Но начать следует, по-видимому, с полузабытого автора, И. И. Тёроха, являвшегося связующим звеном между волной дореволюционного интереса к славянскому язычеству, вызванной, в частности, австрийской ариософией, и следующей волной, поднявшейся уже в совершенно иных условиях в эмиграции. Уроженец Галиции, Тёрох окончил Старопигийскую бурсу (Львов), известную своей приверженностью русскому православию и русскому патриотизму. Там столетиями боролись за сохранение русского языка и русской идентичности, что и передавалось воспитанникам. Кроме того, Тёрох с детства испытывал интерес к славянским преданиям и обрядам, заложенный дедом и бабкой. А в юности он живо интересовался местной историей и даже участвовал в археологических раскопках. В годы учебы на юридическом факультете Львовского университета он много путешествовал по Галиции и Карпатской Руси, пополняя свои знания о местных крестьянских традициях и практиках. Будучи настоятелем бурсы, он учил бурсаков русской истории и литературе и уже в те годы возмущался тем, что в школах преподавали греческую мифологию, полностью игнорируя славянскую. Еще в довоенные годы он занимался общественной деятельностью, проводя идею объединения всего русского народа. Он выпускал газету «Голос народа» и уже тогда написал поэму «Наука Перуна», основанную на известных ему мифологических сюжетах. В годы Первой мировой войны он чудом избежал суда, устроенного в Вене над галицийскими общественными деятелями, обвиненными в государственной измене. В смутные революционные годы он входил в Народный совет Прикарпатской Руси, работавший в Киеве, и по его заданию уехал в США для организации там Русского Народного Карпато-русского совета. С тех пор вплоть до самой смерти он жил в Нью-Йорке, где занимался просветительской деятельностью и одно время работал в Союзе освобождения Прикарпатской Руси (Голохвастов 2010). Венцом его литературной деятельности стала поэма «Сварог», где в эпической форме излагались поверья прикарпатского населения. К ней прилагались комментарии, содержавшие собранные им материалы о традиционных верованиях, обрядах и праздниках, и ныне не утратившие своей этнографической ценности.
В своих реконструкциях Тёрох опирался на сообщения некоторых раннесредневековых авторов, немногочисленные известные ему археологические данные, но, главным образом, на те фольклорные и этнографические сведения, с которыми ему удалось познакомиться в юности. При этом он не занимался скрупулезным источниковедческим анализом. Так, хорошо зная о распространенном у крестьян двоеверии, он не ставил вопроса о влиянии христианства на местный фольклор. Кроме того, отвечая на запрос русского патриотизма, он пытался нарисовать романтизированный образ раннего славянства с его религиозными представлениями и ритуальными практиками и, в частности, везде, где возможно, доказать славянский приоритет. Так, он настаивал на том, что древние славяне верили в единого Бога-Творца Сварога, но при этом чтили его в отдельных природных проявлениях, выступавших в поверьях в виде самостоятельных божеств (Сварожичей) со своими собственными именами. Он доказывал, что славяне не знали человеческих жертвоприношений и были известны соседям как исключительно мирный народ. По его словам, у них не было ни храмов, ни жрецов, ни идолов, а местом общинных молений им служили рощи. Если же от этого имелись отклонения (боги и культы, введенные князем Владимиром; храмы и жречество у балтийских славян), то он объяснял это «чужеземным влиянием», искажавшим исконную веру (Тёрох 1941: 5 – 28; 2010: 332–336). При этом славянскому язычеству он приписывал такие христианские представления и понятия, как единобожие, Троица (Троян), небеса и преисподняя, рай и ад, посмертное воздаяние, грехопадение, активное участие в нем «черта-змея» или «змеи-блудницы», восстание низших божеств против Бога и их превращение в злых демонов после поражения (превращение Белобога в Чернобога). Именно Тёроху принадлежит формула, по которой Бог Сварог «един во многих лицах» (Тёрох 2010: 60). Вряд ли можно сомневаться в том, что все это было навеяно ариософией, с которой он мог познакомиться в юности.
Стоя на платформе русского патриотизма, Тёрох настаивал на единстве русского народа. Он всех славян объявлял «русскими», а название «славяне» производил от «славы» и представлял их «избранным народом», созданным Богом после того, как первые люди были похищены злыми силами (Тёрох 1941: 6, 26, 113–246; 2010: 239).
