А что, интересно, сделает этот сторож, если заподозрит, что я не сплю и не валяюсь в бессознанке? Наверное, просто свяжет, чтобы лежала как бревнышко и послушно ждала неведомого Долохова.
Да кто он такой, черт бы его побрал? Ему-то чего от меня надо?!
А что надо было железнодорожнику? Кстати, может, его фамилия и есть Долохов?
Наверняка! Значит, он меня нашел там, куда выбросил, и держит теперь взаперти.
Почему? Чем я ему опасна? За что он хочет свалить на меня убийство того человека в купе?
Я с трудом удерживаю дрожь ужаса, которая так и рвется изнутри. Мысли пугают, будоражат меня, мучают. Я больше не могу сдерживать страх! Еще мгновение – и…
– Девушка? – раздается рядом осторожный шепот. – Вы спите?
Подавляю совершенно кретинское желание ответить «да». Лежу и соплю в две дырочки, изо всех сил стараясь делать это как можно более ровно и спокойно.
– Девушка, вы меня слышите?
«Нет!» – почти срывается с моих губ. Но я играю в старую детскую игру: «Да» и «нет» не говорите, черное с белым не берите!» Молчу. Молчу и вслушиваюсь в каждый звук. И напряженным слухом различаю наконец легкий шелест шагов, отдаляющихся от дивана – или на чем я там лежу. Потом какую-то возню – видимо, в прихожей. Осторожное пощелкиванье замков. Стук двери. Снова щелканье замков. И наконец – тишина!
Кажется, он ушел и караул снят!
Однако я не вскакиваю, радуясь свободе, а лежу, как лежала, подозревая подвох. Сама не знаю, что меня насторожило. Видимо, за эту безумную ночь чувства так обострились, что я слышу не только ушами, а всем существом: я по-прежнему не одна в квартире! Лежу и лежу, внимая каждому трепетанию воздуха. И мое терпение наконец-то вознаграждено! Я снова слышу удаляющиеся шаги, снова хлопает дверь – теперь уже громче, откровенней, и замки поворачиваются порезвей. И вот теперь в комнате воцаряется тишина одиночества.
Ай да ну! Ай да хитер оказался мой сторож. Только я его все же перехитрила. «Ты хитер, а я хитрей, и кусаюсь я больней». Не помню, что это, откуда, какой-то стишок из детства. Но я его перехитрила, факт! Осталось только «укусить больней» – то есть сбежать.
Вскакиваю с дивана – оказывается, я лежала на большом кожаном светло-бежевом диване, – и мчусь в прихожую, но тотчас замечаю, что я босиком, в одних носках. Мои сапоги стоят в уголке, в гостиной.
Обуваюсь. Сдергиваю со спинки стула куртку и проверяю карманы. Сколько я могу вспомнить, все на месте. Паспорт, ключи, кошелек, щетка для волос, косметичка, носовой платок и даже пакетик с запасными трусиками. Отлично, во всяком случае, меня не ограбили, а только хотели убить!
Теперь слинять отсюда – и как можно скорей!
Однако одного взгляда на дверь вполне достаточно, чтобы погасить мой порыв. Она огромная, массивная, сплошная, на ней укреплена вместо ручки какая-то круглая штучка, еще я вижу темную пластину размером со спичечный коробок – и все, больше ничего, никаких признаков замков, которые можно отпереть. Однако я слышала, как мой сторож тут чем-то скрежетал. Наверное, нужны ключи… А куда их вставляют, эти ключи? На всякий случай я пытаюсь повернуть круглую штучку. Она охотно вертится направо и налево, однако ничего не происходит. Дверь не отворяется. Причем она так плотно пригнана к косяку, что зазор между ними совершенно микроскопический. Туда не всунешь ни топора, ни монтировки, дверь не отожмешь…
Определенно не всунешь и не отожмешь! Прежде всего потому, что ни монтировки, ни топора у меня нет.
