Я смотрел на нее и думал: а я чем лучше? Я, который чуть не убил тебя, чтобы выведать все это?
Сходил справить нужду.
Потом я стал ее осматривать. Изучать, словно передо мной лежал труп. Шрам на плече, скорее всего, бывшая татуировка, которую она удалила. Размером с долларовую монетку. Судя по форме, это вполне могло быть изображение арфы. Арфа — символ Ирландии. Девушки из рабочего класса часто делают такую татуировку. Постойте, а ее акцент?! А манера есть пиццу?! Что, если она — ирландка, родившаяся в трущобах, страдающая клептоманией и сумевшая выйти замуж за потомственного богача Чарльза? Теперь-то она может себе позволить прикидываться сказочной аристократкой!.. А меня ей нетрудно было провести — ведь я восхищался ею, хотя и ненавидел из-за Чарльза и Виктории. Ненавидел и желал одновременно.
Мне стало не по себе — мышцы болели, все тело ломило. Хотелось уколоться.
Время еще оставалось. Я заставил себя осмотреть все вокруг. Ничего необычного. О чем это говорит? О хорошей работе служанки? Мелочность Чарльза, представление Амбер о том, как живут люди ее круга. Я проверил гараж. Дорогой «ягуар». Действительно ли Чарльз убил Алана Хоутона в горах Лукаут-Маунтин? Там была найдена машина Хоутона. Чарльз мог договориться о встрече, убить его, затащить тело в багажник и сбросить потом куда угодно: в озеро, в ущелье, мог даже замуровать в фундамент строящегося здания. Я открыл багажник, осмотрел его, но все было чисто. Запасное колесо, монтировка, инструменты.
Я вернулся в дом. Фотография Чарльза, играющего в лакросс. Но к черту убийство, мне хотелось побольше узнать об Амбер. Я стал обшаривать платяные шкафы, нюхать ее белье, шерстить ее вещички. Белье для особых случаев, чулки в крупную сетку, стильные вещи из дорогих бутиков. Зато в глубине обнаружился кожаный пояс с креплением для фаллоимитатора. Я продолжил обыск. Больше ничего не нашлось. Ах ты, маленькая шалунья! Я вернулся в постель и прикоснулся к ее груди, поцеловал ее, не сводя с нее глаз. Такой дозой можно было запросто отправить человека на тот свет. Слава богу, она была жива и ровно дышала.
Я поднялся и еще немного поискал. Думал найти что-то из ее прошлого, какие-нибудь фотографии, но — ничего. Прошлое было вымарано. Видно, были причины его стыдиться. Наконец в кабинете Чарльза я нашел коробку со всяким барахлом еще со времен колледжа. Проглядел содержимое, нашел пару фотографий Амбер Дунан в спектакле «Двенадцатая ночь» постановки студенческого театра Гарварда. А вот студенческий ежегодник. Уже никакой Амбер Дунан, зато есть фото Амбер Абендсен, талантливой актрисы, представительницы театрального сообщества. Она сменила имя. Но зачем? Была уже однажды замужем, до Чарльза?
Талантливая актриса, значилось в подписи.
Ну, что еще, Амбер? Что я еще могу о тебе узнать? Наткнулся на ее сумочку, глянул, что там. Водительское удостоверение, кредитки. Записная книжка, в ней ни единой записи. Еще много чего нужно отыскать, да поздно — время мое вышло.
Меня бил озноб. Я отложил коробку. Вернулся к ней. Прелесть. Но мне была необходима дозаправка. Я не мог смотреть на нее, не сделав себе укол, — не мог этого вынести.
Использованную иголку я выкинул в мусор. Промыл шприц в раковине. Вымыл ложку, дал ей высохнуть. Подождал, набравшись терпения. Достал героин, подогрел, нащупал вену — все как обычно. Нельзя мешать выпивку с героином, подумал я и надавил на поршень шприца. Потом спрятал все причиндалы в карман пиджака и лег в постель к Амбер.
