— Вы хотите начать без меня? — спросила патологоанатом и вопросительно выгнула бровь.
По мнению сослуживцев, у Мэгги Стоун в голове явно не хватало одной извилины. Она вечно всех в чем-то подозревала, в хорошую погоду гоняла на «Харлее» и всегда имела при себе пистолет. Впрочем, что касалось работы, то здесь ей не было равных.
Те, кто знал Мэгги в былые годы, утверждали, что когда-то ее волосы были мышино-русого цвета. Память Сэма хранила немало такого рода подробностей; наверное, именно поэтому от него ушли две жены. Он не мог не обратить внимания на Стоун. Хотя ей и было далеко за сорок, недавно она сменила огненно-рыжий цвет волос на платиновый. Сами волосы подстрижены коротко, почти по-мальчишески, и торчали во все стороны, отчего казалось, что она, чем-то напуганная, выскочила из постели. Глаза ее были прозрачно-зелеными, как у русалки.
Мэгги переключила внимание на обожженное тело, которое, скрючившись, как богомол, лежало на столе из нержавейки, и ею овладело спокойствие.
— Эй, Ларс, может, мы попробуем ее чуть-чуть выпрямить?
Подойдя к краю стола, она крепко схватила труп за плечи, а ее ассистент, верзила-швед, взялся за щиколотки. Вместе они потянули обезглавленное тело каждый на себя. Вскоре раздался хруст — примерно такой же бывает, когда ломают цыплячье крылышко.
Лиска, прикрыв рукой рот, отвернулась. Ковач даже не пошелохнулся. По другую сторону стола с каменным лицом застыл Куинн. Взгляд был прикован к телу, как будто он ожидал, что вот-вот ему раскроются все секреты. Хэмилл, один из двух представителей криминологической лаборатории в составе следственной группы, предпочел отвести глаза к потолку. Это был невысокого роста, жилистый мужчина с телом бегуна. Жаль только, что волосы начали предательски рано редеть, отчего его и без того внушительный лоб казался вдвое больше обычного.
Мэгги Стоун отошла от стола и взяла карточку.
— Доктор Мэгги Стоун, — негромко произнесла она для аудиозаписи, хотя со стороны могло показаться, будто она обращается к трупу. — Дело номер 11-7820. Неизвестная женщина. Белая. Голова отделена от тела и на данный момент не найдена. Тело в длину пятьдесят пять дюймов, вес — сто двадцать два фунта.
Длина тела и вес были измерены заранее. Кроме того, сделаны подробные фото, проведено рентгенологическое исследование останков. Мэгги также тщательно прошлась по телу лазером, в надежде обнаружить не видимые невооруженным глазом улики. И вот теперь дюйм за дюймом изучала тело, в мельчайших подробностях описывая каждую отметину, каждую рану.
Сгоревшая одежда осталась на теле. Под действием высокой температуры волокна расплавились и намертво приклеились к коже — своего рода предупреждение об опасности, которую таят синтетические ткани.
Стоун особенно подчеркнула «тяжкие телесные повреждения в области шеи», нанесенные, по ее мнению, каким-то зазубренным инструментом.
— Уже после наступления смерти?
Стоун посмотрела на зияющую рану, как будто пыталась сквозь нее заглянуть мертвой девушке в сердце.
— Да, — наконец процедила она.
Чуть ниже на горле были хорошо различимы следы удавки — но не один разбухший рубец, а несколько — явное свидетельство того, что веревку несколько раз то затягивали, то ослабляли, пока издевались над жертвой. Скорее всего, это и стало причиной смерти — асфиксия вследствие сдавливания горла веревкой. Впрочем, доказать это почти невозможно, поскольку голова отсутствует. Самым убедительным доказательством факта удушения является раздробленная гиоидная кость в основании языка в верхней части трахеи, то есть выше той линии, по которой была отрезана голова. Нельзя проверить и глаза на предмет внутреннего кровоизлияния — а ведь это еще один верный признак удушения.
— Он и с другими поступал так же? — поинтересовался Куинн, имея в виду множественные следы веревки на горле жертвы.
Мэгги кивнула.
— А другие тела, степень повреждения огнем у них примерно такая же?
— Да.
— И другие тоже были одеты?
— Да, но уже после того, как он их убил. По крайней мере, мы так считаем. Потому что на теле имелись ранения, а вот соответствующих повреждений одежды не имелось.
— Причем это была не их собственная одежда, — подал голос Ковач, — а та, которую он сам для них выбрал. Это всегда синтетика. Потому что она плавится на теле и скрывает любые следы.