Некоторое время я еще вожусь около двери, совершенно бесцельно ощупывая и ее саму, и прилегающие стены в надежде нажать на какой-нибудь выступ, где скрыто тайное устройство, но при этом понимаю тщетность своих усилий. С дверью мне не справиться, ясное дело. А как насчет окна?
С окнами тоже худо дело. Во-первых, в них стоят стеклопакеты, но это еще полбеды. Гораздо хуже, что выходят окна не в какой-то милый тихий дворик и даже не на проезжую шумную улицу, а в серые зимние небеса да на вершины берез. «Я на своем девятом этаже распахиваю окна прямо в небо…» Где-то читала такую строчку, не помню, в чьих стихах. Ну, этаж не девятый, однако достаточно высокий. Прыгать – наверняка убьешься. Тут иначе, чем по пожарной лестнице, не спустишься.
А ведь это мысль, между прочим! Вызвать пожарных… вызвать милицию, МЧС! Кричать, что меня заперли, замуровали, похитили, спасите-помогите!
А куда их вызывать? По какому адресу? Где эта улица, где этот дом, в каком городе? Куда меня завезли?
Смотрю в окно внимательней. Теперь меня интересует не то, как оно открывается, а то, что открывается за ним. Надо попытаться понять, где я нахожусь.
Из всех трех окон (в квартире две комнаты и кухня, обращенные на одну сторону) виден какой-то парк. Березы, березы, подтаявший, неопрятный мартовский снег, тропинки, протоптанные собаками и собачниками, сороки, которые скачут по ноздреватым сугробам… Ну что ж, ранней весной все выглядит невзрачно, зато летом здесь, наверное, очень хорошо. Не слабый вид из окна выбрал себе этот Долохов! Тишина, покой, только изредка доносится звон пробежавшего трамвая – далеко впереди, за деревьями, метрах в ста, не меньше, виднеется широкая проезжая улица и проложенная по ней трамвайная линия. Наверное, когда распускаются листья, зелень полностью закрывает эту улицу, и можно подумать, что парк простирается далеко-далеко. Наверное, летом и весной не видно даже огромного транспаранта на вершине вон того высоченного дома: «Саров-банк».
Что?! «Саров-банк»?!
Я просто-таки прилипаю к окну. Теперь вижу справа причудливое красное строение с башенками и балкончиками – жилой дом, а слева – телевизионную вышку.
Не верю своим глазам. Только что передо мной было уравнение со множеством неизвестных – и неизвестным ответом. Теперь все иксы и игреки вдруг обрели совершенно конкретные значения.
Внизу – просторный парк. Впереди – высотка с транспарантом «Саров-банк». Справа – красный жилой дом с вычурными прибамбасами. Слева – телевизионная вышка!
Уже одной ее довольно было бы, чтобы помочь мне найти верный ответ. А впрочем, вышки есть во многих городах. Но чтобы в каком-то другом городе сошлись вот так четыре приметы разом… Есть только одно место на земле, где они способны сойтись. Это – парк Пушкина в моем любимом городе, Нижнем Новгороде. Да я по этому парку сто раз пробегала на Средной рынок и обратно! Мой дом отсюда в двадцати минутах ходьбы!
Отхожу от окна, закрываю глаза, чтобы легче думалось, и пытаюсь осмыслить случившееся. Я была почти уверена, что очнулась во Владимире. Все-таки из вагона меня выкинули на подъезде к этому славному граду. Но я в Нижнем, совершенно точно – в Нижнем!
А вдруг это совпадение? Вдруг у меня глюки от острейшего желания поверить в чудо? Как, каким образом я попала в Нижний? Кто и почему меня привез сюда? Посмотрели в паспорте место прописки и решили вернуть в родной город? Тогда уж почему не отвезли прямиком в квартиру, у меня ведь не только паспорт был в кармане, но и ключ?
