Стоп. Мне это имя что-то говорит, определенно…
Сижу, вспоминаю, кручу в голове колесики, а потом снова открываю папку под названием «Will». Что-то я такое заметила в файле «Картотека»…
Точно! Вот оно!
Заметка называется «Во избежание бед и потрясений». Рассказано о взрыве в Московском районе. В квартире погиб один из жильцов, да еще два трупа нашли. Этих двоих пока не опознали, но хозяина…
Читаю, натурально холодея:
«Эпицентр взрыва находился в квартире номер двадцать, принадлежащей семье Пластовых. Супруги Олег Сергеевич и Ирина Петровна проживают на другой жилплощади, а в Московском районе обитал их сын Сергей, учившийся на химико-биологическом факультете в Нижегородском университете. Он погиб, причем от парня остался только обгоревший скелет».
Да уж, кошмар, конечно… Читаю дальше.
«Родители Сергея Пластова, его друзья, соседи – все в шоке от случившегося. Сергей был известен своим товарищам как талантливый электронщик, который никому не отказывал в помощи по ремонту забарахлившей компьютерной техники…»
Понятно. Мне, к сожалению, так и не удастся воспользоваться его помощью.
Какое счастье, что какой-то дядька успел отключить газ во всем доме! Взрыв бытового газа – это кошмар нашего времени, особенно когда, к примеру, в соседях алкоголик, как у меня…
Господи помилуй, помилуй, помилуй!
На кого хочешь нагонит страху эта ужасная заметка, конечно. Но для меня самое ужасное – в последнем ее абзаце:
«Среди этого страшного хаоса уцелела только одна фотография, а еще – маленькая зеленая книжка-»раскладушка» с крестом на обложке. Внутри – нарисованное распятие и молитва «Во избежание бед и потрясений». Кстати, уцелевшая фотография была вложена в книжечку. На ней изображен отец погибшего Сергея Пластова, Олег Сергеевич, в годы своей молодости, в компании своих знакомых (см. фото). Ну что ж, будем надеяться, что хотя бы эти красивые девушки избежали в своей жизни бед и потрясений, которые не обошли стороной ни самого Олега Пластова, ни его семью».
Я не знаю этих женщин. Я ничего не знаю насчет потрясений, которые обошли их или не обошли. Но самому Пластову опять не повезло. Трагически не повезло! Ведь это его фамилия значилась на билете, который лежал в моем купе на столике! Там было написано – «Пластов О. С.».
Получается, именно Олег Сергеевич Пластов, отец погибшего хакера-химика Сергея, был убит прошлой ночью?
Убит, предположительно, мною…
D-x-NVИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА МЕРКУЛОВА КОНСТАНТИНА НИКОЛАЕВИЧАРасшифровка видеозаписи.
– Посмотрите на эти фотографии и, если увидите известных вам людей, назовите их.
– Я знаю вот этих трех парней. Одного видел только мельком, мы незнакомы, двух других зовут Роман Карташов и Михаил Полуянов.
– Где вы их видели?
– В спортивно-тренажерном зале стадиона «Динамо», где я работаю тренером. Вот эти оба, и Роман, и Миша, были моими клиентами.
– Расскажите подробней о вашей работе с ними.
– Ну, на тренажерах может приходить заниматься кто хочет. Желаешь – абонемент покупай на месяц, желаешь – приходи на разовое занятие (это сотня). Ты можешь хоть качаться, хоть сесть на велотренажер, хоть штанги тягать, хоть бегать на беговой дорожке. Но ты фактически предоставлен сам себе. А если тебе нужна консультация, то плати еще 800 – и тренер уже буквально не будет от тебя отходить, будет конкретно заниматься с тобой на каждую группу твоих мышц. Вот такими моими клиентами были Роман и Миша. Они приходили то в разное время, то одновременно.
– У вас с ними были дружеские или чисто деловые отношения?
– С Мишей сугубо деловые. То есть мы нормально общались в тренажерном зале, но в другом месте ни разу не встречались. Кроме того, Миша богатенький парень, я для него просто прислуга. Нет, он отлично себя ведет, все нормально, но такие вещи сразу чувствуются.
– А Роман?
– Этот попроще. Иногда, если он поздно приходил, мы даже с ним вместе уходили из зала. Он меня поджидал, потом мы шли на площадь Свободы (я там живу, Роману, я так понял, тоже было по пути), мы разговаривали.
– О чем?
– Ну, он спрашивал, как идут мои дела, сколько я получаю. Как жизнь, хватает ли на всякие радости. Довольна ли моя жена нашим уровнем жизни. Ну, я сказал, что мы хотели бы купить квартиру и жить отдельно от ее родителей, но пока не получается откладывать. Всякое такое.
