошибаетесь. Мой муж, Сергей Мефодьевич, был человек обеспеченный, но он умер, и мы с Люсенькой сейчас просто проживаем нажитое…
– Дайте мне телефон В.К. Лазаренко.
– Кого? – шарахнулась в сторону хозяйка.
– Психиатра В.К. Лазаренко, я все знаю.
– Что?
– Про него.
– Кого?
– Про В.К. Лазаренко.
– Это кто?
– Психиатр такой особенный, помощник страхового агента.
– Что?
В подобном духе мы беседовали минут пять. По истечении этого времени у меня возникла стойкая уверенность: либо Алла Даниловна гениальная актриса, которой никто из современных лицедеев и в подметки не годится, либо она впрямь и слыхом не слыхивала о таинственном В.К. Лазаренко. В конце концов Зоя могла наврать своей соседке, где взяла деньги! Смущало только одно: ведь в историях болезни четко стояла печать «психиатр В.К. Лазаренко, доктор наук, профессор». Устав от бесплодного разговора я встала:
– Мне пора.
Алла Даниловна явно обрадовалась:
– Конечно, конечно.
Она вышла провожать меня в прихожую. Я влезла в туфли и от полной безнадежности сказала:
– Вот горе-то, так надеялась, что вы подскажете телефончик В.К. Лазаренко, мне хоть в петлю лезь, такое положение!
– Душенька, я никогда не слышала про такого человека!
Пришлось уходить. Дверь захлопнулась. Я постояла пару минут в задумчивости на лестничной площадке. Такую сокрушительную неудачу я потерпела впервые. Внезапно дверь распахнулась, и высунулась Люся:
– Эй, вы платок забыли.
Я глянула на кружевной лоскутик:
– Это не мой!
– Берите.
Девушка с силой втиснула мне в руку крохотную тряпочку и исчезла. Я швырнула платочек на подоконник, и тут из него выпала записка. Мелким аккуратным детским почерком на ней было выведено: «Информацию о В.К. Лазаренко можете получить сегодня, в 20.00, в кафе «Железный гусь», Разувахинская улица, дом девять, вход со двора».
Забыв про лифт, я, перепрыгивая через ступеньки, понеслась вниз. «Лед тронулся, господа присяжные заседатели». Алла Даниловна, очевидно, просто не захотела разговаривать дома, испугалась, что дочь подслушает. И правильно сделала! Еще неизвестно, как отреагирует дочурка, узнав о том, каким образом ее маменька поступила с папенькой.
В половине восьмого я приехала на Разувахинскую улицу и обнаружила в доме девять учебное заведение: институт рекламы и менеджмента. Никаким кафе тут и не пахло. Сердце ухнуло в желудок. Меня обманули! Ни на что не надеясь, я вошла в огромный холл и наткнулась на бабульку, торжественно восседающую за огромным письменным столом.
– Ну, явилась к самому концу занятий, – недовольно пробормотала та, – показывай студенческий, так не пропущу!
Пустячок, а приятно. Всегда радостно, когда незнакомый человек считает вас юной девушкой. Правда, старушка сильно подслеповата, на столе перед ней лежат бифокальные очки, но все равно хорошо! Могла бы принять вошедшую за пенсионерку, но ведь посчитала меня студенткой. Не знаю, как вас, но меня такие мелочи очень радуют.
– Не подскажете, где тут кафе «Железный гусь»? – улыбнулась я. – Дали адресок: Разувахинская, девять, приехала, смотрю, тут институт.
Бабуська тяжело вздохнула.
– Это был институт, когда ректором покойный Сергей Львович работал. А теперь бардак, прости господи, а не учебное заведение. Виданное ли дело, в корпусе, где занятия идут, ресторацию открыть! Тьфу, противно. Ступай во двор, там увидишь.
Я обошла здание и обнаружила дверь с табличкой: «Железный гусь», студентам 50% скидки».