«Пытливому уму это говорит гораздо больше», — подумал Куинн, чувствуя, как его охватывает нетерпение. Хотя профили убийц иногда бывают полезны, рядовой коп, который все эти годы сидел в нем, нашептывал, что следователи порой склонны приписывать убийцам несвойственную им хитрость и прозорливость. Иногда преступник делает что-то просто так, потому что ему это нравится. Из любопытства, или из вредности, или потому, что знает, как завести расследование в тупик.
— Отпечатки пальцев, их можно получить?
— Нет, — ответила Стоун, рассматривая левую руку мертвой девушки: верхний слой кожи имел грязный желтоватый оттенок и отслаивался. Ниже все было красным. Там, где кожа сгорела полностью, проглядывали белые костяшки кисти. — По крайней мере, не такие, какие нужны. Предполагаю, что убийца положил тело со скрещенными руками на груди или на животе. Огонь моментально расплавил блузку, и эта липкая масса приклеилась на кончики пальцев еще до того, как сухожилия начали сокращаться и в результате оттянули руки от тела.
— А есть ли возможность удалить с кончиков пальцев остатки расплавленной ткани? — поинтересовался Куинн. — Кстати, отпечатки — правда, зеркальные — могли сохраниться и на самой ткани.
— Здесь у нас нет такой возможности, — ответила Стоун. — Может, это попробуют сделать специалисты из вашингтонской лаборатории? Мы могли бы отделить руки и отправить их на экспертизу.
— Я попрошу Уолша сделать звонок.
Кстати, кашляет он, как туберкулезник. Уолш попросил, чтобы ему разрешили отсутствовать на вскрытии. Действительно, следственной группе в полном составе здесь делать нечего. Потому что утром пройдет совещание, где им сообщат все подробности, покажут фото…
А пока Стоун методично двигалась дальше вдоль тела. Ноги жертвы голые, кожа обгорелая, в пузырях. Рисунок ожогов нерегулярный. Сильнее всего пострадали те участки кожи, на которые попало горючее вещество.
— На правой и левой лодыжке остались следы веревки, — сообщила Стоун и затянутой в резиновую перчатку рукой едва ли не с нежностью погладила голеностопный сустав обгорелого трупа. Допустимый максимум сочувствия и сострадания к жертве.
Ковач пристально посмотрел на красные рубцы, стараясь не думать о том, что последние часы жизни несчастная женщина провела привязанной к кровати в комнате ужасов неизвестного маньяка, из последних сил пытаясь освободиться от врезавшихся в тело пут.
— Образцы волокон уже отправлены в криминалистическую лабораторию, — сообщила Стоун. — Похоже, что они совпадают с предыдущими — белая полипропиленовая крученая веревка, — уточнила она для Куинна и Хэмилла. — Чертовски крепкая. Ее можно купить в любом хозяйственном магазине. Их почему-то покупают в таком количестве, что хватило бы, чтобы обвязать Луну. Так что установить, где она куплена, невозможно.
— Глубокие повреждения кожи в виде двойной буквы Х в нижней части стоп, — продолжила отчет Мэгги. Она измерила и зарегистрировала каждый порез, затем продемонстрировала следы зажженной сигареты на кончиках пальцев.
— Интересно, что это? Истязание или же он обезобразил жертву лишь для того, чтобы невозможно было установить ее личность? — задал вопрос Хэмилл.
— И то и другое, — ответила Лиска.
— Похоже, что многое из этого он сделал, еще когда она была жива, — уточнила Стоун.
— Выродок, — буркнул Ковач.
— Даже если бы она вырвалась, убежать далеко все равно не смогла бы, — заметил спецагент. — В Канаде был один случай несколько лет назад, когда жертве нарочно перерезали ахиллесово сухожилие… Скажите, а предыдущие жертвы имели такие же повреждения?
— Каждую зверски истязали, но самыми разными способами, — ответила Стоун. — Если хотите, я могу приготовить для вас копии заключений.
— Спасибо, их для меня уже делают.
Снять одежду с тела было невозможно, только вместе с кожей. Мэгги и ее ассистент начали осторожно удалять расплавленные волокна пинцетом. При этом Стоун то и дело негромко ругалась.
Ковач застыл в напряженном ожидании. Патологоанатом и ее напарник уже удалили остатки блузки и слой кожи с левой стороны грудной клетки.
— Ага, а вот и они.
— Что? — спросил Куинн и подошел к Мэгги.
Ковач тоже переместился ближе, чтобы лучше рассмотреть следы рук убийцы.
— Эту подробность нам удалось удержать в секрете от прессы. Видите, он наносил ей колотые раны?