– И в одном из таких разговоров он предложил вам несколько повысить уровень ваших доходов?
– Ну да… Он сказал, что у него есть приятель, который может хорошо заплатить за плевую работу. Ему надо привезти колесо из Сормова в поселок Ольгино.
– У вас не возникло никаких подозрений на эту тему?
– Ну, я, конечно, подумал: здесь что-то не так.
– Однако вы согласились?
– Да. Роман сказал, что даст за это двести долларов. Хорошие деньги за максимум два часа работы. Я и убедил себя, мол, ничего, ерунда, не надо лишку загружаться, типа, что с одного раза случится?
– И как развивались события потом?
– Ну, мы встретились с Романом, он сказал, что дело надо будет сделать завтра. Дал мне подробные инструкции. Сказал, что, когда все будет закончено, ровно к четырнадцати часам, я должен ждать его у кинотеатра «Электрон», около гаражного массива. Он дал мне аванс сто долларов. Наутро я занял на один день у тестя его тачку, поехал в Сормово, зашел во двор магазина «Книжный мир», где должен был по указанию Романа забрать у какого-то толстенького чернявого мужичка колесо. Я нашел по описанию коричневый гараж с черной дверцей, подошел, постучал, но никто не открыл. Я походил по двору, посмотрел туда-сюда, зашел в подъезд. Увидел какого-то дядьку с собакой, спросил, не знает ли он, чей это гараж. Он ответил, что тут появлялись какие-то люди, но точно сказать не может. Потом прошла еще какая-то толстуха с сумкой, я ее окликнул, хотел спросить, но она даже не повернулась в мою сторону. Я еще подождал, но прошло полчаса, никто в гараже так и не появился, и я решил, что произошла какая-то накладка. Подумал, что надо поехать к «Электрону», встретиться с Романом и рассказать, как было дело.
– А Карташов не давал вам номер своего телефона? На всякий случай, для экстренной связи?
– Да, Роман мне дал его. Но сказал, что звонить можно только в самом крайнем случае. Оставить сообщение на голосовой почте, и он мне сразу перезвонит. Я решил, что это как раз тот случай, дважды позвонил, но мне ответили, что абонент временно недоступен. Тогда я окончательно решил ехать. Я боялся опоздать и поэтому, конечно, поехал напрямик, а не как он мне говорил, объездным путем, через Молитовский мост. Я так спешил, что даже на десять минут раньше назначенного времени приехал. Подождал, но и вовремя никто не появился. Романа не было. Я час там проторчал и поехал домой.
– Скажите, а как Роман называл того человека, с которым вы должны были встретиться в Сормове?
– По имени никак. Сказал: «Смотри не опаздывай, а то шеф уйдет».
– Видели ли вы с тех пор Романа Карташова в тренажерном зале или где-нибудь в другом месте?
– Нигде и никогда. В зал он больше не приходил.
– Вы ему звонили?
– Да, несколько раз. Ответ был, что номер абонента временно заблокирован.
– А какое мнение у вас сложилось насчет такого неожиданного поворота этой истории?
– Ну, я подумал, что-то случилось с Романом. Или, как пишут в газетах, его деятельность прекратилась по независящим от него обстоятельствам.
– Вас не удивило, что вас вдруг задержали и привлекли к даче показаний?
– Ну… как сказать… По большому счету, у меня были неприятные предчувствия, я же говорил. Жалею, что деньги Ромкины потратил.
– А что вы думали о том колесе, которое должны были привезти?
– Ну так я его же не привез, какой смысл о нем думать?
– Вам не приходило в голову, что под предлогом доставки колеса вас хотят использовать для какой-то противо-правной цели?
– Ну… не знаю. Я только подумал, что, если это будетчто-то другое, я ведь всегда могу отказаться везти груз. По-честному, я даже где-то рад, что все сорвалось.
– Роман Карташов упоминал когда-нибудь в вашем присутствии о веществе D?
– Нет.
– Какое-либо другое наркотическое вещество?
– Нет.
– Вы слышали об агентстве …?
– Нет.
– Вы когда-нибудь видели вот этих людей? Посмотрите внимательно на снимки.
– Нет, никого из них я не видел.
– У вас есть знакомые в среде химиков?
– Да нет, я с бывшими сидельцами не знаком.
– Я имею в виду профессионалов-химиков, ученых или студентов.
– А… да вроде нет. Может, кто-то ходит к нам на тренажеры, но я таких не знаю.
