— Нет, Афанасьевна. Комолая корова пала, когда твой Ванька в отпуск в сентябре не приехал. А дача та сгорела аккурат в тот год, когда Петрович свой «Запорожец» купил. Верно, Петрович?
— Все вы, бабы, путаете. Неужто не помните, сколько тогда милиции понаехало?
— Да не милиция это была вовсе, а люди какие-то непонятны. Бандиты. Вот, — высказалась Мироновна. — Все бритые, плечи-то у них широченные, а на самом главном была огромадная золотая цепь.
— Да ты почем знаешь, что золотая? — не выдержала Афанасьевна.
— Так я телевизор-то не только по утрам смотрю. Уж там этих бритых любят показывать. А дача-то была Марфы Михайловны племянника. Он ее и сдал на зиму бандитам. Деньги-то профукал, что на дело взял, молокозавод, вишь ли, решил открыть. А денежки спустил. Вот и решился дачей опосля рискнуть. Только Бог все увидел, да на дачу эту пожар наслал. А было оно в тот год, что Ванька Наташкин пропал. Вспомнила я.
Глазов совсем запутался в деревенских жителях, комолых коровах и бандитах. Но тут и сама Афанасьевна покачала головой:
— А точно. Аккурат в эту зиму пропал Ванька. Сторожем он был на этих самых дачах. Все ходил, проверял, не залез ли кто. А потом сгинул. Так и не нашли Ваньку-то. Да вы у Наташки спросите, у жены его.
— А где она живет? — поинтересовался Глазов. Он сразу почувствовал, что история про сторожа, пропавшего после пожара, — как раз то, что ему нужно.
— До колодца дойдете, а там по левую сторону третий дом. Сам зеленый, а крыша коричневая была, да только вся облезла. Только у Наташки-то новый муж, вы уж поаккуратней.
— Спасибо, — поблагодарил бабушек Глазов.
— Да ты кто будешь-то, мил человек? — опомнились они.
— Из страховой компании, — ляпнул Дмитрий первое, что пришло в голову.
И чтобы избежать лишних расспросов, поспешно поднялся с лавочки. Старушки напряженно смотрели ему вслед. Юлия расхохоталась, едва только они отошли подальше.
— Ты что? — обернулся Дмитрий.
— Смешно. Какие старушки забавные.
— Это ты для них забавная. Еще бы в вечернее платье вырядилась.
— Зато ты здесь свой. Деревенский житель, — съехидничала она.
Глазов только отмахнулся от нее, как от назойливой мухи. Он работал, и уже интуитивно почувствовал, что в деревню Поленово они с Юлией приехали не зря. Удача! И вообще ему здесь нравилось. На деревенской улице было тихо. Это тишина не зловещая, не та, положим, что бывает перед бурей или грозой. Нормальная тишина, самой высокой пробы. Когда время никто не торопит, и никто в такую жару не мчится сломя голову по якобы неотложным делам.
У колодца Глазов остановился, посмотрел на Альфу, которая дремала в машине, положив голову на мощные мохнатые лапы. Потом не спеша открыл колодец, снял с гвоздя жестяное ведро. Ворот скрипнул, и оно стало медленно опускаться в прохладное нутро, к ледяной воде, застывшей в самом низу деревянного сруба.
— Зачем? — удивилась Юлия. — В машине бутылка с кока-колой. Холодная.
— Темнота, — усмехнулся Глазов. — Какая тебе в деревне кола?
Он вытащил ведро с водой, поставил его на край сруба. Не во всех колодцах, которые довелось ему видеть, вода была так хороша. Иногда она пахла затхлостью, болотом или гниющим деревом сруба. Но за этим колодцем следили. Дмитрий с удовольствием попил воды. Наверное, колодец стоял на водяной жиле, ключевой, и вода в нем была сладкая, и пахла не хлоркой, как в столице, а землей. Юлия подошла и тоже зачерпнула из ведра ладошкой. Глотнула, потом замахала в воздухе рукой, стряхивая с нее капли:
— Холодная какая!
— Ну и как? — спросил с надеждой Глазов. — На вкус?