Поскольку я в последнее время отучилась верить своим глазам, ушам и умозаключениям, то решаюсь получить более весомые доказательства того, где я в конце концов нахожусь. Есть такая штука – междугородняя телефонная связь. Если я в Нижнем, то по любому нижегородскому номеру дозвонюсь моментально. Если в другом городе – надо будет набирать восьмерку и код.
Где тут телефон?..
Вот он. Аппарат с автоответчиком, он же факс, а может, и что-то еще. Довольно навороченное сооружение со множеством вспомогательных кнопок. Меня они, впрочем, нимало не интересуют. Простым дедовским способом набираю свой домашний номер. Есть соединение, слышу гудки – нормальные длинные гудки. А вдруг в каком-то неведомом городе тоже есть такой номер, как мой, и мне сейчас ответит чужой человек?!
Но отвечаю я сама – вернее, мой голос, записанный на мой автоответчик:
– Вы позвонили по номеру… Можете оставить свое сообщение после гудка.
Я выслушиваю гудок – и с трудом преодолеваю искушение что-нибудь сказать самой себе.
Кладу трубку. Ну, убедилась? Нет еще, одну минуточку. В комнате стоит огромный телевизор. Плоский экран, то-се. «Панасоник», ишь ты. А как его включать? С трудом разбираюсь с пультом и начинаю поочередно нажимать кнопки. Да сколько тут программ?! И все какие-то незнакомые! Сердце у меня снова сжимается от страха, но тотчас я нахожу «Око Волги», «ННТВ» и «Диалог».
То есть я бесспорно в Нижнем!
Однако эта уверенность не помогает мне выбраться отсюда… Вообще надо сказать, моя кратковременная радость во время просмотра телепрограмм несколько полиняла. Потом объясню почему.
Итак, что делать?
Попытаться открыть окно и поднять крик? Кто-нибудь вызовет милицию, да я ведь и сама могу ее вызвать – у них там определяется каждый телефонный номер, а с номером и приблизительно указанным мною адресом они живо сообразят, куда ехать меня выручать.
Итак, что делать?
Попытаться открыть окно и поднять крик? Кто-нибудь вызовет милицию, да я ведь и сама могу ее вызвать – у них там определяется каждый телефонный номер, а с номером и приблизительно указанным мною адресом они живо сообразят, куда ехать меня выручать.
Так. Предположим, я позвоню. Предположим, они приедут и поверят моим воплям насчет того, что меня похитили, заперли и т. д. Но тогда мне придется объяснить все, что происходило раньше. Про поезд, про купе, про убитого голого человека. Про железнодорожника, который сбросил меня с поезда где-то в районе Владимира. Сбросил прошлой ночью…
Я снова включаю «Око Волги» и тупо смотрю на цифры в верхнем левом углу экрана, поразившие меня еще в прошлый раз.
13.35. Это время. И еще – 13.03.03. Это число. Сегодняшнее число! 13 марта текущего года.
Я поехала в Москву в десять вечера 12 марта. Вчера! Минуло полсуток со времени моего жуткого приключения в вагоне. Каким образом я оказалась снова в Нижнем?! Кто и почему привез меня сюда с такой скоростью?!
Поверят ли мне менты? Не примут ли меня за психопатку, которой привиделось все случившееся? Да уж, выглядит это малоправдоподобно, прежде всего из-за подчеркнуто стремительного передвижения во времени и пространстве. Ну кто меня мог подобрать и доставить сюда? Кто и зачем?
Стоп, но я же здесь!
В том-то и дело, что я – здесь! В этой квартире, обставленной, мягко говоря, весьма не хило… Кожаный диванчик… Качество обоев… Несколько картин, которые преисполняют мое сердце, влюбленное в живопись, искренней завистью. Небось не у Решеток куплены, где продают в основном акриловую мазню. Хотя и там встречаются хорошие работы, грех жаловаться, только по непомерной цене, и если хозяин этого жилья покупает картины такого качества, что ж, это изобличает его отличный вкус и тугой кошелек. Вообще богатенький Буратино, судя по обстановке! Можно предположить, что и за плотно закрытыми дверцами шкафов-купе есть что взять, да и техника вон какая, и телевизор несусветный, и компьютер новейший – у меня по сравнению с этим какой-то старый рыдван, думаю я в припадке острой зависти. Предположим, с точки зрения милиции, я не психопатка, а воровка, которая в квартиру забралась, но тотчас поняла, что обратно ей не выйти. И немедленно выдумала какую-то невероятную историю о похищении, даже вызвала ментов, чтобы отвести от себя подозрения и спастись. Если я сама слабо верю случившемуся, то кто другой поверит мне?!