Я забрался на нее сверху, коснулся живота, грудей. Вряд ли она могла на это отреагировать, но мне было просто необходимо отыметь ее.
Что я и сделал.
Раннее утро. Лучи солнца цвета ее волос пробиваются сквозь деревянные жалюзи. Она уже проснулась, глядит на меня. Улыбается, видя, что я тоже проснулся.
— Э-эй! — произнесла она.
— Привет. Отлично выглядишь.
— Да? А мне как-то паршиво.
— Что такое?
— Наверно, погода. Или выпивка.
— Ну вот… — Я посмотрел на нее.
Цвет ее кожи показался мне немного желтушным. Я поцеловал ее, погладил ее ноги и между делом коснулся пятки. Если промахнуться мимо вены, останется шишка, но я не промахнулся.
— Не то чтобы я чувствовала себя на все сто, но я знаю, чем это исправить. Любовью, — заявила она.
Я поцеловал ее, и мы занялись любовью. Я все еще был под кайфом, поэтому мы поменялись местами, я предоставил ей полную свободу — ее спина выгибалась дугой, груди покачивались и блестели от испарины, мы пришли к финишу одновременно, и вот — мы уже счастливы.
Я засмеялся, следом она.
— Да, эта двадцать первая позиция из Камасутры — полный улет! — сказал я с индийским акцентом.
— Что ты сказал? — Она резко села в кровати.
— Я сказал, что двадцать первая позиция из Камасутры — это просто потрясающе!
Она закуталась в одеяло и закрыла глаза руками. Ее нога отодвинулась от моей. Она вся дрожала. Смотрела на меня из полумрака своими кошачьими голубыми глазами. Потом отвернулась. Видать, я сделал что-то не так. Она зевнула:
— Тебе лучше уйти, Чарльз может скоро вернуться.
Я неохотно потянулся и кивнул.
— Господи, уже семь, собирайся, а то скоро придет наша уборщица.
— Днем увидимся?
— Да. Алекс, поцелуй меня, — попросила она.
Я приник губами к ее губам, при этом думая: она само совершенство, она напугана, но она добрая, и как-то, каким-то образом все должно устроиться к лучшему — для нее, для меня, для каждого. Конечно, именно так.
10. Преодолевающий препятствия
Денвер был уже на ногах. Доллары вовсю выкачивались из нефти, из высоких технологий, торговли, из земельных спекуляций, туризма и всего прочего. Я подмечал легковые автомобили, подсчитывал внедорожники, наклейки на бамперах, на которых изображались Христовы рыбы или было написано: «Бог ненавидит педиков», «Аборт = убийство» и тому подобное. В кондитерской «Эйнштейн бразерс» я накупил разных бубликов и рогаликов. Дошел с этим трофеем до дома, одолел пять лестничных пролетов.
— Алекс, как ты? — спросил Джон.
— Ничего, приятель.
Эрия улыбнулась при виде меня. Теперь она проводила у нас все время. Перед работой, после работы.
— Доброе утро, — сказала она.
— Салют.
Джон взял пакет с рогаликами, раскрыл, достал оттуда три штуки и поджарил.
— А где Пат?
— Колдует над своим фейсом.
Перед тем как начать новый день, Пат по меньшей мере час приводил себя в божеский вид. Язвы надо было смазать, бородку побрить с особой осторожностью, кожу протереть спиртом.
— Мне только полрогалика, Джон, — крикнул я и пошел к себе в спальню, чтобы взяться за привычную ложку и поскорее поднять дух.
— Все будет, приятель, — ответил Джон. Он не стал спрашивать, где меня носило всю ночь, и выяснять, в чем дело. Деликатность была одним из главных его достоинств.
Я укололся и упал на кровать. Когда пришел в себя, увидел склонившуюся надо мной Эрию.
— Ты уснул?
— Ага.