Примечательно, что во время Второй мировой войны Тёрох с особой силой начал доказывать культурный приоритет славян над немцами. Тогда он писал, что славяне уже знали земледелие и скотоводство и вели мирную оседлую жизнь в ту эпоху, когда предки немцев все еще бродили по лесам, занимаясь охотой. Он сетовал на отсутствие единства у славян, что делало их «легкой добычей немецких банд», которые их истребляли или денационализировали. Он доказывал, что когда-то значительную часть Германии заселяли славяне, но позднее германцы продвинулись далеко на восток, присвоили себе наследие славян и продолжали свою раскольничью деятельность среди населения Белоруссии и Украины, возбуждая «местный сепаратизм». По его словам, немцы заимствовали у славян даже религию, включая знак свастики («Перунов крест») (Тёрох 2010: 323–331). Примечательно, что никаких претензий ни к христианству, ни к евреям у Тёроха не было. Он даже считал, что христианство утвердилось среди славян мирным путем, так как оно во многом было близко их собственной религии.
Так как современные петербургские «неоязычники-венеды» возводят себя к тому направлению, которое основал В. Шаян (Родные просторы 1993, № 3: 3), то он заслуживает особого внимания. Шаян начал свою деятельность в Львове, где еще в 1934 г., познакомившись с крестьянским ритуалом освящения зерна, попытался создать неоязыческую общину. Уже тогда его увлекали языческие мотивы, нашедшие отражение в его стихотворном сборнике «Орден Бога Солнца», вышедшем в 1936 г. В своей деятельности Шаян был не одинок. В 1934 г. молодые интеллектуалы (Е. Пеленский, Б. Антонович, Б. Кравцов) начали издавать в Львове ежемесячный журнал «ДАЖбог», где националистические идеи переплетались с поиском дохристианских верований (Русич 1974: 3).
Во время Второй мировой войны Шаян сотрудничал с УПА, а затем бежал в Германию (Аугсбург). После этого он перебрался в Англию, где и опубликовал большинство своих поэм. Он был деятельным активистом общины украинских эмигрантов. Еще в 1945 г., будучи в Аугсбурге, он создал Орден рыцарей Бога Солнца, а в последние годы жизни исполнял обязанности президента Украинской независимой академии наук.
Лейтмотивом всех его произведений являлась скорбь по Украине, томившейся в неволе. Автор обращался с призывом о помощи к языческим богам Перуну, Дажбогу, Велесу, всячески превозносил языческую веру предков, взывал к памяти о доблестных казаках – «святых рыцарях» Украины – и их мужественной борьбе за освобождение родины. Он с благодарностью вспоминал и первых киевских князей-язычников, доблестно сражавшихся с врагами (Володимир 1965; 1967а; 1967б). Шаян живо интересовался древними религиозными произведениями иранцев (Авеста) и индоариев (Ригведа и др.) и подчеркивал сходства содержавшихся там представлений с языческими славянскими, пытаясь понять «дух наших предков эпохи до распада на отдельные арийские народы». Он был большим энтузиастом славянского язычества и подчеркивал его актуальность, ибо оно содержало «интуитивные познания наших предков» (Шаян 1969). Шаян стремился реконструировать важнейшие элементы древних славянских верований, видя в них наиболее совершенную систему духовных представлений в мире. Главным и единственным богом он считал Сварога, который, с одной стороны, мог выступать в виде разных богов (Дажбог, Велес, Перун и др.), а с другой – был отцом всех этих божеств. Одновременно Сварог, Дажбог и Перун составляли в его рассуждениях божественную троицу. Учение Шаяна включало понятие о Прави, Нави и Яви, а также повествовало о вечной борьбе Перуна с мировым злом в лице Чернобога. Одним словом, в своих поисках Шаян во многом исходил из «Влесовой книги», считая ее истинной священной книгой украинцев (Шаян 1995). В наиболее полном виде его концепция изложена в книге «Вера предков наших», вышедшей в Канаде в 1987 г. (Шаян 1987).
Естественным образом неоязыческие представления Шаяна делали его непримиримым врагом христианства, в котором он видел чужую традицию с ее «завистливым и мстительным» Богом. Поэтому он осуждал крестителя Руси киевского князя Владимира и считал 988 г. тем рубежом, с которого начался не подъем, а, напротив, упадок украинской культуры, к чему привел отказ народа от своего своеобразия, выражавшегося прежде всего в верованиях. Новый культурный подъем Шаян связывал с ожидаемым возрождением язычества (Шаян 1994а; 1994б). В то же время он отдавал себе отчет в том, что создаваемая им религия не была простым слепком с давно ушедшей веры предков. Он видел в ней не возрождаемую, а заново созданную современную традицию и апеллировал к научным данным, в частности к философии Шопенгауэра и Гуссерля (Лозко 2003: 54).