Она молча пожала плечами:
— Вода как вода.
Глазов выплеснул воду, повесил ведро обратно и закрыл колодец. Не понимает, и не надо. Для нее родина там, где для него тюрьма. С этим ничего не поделаешь, и не надо никого исправлять. Дмитрий посмотрел вдоль улицы, отсчитывая третий дом по левой стороне. Так и есть: крыша облезла совсем, и коричневая краска осталась на железе только в виде редких проплешин. Глазов решительно направился к дому, сочиняя на ходу продолжение легенды о страховом агенте. Юлия нехотя побрела следом. Становилось все жарче.
Забор вокруг участка, к которому они подошли, слегка покосился. Калитка была не заперта, Дмитрий толкнул ее и посмотрел, нет ли во дворе собаки. Собаки не было, только рябые куры копошились в редкой траве да маленький мальчишка возился с рыжим котом. Он все пытался посадить непослушное животное в самосвал и завезти его на песчаную горку, где на самом верху сделал углубление и наполнил его водой. Кот мяукнул и перевернул самосвал. Мальчишка заревел. Юлия сняла свои модные солнцезащитные очки, похожие на глаза огромной стрекозы, и протянула ему.
— На. Надень. Увидишь, как сразу наступит вечер.
Мальчишка проворно схватил очки и тут же перестал плакать, а из огорода уже бежала молодая женщина в длинной ситцевой юбке и вылинявшей трикотажной футболке.
— Здравствуйте, — вежливо сказал Дмитрий.
— Ой, да чего это? Вы кто будете? — отчего-то испугалась женщина.
— Вы Наталья?
— Да. Сидоренковы мы. Никитка, ты чего орал? Мальчишка уже возился с очками и на мамку внимания не обращал. Кот растянулся на крыльце, довольный, что его оставили в покое.
— Вы не пугайтесь, Наталья. Мы из Москвы, представители страховой конторы. Думаем, не открыть ли в вашем райцентре филиал. Вот, собираем материал обо всех несчастных случаях, которые случились в районе за последние десять лет, — без запинки врал Глазов. — Мы тут со многими уже поговорили. С Анастасией Афайасьевной, с Мироновной, и с Петровичем тоже. Всех старожилов опрашиваем. Они сказали, что вы можете подробно рассказать о взрыве газового баллона на одной из дач ближайшего дачного поселка. Это было лет семь назад. Зимой. Ваш муж там сторожем работал? Вы меня извините, конечно. Он, говорят, пропал тогда?
— Да чего уж, — махнула она рукой, — дело-то прошлое. Не было бы счастья, как говорят… Ванька-то мой зашибал здорово, чего уж там скрывать. А Петя не пьет сильно. Так, по праздникам маленько. Да это разве сравнишь? Вон, Никитку от него родила. На ферме Петя сейчас, с трактором возится. Посевную-то отработал, а теперь встал на ремонт. Да уж вы в дом проходите, чего на улице-то стоять?
— Я здесь побуду, — сразу сказала Юлия. — За мальчиком посмотрю.
— Да чего за ним смотреть? — удивилась Наталья. — Кота, небось, опять в песок пытался закопать, а тот не дается. Замучил совсем животное. Вот я тебе! — она замахнулась тряпкой почему-то на рыжего. Тот мяукнул и спрятался под крыльцо.
Глазов прошел в дом, осмотрелся в сенях, где стояли вперемешку ведра, крынки, кастрюли и банки. Тут же тазик с мелко порубленным картофелем, запачканная сечка, емкость с комбикормом. Хозяйство у Сидоренковых было немалое, денег в бывшем колхозе почти не платили, приходилось жить тем, что выращивали сами. Дмитрий нагнулся, проходя под низкой притолокой. В небольшой избе было чисто и прохладно. Кухонька, две комнатенки, старый домотканый половик, о который Глазов тут же споткнулся.
— Молочка вам налить? — спросила Наталья.
— Корову держите?
— И корову, и поросеночка. Как не держать? Осенью вот заколем кабанчика да на рынок свезем. Одежонку кое-какую купим, муки мешок. Так молочка вам?