Прямо от порога вниз вела довольно крутая лестница, я осторожно пошла по слишком узким ступенькам. Из подвала доносились раскаты оглушающего рока. Было непонятно, отчего ресторация носит такое название. Стены украшали фотографии… куриц, застигнутых в самых невероятных позах. Может, у хозяев плохо со знаниями по зоологии и они вульгарно перепутали пернатых?
Очутившись в большом зале, я чуть не оглохла. И первые несколько минут пыталась разглядеть в клубах дыма, плавающих в разноцветном свете, хоть какие-нибудь детали интерьера. Тут звук стих, вспыхнули люстры. Посередине помещения, на большом кругу, замерло человек сорок юношей и девушек, одетых, вернее раздетых, самым причудливым образом. Мальчики почти все обнажены по пояс, а нижняя часть засунута в джинсы, узкие сверху и расклешенные ниже колен. Девочки в лифчиках, каких-то прозрачных накидушках и мини-шортиках, скорее похожих на трусики, чем на одежду для похода в ресторан. Вдоль стены шли столики, заставленные бутылками с пивом, кока-колой, фантой и заваленные пакетами с чипсами, орехами и попкорном. Очевидно, в «Железном гусе» не было кухни. В правом углу виднелась стойка, за которой взад-вперед носился паренек, на вид ничуть не старше тех, кто оттягивался на танцплощадке. Слева возвышалась сцена. Там, на высоком стуле, в окружении огромного количества аппаратуры, сидел диджей в бейсболке и черной майке.
– Эй, – заорал он в микрофон, – ну-ка, сели по– быстрому все на места! У нас концертный номер!
Толпа шарахнулась за столики. Я протиснулась к стойке, купила чашечку кофе, чипсы и, с трудом отыскав свободное местечко, устроилась за крохотным столиком. Алла Даниловна, решившая назначить мне свидание в столь странном месте, явно рассчитывала на то, что никому из шумной толпы не будет до нас дела и мы затеряемся среди людей. Может, и правильная мысль, но только присутствующие годятся мне, а Рассказовой тем более, в дети, и мы привлечем к себе внимание. Справив тридцатилетие, люди, как правило, перестают таскаться по дискотекам, где скапливается молодежь.
В кругу заметался луч красного света, люстры погасли, и в центре появилась девушка в ярко-синем гимнастическом купальнике. Под свист и улюлюканье зала она принялась изгибаться в разные стороны. Акробатический этюд, так назывался этот номер.
– Простите, – прозвучал приятный голос.
– Простите, – прозвучал приятный голос.
Я оторвала глаза от сцены и увидела юношу, в отличие от остальных одетого в черный костюм и белую рубашку. Через плечо у него висела сумка, наподобие той, с которой ездит в пригородном автобусе кондуктор.
– Вы не купили входной билет.
– Да? Извините, я не знала, думала просто в кафе зашла.
– Простите, у нас клуб. Вход десять долларов, если предъявите студенческий, то пять.
– Рублями можно?
– Мы не берем валюту, только российские деньги.
Я полезла за кошельком. Зачем тогда называть цену в американских долларах? Сказал бы просто: раскошеливайся, тетка, на триста целковых.
Паренек протянул мне билет.
– Отдайте отрывную часть бармену, получите на выбор чашечку кофе либо бутылочку пива.
Я вновь уставилась на представление, девица в купальнике, встав на мостик, старательно просовывала голову между ногами, пытаясь достать зубами розу, лежащую на полу.
– Эй, – произнес сзади хриплый голос.
Думая, что паренек, торгующий билетами, вернулся, я повернула голову и увидела… Люсю, дочь Аллы Даниловны, одетую, как все, в черный кружевной лифчик, прозрачную размахайку и кожаные шортики. Но если большинству девочек этот наряд шел, то Люся была слишком толстой для такого сексапильного одеяния. Правда, верхняя часть смотрелась ничего, но нижняя! Высоко вырезанные шортики не скрывали объемистого, слегка отвисшего зада, а толстые целлюлитные ляжки нужно бы незамедлительно скрыть в свободных брюках. Но Люся совсем не стеснялась своей «красоты». Она плюхнулась на стул и, обдавая меня тяжелым запахом водки, заплетающимся языком спросила:
– Ну, это ты Лазаренко ищешь?