Джон посмотрел на меня и покачал головой.
— Опоздаешь, — сказал он, — и рогалик уже остыл.
— А где Пат?
— Он не очень хорошо себя чувствует.
— Пойду зайду к нему.
Я прошел по коридору в комнату Пата. Я уже опаздывал, но должен был кое-что у него узнать.
— Тебе принести чего-нибудь? — спросил я.
Он помотал головой.
— Слушай, хочу тут кое-что у тебя спросить, но если тебе сейчас не до этого, я могу подождать.
— Валяй. Мне не так хреново, как кажется.
— Куда течет Черри-Крик?
— Река или торговый центр? — Он потер щеку, щетина сухо зашуршала.
— Река, ясен пень. Куда может течь торговый центр?
— В районе Конфлюэнс-парк впадает в Саут-Платт.
— А дальше?
— Платт, Миссури, Миссисипи, Мексиканский залив.
— Черт, ну да, ясно.
— А зачем тебе?
— Да так, из любопытства.
— Еще чего рассказать, а то, может, глоток джина или мартини?
— Да нет, уже идти пора.
— Если что, там особо не порыбачишь, глубина два фута от силы.
— Спасибо, Пат. Тебе точно ничего не принести?
— Не надо.
— Ну ладно, я на работу.
— Давай, — сказал он. — А, чуть не забыл, вчера вечером звонили по твою душу.
— Что?
— Да позвонил какой-то чувак, американец, из полицейского управления Денвера, хотел узнать, не останавливался ли у меня кто-нибудь ночью двадцать второго июня. Может, двое мексиканцев, или австралийцев, или даже ирландцев.
— Вот дерьмище-то, и что ты ответил?
— Я сказал «нет», сказал, что у меня, бывало, останавливались какие-то платные постояльцы, но я не вижу смысла дальше об этом говорить.
— А он что?
— Поблагодарил, сказал, что это просто обычное наведение справок, и повесил трубку.
— Его звали Рэдхорс, так?
— А он что?
— Поблагодарил, сказал, что это просто обычное наведение справок, и повесил трубку.
— Его звали Рэдхорс, так?
— Да, что-то лошадиное.
— Ты молодчина, Пат, ты правильно все ему сказал, он нас разыскивает с тех пор…
Пат поднял руку, желая, чтобы я замолчал. В его глазах была холодная уверенность.
— Я не хочу ничего знать, — сказал он. — Так будет лучше всего.
— Ладно. И знаешь, наверно, лучше не говорить ничего Джону.
Глаза Пата расширились, но затем он кивнул, и я с ним попрощался. Я совсем забыл про Рэдхорса. Вернее, на время выкинул его из головы. Если бы у меня осталось хоть сколько-то здравого смысла, я бы понял, что теперь уж точно пора валить прочь из этого города. Но я был уже так близко. К тому же крючок сидел во мне достаточно глубоко. Она сидела во мне…
Невероятно, но Чарльз уже был в офисе ОЗПА, взгляд у него был немного мутный, однако он явно успел принять душ, намазать волосы гелем, на нем был свежий льняной костюм, белая рубашка, галстук.
— Александр, — приветствовал меня он, широко улыбаясь, — а любишь ли ты сигары?
— Успешно съездил?
— Типа того. — Он засмеялся. — Вчера вечером я впервые толкал спич на публике.
— Ну и как?
— Отлично. Вот, держи, — сказал он и протянул мне серебряный футляр.
Чарльз рассказал, что в Аспене ему пришлось выступать перед переполненным залом, он завязал множество контактов и вернулся только сегодня утром. Он встречался даже с Ньютом Гингричем и сенатором Доулом. Чарльз сказал, что выступать с речью — почти то же самое, что читать лекции студентам, или делать доклад, или выдавать речёвку перед дверьми. Разница лишь в том, что тут приходилось читать с «Телепромптера»,25 и это было непривычно.
