– Да и сама не знаю, – ответила Валентина. – И страшно то, что она творила, и жалко ее. Такая жуткая смерть… Алена считает, что ее могла застрелить какая-то из ее жертв, ну, из тех девушек, которые были ею ограблены, унижены…
– Я так теперь не считаю, – перебила ее Алена, махнув в сторону лежащего на кухонном столе пистолета. – Это «вальтер», я так понимаю? Калибр пять и шесть…
– Ого, – сказал Долохов.
– Да ну, ничего особенного, – усмехнулась она. – Просто у меня в одном романе женщина все следствие запутала как раз с помощью патронов от «вальтера», ну и я немного знаю это оружие. Так вот, с тех пор как я увидела этот пистолет, сразу поняла, кто мог так метко уложить «бедную Люду». У Ирины Пластовой часом не было разряда по стрельбе и по тяжелой атлетике?
– А при чем тут тяжелая атлетика? – удивилась Валентина.
– Только тяжелоатлет мог с такой небывалой легкостью тащить меня по коридору вагона и толкнуть, как ядро! – усмехнулась писательница.
– И тем, и другим занималась Ирина Петровна, тут вы правы, – кивнул Долохов. – Так вот про Люду Рукавишникову… Про нее отдельно можно было бы роман дамский писать. Жалостны-ый, спасу нет. И очень страшненький. Потому что это была бы история про явившуюся из глухой провинции девочку, которая откровенно шла по трупам, чтобы зацепиться за хорошие деньги, за жизнь в большом городе, за человека, которого она выбрала себе в мужья…
– Это Сережа, да? – спросила Валентина. – Сережа Пластов? – И тут же покачала головой: – Нет. Он не мог быть. Потому что когда она пришла ко мне, Сережа был мертв уже сорок дней. А у нее беременность – четырехнедельная. Значит, кто-то другой?
– Другой. Сам Олег Пластов, как я понимаю. Ирина следила за ними, знала, что они спят. У Олега часто бывали другие женщины – иногда клиентки «Прихоти». Но Люда входила в число ближайших, самых доверенных сотрудников. Так же, как некий Роман Карташов. Люда слишком много знала и о делах агентства. Она стала опасна. Девушка подозревала неладное, чуяла беду, но была уверена, что, забеременев от Олега, она себя защитила и добилась всего, о чем только мечтала в жизни. А вышло наоборот.
– Ох, она несла такую чушь у меня на приеме… о какой-то прописке… – задумчиво сказала Валентина. – Я, помню, еще пожалела ее будущую свекровь… А потом-то что вышло! Как странно, что и Олег, и Люда погибли фактически в один день!
– На самом деле ничего странного, – пожал плечами Долохов. – Я так понимаю, к этому времени Ирина окончательно подвела все итоги и решила свернуть как дела в агентстве, так и производство и распространение дарзина. Да-да. Они устроили маленькую лабораторию вдали от шума городского, в Ильине. Именно поэтому Олег и сел там в поезд, которым ехал в Москву. Я хотел перехватить его в дороге – поговорить с ним, открыть карты, сказать, что мне и моему… агентству уже слишком многое известно о «Прихоти», о дарзине, о некоем гараже в Сормове, о сотрудничестве с цыганами… ну, это долго рассказывать, – сказал он как бы в скобках, взмахом отметая все вопросы. – Я думал склонить Олега к сотрудничеству, пообещать ему некие послабления, если он откроет личность истинного владельца «Прихоти» и шефа всего производства дарзина. Понимаете, все, с кем мы говорили, кто имел отношение к этим двум отраслям, так сказать, деятельности, все в один голос описывали мне полного мужчину – бабоватого, это да, но отличающегося большой силой, очень властного и настолько авторитетного, что перед ними робели все. Мы предполагали, что Ирина Пластова замешана в этом деле, но что именно она крутит всю машину, что она и есть тот самый «толстяк», – такие мысли, Валентина, у меня начали возникать только после разговора с тобой на поминках Сергея.
– Вот! – торжествующе воскликнула Валентина. – Я всегда уверяла, что ты меня недооцениваешь. Но ты мне вот что скажи. Как и кем был убит Сергей?