Его понимание истории отличалось двумя важными особенностями: во-первых, он излагал именно украинскую версию, отождествляя и древних «славян-русичей», и Киевскую Русь именно с украинцами, а во-вторых, считал их главным смертельным врагом Византию, откуда русским землям и грозило рабство. По-видимому, образ Византии здесь служил намеком на Россию, а христианство ассоциировалось с идущей из России идеологией. В украинских националистах Шаян видел бойцов переднего края, держащих «героическую оборону всего человечества от угрозы московского империализма и всего несчастья, которое от него исходит» (Володимир 1964: 6). Он побуждал их к героизму и самопожертвованию во имя освобождения родины. Иными словами, он был типичным представителем украинского национализма и не случайно стал одним из лидеров движения за «возрождение» «украинской национальной веры». Поэтому в 1990-х гг. работы Шаяна много раз публиковались в самых разных националистических изданиях на Украине (см., напр.: Шаян 1992; 1994а; 1994б; 1995; 1997; 1997–1998) и именно его считают своим «великим Волхвом» и учителем современные киевские неоязычники (Лозко 1998б: 45. См. также: Бабий 1997: 111–112). Правда, в отличие от Шаяна и многих других украинских националистов глава киевских неоязычников Г. Лозко (Зореслава) винит в вековом угнетении украинцев не русских, а «семитскую монотеистическую идею, выступающую антиподом арийскому политеизму» (Лозко 2003: 55). Так, вопреки клятвам о преданности идеям Шаяна, она фактически отходит от них и движется в сторону «арийского» антисемитизма.
Первая неоязыческая община под названием «Соборный храм родной веры» (позднее переименована в Общину святой украинской веры) была создана последователями Шаяна в Гамильтоне (Канада) в 1971 г. В настоящее время ее возглавляет Мирослав Ситник (Зореслава 2003: 47). С 1972 г. в Канаде, благодаря энтузиазму Ларисы Тимошенко, был создан Институт им. В. Шаяна, где изучают его творчество и издают его рукописи (Лозко 2003: 54).
Историософские идеи Шаяна и его последователей возникли не на пустом месте. Среди украинских эмигрантов, причем как специалистов, так и дилетантов, давно наблюдалась тенденция значительно углублять историю украинского народа и его государственности (Прiцак 1981: 50). Наиболее популярной была идея о прямой преемственности, будто бы связывавшей украинцев с трипольцами и даже с местным палеолитическим населением (Пастернак 1961; 1971). Впрочем, некоторые авторы предпочитали видеть древнюю основу украинского народа в роксоланах (Сiчинський 1957) или даже в кельтах (Шелухин 1929). В любом случае даже некоторые украинские ученые-эмигранты настаивали на том, что украинцы не состоят ни в каком родстве с русскими или белорусами (Пастернак 1971: 24–25). Одну из наиболее экстравагантных теорий выдвинул выходец из канадских украинцев В. Пайк, доказывавший, во-первых, безусловную автохтонность украинцев едва ли не с палеолита, во-вторых, их широчайшее расселение по Передней Азии и Европе в глубокой первобытности и, в-третьих, приоритет украинского языка, письменности и сложных духовных представлений перед всеми остальными индоевропейскими и многими неиндоевропейскими традициями (Пайк 1992а; 1992б).
В этом климате в условиях диаспоры и развивалась украинская национальная идея, в духе которой Шаян и воспитывал своих учеников, таких как Ю. Г. Лисовой и Л. Силенко. Газета «Родные просторы» настаивает на том, что истинным продолжателем дела Шаяна надо считать Лисового, стоявшего за идею триединства русского народа. Силенко же она называет отступником, ибо он оказался… украинским националистом (Родные просторы 1993, № 3: 3). На самом деле, как мы увидим ниже, разница между взглядами Лисового и Силенко была весьма невелика и заключалась прежде всего в большей эрудиции последнего.
Лев Силенко не получил систематического гуманитарного образования и многого достиг самостоятельными усилиями. Говорят, что он происходил из казацкой семьи, жившей в Кировоградской области. Его отца репрессировали. Поэтому он не смог окончить библиотечное училище и вынужден был в молодости добывать средства к существованию на московских стройках. Военный период его биографии достаточно темен. В Киеве рассказывают, что он вначале служил в действующей армии, затем оказался в плену, но сумел бежать и весной 1942 г. вернулся в Киев. Там он некоторое время сотрудничал с украинской националистической газетой «Наше слово», деятельность которой вызвала подозрения у гестапо. Все работники газеты были арестованы и погибли; лишь Силенко таинственным образом посчастливилось выйти на свободу. После этого он уехал из Киева вначале на Западную Украину, а затем – в Германию (Соколовская 1997).