А если ко всему этому предположить, что ретивый враг мой (того поганого железнодорожника я никак не могу считать своим другом!) сообщил об убийстве, случившемся в купе, то имя соседки убитого, занимавшей шестое место, определенно известно! Паспорт я забрала, но остался билет! И на нем, и в компьютере кассира – моя фамилия! Что, если нижегородские менты уже получили ориентировку на меня?! «Особо опасная преступница… принять все меры к задержанию…»
Ой, об этом даже думать не хочется. Ведь я, естественно, мечтала, что, выбравшись отсюда, рвану домой. Вымоюсь, переоденусь, отдохну в своей крепости. Спокойно обдумаю, что делать, как быть. Но если меня ищут… что предпринять? Куда податься? Я хочу под душ, я хочу одеться во все чистое! Не раз убеждалась, что, когда моя голова свежевымыта, она соображает гораздо лучше.
Погоди, не паникуй, увещеваю я себя, надейся на чудо. Одно чудо уже произошло – ты осталась жива, хотя была выброшена из поезда на ходу. У тебя нет никаких переломов и увечий, судя по проворству, с каким ты мечешься из комнаты в комнату. Этот неведомый Долохов привез тебя именно в Нижний – причем не в какой-то незнакомый тебе район, а любезно доставил в верхнюю часть, практически домой. Вон уже сколько чудес набралось! Так давай уповать на лучшее. На то, что непременно произойдет еще одно чудо. Правда, бог троицу любит, а я жду от него уже четвертого благодеяния.
Ладно, жалко ему, что ли, четвертого чуда для несчастной, замученной женщины? Я все-таки регулярно хожу в церковь (ну, более или менее регулярно!), я даже поститься собиралась… правда, именно в день начала Великого поста неугомонная подружайка Жанна, хозяйка «Барбариса», затащила меня на единственное выступление в Нижнем знаменитого петербургского мужского балета, что, конечно, не назовешь зрелищем, предназначенным для спасения души. Вдобавок мы потом поехали в «Барбарис» и крепко выпили там. И хоть ели только рыбу, но все же, все же, все же…
Боже, прости меня. Боже, помоги мне выбраться отсюда, и, клянусь, я буду поститься на хлебе и воде до самой Пасхи!
Черт, как есть хочется, между прочим… а в холодильнике Долохова, судя по словам охранника, те самые продукты, которые одобрит самый строгий постник: морская капуста и кальмары…
Нет, мне до продуктов моего супостата даже дотронуться противно! И вообще, сейчас не время даже думать о еде.
Думать надо о спасении!
Но пока меня не осеняет никакая светлая мысль на эту тему. Вызвать не милицию, а эмчеэсников? Но будут ли они взламывать квартиру добропорядочного гражданина? Им нужен весомый предлог. Я, конечно, могу наплести, что меня запер случайный любовник. Поэтому не знаю толком адреса, пусть определят его сами по номеру телефона. Но опять же без милиции здесь не обойдется, а там мне придется показать паспорт, и значит…
Между тем я замечаю, что понятие «определитель номера» повторяется в моем внутреннем монологе уже не первый раз. Мне бы тоже не мешало знать номер телефона Долохова. Потом, когда я выберусь отсюда (если!), он мне поможет кое-что узнать о хозяине. Вообще лишняя информация никогда не вредит. Поэтому я, минутку подумав, звоню Жанне домой (у нее стоит телефон с определителем) и не кладу трубку до тех пор, пока, по моим расчетам, определитель не останется доволен. Я точно знаю, что Жанна сейчас в своем ресторане, вернется не раньше чем через час, так что ни на какие расспросы нарваться я не рискую. На всякий случай, чтобы избежать осечки (не все номера определяются!), я звоню еще своим соседям: они сейчас тоже на работе, и у них тоже есть определитель. Потом я узнаю у Жанны, какие циферки обозначились на дисплее около двух часов, о том же спрошу у соседей и, если номера совпадут, буду знать, что я не ошиблась.