* * *Едва отъехав от дома, Долохов сразу начал нудить, что первым делом надо спуститься на Рождественку, в адресный стол. Потому что там работают вроде бы до пяти только. И потом уже ехать в студенческую столовую на Провиантской.
– Если до пяти, ты и так уже опоздал, – резонно возразил Максим. – А я должен прийти выпить за Серегу, нехорошо его не помянуть, сам посуди! Поэтому ты нас с тетей Валей отвези в столовую. А сам езжай искать свою красотку куда хочешь.
– Что-то ты, брат, осмелел, – проворчал Долохов, искоса поглядывая на Максима. – У меня есть сильное искушение начистить тебе вывеску за этот конвертик… мало того, я просто обязан это сделать, понятно? Не забыл еще, как это у меня лихо получается?
Все веснушки Максима, которые обычно были не очень-то заметны, мгновенно обозначились на его физиономии.
– Не забыл, вижу, – кивнул Долохов с явно садистским, как почудилось Валентине, удовлетворением. – Ну вот и молчи.
– Володя, ну что ты пристал к ребенку! – сердито стукнула его по плечу сидевшая сзади Валентина. У нее все еще болела голова, она устала, хотела спать и понять не могла, зачем ее понесло на очередное печальное мероприятие. Неужели снова захотелось выпить на помин чьей-то души? Но ведь это сущий мазохизм… Нужны Олегу ее соболезнования и воспоминания о прошлом, правильно Валька еще ночью сказал. Тем более они не нужны жене Олега, с которой Валентина даже незнакома. Но раз поехала – ладно, держись, не кисни. В конце концов, там необязательно сидеть до конца поминок. Полчасика побыть, просто долг отдать – и поглядеть на Олега.
«Да, бабство, бабское любопытство! – с вызовом мысленно сказала Валентина неведомо кому. – Ну и ладно. В конце концов, я и есть баба!»
– Кстати, Володя, с чего ты все-таки взял, что Олега не будет в столовой? – напомнила она. – Не мог он так срочно уехать, сына не помянуть. Неважно, что Сережа ему не родной – все-таки он его воспитывал с какого-то совсем малого возраста, чуть ли не с двух лет.
– Что, серьезно? – Максим и Долохов, сидевшие впереди, враз оглянулись на Валентину. Впрочем, Долохов тотчас вновь вернулся к рулю, а Максим продолжал пялиться вытаращенными глазами:
– Значит, у него не отец, а отчим? Ты откуда знаешь, тетя Валя?
Валентина в нескольких словах, без особых подробностей, рассказала о своем прежнем знакомстве с Олегом, о Пильно, о Розе и всех прочих печальных делах.
Долохов ни разу не обернулся и ничего больше не спрашивал, но иногда Валентина перехватывала в зеркале его напряженный взгляд.
Интересно, почему его так зацепила эта новость?
– Ну и дела, – пробормотал Максим. – Ишь ты, я не знал, что отец у него не родной. Впрочем, я не шибко дружил с Серегой, чтобы он со мной о таких делах откровенничал. Правда, он меня со своей девочкой познакомил, а больше никто о ней даже не слышал, но я так думаю, это потому, что мы нос к носу столкнулись, когда он с ней на остановке разговаривал, а я его окликнул, и ему просто неудобно было нас не познакомить.
– Да? – безразличным тоном спросил Долохов. – И что за девочка у него была? Тоже… с химбиофака?
Почудилось Валентине или обозначилась какая-то пауза в этом невинном вопросе? А кстати, откуда Долохов взял, что Сережа Пластов на химбиофаке учился? Да, вроде бы об этом было написано в той страшной заметке. Выходит, Долохов ее читал? То есть он знал о гибели Сергея еще до того, как Максим заговорил о поминках? А впрочем, какое это имеет значение?
– Нет, она, кажется, не студентка, – ответил Максим, и Валентине почудилось, что слова его прозвучали как-то очень осторожно.
– А как ты считаешь, у них… отношения были серьезные?
Да что такое, почему ей мерещится в словах Долохова какой-то подтекст? Вернее, в интонации, а не в самих словах – вполне безобидных.
– Не знаю, – после некоторого раздумья ответил Максим. – Я о ней ничего раньше не слышал. И вообще, она не похожа… на остальных девчонок, с которыми Сережа раньше тусовался. Такая серьезная, крепкая черноглазая деваха, тугая вся, не то что эти наши, заморенные… инфузории-туфельки.
– Что? – хихикнул Долохов. – Это что ж за туфельки такие? Чьего производства?