– Он попал под зачистку. Ирина уже некоторое время, как я говорил, целенаправленно расправлялась со своими сотрудниками. А также с некоторыми клиентами…
– А с ними-то за что? – подала голос Алена, и наконец-то у Долохова появился предлог повернуться к ней:
– Клиенты нужны были Ирине не только ради денег. На них испытывали дарзин.
– Не может быть…
– Почему? Очень даже может. У меня в «Картотеке», если заметили, зафиксированы многие довольно странные смертельные случаи. Люди погибали во время исполнения своих самых заветных желаний. Например, одна женщина умерла в объятиях случайного партнера. Неумеренная доза дарзина спровоцировала гипертонический криз. Ну и так далее. В другом файле – вы его не смогли открыть – помещена беседа с парнем, который после участия в «мероприятиях» стал чувствовать себя все хуже и хуже. Он не знает, что стал жертвой дарзина.
Алена вздрогнула. Она ничего не сделала, только вдруг шевельнулась, но Долохов почему-то понял: не потому, что ей стало неудобно сидеть.
– Вы, когда в купе проснулись, чувствовали голово-кружение, тошноту? – спросил он.
– Да.
– Тогда не волнуйтесь. Это определенно был не дарзин. Он таких побочных реакций не дает. Скорее всего, наши сестрицы травили вас клофелином. Побоялись, что после вскрытия в организме Олега все же будет обнаружен дарзин, и это свяжет преступление с ними. Дарзин и так был уже засвечен достаточно сильно на рынке. Именно поэтому и погиб Сергей Пластов.
– А Макс… – встрепенулась Валентина. – Максим?!
Залесский резко повернулся к Долохову.
– Нет, не тревожьтесь, – успокаивающе поднял руку тот. – Макс начал с кокаина. К счастью, вовремя остановился. Но его репутация в определенных кругах уже была известна, поэтому, когда он пришел к Сергею и сказал, что хочет торгануть порошочком, его встретили как своего человека. Максим нашел для меня очень серьезные концы по распространению дарзина. Не буду вдаваться в подробности, однако тот конверт, который он для меня вчера принес…
Долохов снова повернулся к Алене:
– Ну конверт-то вы мне вернете?!
Она только плечами пожала:
– Зачем мне ваш конверт?
– На том спасибо! – буркнул он. – Короче говоря, у Сергея Пластова была своя собственная сеть торговли этим наркотиком. Предполагаю, именно Олег его приохотил к нему. Он ненавидел пасынка. Он вообще ненавидел всю эту семейку. Однако с большим удовольствием делал с их помощью деньги.
– Погодите, погодите… – пробормотала Алена. – Вы говорили, Сергей попал под зачистку. Под чью? Неужели его убил Олег?!
– Олег? Нет, что вы. Олег был человеком слабым… Его убила тетка. Вернее, приемная мать.
Валентина обратила на Долохова глаза, ставшие большими и изумленными, и он понял, что она вспомнила: вот Ирина Пластова тяжело поднимается со стула во главе поминального стола и угрюмо говорит: «Сегодня сорок дней, как не стало моего дорогого мальчика. Спасибо вам всем, что пришли помянуть. Он был чудесным сыном, дороже его у меня никого в жизни не было…»
– Все, что она говорила тогда, ложь от первого до последнего слова, – кивнул он Валентине. – Ирина ненавидела Сергея всегда – как напоминание об отвергнувшем ее Георгии. Она была клинически, патологически мстительна! А с тех пор, как Сергей стал воистину пропащим существом, законченным наркоманом, он представлял явную опасность для всего дела и для самого существования бизнеса Ирины Пластовой. Поэтому и попал под зачистку.
– Стоп, стоп! – хлопнула ладонью по дивану Алена. – Но в газете написано, что Сергей был гениальным компьютерщиком. Я сама слышала, что он был классный хакер.