— Ух ты, круто, ты что, сам писал текст доклада?
— Мы с Робертом. Он хотел поехать со мной, и Амбер тоже. А я отказался: подумал, что мне будет проще одному. Амбер говорит, ты ходил с ней в театр.
Я кивнул. Он улыбнулся в ответ. Вот весь он в этом. Собранный, умеет держаться, как раз те качества, что необходимы человеку, намеревающемуся попасть в конгресс. Прошлые подвиги тщательно скрыты — концов не найдешь. Тот тип мудака, который еще раз пять засветится в списке кандидатов на пост вице-президента. Не знаю, что за девица была эта Мэгги Прествик, но, клянусь, она стоила минимум десяти таких, как Чарльз. А уж Виктория Патавасти — больше сотни.
— Пошли, у нас намечается собрание, все приглашены, включая обслуживающий персонал.
— Прямо демократия, — пробормотал я.
Собрание представляло собой сольный концерт Чарльза. Он говорил о своем докладе и о совещании в целом, о том, что он встретил кучу сенаторов, губернаторов и членов конгресса. Сказал, что в ближайшие месяцы мы должны быть готовы к глобальным переменам в ОЗПА. Для Общества вырисовывалась перспектива попасть под крыло влиятельных консерваторов в качестве противовеса «Гринпису» и клубу «Сьерра», которые принадлежали демократическому лагерю. Это означало большие деньги, больше работы, возможностей для дальнейшего роста. Он не упомянул про шестое августа, но ему явно хотелось сказать об этом, я не сомневался.
Я посмотрел на Амбер. Красные слаксы, облегающий кремовый свитер, на голове — шляпа. Мне показалось, она выглядит как никогда. Амбер походила на Фэй Данауэй из фильмов семидесятых. У нее, видно, не хватило времени привести волосы в порядок, перед тем как неожиданно появился Чарльз. Было бы весело, если б он заявился пораньше, интересно было бы посмотреть, как она станет выкручиваться. Хватило бы у Чарльза духу прибить жену и любовника прямо в супружеской постели? Нет, слишком банально. К тому же повредит карьере.
Совещание закончилось, и, хотя Амбер явно нервничала, мне не терпелось поговорить с ней. Я стал проталкиваться в ее сторону.
— Симпатичная шляпка, — сказал я, и тут в нее врезался Эйб, отчего она пролила свой чай.
— Что? — спросила она, глядя на Эйба.
— Простите, — сказал тот извиняющимся тоном.
— Ничего, не обращай внимания. — И Амбер кивнула мне. — Что ты сказал, Алекс?
— Мне нравится твоя шляпка.
— Спасибо, Александр.
— Ты в ней похожа на Фэй Данауэй.
— Это которая все время играла всяких злодеек? «Бонни и Клайд»?
— Ну, не всегда. В фильме «Китайский квартал» она играла жертву.
— Тоже не годится, — сказала она с натянутой улыбкой.
— А здорово у Чарльза все прошло, и впрямь он произвел фурор.
— Да, но мне все же лучше было бы поехать с ним, пойти вместо этого в театр слишком эгоистично, — сказала она скорее самой себе.
— Но ты бы отвлекала его.
— Да, это его слова.
— В следующий раз, может быть, он всех нас пригласит, уверенности-то прибавится.
— Возможно, — ответила она и впервые за весь разговор посмотрела на меня.
Эйб, Роберт и Чарльз над чем-то смеялись. Я улучил момент и подвел Амбер к окну в дальнем конце комнаты. Краем глаза я поглядывал на троицу сзади нас. Мы выглядели, будто смотрели на серые тучи или рассуждали о возможности дождя. Денверу требовался хороший ливень.
— Он приехал сразу после моего ухода? — прошептал я.
— Примерно через час.
— Господи! Все обошлось?
— Да, но я чувствовала себя отвратительно. После того как ты ушел, меня вырвало. Отвратительно.