— Нет, спасибо. Вы мне расскажите, как пропал ваш муж?
— Ванька-то? Да как пропал… Я же говорю, пил очень уж здорово. А дачники наняли его обход зимой делать, чтоб не залез кто. Ну, он и ходил. А потом поселились там эти бритые. То ли четверо, то ли трое, врать не буду. Не считала.
— А не было среди них не бритого? Молодого мужчины с приятным лицом, брюнета? Интеллигентного такого?
— Нет, не знаю. Ваньку-то дальше кухни не пускали. Бритым этим скучно было, вот и сидели они в кухоньке, да курили, да водочку попивали. Да в карты резались. И мой с ними. Я все говорила: не ходи, Ванька, туда, мало ли что за люди! Ну, разве удержишь, коли там наливают? Так и сгинул.
— Он сразу исчез, как только дача сгорела?
— А я его сразу-то и не искала. Думала, запил да в город уехал. Сестра у него там двоюродная да муженек ее, тоже алкаш. Ванька-то, как загуляет шибко, так к сеструхе. Там и пробудет несколько дней. Я раньше ездила туда, искала, переживала. А потом плюнула. Чего искать? Вот и подумала, что он там. А к той сгоревшей даче люди какие-то понаехали, да все там переворошили на пепелище. Я Ваньку-то хватилась спустя три дня. Никто его в городе не видел.
— В милицию заявили?
— Заявила. Толку-то? Думаете, искали его? Мало ли народу нынче пропадает? Ну, замерз спьяну где-нибудь. Подождала я с годок, поплакала, конечно, да и сошлась с Петей. Не расписывались, конечно. Кто его знает? Коли при живом муже, так оно грех. А мертвым его никто не видал.
— Да. Странно. Человек пропал, и ни слуху ни духу.
— Чего ж тут странного? Кто пропадает, а кто и находится, через пять лет. У Кузьминичны, вон, сынок нашелся. Все шлялся где-то, алкаш. А потом вернулся, да только рожа вся обгорела. Да шрам во все лицо. Прямо не признать.
— Чего ж тут странного? Кто пропадает, а кто и находится, через пять лет. У Кузьминичны, вон, сынок нашелся. Все шлялся где-то, алкаш. А потом вернулся, да только рожа вся обгорела. Да шрам во все лицо. Прямо не признать.
Глазов насторожился:
— Откуда же он взялся?
— Да я не знаю. Как взялся, так и обратно исчез. Месяца три у матери пожил и снова куда-то подался. Словно медведь-шатун. Не сиделось ему.
— А где эта Кузьминична живет? В деревне?
— Нет, на хуторе. Раньше-то, говорят, там три семейства жили. Потом все в деревню переехали, к людям, а старуха на хуторе осталась. Живет одна в своей избенке. Ей уж лет под восемьдесят, а она все как молодая. И косит сама, и в огороде возится. Крепкая бабка. Прошлый год пошла я по грибы, гляжу — она с колодца два ведра полных несет. Вот какое здоровье-то нам всем надо!
— Как доехать до хутора? — спросил Дмитрий.
— Да вам-то зачем? Она-то точно страховать ничего не будет. Упрямая бабка, все по старинке живет. И домов там больше нет. Все на срубы разобрали да вывезли.
— А все-таки? Мне спросить ее кое о чем надо, — Глазов был настойчив. Наталья только плечами пожала, но дорогу до хутора разъяснила. В конце концов, какое ее дело, чем занимаются приезжие люди? Дмитрий достал из кармана крупную купюру.
— Премия от фирмы за ценную информацию. Возьмите.
— Ой, да что вы! — растерялась женщина.
— Конфет мальчику купите.
— Спасибо. — Она вдруг засуетилась. — Давайте я вам хоть зелени с огорода нарву? Или молочка возьмите? А может, картошка нужна? Картошка у нас ранняя, с июня уже подкапываем потихоньку.