– Я тоже слышал, – кивнул Долохов. – Ну что же, таково свойство дарзина. Именно этому препарату, как я подозреваю, Сергей обязан своими великолепными способностями. Но он уже подсел на наркотик крепко, порой становился неуправляемым. Ирина принуждала его сидеть дома безвылазно – и все же боялась, что он выйдет из повиновения. Поэтому Сергей был обречен. Она все устроила очень квалифицированно. В тот день послала к пасынку двух своих бывших сотрудников, от которых пришло время – по ее подсчетам! – избавиться. Когда они явились – произошел взрыв. По отзывам специалистов, сработала радиоуправляемая мина. О результатах вы читали… В газете только не было информации, что установлена личность одного из двух погибших, кроме Сергея. Его имя Антон Симагин. У парня во рту были золотые зубы… Насчет третьего мы можем лишь предполагать, но думаю, наши домыслы верны: это Роман Карташов. Ирина просто логически должна была избавиться от него! Он был замкнут на цыган-торговцев и мог озаботиться убийством Бусы – главного распространителя наркотика в этой среде. Роман знал почти все о производстве дарзина и о перевалочной базе в Сормове, он приводил в «Прихоть» клиентов… Антон тоже страдал избытком знаний. Поэтому Ирина их приговорила заодно с Сергеем. Так сказать, одним махом семерых побивахом! Практически не сомневаюсь в участии Ирины в этом мероприятии. Один из жильцов дома довольно подробно описал некоего «толстого мужика», который вовремя отключил газ, иначе разнесло бы весь дом… Ирина не чужда осторожности. Практически то, что она исполняла сама, было всегда обустроено с высшей степенью тщательности. Но стоило довериться кому-то еще… и прежде всего Ларисе…
– Вот именно, – угрюмо сказала Алена. – Мы совершенно забыли о ее сестре. Почему она никак не возмущалась убийством сына?!
– А почему, вы думаете, Ирине удалось склонить ее к участию в убийстве Пластова? – вопросом на вопрос ответил Долохов. – Не стану утверждать, не поговорив с Ларисой, но я почти убежден: Ирина уверила сестру, что с Сергеем расправился именно Олег. А эту женщину было очень просто убедить в чем угодно. Она слепо верила сестре, которая держала ее на дозе, внушая, что сможет вылечить даже ее раковую опухоль, как только удастся разделаться с Олегом и добыть деньги. Лариса была беззаветно предана Ирине, которая забрала ее из клиники. Конечно, она должна стала бы следующей жертвой… Не зря же Ирина ее прихватила с собой, когда подслушала наш с Валентином разговор на вокзале. Она опередила нас на какие-то двадцать минут, но очень эффективно опередила! Может быть, Ларисе предстояло полечь тут вместе с вами…
Он спохватился и едва не шлепнул себя по губам, когда на него обратились три пары возмущенных глаз.
– Ладно, – сказал, пряча смущение. – Что-то я заболтался. Да и все уже понятно, кажется?
– Ну, более или менее, – сказала Алена, потому что Долохов посмотрел в эту минуту именно на нее. – А если… если какие-то вопросы потом возникнут, можно будет еще к вам обратиться? Потому что, конечно, вы в этом деле разобрались совершенно гениально, я даже представить себе не могла, что можно так все разложить по полочкам!
Она смотрела чуть исподлобья, словно силилась скрыть восхищение, которое так и сияло в ее чудесных глазах. Руки ее лежали на коленях – такие красивые, слабые руки…
Долохов на миг перестал дышать. Смотрел и смотрел на нее, по-мальчишески прикусив губу, не замечая мгновенной переглядки Залесских, не замечая, как оклемавшаяся баба Паша с понимающим видом посматривает из своей боковушки…
– Конечно, – зачастил Долохов. – Само собой. Когда угодно. Сколько угодно. Всегда пожалуйста. Всегда готов. В любую минуту. Нет проблем…
– Ой, ребята, – перебила его баба Паша. – А ведь я вас так без еды и оставила, а? Назвала гостей, называется! Давайте-ка спроворю жареху быстренько, а то когда еще ваши менты приедут!
– Жареху?! – воскликнули все хором. – Ой, давайте!
Баба Паша заспешила на кухню. Валентина отправилась ей помогать. Муж потянулся за ней.