— Эту подробность нам удалось удержать в секрете от прессы. Видите, он наносил ей колотые раны?
Примерно в районе сердца грудь девушки «украшало» небольшое кровавое созвездие из восьми отметин, размером примерно в полдюйма каждое.
— У тех двоих были такие же, — сказал Ковач, глядя на Джона. — Обе были сначала задушены, а потом он колол их ножом.
— Рисунок ран совпадает?
— Да. В виде звезды. Видите? — он протянул руку на высоте дюймов трех над трупом и указательным пальцем начертил в воздухе орнамент. — Более длинные лучи образуют букву — большую Х. Вторую, поменьше, образуют короткие. Так что это он, наш старый знакомый.
— Есть и другие совпадения, — согласилась Стоун. — Посмотрите, соски и ареолы срезаны.
— На мертвой?
— На живой.
Стоун посмотрела на ассистента.
— Ларс, давай мы ее перевернем. Надо взглянуть, что там у нее на спине.
Тело, перед тем как маньяк поджег его, лежало спиной на земле. Таким образом, повреждения ограничивались лишь передней стороной. Мэгги удалила неповрежденные остатки одежды и положила их в пластиковый мешок для отправки в лабораторию. Кусок красной трикотажной юбки, клочок лиловой блузки. Нижнего белья не было.
— Ага, — пробормотала она и посмотрела на Ковача. — На правой ягодице отсутствует кусок.
— Он это делал и с остальными? — уточнил Куинн.
— Да. У первой жертвы он вырезал кусок правой груди, у второй — кусок правой ягодицы.
— Хотел уничтожить следы зубов? — предположил Хэмилл.
— Возможно, — отозвался Куинн. — Такого рода убийцы нередко кусают свои жертвы. Есть на тканях следы синяков? Ведь маньяк не просто легонько покусывает, он впивается зубами.
Стоун взяла в руки линейку, чтобы измерить раны.
— Даже если синяки и были, он вырезал их вместе со следами зубов. Отсутствует внушительный кусок мышечной ткани.
— Боже праведный, — проговорил Ковач, глядя на блестящий красный прямоугольник на теле жертвы. Кусок был вырезан небольшим острым ножом с поразительной точностью. — Кем он себя вообразил? Ганнибалом Лектером?[4]
Куинн посмотрел на него с той стороны стола, где полагалось быть голове.
— У каждого времени свои герои.
Дело номер 11-7629, неизвестная белая женщина. Органических причин для смерти не было. Она здорова во всех отношениях. Упитанная, она, как и многие, носила с десяток лишних фунтов. Что именно она положила в желудок в последний раз — этого доктор Стоун определить не смогла. Если это Джиллиан, то ужин, который она ела в доме отца, уже успел перевариться. Тело не несло никаких следов болезни или естественных дефектов. Возраст — где-то в промежутке от двадцати до двадцати пяти. Молодая, пышущая здоровьем, впереди у нее вся жизнь. До тех пор, пока она не перешла дорогу убийце.
Кстати, такой тип преступников редко выбирает в качестве жертв тех, кому и без того жить остается недолго.
Куинн задумался, стоя на мокром асфальте перед входом в морг. Промозглый вечерний холод проникал под одежду, забирался внутрь. А над городом, подобно тонкому савану, повис серый туман.
Господи, как же много жертв! Причем, как правило, молодые женщины — хорошенькие и не очень, простушки и кокетки, те, чья жизнь полная чаша, и те, у кого не осталось даже капли надежды выбраться из скудного бытия. И все как одна сломаны и изуродованы, словно куклы, а потом выброшены за ненадобностью, как будто их жизнь не стоила даже ломаного гроша.
— Надеюсь, вы не слишком привязаны к этому костюму, — сказал Ковач, подходя к нему, и вытащил из пачки сигарету «Салем» с ментолом.
Куинн посмотрел на себя. Он отдавал себе отчет в том, что запахом смерти пропитана теперь каждая ниточка его одежды.
— Профессиональный риск. Не было времени переодеться.
— Вот и у меня то же самое. Мои жены сходили с ума.
— Жены… их у вас несколько?
— Две, но не сразу, а одна за другой. Сами знаете, как бывает — работа и все такое. Моя вторая супруга называла мою одежду — любую, в которой я выезжал на место убийства или на вскрытие, — трупной. Потом заставляла меня переодеваться в гараже. Не знаю, что она после с ней делала — может, сжигала, или выкидывала на помойку, или что еще. Но одно знаю точно — она никогда не давала надеть ее во второй раз. Впрочем, нет. У нее имелась специальная коробка, она набивала ее и несла в магазин подержанных вещей. Потому что, по ее словам, это были еще вполне приличные вещи. — Ковач задумчиво покачал головой. — Выходит, что малоимущие граждане нашего города расхаживали в одежде, источающей запах смерти. А все из-за моей жены. Кстати, а вы женаты?