Будучи в Аугсбурге в Германии, Силенко встретился с Лисовым, а затем они познакомились с Шаяном, и его языческие идеи оказали на них сильнейшее влияние. С тех пор их пути разошлись. Шаян и Лисовой отправились в Англию, а Силенко – в Канаду. Там Силенко усиленно изучал религии Востока, прежде всего индуизм, и начиная с 1964 г. стал проповедовать в украинских эмигрантских общинах США и Канады учение, которое он называл «украинской родной верой». Тогда же он основал нативистскую (неоязыческую) церковь РУНВiра (Рiдна Украiнська Народна Вiра). Купив большой участок земли под Нью-Йорком, он назвал его «Орияной» и построил там храм. В настоящее время эта организация имеет отделения не только в Канаде и в США, но и в Великобритании и Австралии, а в 1992 г. она была официально зарегистрирована на Украине в качестве особой конгрегации (Рунвiра 1993; Соколовская 1997).
Силенко скомбинировал свое религиозное учение на основе фрагментов, сохранившихся от славянского язычества, соединив их с наследием индоарийской ведической традиции. Любопытно, что, прокламируя восстановление дохристианских верований, Силенко называл свое учение монотеистическим, тем самым порывая с языческой традицией политеизма (Who is… 1984: 45–54; Рунвiра 1993). Содержание этого учения было впервые изложено им в краткой форме в поэме «Мага Врата» (Силенко 1969) и полностью издано в объемистом фолианте «Мага Вира» (Великая вера), представляющем собой скорее историософское, чем религиозное произведение (Maha Vira 1979)54. Есть смысл рассмотреть вкратце основную концепцию Силенко, ибо в дополнение к русской неоязыческой историософской конструкции она дает некоторые новые материалы для суждения о том, на каких основах в принципе держится неоязычество.
Суть книги составляет прославление украинской культуры, языка (как «языка аристократов всего мира») и истории. Особое значение придается принципу крови: «Дети, важно не где вы родились, а кто вас родил» (Maha Vira 1979: 37). Пропагандируется национальное единобожие, вера в Дажбога – создателя всего сущего. Но особое значение придается месту Украины в истории человечества и славным страницам прошлого украинского народа. Автор верил, что древнейшие люди на земле появились именно на Украине, что там впервые сложились вера в умирающего и воскресающего бога, а также культ Богини-Матери, которые затем распространились оттуда по всему свету. На Украине будто бы возник древнейший в мире календарь, а позднее появилось первое земледелие, которое именно оттуда и разошлось по всему миру. Там же была одомашнена лошадь и был изобретен колесный транспорт, позволивший местным обитателям широко расселиться по планете. Тем самым, подчеркивал автор, «на Украине найдены наидревнейшие памятники культуры и цивилизации планеты Земля» (Maha Vira 1979: 111, 117–119).
Украина являлась и прародиной индоевропейцев, сложение которых началось якобы 25 тыс. лет назад. В отличие от многих других авторов, называвших их «арийцами», Силенко использовал для них термин «ориане» (Украину он называл Орианой), ибо «Адольф Гитлер… скомпрометировал слово ‘ариец’». Вопреки немецким ученым эпохи нацизма, индоевропейцев, по мнению автора, надо было причислять не к индогерманской, а к «индоукраинской расе» (Maha Vira 1979: 101, 549). Мало того, выходцами с Украины и, тем самым, ближайшими родичами индоевропейцев, по Силенко, оказывались шумеры и гиксосы, якобы являвшиеся ответвлениями трипольской культуры. Поэтому он без устали искал в шумерском языке украинские и санскритские корни, полагая, что два последних языка находились в ближайшем родстве55 и что «ранний санскрит» был «языком трипольцев, то есть древнейших украинцев» (Maha Vira 1979: 101). Для Силенко санскрит служил священным источником всех индоевропейских языков и, больше того, «исконным языком белой расы». А украинский язык, по его теории, являлся ближайшим дочерним ответвлением санскрита (Maha Vira 1979: 66, 116).
Шумеров и древних украинцев, наряду с киммерийцами, митаннийцами, касситами, персами, гуттиями, автор с гордостью причислял к «орианам», прямым наследникам трипольской культуры. А в отдельных местах своей книги он безоговорочно отождествлял древних украинцев с трипольцами, создателями культуры эпохи позднего неолита-энеолита второй половины 5 – 6-го тыс. до н. э. на территории Украины и утверждал, что уже в период трипольской культуры земледельцы-украинцы назывались «русью». В то же время среди древних названий украинцев он упоминал такие, как «ории, кимеры (шумеры), хетты (скифо-сарматы), анты», и считал казаков потомками скифов, а легендарных амазонок отождествлял с «украинками (русичками)». Этрусков и пеласгов он также считал выходцами с Украины, создавшими блестящую микенскую культуру. Отождествляя пеласгов с филистимлянами, он тем самым давал понять, что древние украинцы стояли также и у истоков палестинской культуры.