Долохов, не зная куда деваться, включил приемник, нашел любимое «Радио 7 на семи холмах». Потом обернулся и увидел, что Алена стоит на коленях перед диваном и уныло разглядывает ноутбук.
Подошел, опустился рядом.
– Да, – сказал сочувственно. – Для человека вашей профессии это, конечно, потеря невероятная. Вы не обидитесь, если я… У меня есть ноутбук, который стоит без применения. Совершенно! Можно я вам его подарю? Поскольку я отчасти виновен в случившемся…
– Это каким же боком? – хмыкнула она.
– Ну… вы же потащили ноутбук с собой потому, что там были мои файлы, верно? Вы боялись какого-то демарша с моей стороны, вот и старались максимально обезопасить себя. Значит, я косвенно виноват в том, что…
– Слушайте, – вдруг резко сказала Алена. – Ну почему вы такой? А?
– Какой? – глупо спросил Долохов.
– Ну такой?! – повторила она почти сердито. – Вы мне жизнь спасли, вы меня готовы защищать перед милицией, вы даже насчет алиби согласились врать… А я устроила вам черт знает что, украла ваши файлы, и они пропали, а вы мне ноутбук дарите, вы меня не проклинаете, вы…
Долохову захотелось обнять ее. Ну что в ней было такое? Почему она напоминала ему какую-то взъерошенную девчонку? Почему так хотелось ее утешать?
Может, она и правда слабая, только очень уж старательно это скрывает?
Что бы такое наврать, чтобы ее успокоить?
– Знаете что, – сказал он рассудительно. – Конечно, жаль, что файлы пропали. Но это беда поправимая. Часть материалов есть на видео, остальное на магнитофонной пленке, часть я поищу в газетах. Исчезновение файлов мою работу не остановит, а только замедлит ее. Но несущественно. Вот и все. То есть у вас совершенно нет причины огорчаться.
Все было не так просто! Он врал как сивый мерин… Врал очень старательно, но, наверное, неубедительно, потому что Алена, вместо того чтобы радоваться, становилась с каждой минутой все грустнее.
– Значит, вам эти файлы вовсе не нужны? – спросила тонким голосом, какой появляется у девчонок, когда они с трудом сдерживают слезы. – И если бы они вдруг у вас оказались, вы бы без них спокойно обошлись, да?
– Как они у меня окажутся? – удивился Долохов. – Из какого гиперпространства выпадут?
– Сами они ниоткуда не выпадут, – серьезно сказала писательница. – Но вот если бы мы с вами завтра съездили в Зеленый город, прямо к открытию отделения связи… Понимаете, я ваши файлы еще на дискеты скопировала. На всякий случай. Для пущей сохранности. И отправила в Зеленый город, в почтовое отделение. До востребования. Так что…
Ну, тут он не мог отказать себе в удовольствии, конечно! Обнял ее. И они так и стояли на коленях, обнимаясь и тихонько смеясь, а по «Радио 7 на семи холмах» пел Марк Алмонд.
– Ты знаешь, что это за песня? – спросил Долохов тихо-тихо.
Алена покивала, с каждым разом все сильнее утыкаясь в его плечо:
– Моя самая любимая. Марк Алмонд, «A lover spend». «Отвергнутый любовник».
Долохов даже вздрогнул.
– Отвергнутый?! – пробормотал почти с ужасом. – Ты уверена?
Алена подумала-подумала – и сказала:
– Нет.
* * *Уже потом, когда мы вдруг ни с того ни с сего начали целоваться, я наконец-то вспомнила про конверт… ну, тот самый, с синей тряпкой. Конверт остался в кармане куртки. А куртку я сдала в химчистку. Заодно с ней почистят и синюю тряпку. Вряд ли это обрадует Долохова, а? Может быть, он даже рассердится на меня?
Но, с другой стороны, похоже, что у меня будет время его успокоить. Ведь подружка-гадалка напророчила мне с этим королем долгие и стабильные отношения!
Примечания
1
Имеется в виду латинское выражение, приписываемое средневековому философу Фоме Кемпийскому: Sit transit gloria mundi – Так проходит земная (а не мирская, как думает Алена!) слава.
2
Гайтан – шнурок, на котором носят нательный крест.