ГЛАВА 21
Девушка была сильно пьяна, очевидно, она принесла выпивку с собой, в баре из относительно крепких напитков имелось лишь пиво.
– Да, – ответила я, – ищу.
– И зачем?
– Мужа хочу проконсультировать.
Люся захихикала.
– Чик, брык – и ку-ку! Был мальчонка, нет его. Не жалко муженька-то!
– Ты же папеньку не пожалела. – Я решила не оставаться в долгу.
Люся пьяно рассмеялась, схватила мой кофе, залпом осушила чашечку и плохо слушающимся языком пояснила:
– Гондон рваный! Он мне не отец.
– А кто?
– Отчим, блин. На матери женился, когда мне пять лет стукнуло. Я его всю дорогу ненавидела, сучара!
– Что же так?
Люся икнула, попыталась закурить, но руки тряслись, огонек плясал возле сигареты. Потратив пару минут на бесплодные попытки, девчонка прокомментировала:
– Во… нахрюкалась в усрачку!
Потом она сломала сигарету и прошипела:
– Сволочь он! Все бубнил: «Учись, Люся». Гулять нельзя, пить тоже, курить запрещал, денег не давал, а мамахен, глупая курица, все крыльями махала, кудахтала: «Слушайся, Люсенька, папа плохого не посоветует». Я и впрямь прежде думала, что он родной. Ну не повезло… зануда… А как узнала, что отчим! Кто ему давал право меня гнобить!
Она с размаху треснула кулаком по столику. Пустая чашечка, издав жалобное треньканье, подскочила на блюдечке. Зная, что с пьяными нельзя спорить, я поспешила согласиться:
– Точно! Никто не должен тебя заставлять учиться.
Люся захохотала.
– Во! И теперь я с деньгами тут, а он где? В крема… крема… крематории, – выговорила она наконец трудное слово. – Ой, смешно прям! А все она, молодец!
– Кто? – не поняла я.
– Ишь хитрая, – заржала пьяница, – пиши номерок. Условия знаешь?
– Нет.
– Пятьдесят на пятьдесят. Половину тебе, половину нам.
– Хорошо.
– Ага, пиши, 722…
Не успела я нацарапать в книжке телефон, как из клубов сигаретного дыма выскочила хорошенькая стройная девушка с упругими длинными ножками и возмущенно воскликнула:
– Люська! Опять насвинячилась! Что ты за этим столиком делаешь?
Я уставилась во все глаза на подошедшую. Передо мной стояла Олеся, дочка умершей гадалки и предсказательницы Левитиной. Той самой Ларисы Григорьевны, чья история болезни была записана первой на дискете. В голове мигом пронеслись воспоминания.
Вот подхожу к квартире, откуда раздаются раскаты музыки, узнаю, что Лариса Григорьевна умерла, спускаюсь к лифтерше.
«Эх, – объясняет консьержка, – хороший человек была Лариса Григорьевна, людям без денег судьбу предсказывала и свою смерть предвидела, уходила в больницу, попрощалась: «Все, больше не свидимся». Я ей: «Да ну, не надо унывать». А она мне в ответ: «Смерти-то я не опасаюсь, знаю, что ждет за чертой, вот только жутко делается, когда вспоминаю, кто меня на тот свет отправит». Видно, и впрямь Левитина была хорошей ясновидящей, если поняла, что родная доченька от нее избавиться решила. Вот она, Олесенька, стоит передо мной. Красивые глазки мечут молнии, пухлые губки сердито выкрикивают:
– Люська, дрянь такая!
Девица явно меня не узнала, что совершенно неудивительно. Виделись мы всего один раз мельком, небось девчонка посчитала меня клиенткой своей матери, не знающей о кончине Левитиной.
– Ха, – забормотала Люся, – чего визжишь? Этой телефончик Лазаренко надо. Чик-чирик, цветочки на могилке, бедный папенька, ох, ох…
Она уронила голову на столешницу и мигом заснула. Олеся покраснела и сказала:
– Извините, Люся у нас выпить любит! Меры не знает, переберет и несет чушь! Чего она вам наболтала?