– Простейшие, типа амебы, – авторитетно объяснил Максим. – Размножаются делением.
– Чего только не бывает на свете… – пробормотал Долохов, заглушив мотор.
За разговором Валентина даже не заметила, как они оказались на месте, около студенческой столовой. То есть Долохов решил не ехать в адресное бюро? Забыл? Или сейчас высадит их с Максимом, а сам помчится на Рождественскую?
Нет, тоже выходит, закрывает машину.
– Ну, пошли, помянем твоего дружка, – сказал Долохов и первым взбежал на крыльцо.
Там толпились ребята, с виду студенты. И не скажешь, что собрались на печальное мероприятие. Орут, хохочут. Валентина поглядывала на них с невольным осуждением, пока не вошла в столовую и не поняла, что она работает в нормальном режиме. В гардеробной и общем зале царило оживление, возможно, большинство ребят и не знало, что в отдельном помещении накрыта поминальная трапеза.
Зальчик был очень небольшим, поэтому за столы садились в несколько очередей. Валентина с Долоховым и Максимом приехали как раз в ту минуту, когда места занимала вторая партия гостей. Их никто не считал, не проверял, не уточнял, кем-де вы приходились покойному. Кому не хватило мест за столами, вышли в общий зал – подождать третьей очереди.
Здесь было тихо – не в пример крыльцу и соседнему помещению. Валентина исподтишка оглядывалась, пытаясь высмотреть Олега (все же она не до конца поверила Долохову, что отец, ну, пусть отчим, не придет помянуть сына, то есть пасынка!), но Пластова и впрямь не было видно. Во главе стола сидела одна только темноволосая, коротко стриженная женщина. Она была широкоплечая, довольно полная, одетая в мешковатый черный свитер. Тяжелое, отекшее лицо с крупным носом и густыми бровями, сросшимися на переносице. Над маленьким, напряженно сжатым ртом темнели усики. Глаза опущены. Судя по усталому лицу, ей было совершенно все равно, что происходило вокруг: вся эта суета официанток, то вспыхивающие, то затихающие неловкие разговоры ребят, пока не решающихся взяться за еду, – и лишь изредка меж густых черных ресниц просверкивал напряженный взгляд, выдающий, что женщина внимательно следит за происходящим.
Чуть позади и сбоку от нее, на отдельном столике, был установлен большой фотографический портрет парня лет двадцати с невеселым, измученным лицом. Портрет был очень хорошего качества. «Даже слишком хорошего!» – подумала Валентина. Она как-то привыкла к парадным портретам покойников, приукрашивающим их прижизненный облик. Здесь же Сергей был таким изможденным, с такими глубокими, коричневыми тенями под глазами, с бескровными губами и запавшими щеками, словно его сняли уже после смерти, вот только голубые глаза с помощью какой-то фантастической фототехники были сделаны открытыми, печальными, как бы даже молящими.
Тут же Валентина вспомнила, что посмертно Сергея снять никак не могли, ибо от него остался только обгорелый скелет, и ей стало жутко и стыдно своих неуместных бредней. Ко всему прочему, вспомнился еще один виденный сегодня портрет покойника: пятнадцатилетней давности фото Алеши Хромова в его форме десантника с аксельбантами, с лихим черным чубом из-под берета… Настроение и вовсе стало беспросветным.
«Зачем я сюда пришла, дура? – с тоской подумала Валентина. – Не свалить ли потихоньку?»
И в эту самую минуту женщина, сидящая по главе стола, негромко сказала:
– Прошу всех налить.
На стол было выставлено десятка два больших бутылок водки «Гжелка». Возникло негромкое оживление, бутылки тотчас расхватали. Как известно, «Гжелка», да и все современные водочные посудины из числа дорогих, не без секрета. Водка просто так из горлышка не льется, а только хиленько капает: бутылку надо резко наклонить, потом выпрямить, ну а уж потом спиртное струится весьма щедро. Большинство собравшихся оказались знатоками процесса, но кое-кто замешкался. Рядом с Валентиной, к счастью, сидел Долохов, который взял дело в свои умелые руки.
Женщина в черном свитере сама налила себе водку – не в стопку, какие стояли перед гостями, а в граненый стакан – правда, до половины, – и встала.
Все зашумели, задвигали стульями, тоже поднимаясь. Между прочим, кое-кто из оголодавших студентов успел уже куснуть блин, или зачерпнуть ложкой борщ, или подцепить на вилку ломтик дорогой копченой колбасы (на стол были выставлены одновременно все блюда, закуска, горячее и кисель на третье), поэтому некоторые спешили прожевать и даже кашляли, давясь.