Куинн покачал головой.
— В разводе?
— Да, но это была давно.
Так давно, что поспешная попытка создать семью превратилась в нечто похожее на полузабытый сон. Вспоминать его было сродни тому, как если бы поддать ногой горстку пепла и разворошить внутри себя старую боль, досаду и сожаление, которые за долгие годы успели остыть. Причем душевные раны болели острее, стоило ему подумать о Кейт.
— Да тут все сплошь и рядом разведенные. Работа такая.
С этими словами Ковач предложил Куинну сигарету, но тот оказался.
— Черт, даже во рту все провоняло, — пожаловался он, глубоко затягиваясь никотином и смолами, после чего неторопливо выдохнул дым, и тот, колечками скатившись с его языка, растворился в холодном тумане. — Как вы думаете, это Джиллиан Бондюран?
— Может, она, а может, и нет. Этот сукин сын сделал все, чтобы лишить нас отпечатков пальцев.
— Тогда зачем он оставил рядом с трупом ее водительские права? А что, если он поймал эту Бондюран, а потом, сообразив, кто она такая, решил придержать, в надежде получить выкуп? — размышлял вслух Ковач. — А затем он поймал еще одну женщину, прикончил ее и оставил рядом с телом права Бондюран. Как бы намек папаше, что будет с его дочкой, если тот не раскошелится… — Ковач задумчиво прищурился, как будто прокручивая в голове эту теорию. — Нет, конечно, никакого требования выкупа не было, и начиная с пятницы Джиллиан Бондюран числится пропавшей без вести. И все-таки что вы скажете?
— В моей практике такого еще не встречалось, — признался Джон. — Как правило, при такого рода убийствах преступник дает волю извращенной фантазии. Деньги же не играют никакой роли — чаще всего.
Куинн повернулся к собеседнику. Если ему и нужен союзник, то из всей следственной группы кандидат номер один на эту роль — Сэм. Он тот, кто мог бы повести следствие за собой. Хорошо знал предшествующие случаи, знал город, знал местный преступный мир, обитавший где-то на самом дне, и потому как партнер был бесценной находкой. Одна беда: Джон сомневался, что у него оставались необходимые силы и энергия, чтобы изображать своего парня в доску. И потому предпочел сказать очевидное:
— Особенность составления профиля преступника заключается в том, что этот инструмент основывается на фактах предыдущих случаев. И потому не безупречен. Каждый новый случай может содержать нечто такое, с чем мы никогда не сталкивались раньше.
— Но я наслышан о ваших подвигах, — отозвался Ковач. — Например, как вы вычислили убийцу детей в Колорадо. Даже предсказали, что он будет заикой.
Куинн лишь пожал плечами.
— Иногда все фрагменты загадки быстро встают на место. Кстати, сколько времени уйдет на то, чтобы сличить данные медицинской карточки Бондюран с имеющимися останками?
Ковач закатил глаза.
— Боюсь, мне придется поменять фамилию на Мерфи. Закон Мерфи: ничто не дается легко. Оказывается, большая часть медицинских данных находится во Франции! — Он произнес это так, как будто Франция была неизвестной планетой из другой галактики. — Ее мать развелась с Питером Бондюраном одиннадцать лет назад и вышла замуж за владельца международной строительной фирмы. Они жили во Франции. Мать Джиллиан умерла. Отчим жив. В Штаты девушка приехала всего пару лет назад. Поступила учиться в Университет штата Миннесота.
— Думаю, что Бюро сможет получить данные через официального атташе в Париже.
— Я в курсе. Уолш уже приступил к поискам. А пока мы постараемся поговорить со всеми, кто был с ней знаком. Выясним, имелись ли у нее какие-то особые приметы — родинки, шрамы, татуировки. Попытаемся разжиться фотографиями. Никаких близких друзей или подруг пока найти не удалось. И никакого бойфренда. По крайней мере, о таковом ничего не известно. По-моему, это была тихая, серьезная девушка.
— А ее отец?
— Он убит горем, и с ним невозможно разговаривать, — ответил Ковач и скривил губы. — Убит наповал, как выразился его адвокат. Если бы я думал, что кто-то пристукнул моего ребенка, наверное, и со мной было бы то же самое. Но только я бы не давал житья полицейским, залез бы им в задние карманы и не отстал, пока они не взяли бы за задницу этого подонка. — Он вопросительно посмотрел на Куинна: — А вы?