Я пожала плечами:
– Знаете, ни слова не поняла. Подскочила к столику, выпила мой кофе, понесла чушь про своего отчима, мать, какого-то врача. Потом спросила, не хочу ли избавиться от мужа, сигареты ломала. Честно говоря, я уже собиралась вызвать охрану!
Из глаз Олеси ушла настороженность.
– Люська, когда пьяная, такие глупости болтает, не принимайте всерьез!
– Естественно, – улыбнулась я, – кажется, вашей подруге стоит пройти курс лечения от алкоголизма.
– Не помешало бы, – согласилась Олеся, – только она, когда трезвая, всегда твердит: «Я вовсе не алкоголичка, захочу, сама брошу».
Я кивнула, пьяницы всегда считают себя нормальными людьми. Если человеку взбредет в голову, что он запойный, это хорошо, значит, есть надежда на то, что отвернется от бутылки. Только большинство алконавтов уверены, что здоровы, и прибегать к услугам нарколога не собираются.
– Эй, – потрясла Олеся Люсю за плечо, – вставай, мы тебя с Ленькой домой отвезем. Леня, поди сюда.
У столика материализовался здоровенный парень под два метра ростом. Огромные бицепсы, толстая шея… Юноша походил на динозавра: гора мышц и крохотная голова. Этакий полный силы мускульный организм, не слишком обремененный мыслями.
– Чего ты с ней возишься? – прогудел он. – Брось пьянчугу!
– Она моя подруга, – возмутилась Олеся, – давай, действуй!
Парень легко подхватил Люсю одной рукой. Очевидно, он был чудовищно силен. Довольно тучная девушка была им оторвана от стула без всякого труда.
– Куда ее? В машину? – спросил «динозавр».
– Нет, в метро, – обозлилась Олеся, – глупее вопроса не придумал?
Юноша крякнул и понес пьянчужку на выход.
– Извините, – улыбнулась дочь Левитиной.
– Ерунда, – отмахнулась я, – сама иногда себе позволяю.
Едва живописная группа покинула зал, я кинулась к бармену.
– Мне надо позвонить!
– Телефон-автомат возле туалетов.
– А где-нибудь в укромном месте аппарата нет?
Паренек бросил на меня оценивающий взгляд.
– Двести рублей.
Я вытащила две розовые бумажки. Бармен поманил меня рукой и отодвинул занавеску, закрывавшую вход в служебное помещение.
– По коридору последняя дверь, имейте в виду, восьмерка блокирована.
Не надеясь на успех, я потыкала в кнопки, услышала сначала шорох, треск, потом без гудков раздалось:
– Да.
Трубку сняла женщина, скорей всего молодая. Голос высокий, без «песка» и дребезжания, бодрый и звонкий.
– Позовите, пожалуйста, Лазаренко.
Девушка переспросила:
– Кого?
Ну вот, я так и знала! Пьяная Люся перепутала цифры.
– В.К. Лазаренко, – без всякой надежды на успех повторила я, – доктора наук и профессора.
В трубке что-то шуршало и трещало, словно невидимая собеседница судорожно грызла орехи. Я уже собиралась отсоединиться, как прозвучало спокойное:
– Слушаю.
От неожиданности я чуть не нажала на рычаг.
– Вы? В.К. Лазаренко?
– Да, – ответила девушка, – Валерия Константиновна Лазаренко, а в чем, собственно говоря, дело?
– Ваш телефон мне подсказала Люся Рассказова, дочь Сергея Мефодьевича. Мне очень нужно с вами встретиться!
– Как вас зовут?
– Виола Тараканова, – я неожиданно сказала правду.
– Вы в Москве?
Я удивилась.
– Естественно.
– Тогда будет затруднительно пообщаться.
– Почему?
– Нахожусь в Калифорнии, в Америке, кстати, у нас утро, мне пора уходить на работу.
– Как в США? – заорала я. – Но ведь я набирала столичный номер, просто семь цифр, без всякого кода!