Дмитрий вежливо отказался. Он любил деревенское молоко, но сейчас ему было не до этого. Теперь Глазов знал наверняка, что за писателя Акима Шевалье приняли мужа Натальи Сидоренковой — алкаша Ваньку. Приехавшие люди Мелешева нашли на сгоревшей даче несколько трупов. Пересчитали, и сошлось. Поэтому и решили, что писатель погиб. Возможно, баллон с газом взорвался вовсе не случайно? Скорее всего, баллон там был не один. Глазов знал эту систему: газопровода в дачных поселках не было, там стояли газовые плиты, и баллоны для них привозили из города. Сразу несколько, про запас. Взрыв был очень сильным. Как писатель выжил, было похоже на чудо. Если только он хам все это не устроил.
Но как? Аким Шевалье — человек с фантазией. Талантливый писатель, чья психика пострадала в результате сильного стресса. Это чувствовалось в его последней книге, которую читал Глазов. Взрыв отчаяния, вот что это такое! Скорее всего, Аким Шевалье решил покончить с собой и взлететь на воздух вместе со своими тюремщиками. Он открыл газ, в расчете на то, что придет подвыпивший сторож и вместе с охранниками сядет на кухне покурить. Допустим, кухонка маленькая, плита и стол — все рядом. Один чирк спички — и мощный взрыв разносит дом в момент. Где был в это время писатель?
Глазов напряг свою фантазию.
— Митя!
Он сообразил, что уже несколько минут стоит на крыльце неподвижно. Юлия весело болтала с Натальей. Глазов уловил, что разговор идет о Никитке. Он вспомнил, что у Юлии нет детей. Почему так случилось? Спрашивать об этом сейчас, после того, что произошло на шоссе, казалось неделикатным. Но по тому, как Юлия возилась с мальчишкой, можно было догадаться, что у нее нет детей не потому, что она этого не хочет. Глазов помнил, как вела себя в таких случаях Светлана. В гостях у семейной пары, имеющей ребенка, она несколько минут с ним сюсюкала, совала шоколадку или другое лакомство и вздыхала с облегчением, считая, что внимания уделила достаточно. Если впоследствии ребенок мешал общению с хозяевами, жена начинала раздражаться.
Непонятно, почему, но Дмитрию было приятно наблюдать, как Юлия возится с мальчишкой. И с хозяйкой они нашли общий язык.
— Вы нас извините, — вздохнул он, спускаясь с крыльца, — но время поджимает. Мы поедем. До свидания.
Он схватил Юлию за руку и вывел за калитку. В ее руках были испачканные мокрым речным песком солнцезащитные очки.
— Хороший мальчик, — сказала она упавшим голосом.
У Глазова язык не повернулся спросить, что ее так расстроило. Он уже понял, что разговора о детях лучше не начинать. До колодца, возле которого они оставили машину, шли молча.
Увидев хозяйку, Альфа подняла голову. Было жарко, настоящее пекло, которое бывает в полдень по-настоящему летнего, солнечного дня. Дмитрий подумал, что надо бы переодеться. Снять мокрые от пота джинсы, надеть шорты. А лучше искупаться где-нибудь.
— Юля, у тебя купальник есть?
Она кивнула и полезла в машину. Альфа дышала тяжело, вывалив изо рта сухой розовый язык. Но команды покинуть машину не было. Собака с укором посмотрела на хозяйку.
Выехав на шоссе, Дмитрий увидел веселую компанию полуголых пацанов с велосипедами. Заметив у одного черную резиновую камеру, притормозил и высунулся из машины:
— Пацаны, а где здесь купаются?
— Прямо поезжайте. Там съезд будет, и дорога грунтовая на пруд.
Примерно через полтора километра Глазов свернул к пруду. Там орали так, что проехать мимо было невозможно. Одни ребятишки барахтались в мутной воде возле берега, другие с разбега бултыхались в пруд с деревянных мостков. Дмитрий подъехал к другому берегу, где было не так грязно. Альфа тут же выпрыгнула из машины и побежала к воде.
— Переодевайся, — сказал Глазов Юлии и вспомнил, что у него самого плавок нет. Хорошо, трусы не семейные. Не в горошек. Типа плавки. Здесь можно: деревня.