Все это время я то и дело поглядываю на компьютер Долохова. Наконец, следуя тому же принципу – насчет лишней информации, которая не повредит, когда (если) я отсюда смотаюсь, – включаю его.
«Рабочий стол» испещрен знакомыми и незнакомыми значками. Для начала открываю «Проводник» – и столбенею от количества файлов и папок. Ну ладно, программные меня не волнуют, а вот этот, к примеру, названный «BUSA»? Какая буса? Или буза? Это на каком языке? Еще один файл – D-x-NV. Полная несуразица. Правда что икс! А папка, называемая «Will». Похоже, это по-английски: will – желание, желать. «Недаром имя, что дано мне, значит желание. Желанием томим…» И далее по тексту сонета Шекспира, ну а имя его, как известно, Вильям – William!
Но моя образованность по части английской литературы мало помогает открыть файл по имени «Will»: натыкаюсь на требование ввести пароль. Ага, Долохов тщательно шифруется! Вот гад, а? Пытаюсь наудачу открыть другие файлы и папки, но каждая требует своего пароля. Возиться с этим времени нет, тем паче что хакер из меня никакой, я работаю на компьютере «на уровне пользователя», знаю только Word, ну и Outlook Express, с помощью которого я по электронной почте связываюсь со своим издательством.
Господи! Outlook Express! Электронная почта!
Я снова открываю «Рабочий стол» и ищу в нем «Outlook». Вон он, родимый. Запускаю его. Интересно… Ни одного поступившего или отправленного сообщения не сохранено, папка «Удаленные сообщения» тоже пуста. Долохов явно опасается, что в его почтовый ящик кто-то сунется в его отсутствие. Если знаешь пароль, такую диверсию без проблем провести с любого компьютера, подключенного к Интернету, – это знают даже такие дилетанты, как я. Входишь в программу malto.ru, указываешь нужный электронный адрес, пароль – и пожалуйста, ворота открыты!
Размышляя, я тем временем создаю сообщение, не без усилий вспомнив свой собственный электронный адрес (мне-то не часто приходится слать письма самой себе!), и начинаю грузить и отправлять один за другим долоховские файлы, уже не тратя времени на расшифровку названий. Да, я ничего в паролях не понимаю и открыть сама эти файлы не смогу, но знакомый компьютерщик Леша раз в три месяца проверяет мою машинку на предмет излечения от могущих быть вирусов и прочих неполадок и как-то обмолвился, что знает одного парня, которому взломать любую программу или шифр – раз плюнуть.
Когда-нибудь я ведь доберусь до дома. И тогда с помощью этого хакера попытаюсь понять, чем живет и дышит похитивший меня человек!
На счастье, у Долохова отличный, дорогой модем, да и связь на грани фантастики. Похоже, цифровая, не то что у меня! Сообщения стремительно улетают одно за другим. Проходит не больше десяти минут, а я отправила по своему адресу все, что хотела. Несколько раз наткнулась на программные файлы, но мне они ни к чему, я их не трогаю. Теперь надо замести следы. Мне совсем не нужно, чтобы Долохов узнал, куда были скопированы его файлы – наверняка секретные! Я удаляю все отправленные письма, а потом очищаю папку «Удаленные сообщения». Отлично. Теперь Долохову вовеки не дотумкать, куда девались копии всех его файлов. Он вообще не узнает, что их кто-то скопировал!