— Может, от виски, — предположил я.
На самом-то деле я знал, что это от героина. Бог миловал, и на мое счастье у нее не случился удар.
— Александр, я не знаю, что и думать о прошлой ночи, — тихо проговорила она. — Мне так неловко. Мне кажется, нам не следует пока встречаться.
Я посмотрел на нее. Она была так прекрасна, так печальна. Но никакого смущения. Это было неожиданно.
— А ты вообще-то хочешь со мной снова встретиться? — спросил я.
— Не знаю.
— Мне было очень хорошо.
— Мне тоже, — сказала она и улыбнулась так сладко, что я ощутил некое шевеление у себя в джинсах. Неужто я влюбился?
— Ты все прибрала? Он ни о чем не догадался?
— Нет. Он говорил только о своем выступлении, все только о себе.
— Отлично.
Она коснулась моей руки. Я сразу почувствовал: это мгновение навсегда останется в моей памяти: Роберт, Эйб, Чарльз в пятнадцати футах от нас. Жена Чарльза касается моей руки. В комнате всего пять человек. Чарльз смеется. Амбер смотрит на меня с грустью в глазах. Что изобразилось на моем лице? Какие эмоции? Понимала ли она меня так же, как, мне казалось, я понимал ее?
Да, одно мгновение.
Комната. Из окна — вид на Денвер. Скалистые горы. Весь Североамериканский континент до самого края горизонта.
Амбер.
Муж Амбер. Убийца Виктории Патавасти. Вот эти самые руки. Вот этим пальцем он нажал на спусковой крючок пистолета. Со смеющимся лицом. Стоял в ее комнате как палач. Может, любуясь своей работой, или же наоборот, в ужасе от содеянного. Отступил назад, не забыл подбросить водительское удостоверение, вышел, закрыл дверь, вошел в лифт, все еще держа в руке пистолет. Амбер, преданная супруга, как всегда спасла положение. «Выброси пистолет в ближайшую реку. В Черри-Крик. Избавься от него».
Амбер. Ее дыхание из чуть приоткрытого рта. Ее пальцы на тыльной стороне моей ладони. Если бы время замерло, тогда мы бы все спаслись и ничего плохого не случилось. Но время не может замереть.
Амбер убрала руку, отстранилась. Чарльз смотрел в нашу сторону.
— О чем это вы там секретничаете? — спросил он улыбаясь.
— Возможно, будет дождь. Погода переменится. Станет попрохладнее, как в Ирландии, — сказал я.
Погода — это безопасно.
— Когда мы были в Дублине, дождей вообще не было, да, Роберт?
— Не было, — согласился Роберт. — Ливень бы нам не п-помешал. Вот повезло бы моему газону!
Амбер отошла от окна и вернулась к остальным.
— Я так горжусь тобой, милый, — обратилась она к Чарльзу.
— А может, мы все поедем на следующий съезд или даже на съезд в Сан-Диего? — сказал Эйб, вклиниваясь между ней и Чарльзом.
— Возможно, — сказала она, рассматривая поверхность стола, будто это была карта мировых катаклизмов, и она имела несчастье оказаться в центре одного из них. Она не могла смотреть на мужа. Я подошел и присоединился к оживленной компании.
Чарльз закончил беседовать с Эйбом, обхватил жену и оторвал ее от пола.
— Правда, это было нечто, дорогая!
— Не сомневаюсь. — Она засмеялась.
— Это действительно удача, и дело не только в самом выступлении, но и в материалах, во всем. Уверен, нам повезет.
— Это чудесно, дорогой. — Амбер поцеловала его в губы. Он ответил тем же, и я предпочел отойти на задний план. Еще ни разу я не видел, чтобы Амбер целовала Чарльза в офисе. В чьем-либо присутствии. Может, она просто была рада за него, а может, это все из-за меня. Мне хотелось прикончить ублюдка. Убийцу бедных девочек. И его сообщницу заодно.