Юлия переоделась в машине и вылезла оттуда, держа в руках клетчатый плед. Расстелила его на траве, в то время как Дмитрий тайком на нее косился. Не смотреть он не мог, и не сравнивать Юлию со своей женой не мог тоже. Потому как долгое время другой женщины у него не было. И к Светлане он за несколько лет привык. Жена постоянно сидела на диетах, следила за весом, хотя тайно Глазов терпеть не мог худых женщин. Но говорить об этом стеснялся. Если Светка обидится, будет скандал. А скандалить она умеет.
Теперь же он не без удовольствия смотрел на широкие бедра женщины и большую грудь. Вот это то, что ему нравится!
— Хорошая у тебя фигура, — не удержался он.
— Не модная.
— Ну и черт» с ней, с модой. Я же не в кино тебя снимать собираюсь, — ляпнул он.
— А что ты со мной собираешься делать? — лукаво спросила Юлия.
Он не ответил, потянул ее на плед. Просто посидеть рядом, коснуться губами щеки, почувствовать запах ее волос. Убедиться в том, что утренняя сцена в поле, посреди влажной от росы травы, не приснилась. Глазов не заметил, как Альфа выскочила из воды и стала отряхиваться рядом с ними, разбрызгивая вокруг веером ледяные капли. Он вздрогнул, Юлия взвизгнула и вскочила:
— Ой, холодная какая!
— Животное! Вечно ты влезешь! — рявкнул на собаку Глазов. Потом, почувствовав, что момент прошел, поднялся и направился к мостику.
Была не была! Авось шею не сломает. А женщина смотрит. Надо показать класс. Он разбежался и ласточкой бултыхнулся в воду, вынырнув уже в нескольких метрах от берега. И, отфыркиваясь, сказал:
— Ох ты черт, вода ледяная!
И, пижоня, поплыл к противоположному берегу — На середине обернулся. Ну и как? Юлия осторожно, боком, слезла в воду, потом уверенно поплыла на середину пруда. Плавала она широким, ровным кролем, и Глазов понял, что соревнование устраивать не стоит. Как говорится, у них в деревне школы не было, а она, будучи замужем за богачом, в бассейн наведывалась раза по три в неделю. Не меньше.
— Девушка, у вас по плаванию разряд? — с иронией спросил он, когда Юлия оказалась рядом. — Предупреждать надо!
— И что бы ты сделал? — она легла на спину, стала лениво подгребать руками.
— Сказал бы, что у меня плавок нет. У меня все-таки мужское самолюбие!
— Тогда пусть тебя самолюбие спасает, когда тонуть начнешь.
Она перевернулась на живот и стала быстро уплывать от Дмитрия своим красивым кролем. Он бросился вдогонку и почти догнал. Вот именно: почти. А выйдя на берег, повалился на плед без сил. Солнце припекало. Стало так сладко и лениво. Он лег на живот и закрыл глаза. И не заметил, как заснул.
СОЛО ДЛЯ ФЛЕЙТЫ
Он застрял в снах где-то между двумя своими жизнями. Это было мучительно. Отчего-то приятные воспоминания во сне не возвращаются, зато пережитые кошмары повторяются регулярно. Причем удвоенные, утроенные и извращенные. С возрастом они накапливаются и меняют цвет. Краски сгущаются. Особенность человеческой психики. А страданий на его долю выпало немало. Вот и получалось, что, засыпая, он словно нанизывался на прут из раскаленного железа. И снова жгло. Но спать-то когда-то надо!
Этот сон он, как правило, видел перед болезнью. Едва начинало першить в горле, он уже знал: ночью это вернется. А утром скорее всего поднимется температура. Может, лучше бы ему умереть? А так приходится делать это регулярно, раз в месяц, а то и два, и три. Надо было пережить один раз и обрести покой. Так нет! Все из-за нее! Из-за большой черной кошки! Хотелось отомстить. Человек глуп. Он непременно хочет пережить своих врагов и насладиться их мучениями.